Оглашеніе документовъ: показанія д-ра Субботина, полк. Тыртова, д-ра Розанова, ген.-л. Надѣина и д-ра Рябинина; инструкція ген. Бѣлаго для дѣйствія крѣп. артиллеріи на сухопут. фронтѣ; журналы совѣта обороны 9-го августа и 28-го сентября 1904 года и рапортъ ген. Фока отъ 17-го августа 1904 года о производствѣ вылазокъ. Объясненія подсудимыхъ.
Засѣданіе открывается оглашеніемъ постановленія суда по ходатайству защиты о дополнительномъ разслѣдованіи вопроса о количествѣ сданныхъ японцамъ орудій и снарядовъ и объ отсрочкѣ окончанія судебнаго слѣдствія до полученія изъ Японіи, черезъ нашего военнаго агента, офиціальныхъ данныхъ. Считая вопросъ о снарядахъ достаточно разъясненнымъ и всякое дальнѣйшее разслѣдованіе его лишь затягивающимъ дѣло,-- верховный военно-уголовный судъ постановилъ въ ходатайствѣ защиты отказать. Вслѣдствіе такого постановленія, защита ген. Стесселя отказывается отъ допроса послѣднихъ четырехъ свидѣтелей.
Затѣмъ судъ приступаетъ къ оглашенію различныхъ документовъ и показаній свидѣтелей, не вызывавшихся въ судебное засѣданіе для личнаго допроса ихъ. Первымъ оглашается показаніе санитарнаго инспектора и крѣпостного врача, д. с. с. Субботина.
Д-ръ Субботинъ.
Показаніе это рисуетъ безотрадную картину въ осажденной крѣпости санитарной и медицинской части.
Во главѣ ея стояли три лица: крѣпостной врачъ -- д-ръ Субботинъ, корпусный врачъ 3-го сибирскаго корпуса -- д-ръ Рябининъ, назначенный Стесселемъ на непредусмотрѣнную положеніемъ о крѣпостяхъ должность завѣдующаго медицинскою частью укрѣпленнаго раіона, и главноуполномоченный Краснаго Креста въ Портъ-Артурѣ, оберъ-егермейстеръ Балашевъ. Между всѣми этими лицами было очень мало согласія, отъ чего часто страдали больные и раненые. Красный Крестъ, и самъ по себѣ, какъ располагавшій наибольшими средствами и хорошо оборудованный, и по личности своего представителя, занималъ, конечно, привилегированное положеніе, но не всегда оказывался на высотѣ положенія, отказывая военнымъ госпиталямъ то въ перевозочныхъ средствахъ, то -- въ перевязочныхъ, то -- въ продовольственной помощи. И чѣмъ дальше, и глубже шла рознь между старшими въ крѣпости начальниками, тѣмъ сильнѣе разгорались страсти у подчиненныхъ. Дошло до того, что г. Балашевъ позволилъ себѣ въ отношеніи свидѣтеля "поведеніе, не достойное сановника". Онъ, не стѣсняясь даже присутствіемъ другихъ лицъ, осыпалъ д-ра Субботина непристойными выраженіями и махалъ передъ его лицомъ кулаками. Такая несдержанность главнаго представителя Краснаго Креста въ Портъ-Артурѣ, по выраженію свидѣтеля, "ложилась чернымъ пятномъ" на дѣятельность почтеннаго учрежденія. Несчастіе -- капитуляція крѣпости -- не только не умѣрило эти страсти, но дало только новый поводъ къ ихъ проявленію. Вмѣсто уѣхавшаго съ ген. Стесселемъ, въ Россію, д-ра Рябинина, завѣдывающимъ медицинскою частью назначенъ былъ не д-ръ Субботинъ, имѣвшій на это права, какъ крѣпостной врачъ, а д-ръ Кржевецъ. Послѣдній пользовался особымъ расположеніемъ ген. Стесселя. Японцы, однако, не хотѣли признать этого назначенія и не допускали д-ра Кряшвца въ засѣданія госпитальной комиссіи. Д-ръ Кряшвецъ добивался осуществленія своихъ правъ, г. Балашевъ его въ этомъ поддерживалъ, и, такимъ образомъ, дѣятельность этой комиссіи осложнялась и тормозилась личными счетами русскихъ врачей, что, конечно, не могло не отразиться на положеніи нашихъ раненыхъ и больныхъ. Въ то же время эти распри, и притомъ въ такой моментъ, конечно, еще болѣе унижали честь русскаго имени въ глазахъ японцевъ.
По показанію д-ра Субботина, къ 20-му декабря въ Портъ-Артурскихъ госпиталяхъ находилось 8,336 человѣкъ, а въ околодкахъ 5,313, всего 13,649 человѣкъ больныхъ и раненыхъ; если прибавить къ этому числу 1,468 человѣкъ, присоединившихся къ больнымъ крѣпости до 29-го декабря (дня отправки плѣнныхъ въ Японію), то будетъ всего больныхъ и раненыхъ 15,117 человѣкъ; оставлено было въ Портъ-Артурѣ 1,468 больныхъ, возвращенныхъ японцами съ позицій и сборныхъ пунктовъ {По поводу показанія д-ра Субботина об.-егерм. Балашовъ напечаталъ въ No 363 газеты "Слово", отъ 25-го января с. г., обширное "письмо въ редакцію", которое мы приводимъ въ извлеченіи наиболѣе существенныхъ частей его.
