-- Отчего ты не поздравляешь меня, Лёвка? спросила однажды Васюта, усаживаясь поудобнѣе на толстомъ сучкѣ абрикосоваго дерева.
Лёвка, сынъ отца Сергія, девятнадцатилѣтній юноша, осторожно придерживая корзину, на-половину уже наполненную золотистыми абрикосами, карабкался на небольшую лѣстницу, приставленную въ дереву. Добравшись до верхней ступени, онъ помѣстился на ней верхомъ, причемъ длинныя ноги его спустились почти до земли, поставилъ передъ собой корзину, и только тогда обратился къ Васютѣ.
-- Съ чѣмъ васъ проздравить прикажете, Василиса Премудрая? промолвилъ онъ сиповатымъ голосомъ,
-- Какой сегодня день?
-- Середа.
-- А какое число?
Лёвка поднялъ голову, покрытую густыми, коротко-остриженными бѣлокурыми волосами и глубокомысленно выпятилъ впередъ крупныя губы.
-- Въ воскресеніе было 27-е іюля... понедѣльникъ, вторникъ... 30-е іюля.
-- Ну?
-- Ну, ничего.
Васюта зацѣпила рукой длинную вѣтвь и сильно встряхнула ее. Съ десятокъ спѣлыхъ абрикосовъ посыпались на землю. Два, три изъ нихъ не миновали лба Лёвки.
-- Къ чему это? Зачѣмъ? бормоталъ сердито Лёвка, потирая рукой лобъ.
Васюта расхохоталась.
-- Все-то ты дурачишься, ворчалъ Лёвка.
-- А зачѣмъ ты забываешь?
-- Что забываешь?
Васюта выпрямилась на своемъ сучкѣ.
-- Сегодня, шестнадцать лѣтъ тому назадъ, начала она, отчеканивая каждое слово,-- въ пять часовъ утра, Васса Филипповна Голубина изволила появиться на свѣтъ Божій.
-- Великое событіе! Россія возликовала!
Еще нѣсколько абрикосовъ посыпались на землю, но на этотъ разъ Лёвка успѣлъ уклониться въ сторону.
-- Есть съ чѣмъ поздравлять, равнодушно продолжалъ онъ, подхватывая на-лету сыпавшіеся абрикосы и опуская ихъ въ корзину.
-- Вишь ты какой спѣлый, даже треснулъ, замѣтилъ онъ, кусая большой краснобокій абрикосъ.-- А сладкій какой! Погоди, не тряси! Дай съѣсть.
Васюта перестала трясти дерево.
-- Вотъ теперь, если-бы я захотѣла, я могла-бы выйти замужъ, безпечно заговорила она, по-дѣтски болтая ногами.
-- Очень нужно.
-- Конечно, нужно. Не теперь, а года черезъ три, четыре непремѣнно ввиду.
-- И глупо сдѣлаешь, философски произнесъ Лёвка, выплевывая косточку,
-- Ничуть не глупо. Всѣ выходятъ.
-- Значитъ, всѣ глупо дѣлаютъ.
-- Ну, ты опять за свое, промолвила съ досадой Васюта.-- Снова на себя напускаешь.
Лёвка презрительно шевельнулъ бровями и не возражалъ.
-- Мама правду сказала вчера, продолжала она, надувая губы.
Лёвка не полюбопытствовалъ узнать, что сказала мама, и Васюта, подождавъ немного, снова заговорила.
-- Она сказала отцу Сергію: "Вашъ Лёвка пріѣхалъ изъ Москвы чудакъ-чудакомъ. Хмурится, дуется, слова путнаго отъ него не добьешься... только хмыкаетъ да мычитъ".
-- Очень ей нужно вмѣшиваться не въ свое дѣло, процѣдилъ сквозь зубы Лёвка.-- Изъ-за нее батька весь вечеръ пялилъ меня. Знала-бы свою молочную да кухню.
-- И въ самомъ дѣлѣ, ты какой-то чудной сталъ! Прежде былъ такой добрый, простой. Няня говоритъ, что тебя испортили.
-- Все у тебя мама да няня на языкѣ, а своего ума, вѣрно, нѣтъ.
Васюта не на шутку разсердилась.
-- Грубый, противный мальчишка, произнесла она сквозь слезы.-- Уходи сейчасъ! Я одна соберу абрикосы.
