Жаркій іюльскій день заканчивался тихимъ, яснымъ вечеромъ. Послѣдніе лучи заходящаго солнца разметались пурпурными снопами по безоблачному небу, заливая его на далекомъ пространствѣ алымъ заревомъ; степь -- широкая, волнистая, выжженная полдневнымъ зноемъ, горѣла какъ въ огнѣ. Въ густомъ, дымчато-золотистомъ облакѣ пыли возвращалось домой стадо. Покрикиванье чабановъ, блеянье овецъ и лай овчаровъ сливались съ гнусливымъ пѣніемъ муэцзина, призывавшаго съ минарета правовѣрныхъ къ вечерней молитвѣ.
Филиппъ Антоновичъ сидѣлъ, по обыкновенію, въ ожиданіи ужина, на крылечкѣ и съ одобрительной улыбкой слушалъ стоявшаго около него молодого человѣка въ сѣрой полотняной блузѣ. Молодой человѣкъ былъ пріѣхавшій изъ-за-границы художникъ, сосѣдъ Голубиныхъ по имѣнію, задумавшій вперине посѣтить ихъ. Ловка сидѣлъ тутъ-же, но въ разговоръ не вмѣшивался.
-- Да, надоѣло-таки таскаться на чужбинѣ, говорилъ молодой человѣкъ.-- Хочу пожить на родинѣ. Къ стыду своему долженъ признаться, я и не подозрѣвалъ, что эта часть Крыма такъ хороша! У меня осталось самое смутное воспоминаніе о здѣшнихъ мѣстахъ. Столько лѣтъ болтался за-границей, когда подъ рукой нетронутая почва!
-- Именно нетронутая, согласился Голубинъ.-- Все заимствуемъ у иностранцевъ, а отечественное забываемъ. Вотъ, въ примѣру, даже въ военномъ отношеніи... нельзя не отдать справедливости нашимъ полководцамъ: великій геній выказывали они. Конечно, не обходилось безъ ошибокъ, но даже ошибки проявляли изумительное дарованіе.
Онъ готовъ былъ развивать эту тему, но гость слушалъ разсѣянно, весь поглощенный красотой разстилавшейся передъ нимъ степи въ ея вечернемъ освѣщеніи, и Филиппъ Антоновичъ, рѣшивъ мысленно, что серьезныя матеріи не должны занимать художниковъ, замолчать. Звонкая пѣсня и стукъ колесъ заставили ихъ всѣхъ повернуться въ одну сторону.
-- Это наши дѣвочки возвращаются съ купанья, промолвить Филиппъ Антоновичъ.-- Ахъ, съумашедшія! Смотрите, какъ летятъ!
Въ крыльцу катила телѣга. Васюта на передкѣ правила. Подавшись немного впередъ, она высоко, по-ямщицки, держала возжи и, покрикивая, передергивала ими, тогда какъ сзади, перегнувшись черезъ ея плечо, молодая татарочка нахлестывала нагайкой бедра скачущей во весь духъ лохматой лошаденки. Лиза и Рая, меньшія дочки Голубиныхъ, взвизгивая отъ радости, прыгали въ телѣгѣ какъ козлята, а сопровождавшія ихъ горничныя заливались разудалой пѣсней. У всѣхъ на головахъ были накинуты -- у кого полотенце, у кого простыня, развѣвающіяся складки которыхъ окрашивались вечернимъ закатомъ въ золотисто-розовый цвѣтъ. Съ гиканьемъ, гамомъ и грохотомъ подкатила телѣга въ крыльцу.
-- Что папка, хорошо я правлю? вскрикнула Васюта, поворачивая къ отцу раскраснѣвшееся, смѣющееся лицо. Она кинула возжи подошедшему кучеру и вскочила на ноги. При сдѣланномъ ею движеніи, простыня соскользнула съ головы и мокрыя волосы тяжелыми прядями упали на плечи. Ея простой нарядъ, состоящій изъ темносиней юбки и татарской рубашки изъ желтовато-бѣлой шелковой турецкой матеріи съ широкими открытыми рукавами, перетянутой кавказскимъ поясомъ, выгодно обрисовывалъ ея тоненькую, гибкую, какъ тростникъ, фигурку. Три нитки коралловъ на смуглой шеѣ служили единственнымъ ея украшеніемъ.
Молодой художникъ заглядѣлся на эту фигурку, рельефно выдѣлившуюся среди живописной волнующейся маленькой группы. Горничныя спѣшили высадить дѣвочекъ, но тѣ растеряли свои ракушки и упрямились. Васюта продолжала стоять, вопросительно посматривая на отца и на гостя. Ея взглядъ при этомъ мелькомъ скользнулъ на Левку. Она сжала губы и тотчасъ-же отвела глаза. Лёвка сдѣлалъ неопредѣленную гримасу и, закинувъ лѣвую ногу на правую, продолжалъ съ лѣниво-равнодушнымъ видомъ попыхивать папиросу.