"Обращаюсь къ посредству вашей уважаемой газеты съ просьбою не отказать мнѣ въ любезности напечатать нижеслѣдующее мое заявленіе въ виду того, что военный судъ не счелъ возможнымъ огласить его, послѣ того какъ судебное слѣдствіе объявлено имъ законченнымъ. Но при этомъ г. предсѣдатель означеннаго суда указалъ мнѣ на печать, какъ на единственный, по его мнѣнію, путь къ осуществленію моего права защиты отъ неправильнаго обвиненія, и мнѣ остается лишь послѣдовать его совѣту.
"Въ засѣданіи 15-го декабря, въ верховномъ уголовномъ судѣ по дѣлу о сдачѣ Портъ-Артура, было оглашено свидѣтельское показаніе бывшаго портъ-артурскаго крѣпостного врача, пекаря Субботина. Въ своемъ свидѣтельскомъ показаніи г. Субботинъ отзывается отрицательно о дѣятельности Краснаго Креста и его уполномоченнаго въ Артурѣ и, въ оправданіе своего взгляда, приводитъ два случая -- будто бы отказа послѣдняго въ присылкѣ перевязочныхъ и перевозочныхъ средствъ для раненыхъ и больныхъ, а затѣмъ онъ повѣствуетъ о томъ, какъ подвергся отъ меня оскорбленіямъ.
"На это я заявляю категорически, что всѣ означенныя обвиненія
г. Субботина невѣрны -- по крайней мѣрѣ, въ томъ смыслѣ и въ томъ освѣщеніи, которые онъ имъ придалъ. Во-первыхъ, ни я, и никто изъ спрошенныхъ мною по этому случаю, служившихъ въ Артурѣ въ Красномъ Крестѣ, не помнятъ указанныхъ случаевъ отказа и всѣ могутъ подтвердить, что во все время совмѣстнаго пребыванія нашего въ Портъ-Артурѣ г. Субботинъ намъ объ нихъ не говорилъ и жалобъ не предъявлялъ; между тѣмъ, мы видѣлись съ нимъ въ то время безпрестанно.
"Я, конечно, не позволю себѣ произвести оцѣнку дѣятельности Краснаго Креста въ Портъ-Артурѣ, но полагаю, что судить о ней довольно трудно такому мало компетентному лицу, какимъ представлялся намъ въ Артурѣ пекарь Субботинъ.
"Если бы г. Субботинъ былъ, дѣйствительно, въ курсѣ всего того, что дѣлалъ Красный Крестъ и его служащіе въ трудные дни обороны Портъ-Артура, то, вѣроятно, и онъ, подобно многимъ другимъ, не находилъ бы словъ для выраженія благодарности и похвалы нашему обществу. Во всякомъ случаѣ, смѣю думать, что никто изъ артурцевъ не присоединится къ отрицательному его отзыву о дѣятельности Краснаго Креста и не подтвердитъ его заявленія суду, будто бы "мои отношенія къ нуждамъ гарнизона во время осады легли чернымъ пятномъ на дѣятельность Краснаго Креста". Но г. Субботинъ, видимо, находился -- да находится и по сіе время -- подъ вліяніемъ оскорбленнаго самолюбія, выразившагося, между прочимъ, на судѣ въ описываемыхъ имъ дрязгахъ и ненормальныхъ отношеніяхъ къ поставленнымъ надъ нимъ лицамъ во время пребыванія въ Артурѣ высшаго медицинскаго начальства 3-го сибирскаго корпуса, командиромъ коего состоялъ, какъ извѣстно, генералъ Стессель.
"Но затѣмъ, когда крѣпость пала, роли рѣзко измѣнились, и г. Субботинъ попалъ тогда въ число представителей русской военно-медицинской администраціи въ "японскую больничную комиссію", гдѣ сумѣлъ какимъ-то способомъ снискать къ себѣ расположеніе побѣдителя. И тутъ -- не въ похвалу ему будь сказано -- онъ сталъ уже вымѣщать, на комъ попало, свою злобу и, въ свою очередь, оттирать назначеннаго генераломъ Стесселемъ исправляющимъ должность инспектора госпиталей доктора медицины Крживецъ и не допускать его въ означенную комиссію. Подобное дѣйствіе было уже само по себѣ неправильно, но оно стало вскорѣ прямо преступнымъ въ виду того, что лекарь Субботинъ, будучи мало свѣдущимъ въ хозяйственныхъ вопросахъ, окончательно пренебрегъ этою частью въ обсужденіи ея комиссіею. Слѣдствіемъ сего было то, что наши люди гибли отъ безобразнаго обхожденія съ ними въ японскихъ больничныхъ трущобахъ, куда ихъ перемѣщали изъ нашихъ госпиталей и больницъ, съ согласія, между прочимъ, и члена японской больничной комиссіи того же Субботина.
"Долгое время протесты и настоянія вышеупомянутаго инспектора госпиталей и меня самого, какъ представителя Краснаго Креста, не помогали, такъ какъ японцы, незнакомые съ нашими административными порядками, требовали, очень естественно, чтобы русскія медицинскія власти сговорились между собою раньше, чѣмъ входить съ ними въ обсужденіе вопросовъ, касающихся нашихъ больныхъ. Между тѣмъ, г. Субботинъ, съ одной стороны, препятствовалъ инспектору госпиталей въ исполненіи имъ своего дѣла, а съ другой -- самъ этого дѣла не дѣлалъ; страдали же отъ этого наши больные.
