Назначеніе и отъѣздъ къ арміи.
Кто передъ ратью будетъ, пылая,
Ѣздить на клячѣ, ѣсть сухари;
Въ стужѣ и въ зноѣ мечь закаляя,
Спать на соломѣ, бдѣть до зари?..
(Державинъ о Суворовѣ).
Когда 27-го января 1904 года мы всѣ, офицеры петербургскаго гарнизона, собрались въ залахъ Зимняго Дворца къ Высочайшему выходу на молебствіе о дарованіи намъ побѣды въ столь нежданно вспыхнувшей войнѣ съ Японіей, имя Куропаткина было у всѣхъ на устахъ. Въ большой Государевой свитѣ онъ привлекалъ особое вниманіе. Онъ шелъ своей обычной тяжелой походкой, пасмурный, съ опущенной внизъ головой. Въ толпѣ говорили, что сегодня утромъ, когда стали извѣстны въ Петербургѣ событія роковой портъ-артурской ночи, онъ представилъ Государю списокъ лицъ, которымъ могло быть ввѣрено главное начальствованіе нашими военными силами въ войнѣ съ Японіей. Говорили, что въ этомъ спискѣ свое имя онъ поставилъ послѣднимъ. И когда стало извѣстно, что главнокомандующимъ назначенъ адмиралъ Алексѣевъ, замѣтно было нѣкоторое разочарованіе и сожалѣніе, что Куропаткинъ, пожалуй, будетъ не у дѣлъ въ этой войнѣ.
Его боевая репутація стояла очень высоко, гораздо выше репутаціи военнаго министра -- военнаго администратора. Въ той порывистости, съ которою, будучи на этомъ посту, онъ переходилъ отъ одного вопроса къ другому, въ той массѣ работы, которую онъ задавалъ главнымъ управленіямъ военнаго министерства, требуя отъ нихъ обширныхъ справокъ то по одному вопросу, то по другому, при чемъ первая оказывалась уже излишней, такъ какъ мысль его была обращена къ другому предмету,-- видѣли не только большое трудолюбіе и энергію, но и порывъ къ живому ратному дѣлу -- въ нолѣ, а не въ канцеляріяхъ. Говорили, что онъ тяготился этимъ канцелярскими, дѣломъ, неоднократно просилъ уволить его съ поста военнаго министра и дать ему возможность разработать планъ войны, которая угрожала Россіи не далѣе, будто бы, по его словами., какъ черезъ пять лѣтъ. И всѣ вѣрили, что онъ сдѣлаетъ это превосходно. За нимъ былъ длинный рядъ туркестанскихъ походовъ, былъ опытъ русско-турецкой войны и ахалъ-текинской экспедиціи, добытый имъ подъ руководствомъ такого мастера войны, какъ незабвенный М. Д. Скобелевъ. Облитый лучами скобелевской славы, онъ казался нами, всѣмъ и наслѣдникомъ скобелевскихъ талантовъ -- вести войну рѣшительно, настойчиво и смѣло,-- и скобелевскаго умѣнья владѣть людьми -- вдохновлять ихъ, бросать ихъ безъ отказа на смерть.
Большіе Курскіе маневры 1902 г., разыгранные Куропаткинымъ въ качествѣ командующаго Южной арміей такъ блистательно и побѣдоносно въ отношеніи арміи Московской, укрѣпили еще болѣе это мнѣніе. Пишущему эти строки пришлось быть на курскихъ маневрахъ въ той же роли оффиціальнаго военнаго корреспондента, въ какой онъ отбылъ русско-японскую войну, и вмѣстѣ съ Московской арміей испытать всѣ неудачи послѣдней. Вмѣстѣ съ большинствомъ офицеровъ этой арміи восхищался онъ планами Куропаткина, энергіей, съ которою велся имъ маневръ, и той вѣрностью глаза, съ которою онъ соображалъ и наносилъ намъ удары въ наиболѣе чувствительныя мѣста. Помню, какъ энергично, какъ быстро велась имъ атака въ сраженіи подъ Костровной, закончившимъ маневръ. Какъ быстро мы, штабъ Московской арміи, должны были разсыпаться съ пригорка, съ котораго наблюдали за ходомъ боя и который оказался, неожиданно для насъ, центромъ стремленія атакующаго. А когда по окончаніи маневра мы стали обмѣниваться впечатлѣніями, мы наслушались не мало разсказовъ о той простотѣ, съ которою жилъ Куропаткинъ на маневрахъ, о томъ неустанномъ трудѣ, который онъ несъ, подавая примѣръ всему штабу. И вотъ когда 8-го февраля 1904 года послѣдовало назначеніе Куропаткина командующимъ Манчжурской арміей, всѣ почувствовали какое-то удовлетвореніе и большую увѣренность въ успѣшномъ исходѣ войны. Нѣкоторые даже видѣли подвигъ гражданскаго мужества въ томъ, что Куропаткинъ такъ легко, такъ, казалось, охотно промѣнялъ сравнительно спокойный и почетный постъ военнаго министра на трудную, отвѣтственную, полную заботъ и волненій, роль командующаго арміей.