Лёвка хладнокровно перекинулъ ногу черезъ ступеньку лѣстницы, чтобы спуститься на землю, но, взглянувъ на Васюту, снова принялъ прежнее положеніе. Она на половину отвернула отъ него голову; губы ея вздрагивали, а по загорѣлой щекѣ, изъ-подъ длинныхъ рѣсницъ, медленно катились слезы. Дѣвочка, не оборачиваясь, съ досадой смахнула ихъ рукой.
-- Зачѣмъ ты такой! заговорила она, задерживая всхлипыванья.-- Я такъ радовалась... Думала, вотъ Лёвка пріѣдетъ, мы будемъ опять все вмѣстѣ... и верхомъ кататься вмѣстѣ... и гулять вмѣстѣ... и на море ѣздить... И я для тебя цвѣты сушила, и камни собирала, какіе ты хотѣлъ... Отца Сергія все спрашивала -- скоро-ли пріѣдетъ Лёвка... Вотъ и пріѣхалъ! Ну и что-жъ... Только насмѣхаешься, да ругаешься...
Непослушныя слезки, какъ горошенки, покатились изъ глазъ. Васюта не смахивала ихъ больше. Обвивъ руками толстый сучокъ и прижавъ къ нему лобъ, она заплакала. Лёвка повернулся на перекладинѣ и чуть-было не потерялъ равновѣсія; онъ перебралъ нѣсколько абрикосовъ, хотѣлъ-было одинъ съѣсть, поднесъ его во рту, но, подумавъ, положилъ назадъ.
-- Чего плакать! Не о чемъ плакать, смущенно проговорилъ онъ.
Васюта не унималась. Она крѣпче прижалась къ узловатому сучку, не обращая вниканія, что онъ впивался въ ея нѣжную кожу. Маленькія ноги въ толстыхъ кожаныхъ сапожкахъ нервно шевелились, а худенькія, несложившіяся еще плечи вздрагивали отъ судорожныхъ дѣтскихъ рыданій.
Левка почесалъ за ухомъ. Корзина съ абрикосами стѣсняла его. Онъ обхватилъ ее лѣвой рукой, подвинулся осторожно впередъ, а правой дернулъ Васюту за юбку. Васюта сдѣлала слабое движеніе ногой, чтобы оттолкнуть его.
-- Не плачь. Перестань! Какая ты, право, говорилъ Лёвка, продолжая дергать ее за юбку.-- И что это тебѣ вздумалось. Я такой-же, какъ прежде.
-- Да, такой-же! повторила Васюта, всхлипывая.
-- Не могу-же я бѣситься, какъ прежде. Вы тутъ живете какъ устрицы. Спите да ѣдите; вамъ и дѣла нѣтъ ни до чего на свѣтѣ, а для иныхъ блаженство устрицъ не завидно.
Васюта подняла голову, отбросила за уши вспутавшіеся черные волосы и съ негодованіемъ обернулась въ Левкѣ.
-- Живемъ какъ устрицы! Это еще что такое?!
-- Ну да, какъ устрицы. Извѣстно, какъ живутъ устрицы. А вотъ, если другого смущаютъ вопросы, сомнѣнья, и онъ не увлекается соленьями да вареньями, ему прохода не даютъ: и проповѣди ему читаютъ, и нытьемъ угощаютъ.
Васюта отерла послѣднія слезинки и, отвернувшись, перебирала рукой листья.
-- Вотъ умница! одобрительно сказалъ Лёвка.-- Стоитъ-ли, въ самомъ дѣлѣ, изъ-за пустяковъ плакать. Примемся-ка лучше снова за работу.
-- Будетъ уже, возразила она вяло.
-- Какъ-такъ! Наполнимъ по-крайней-мѣрѣ эту корзину. Людмила Павловна похвалитъ насъ.
Васюта отрицательно покачала головой.
-- Аль взаправду разгнѣваться изволили? Эхъ, Васюта!
Васюта, не глядя на него, ловко какъ котенокъ, спустилась на нижній сукъ и оттуда спрыгнула на землю. Левка, стѣсняемый корзиной и длинными ногами, неловко слѣзалъ съ лѣстницы.
-- Придержи немного корзину, замѣтилъ онъ, вставъ, наконецъ, на нижнюю ступеньку. Не получивъ отвѣта, онъ оглянулся. Васюта исчезла.
"Разобидѣлась! подумалъ Лёвка.-- Какая она стала недотрога!"