"И вотъ, на этой-то почвѣ возникло мое съ нимъ столкновеніе, о которомъ онъ упомянулъ въ своемъ показаніи передъ судомъ.
"Желая положить конецъ столь преступному и позорному для насъ положенію, я пригласилъ къ себѣ гг. Крживца и Субботина, при чемъ болѣе часа убѣждалъ послѣдняго согласиться на законное ходатайство перваго о допущеніи его въ "санитарную комиссію". Я просилъ его оставить въ сторонѣ неумѣстное самолюбіе и вспомнить о судьбѣ нашихъ несчастныхъ страдальцевъ; указывалъ на ужасную отвѣтственность, падающую на насъ вслѣдствіе нашихъ постыдныхъ несогласій жертвою коихъ становятся неповинные въ нихъ герои защиты. Но ничѣмъ не удалось его тронуть, и онъ остался непоколебимъ въ своемъ мелочномъ и черствомъ эгоизмѣ. Тогда я всталъ и, указавъ ему на дверь, объявилъ, что, въ виду его поведенія, порываю съ нимъ всякія отношенія и впредь съ нимъ незнакомъ. Вотъ и все, что произошло. Свидѣтелемъ этого случая былъ и. д. инспектора госпиталей, докторъ Крживецъ, котораго, какъ выше сказано, я пригласилъ къ себѣ одновременно съ бывшимъ крѣпостнымъ врачомъ Субботинымъ, въ надеждѣ уладить ихъ отношенія и сговориться о совмѣстныхъ дѣйствіяхъ, съ цѣлью упорядочить, наконецъ, вмѣшательство японцевъ въ содержаніе и печеніе нашихъ больныхъ.
"Съ тѣхъ поръ я съ г. Субботинымъ болѣе не говорилъ, тѣмъ болѣе что вскорѣ удалось убѣдить и самихъ японцевъ въ его неправотѣ и устроить, помимо его, все дѣло, согласно моему желанію. Но, однако, я счелъ нужнымъ -- для вящаго его назиданія и вразумленія относительно моего взгляда на его поступокъ -- написать ему тогда же письмо, въ которомъ высказалъ весьма опредѣленно, что на его совѣсти лежитъ не мало напрасныхъ страданій и смертей среди нашихъ несчастныхъ больныхъ и раненыхъ, и что онъ этимъ навлекъ на насъ лишній разъ по"зоръ въ глазахъ японцевъ, а самъ -- заслужилъ презрѣніе со стороны всѣхъ русскихъ. Черновикъ этого письма моего къ г. Субботину, вѣроятно, найдется у меня, если, паче чаянія, оно вышло у него изъ памяти. Впрочемъ, свое осужденіе бывшему артурскому крѣпостному врачу Субботину -- равно какъ и другимъ его товарищамъ по больничной комиссіи -- я выразилъ впослѣдствіи еще въ своемъ отчетѣ о дѣятельности Краснаго Креста въ Портъ-Артурѣ.
"Въ виду вышеизложеннаго я счелъ долгомъ протестовать передъ верховнымъ воен.-уголовн. судомъ противъ несправедливыхъ обвиненій, взведенныхъ на Красный Крестъ и на меня лично бывшимъ Портъ-Артурскимъ крѣпостнымъ врачомъ, пекаремъ Субботинымъ, и просить настоящее мое заявленіе приложить къ дѣлу и огласить наравнѣ съ показаніемъ моего противника, въ видахъ осуществленія моего права защиты и удовлетворенія чувства справедливости, нарушеннаго оглашеніемъ на судѣ односторонняго обвиненія одного свидѣтеля другимъ въ отсутствіи перваго. Но, какъ выше сказано, судъ встрѣтилъ къ исполненію моей просьбы формальное препятствіе, вслѣдствіе чего мнѣ остается лишь обратиться къ печати,.
Бывшій главноуполномоченный россійскаго общества Краснаго Креста на Квантунѣ И. Бадашевъ.}.
Полковникъ Тыртовъ.