-- Даже не главнокомандующаго!-- восклицали поклонники генерала Куропаткина, подчеркивая его скромность, его готовность забыть себя для пользы родины.
И только М. И. Драгомировъ саркастически, говорятъ, улыбался и спрашивалъ: -- "А кто же будетъ при немъ Скобелевымъ?"
Это было по драгомировски зло, остроумно... и, какъ оказалось, вѣрно.
Должно быть, сопутствуя Куропаткину на Курскихъ маневрахъ, онъ изучилъ его характеръ, и, быть можетъ, самый успѣхъ Южной арміи на этихъ маневрахъ долженъ быть отнесенъ къ заслугамъ Драгомирова, какъ но части боевой подготовки войскъ, на маневрахъ обнаруженной, такъ и по части выполненія самого маневра.
Помню, еще тогда говорили, что хитрый Михаилъ Ивановичъ, хотя и не руководитъ воспитанными имъ войсками Кіевскаго округа, но не спускаетъ съ нихъ глазъ, чтобы предотвратить какой-нибудь промахъ и показать какъ говорится, товаръ лицомъ.
Тутъ, на этихъ маневрахъ, Драгомировъ, этотъ отличный психологъ, вѣроятно, и подмѣтилъ, что Куропаткинъ по прежнему годится въ начальники штаба, но что для роли полководца въ немъ нѣтъ таланта, нѣтъ вдохновенія, нѣтъ священнаго огня, который полководцу нуженъ такъ же, какъ поэту, художнику и музыканту.
Драгомировскій вопросъ пробилъ первую брешь въ стѣнѣ слѣпого довѣрія къ Куропаткину, выросшаго на почвѣ военнаго бюрократизма и несвободной печати. Стали припоминать, будто Скобелевъ говорилъ Куропаткину, что онъ возьметъ на себя непосильное бремя, если соблазнится когда-нибудь командовать арміей.
Генералу Куропаткину надлежало на это отвѣтить прежде всего быстрымъ и скромнымъ отъѣздомъ къ арміи, какъ это сдѣлалъ покойный адмиралъ Макаровъ.
Вмѣсто этого онъ принималъ одну за другою депутаціи со стягами и иконами, посѣщалъ прощальные обѣды, выслушивалъ прощальныя рѣчи и, прося у всѣхъ "терпѣнія, терпѣнія и терпѣнія", только 28 февраля отбылъ изъ Москвы на Дальній Востокъ, куда и прибылъ въ половинѣ марта.
И такъ, на прощаніе и пріемы депутацій было потеряно командующимъ арміей три недѣли. Что онѣ могли ему пригодиться тамъ, мы это увидимъ скоро. Въ отвѣтъ на недоумѣнные вопросы объ этой медленности отъѣзда командующаго къ арміи, защитники Куропаткина говорили въ его оправданіе, что пока ему тамъ и дѣлать нечего, что тамъ такъ мало войскъ, что съ ними все-равно ничего не предпримешь, что въ ожиданіи подвоза частей онъ только даромъ изнервничается.
Несомнѣнно, что у Куропаткина могло найтись дѣло и въ Петербургѣ; надо было о многомъ условиться со своимъ преемникомъ. Но несомнѣнно также, что поздно уже было готовиться къ войнѣ, поздно было и учиться военному дѣлу. А между тѣмъ за достовѣрное передаютъ, что съ пути, откуда-то, кажется, изъ Самары, Куропаткинъ потребовалъ выслать ему экстренно курсъ стратегіи генерала Михневича и сочиненіе австрійскаго фельдмаршала Куна -- "О горной войнѣ". Книги ему выслали, но какая въ нихъ была польза, когда у, насъ не было картъ горъ Манчжуріи и Кореи?!