-- Позвольте, я вамъ помогу сойти, весело произнесъ художникъ, подходя въ телѣгѣ.
-- О, нѣтъ, я сама! И съ этими словами Васюта очутилась на землѣ.
-- Вотъ познакомьтесь, промолвилъ Филиппъ Антоновичъ, освобождаясь отъ меньшихъ своихъ, наперерывъ разсказывавшихъ ему о какой-то находкѣ.-- Васюта,-- Владиміръ Федоровичъ Булатовъ.
Васюта протянула руку.
-- Какимъ-же вы молодцомъ правите! замѣтилъ Булатовъ.
Васюта разрумянилась отъ удовольствія и съ торжествующимъ видомъ взглянула на отца; онъ, посмѣиваясь, погладилъ ее по головѣ.
-- Только пожалуйста, если тебѣ вздумается въ другой разъ летѣть сломя голову, то не бери съ собой дѣтей, проговорила Людмила Павловна, выходя изъ комнаты.
-- Что-жъ такое, мама! Вѣдь ничего не случилось.
-- Нѣтъ, ужъ сдѣлай милость, ихъ не вози съ собой. Я видѣла съ гумна, какъ вы летѣли, точно съ цѣпи сорвались.
Людмила Павловна присѣла на крылечко.
-- Устала, милочка? спросилъ Филиппъ Антоновичъ.
-- Нѣтъ, ничего. Поди сюда, я тебѣ волосы заплету, обратилась она къ Васютѣ.
Васюта сѣла у ногъ матери.
-- Давно вамъ слѣдовало пріѣхать въ имѣнье. Арендаторъ совсѣмъ-было раззорилъ его, говорила Голубина гостю, высушивая полотенцемъ густые, мягкіе волосы дочки.
-- Мнѣ писали, что онъ дѣйствительно распоряжался не совсѣмъ удачно. Впрочемъ, я самъ въ этомъ дѣлѣ ничего не понимаю... Зачѣмъ вы заплетаете! съ живостью заговорилъ Булатовъ, внимательно слѣдившій за уборкой волосъ Васюты.-- Оставьте ихъ распущенными. Такъ она еще больше похожа на Миньону.
-- На кого? переспросила Васюта, поднимая на него большіе черные глаза.
-- На Миньону. Развѣ вы не читали Гёте, Василиса Филипповна?
Васюта покраснѣла.
-- Нѣтъ, не читала. Меня не Василисой зовутъ, а Вассой, прибавила она вполголоса.
-- Васса!.. Въ первый разъ слышу это имя.
-- Мы назвали ее такъ въ честь моей матери, пояснилъ Филиппъ Антоновичъ.
-- На долго вы къ намъ пріѣхали! спросила Людмила Павловна, продолжая, несмотря на замѣчаніе гостя, заплетать въ двѣ косы волосы Васюты.
-- На все лѣто. Думаю до осени остаться.
-- Вы у васъ соскучитесь, замѣтила Васюта, искоса поглядывая на Лёвку.
-- Отчего вы такъ думаете! Я полагаю, напротивъ, илѣ даже будетъ очень весело.
-- Что за веселье! Говорятъ, мы тутъ живемъ какъ устрица.
-- Кто это говоритъ! съ неудовольствіемъ спросила Людмила Павловна, выпуская изъ рукъ заплетенныя ксы.
-- Да ужъ кто-бы тамъ ни былъ, а говорятъ, задорно сказала Васюта, сбѣгая съ лѣстницы.
-- Какъ устрицы! повторилъ Филиппъ Антоновичъ.-- Эхъ, Васюта, что значитъ языкъ безъ костей!
-- Не я говорю -- другіе... умные люди говорятъ, возразила Васюта, и при этомъ не утерпѣла, чтобы мелькомъ не взглянуть на Лёвку. Онъ продолжалъ неподвижно сидѣть на скамейкѣ, но брови его были сердито сдвинута.
-- Ага! Злится! подумала Васюта -- тѣмъ лучше!... Хотите я вамъ садъ покажу, предложила она Булатову. Тотъ охотно послѣдовалъ за ней.
-- А ты отчего съ ними не идешь! спросилъ Лёвку Филиппъ Антоновичъ.
-- Чего я такъ не видалъ! процѣдилъ сквозь зубы Лёвка.
Однако, немного погодя, онъ бросилъ недокуренную папиросу и, лѣниво переставляя ноги, побрелъ въ садъ... Людмила Павловна неодобрительно покачала вслѣдъ ему головой.