Ярко освѣщаетъ также положеніе дѣлъ въ Артурѣ и личности его главныхъ начальниковъ показаніе другого свидѣтеля, исп. об. военнаго прокурора во врем. воен. судѣ въ Портъ-Артурѣ, полк. Тыртова. Такъ же, какъ и подполк. Вершининъ, свидѣтель, иллюстрируя свое показаніе фактами, называетъ отношеніе ген. Стесселя къ гражданскому населенію Портъ-Артура "презрительнымъ". Отъ этого презрительнаго отношенія не избавляло гражданъ Артура даже вступленіе ихъ въ ряды дружинъ. Вообще, какъ умѣлъ ген. Стессель объединить дѣло обороны въ своемъ лицѣ, свидѣтельствуетъ его собственное признаніе, очень характерное. Онъ говорилъ, что ему очень трудно оборонять Артуръ, такъ какъ приходится воевать на пять фронтовъ: съ японцами, съ комендантомъ, съ начальникомъ эскадры, командиромъ порта и гражданскимъ комиссаромъ. Въ созданіи такой невозможной обстановки для своей дѣятельности свидѣтель винитъ самого ген. Стесселя, какъ человѣка, грубаго, безтактнаго и невѣжественнаго въ военномъ дѣлѣ. На нижнихъ чиновъ ген. Стессель производилъ впечатлѣніе своей фигурой и голосомъ. Что касается офицеровъ, то многіе изъ нихъ, знакомые съ ген. Стесселемъ по китайскому походу, не питали къ нему никакого довѣрія и относились къ нему отрицательно. Свидѣтельствуя о довѣріи, которое внушалъ ген. Смирновъ своимъ солиднымъ военнымъ образованіемъ, полковникъ Тыртовъ особенно подчеркиваетъ тактичность ген. Смирнова по отношенію къ ген. Стесселю. На свидѣтеля, какъ и на многихъ другихъ офицеровъ, хорошо знавшихъ взаимныя отношенія главныхъ начальниковъ, произвела большое впечатлѣніе рѣчь, сказанная генер. Смирновымъ на парадѣ войскамъ, въ честь новаго генералъ-адъютанта Его Императорскаго Величества. Что касается ген. Фока, то его считали настолько страннымъ человѣкомъ, что, по словамъ свидѣтеля, дали ему прозвище "сумасшедшаго муллы". Въ военные его таланты не вѣрили, а послѣ Цзиньчжоу всѣ стали относиться къ нему отрицательно, какъ къ боевому генералу. На похоронахъ Кондратенко свидѣтель слышалъ выраженія недоумѣнія: почему начальникомъ сухопутной обороны назначенъ ген. Фокъ, а не ген. Горбатовскій, и тогда же стали говорить, что дни крѣпости сочтены. А когда укрѣпленія стали падать одно за другимъ, всѣ говорили, что пошла въ ходъ "фоковская тактика".
Еще до 16-го декабря, завѣдующій хозяйствомъ 14-го полка, капитанъ Протопоповъ, говорилъ свидѣтелю, что есть вѣрный признакъ, что скоро крѣпости настанетъ конецъ: г-жа Стессель укладываетъ вещи и изъ полка потребованы слесари и плотники. Впослѣдствіи свидѣтель видѣлъ на желѣзнодорожной станціи 70 мѣстъ вещей ген. Стесселя, "запакованныхъ такъ, что могли выдержать не одно кругосвѣтное плаваніе".
Впечатлѣніе, произведенное на гарнизонъ и на населеніе вѣстью о сдачѣ, по словамъ свидѣтеля, было тяжелое. Всѣ вѣрили, что крѣпость можетъ продержаться до Новаго года, а многіе полагали, что отъ двухъ недѣль до двухъ мѣсяцевъ. Впечатлѣніе это выразилось въ безпорядкахъ и пожарахъ, которые прекратились лишь со вступленіемъ въ Артуръ японцевъ. Отношеніе Стесселя къ офицерскимъ и солдатскимъ семьямъ и ихъ имуществу было крайне безучастное. Будучи ктиторомъ церкви штаба крѣпости, свидѣтель просилъ ген. Стесселя помочь ему спасти церковное имущество и просилъ написать по этому поводу письмо ген. Ноги, но ген. Стессель отказалъ въ этомъ. Когда же священникъ церкви, о. Глаголевъ, въ присутствіи свидѣтеля, спросилъ указанія ген. Стесселя, что ему дѣлать, то получилъ въ отвѣтъ: "дѣлайте, что хотите." Для жены полковника Тыртова не нашлось мѣста ни въ поѣздѣ, везшемъ ген. Стесселя съ семьей и штабомъ, ни на пароходѣ, везшемъ ихъ въ Россію. Въ первой просьбѣ отказалъ ему самъ генералъ, а во второй -- его супруга. Между тѣмъ, квартира г-жи Тыртовой была занята и разграблена японцами, и ее даже туда не впустили. Бѣдная женщина не мало поскиталась и выстрадала, пока случайно не встрѣтилась на сборномъ пунктѣ, на 19-й верстѣ, съ своимъ мужемъ. На сборномъ пунктѣ было, по выраженію полковника Тыртова, больно и стыдно присутствовать, видя, какъ со всѣхъ сторонъ выходили нижніе чины для сдачи и какъ японцы фотографировали ихъ. Никто не зналъ точной цифры ихъ, что объясняется тѣмъ, что отчетности о личномъ составѣ не придавалось должнаго значенія. 23-го числа ген. Смирновъ объѣзжалъ всѣхъ нижнихъ чиновъ. Полк. Тыртову люди, бывшіе на сборномъ пунктѣ, казались здоровыми и способными еще защищать крѣпость. Извѣстіе объ освобожденіи офицеровъ отъ плѣна также вызвало волненіе среди нижнихъ чиновъ, которые успокоились лишь тогда, когда, узнали, что большая часть офицеровъ пойдетъ съ ними въ плѣнъ. Впослѣдствіи японскіе офицеры спрашивали свидѣтеля, почему онъ, какъ юристъ, не былъ въ числѣ уполномоченныхъ по заключенію капитуляціи, тогда какъ среди японцевъ былъ профессоръ международнаго права въ Токійскомъ университетѣ. Немало страницъ показанія Тыртова посвящено обрисовкѣ непріязненнаго отношенія ген. Стесселя къ печати, въ лицѣ газеты "Новый Край" и ея военнаго корреспондента, г-на Ножина. Вредное значеніе этой трижды подцензурной газеты въ дни осады полковникъ Тыртовъ категорически отрицаетъ и свидѣтельствуетъ, напротивъ, о большой популярности газеты даже среди нижнихъ чиновъ.
По поводу этого показанія ген. Стессель даетъ объясненіе. Онъ указываетъ на родство полковника Тыртова съ издателемъ "Новаго Края", полковникомъ Артемьевымъ. Онъ заявляетъ, что газету эту находилъ вредной и адмиралъ Макаровъ. Онъ отрицаетъ признаніе имъ церковнаго имущества военной добычей и утверждаетъ, что въ руки японцевъ не попалъ ни одинъ церковный подсвѣчникъ. Онъ заявляетъ также, что никакихъ ящиковъ капитану Протопопову не приказывалъ дѣлать, и никакихъ 70 мѣстъ вещей съ нимъ не было.
-- Не чинамъ судебнаго вѣдомства,-- говоритъ онъ въ заключеніе,-- не бывшимъ на позиціяхъ, судить о нашихъ дѣйствіяхъ.
Оглашается представленная защитникомъ ген. Стесселя, г. Сыртлановымъ, секретная инструкція ген. Бѣлаго для дѣйствій крѣпостной артиллеріи. Защита придаетъ этому документу огромное значеніе, между тѣмъ, едва ли онъ таковое въ цѣляхъ защиты имѣетъ. Исходя изъ того положенія, что подвозъ въ осажденную крѣпость прекращенъ, "что весь запасъ артиллерійскихъ средствъ обороны измѣряется лишь тѣмъ, что имѣется въ данный моментъ на батареяхъ, что время осады -- величина неопредѣленная и что, судя по состоянію Портъ-Артура, она не протянется -болѣе двухъ мѣсяцевъ, ген. Бѣлый высказываетъ въ инструкціи соображеніе, что расходы снарядовъ, въ общемъ, должны составлять 6--8 выстрѣловъ на орудіе въ день. Онъ предлагаетъ батарейнымъ командирамъ имѣть это въ виду, вести снарядамъ точный учетъ, но руководиться имъ только въ случаяхъ обыкновенной нужды. Въ дни же штурмовъ на крѣпость онъ требуетъ отъ артиллеріи самаго усиленнаго огня и разрѣшаетъ для отпора непріятеля не стѣсняться указанными рамками.
Инструкція эта не имѣетъ ни даты, ни No приказа, которымъ она объявлена къ руководству. Такимъ образомъ, время ея составленія остается неизвѣстнымъ, и прокуроръ не безъ основанія полагаетъ, что она была составлена еще до войны.
Д-ръ Розановъ.
Оглашается показаніе бывшаго старшаго врача Маріинской больницы Краснаго Креста въ Портъ-Артурѣ, д-ра Розанова, данное имъ на предварительномъ слѣдствіи.
Самъ Розановъ, вызывавшійся въ судъ изъ Харбина, къ личному допросу не явился.
Въ своемъ показаніи онъ говоритъ, что въ началѣ осады больныхъ почти не было. "Было много солнца, воздуха и былъ приказъ быть здоровыми... Въ мирное время мы считали бы такихъ людей больными, поясняетъ онъ, но въ военное -- надо было считать ихъ здоровыми и по крайней мѣрѣ, лечить ихъ амбулаторно..." До августа были только.раненые, въ августѣ появились и больные, даже -- цынгою;въ сентябрѣ и октябрѣ раненые уже умирали отъ истощенія, а въ концѣ осады въ крѣпости не было уже ни одного.здороваго человѣка... Были даже единичные случаи тифа... Процентъ смертности отъ цынги былъ -- 30; изъ числа, раненыхъ излечивалось отъ 7 до 12%. Врачи считали своею обязанностью дѣлать операціи всѣмъ раненымъ, казалось бы... даже самымъ безнадежнымъ въ надеждѣ на счастье -- и она. иногда оправдывалась. Чудомъ выжили подпоручикъ Садыковъ и капитанъ Минье.
Нижніе чины въ госпиталяхъ безусловно не залеживались. Среди офицеровъ попадались единичные случаи. Залеживаться и нельзя было. Стессель часто посѣщалъ больницу и приказывалъ не задерживать легко раненыхъ. Послѣего посѣщенія на позиціи сейчасъ же уходило 50--100 человѣкъ... Смирновъ былъ въ больницѣ одинъ разъ; Кондратенко -- два раза, Фокъ -- одинъ, а Надѣинъ самъ долго лежалъвъ больницѣ. Въ періодъ отъ 16-го до 19-го декабря видъ войскъ представлялъ тяжелую картину. Изъ оконъ больницы видно было, какъ на позицію шли резервы, человѣкъ 50--70;люди плелись, опираясь на палки, и поддерживая другъ друга... Послѣ смерти Кондратенко чувствовался сильный упадокъ духа. Выражалось это не въ какихъ-либо отрицательныхъ явленіяхъ, а въ тупомъ равнодушіи людей. Въ послѣднее время цынга развилась и среди офицеровъ. Главной причиной голодовки было не отсутствіе запасовъ, а невозможность подчасъ доставить ихъ на позиціи,-- было некогда и опасно. Цыфра 23 тысячи человѣкъ, явившихся на сдаточный пунктъ, всѣхъ поразила. Свидѣтель не думаетъ, чтобы она явилась слѣдствіемъ щедрой раздачи нижнихъ чиновъ въ штабы, управленія, госпитали и въ вѣстовые къ офицерамъ. Вѣстовыхъ было мало. Офицеры, даже генеральнаго штаба, дѣлали себѣ все сами...
-- Тамъ намъ казалось,-- говоритъ свидѣтель,-- что крѣпость могла еще продержаться недѣли три. Солдаты и мы всѣ плакали при вѣсти о сдачѣ крѣпости. Съ Артуромъ всѣ сжились...
Прощался ли Стессель съ войсками, свидѣтель не знаетъ, но знаетъ, что Балашевъ получилъ отъ него записку о томъ, что онъ не можетъ, не въ состояніи, посѣтить госпитали и проститься. Фокъ былъ странный человѣкъ. Онъ искалъ популярности и въ началѣ, кажется, ее имѣлъ, но потомъ къ нему стали относиться равнодушно. Кондратенко былъ душою обороны, но, останься онъ въ живыхъ, крѣпость все таки пала бы. Свидѣтель и его товарищи, по работѣ имѣли убѣжденіе, что японцы щадили тѣ госпитали, мѣстоположеніе которыхъ они знали, и обстрѣлъ ими госпиталей былъ дѣломъ случая или невѣдѣнія.
Генер.-лейтен. Надѣинъ.
Оглашается показаніе генер.-лейтен. Надѣина, умершаго во время процесса.
Въ началѣ обороны свидѣтель командовалъ 1-ю бригадою въ дивизіи ген. Фока. Онъ хорошо отзывается о качествахъ полковыхъ, баталіонныхъ и ротныхъ командировъ, офицеровъ, фельдфебелей и унтеръ-офицеровъ своей бригады.-- "Хорошіе надежные люди; офицеры -- почти наполовину воспитанники военныхъ училищъ; вообще, составъ бригады -- очень недурной"...
Послѣ смерти генерала Кондратенко, свидѣтель принялъ въ командованіе его 7-го вост.-сиб. стр. дивизію. Духъ войскъ 18-го декабря онъ называетъ "твердымъ". Войска приняли извѣстіе о сдачѣ крѣпости стойко, безъ протеста, но съ сожалѣніемъ. Единоличное рѣшеніе ген. Стесселя сдать крѣпость, вопреки рѣшенія военнаго совѣта 16-го декабря, свидѣтель объясняетъ вліяніемъ полковника Рейса; ген. Фока онъ считаетъ для этого слишкомъ осторожнымъ человѣкомъ. При тѣхъ условіяхъ, въ которыхъ находилась крѣпость 19-го декабря, свидѣтель "все-таки крѣпости бы такъ не сдалъ: собралъ бы 25-й и 27-й полки и далъ бы послѣдній бой"...
Поднимается Стессель и говоритъ взволнованнымъ голосомъ нѣсколько словъ, посвященныхъ памяти этого свидѣтеля.
-- Надѣинъ -- нынѣ уже покойникъ. Я зналъ его съ Шипки. Я и всѣ мы знали, что генералъ Надѣинъ вездѣ всегда устраивается прочно. Такъ и на восточномъ фронтѣ, гдѣ онъ былъ недолго начальникомъ обороны этого фронта, онъ устроился тамъ, какъ будто навсегда. Это хорошо подѣйствовало. И всѣ мы знали, что это человѣкъ надежный, твердый...
Д-ръ Рябининъ.
Оглашается показаніе д-ра Рябинина, вызывавшагося въ судъ для личнаго допроса, но не явившагося по дѣламъ службы.
Свидѣтель прибылъ въ Портъ-Артуръ 10-го апрѣля 1904 г. на должность корпуснаго врача 3-го сиб. арм. корпуса и остался здѣсь при командирѣ корпуса, ген. Стесселѣ, хотя корпусъ былъ уже въ Маньчжуріи, на Ялу. 6-го апрѣля онъ былъ назначенъ завѣдывающимъ медицинскою частью Квантунскаго укрѣплен. раіона, а 26-го ноября, послѣ смерти ген. Церпицкаго {Умеръ отъ раны, полученной при оборонѣ Высокой горы.},-- и инспекторомъ госпиталей. Прямымъ своимъ начальникомъ онъ считалъ ген. Стесселя, а къ коменданту обращался не по службѣ, а по собственной иниціативѣ. Къ ген. Церпицкому, бывшему инспекторомъ госпиталей, отношенія его опредѣлялись тѣмъ, что онъ, свидѣтель, завѣдывалъ медицинскою частью, въ смыслѣ распредѣленія больныхъ и раненыхъ и распоряженія медицинскимъ персоналомъ, а ген. Церпицкій вѣдалъ хозяйственной частью. Вообще же точно опредѣленнаго круга обязанностей у него не было.
До войны въ Артурѣ были: 5-й запасный госпиталь (для венериковъ), Сводный госпиталь, Городская больница и Община Краснаго Креста, только что устраивавшаяся. Въ мартѣ были открыты 5-й и 8-й запасные госпитали на. 400 и 200 мѣстъ; потомъ 7-й, 10 и 11-й запасные,-- послѣдній на 1,200 нея., и 5-й и 6-й подвижные госпитали при 4-й дивизіи. Всѣ они могли вмѣщать 5 -- 6 тысячъ человѣкъ. Это не удовлетворяло всей потребности. Кредита на оборудованіе госпиталей не открывалось, суммъ у свидѣтеля также никакихъ не было. Наличныхъ запасовъ едваедва хватило до августа, а потомъ -- во всемъ уже чувствовался недостатокъ; особенно -- въ ноябрѣ -- въ перевязочныхъ, средствахъ. Расчетъ запасовъ былъ составленъ на 3 тысячи раненыхъ,-- и никто не предполагалъ, что осада такъ затянется и будетъ такъ кровопролитна. Вопросы эти даже и не обсуждались. Аптечныхъ припасовъ хватило до сентября для борьбы съ эпидеміями средствъ было заготовлено немного. Мало было лимонной кислоты и очень немного кислой капусты, а между тѣмъ, уже съ 1-го сентября стали давать конину. Хирургическаго набора -- и очень хорошаго -- было достаточно, но не было стерилизованнаго матеріала и шприца для инъекцій. Зданія госпиталей были хороши и для предположеннаго въ началѣ числа раненыхъ -- просторны; потомъ въ нихъ стало тѣсно. Казармы были грязны; происходило это отъ частой смѣны стоявшихъ въ нихъ частей. Не было одного постояннаго хозяина, стало быть, не было и постоянной заботы о нихъ. Госпитали посѣщали и ген. Смирновъ и ген. Стессель. Послѣдній -- чаще. Остальные генералы навѣщали преимущественно офицеровъ. Иногда заѣзжалъ Кондратенко; онъ былъ очень занятъ. Фока свидѣтель не видѣлъ.-- "Мы же просили генераловъ посѣщать госпитали чаще, такъ какъ это поднимало духъ больныхъ". Выздоравливающіе не только не задерживались, но, наоборотъ, выписывались часто ранѣе полнаго выздоровленія. Послѣдніе два мѣсяца врачи вовсе не имѣли возможности осматривать части: онѣ были очень разбросаны, да и на позиціяхъ для этого не было мѣста. Правда, на каждомъ форту, укрѣпленіи и даже въ окопахъ жили врачи, но они не могли помочь дѣлу. О возможно лучшемъ довольствіи войскъ всячески заботились. Горячая пища варилась два раза въ день, но не всѣ и не всегда своевременно могли ею воспользоваться. Хлѣбъ, большею частью, былъ весьма удовлетворительнаго качества. Ощущался недостатокъ въ хорошей водѣ. Ее не вездѣ можно было достать и не всюду подвезти. На каждаго госпитальнаго отпускалось интендантствомъ 80 коп. въ сутки. Муку отпускали въ изобиліи, особенно въ ноябрѣ. Больнымъ и раненымъ давали водку, красное вино, цынготнымъ -- пиво съ завода Нюикса, пока онъ могъ его изготовлять. Это было всего 2--3 недѣли. Потомъ требованіе превысило выработку -- и заводъ прекратилъ работы. Пища въ госпиталяхъ была вообще удовлетворительна. Почти ежедневно давали по 1/2 фунта конины каждому, бѣлый хлѣбъ, овощи, китайскую капусту, масло замѣнялось маргариномъ. Красный Крестъ помогалъ, чѣмъ могъ: перевязочными средствами, консервами, вещами, бѣльемъ. Моряки принимали сухопутныхъ въ свои госпитали неохотно, т. к. берегли мѣста для своихъ.
Психическое состояніе войскъ до середины ноября, пока надѣялись на выручку, было очень повышенное, а потомъ, особенно послѣ паденія Высокой горы,-- духъ сильно упалъ. На 42,000 чел. гарнизона ежедневно заболѣвало отъ 600 до 800 человѣкъ. Съ начала августа, подъ вліяніемъ жаровъ и дурной воды,-- появилась дезинтерія, а въ сентябрѣ -- и тифъ. Эти болѣзни предрасположили людей къ цынгѣ. Послѣдняя была слѣдствіемъ тяжелой работы, житья въ темныхъ блиндажахъ и нравственнаго состоянія (неврастеніи). Въ серединѣ декабря было около 7 тысячъ больныхъ въ госпиталяхъ и около 3--4 тысячъ -- при частяхъ войскъ. Развитію цынги способствовало еще отсутствіе чая. Чай-то былъ, но не было для него горячей воды, потому что на позиціяхъ не было для этого дровъ.
На военные совѣты свидѣтеля не приглашали, а требовали отъ него лишь письменныя свѣдѣнія. О сдачѣ крѣпости онъ узналъ въ 3 часа ночи на 20-е декабря, отъ начальника штаба раіона. По мнѣнію свидѣтеля, для продолженія защиты крѣпости не было уже ни офицеровъ, ни нижнихъ чиновъ.
-----
Затѣмъ оглашается журналъ совѣта обороны 9-го августа 1904 г., заключающій въ себѣ длинный перечень недостатковъ крѣпостныхъ сооруженій.
-- Здѣсь говорится только о недостаткахъ,-- обращается членъ суда, ген. бар. Остенъ-Сакенъ къ ген. Смирнову,-- а что же предполагалось сдѣлать для ихъ устраненія?
-- Совѣтъ обороны,-- отвѣчаетъ ген. Смирновъ,-- былъ собранъ по иниціативѣ генерала Стесселя совершенно несвоевременно, въ самый разгаръ штурмовъ на сѣверо-восточный фронтъ. Полк. Рейсъ явился на совѣтъ обороны съ готовою уже запиской, въ которой были указаны недостатки крѣпости, и оспаривать то, что было имъ написано, я не сталъ, а ограничился лишь редакціонными поправками. Журналу совѣта обороны ген. Стессель далъ своеобразное употребленіе: онъ послалъ его командующему арміей и въ Петербургъ и, такимъ образомъ, какъ бы подготовлялъ умы къ сдачѣ крѣпости.
Ген. Стессель разъясняетъ, что совѣтъ обороны былъ собранъ имъ для того, чтобы обсудить вопросъ, какія мѣры необходимо принять для исправленія недостатковъ; такъ, напримѣръ, необходимо было что-нибудь сдѣлать для утолщенія бетона, потому что отъ 6-ти дюйм. снарядовъ онъ уже откалывался. Никакого взгляда на сдачу у него тогда не было.
Ген. Гейсъ заявляетъ, что никакого готоваго перечня недостатковъ крѣпости имъ предварительно не составлялось, но, предвидя обсужденіе этихъ вопросовъ на совѣтѣ обороны, онъ занесъ кое-что въ записную книжку. Цѣли созыва этого совѣта свидѣтель точно не помнитъ, но полагаетъ, что цѣлью его было зарегистрировать недостатки крѣпости/ чтобы возможно было принять мѣры къ ихъ исправленію.
-- Неужели въ теченіе первыхъ трехъ мѣсяцевъ,-- спрашиваетъ ген. Стесселя членъ суда, ген. Рузскій,-- не встрѣчалось необходимости собрать совѣтъ обороны, чтобы обсудить мѣры для исправленія обнаружившихся уже къ тому времени недостатковъ?
Ген. Стессель на это отвѣчаетъ, что совѣтъ обороны не собирался имъ потому, что предполагалось разрушить планы японцевъ на передовыхъ позиціяхъ.
Ген. Рейсъ добавляетъ, что имъ и въ голову не приходило, что японцы могутъ подвезти къ Артуру такую массу орудій крупныхъ калибровъ, какъ это оказалось въ дѣйствительности.
-- Мы думали,-- говоритъ онъ,-- что будемъ имѣть дѣло лишь съ 5--6 дюйм. орудіями, а объ 11-ти дюйм. никто и не думалъ.
Изъ дальнѣйшихъ вопросовъ прокурора, обращенныхъ къ ген.-м. Рейсу, оказывается, что журналъ совѣта обороны 9-го августа, дѣйствительно, былъ отправленъ въ Петербургъ, другіе же журналы совѣта обороны въ Петербургъ не предоставлялись.
-----
Оглашается журналъ совѣта обороны 28-го сентября. Въ немъ, между прочимъ, содержится указаніе на то, что крупныя вылазки производить не слѣдуетъ.
По поводу вылазокъ, а въ частности одной изъ нихъ, организованной генераломъ Смирновымъ подъ начальствомъ подполковника Дювернуа, даетъ разъясненіе ген. Стессель.-- "Большія вылазки,-- говоритъ онъ,-- мною не запрещались, но я требовалъ, чтобы онѣ происходили подъ руководствомъ полк. Хвостова, хорошо знакомаго съ мѣстностью. Отъ вылазки подъ начальствомъ воинскаго начальника, да еще и съ моряками, конечно, ничего путнаго ожидать было нельзя, потому я ее и запретилъ.
По просьбѣ защиты ген. Смирнова оглашаются нѣкоторые документы, которые должны установить, что ген. Стессель былъ вообще противъ вылазокъ большими силами. Ихъ дополняетъ своими разъясненіями ген. Смирновъ.
-- Послѣ неудачнаго выхода нашего флота 28-го іюля,-- говоритъ онъ,-- необходимо было сбить непріятельскія орудія, которыя обстрѣливали рейдъ; необходимо было дать возможность флоту починиться, почему мною и задумана была большая вылазка подъ начальствомъ подполковника Дювернуа, доблестнаго офицера и къ тому же отлично знавшаго мѣстность, потому что онъ былъ Квантунскимъ воинскимъ начальникомъ. Рѣшеніе мое было одобрено совѣтомъ обороны, но ген. Стессель два дня продержалъ у себя журналъ совѣта обороны, и вылазка не состоялась.
Ген. Рейсъ добавляетъ къ этому разъясненію, что члены совѣта обороны согласились на производство этой вылазки: лишь при условіи, если рекогносцировка выяснитъ возможность ея производства.
-- Я и другіе члены были того мнѣнія, что рекогносцировка докажетъ именно противное.
-----
Въ заключеніе оглашается черновикъ рапорта ген. Фока, къ ген. Стесселю отъ 17-го августа за No 1039, въ которомъ, между прочимъ, говорится, что вылазки деморализуютъ войска, что если ранѣе на вылазку люди просились, то теперь отъ вылазокъ они отказываются.
По поводу этого, рапорта, написаннаго и подписаннаго ген. Фокомъ, послѣдній заявляетъ, что не помнитъ, отправилъ ли онъ его по назначенію...
Ген. Стессель говоритъ, что онъ его не получалъ.
Тогда прокуроръ обращаетъ вниманіе суда, что на отпускѣ этого рапорта проставлены число и No. Очевидно, онъ былъ отправленъ.
-- Я писалъ, посылалъ въ штабъ, а что дальше дѣлалось, не знаю,-- замѣчаетъ Фокъ.