VII.

Отношеніе къ войскамъ.

-- "Я люблю войну. На войнѣ офицеръ поправляется..."

(Куропаткинъ).

-- "Я люблю войну. Каждая нація имѣетъ право и обязанность распространяться до своихъ естественныхъ границъ..."

(Скобелевъ).

Послѣ Вафангоу я впервые увидѣлъ Куропаткина среди солдатъ,-- среди раненыхъ.

Извѣстно, что послѣ того какъ русское общество и армія извѣрились въ таланты Куропаткина, какъ военнаго администратора, тактика и стратега,-- его защитники и тамъ, и тутъ особенно настойчиво подчеркивали его любовь къ солдату, его заботливость о немъ.

Трудно, тяжело и непріятно говорить и спорить съ ними по этому вопросу. Упускаютъ изъ виду, что забота полководца о солдатѣ есть не только его священный долгъ, но и прямая его выгода.-- "Сила арміи въ ногахъ",-- говорилъ Морицъ Саксонскій, разумѣя между прочимъ важность хорошей и легкой обуви для солдатъ.-- "Сила арміи въ котлѣ",-- говаривалъ, перефразируя этотъ афоризмъ, генералъ Г--вичъ на Курскихъ маневрахъ.-- "Главное дѣло, чтобы солдатъ всегда былъ сытъ -- поучалъ Мищенко.-- Отъ сытости здоровье и веселье. Сытый солдатъ бодръ духомъ и готовъ работать 24 часа въ сутки. Отъ сытости и порядокъ. Сытый солдатъ отъ своей части не отобьется..."

Ясно, что отождествлять любовь къ солдату съ заботой о немъ не всегда возможно. Послѣдняя можетъ быть дѣломъ простого, холоднаго расчета. Я думаю, что такъ оно и было у Куропаткина. И этотъ расчетъ онъ лишь драпировалъ словами жалости, участія и любви къ солдату, когда своимъ немного глуховатымъ медлительнымъ голосомъ говорилъ:

-- Ради Бога, ужъ вы тамъ постарайтесь, чтобы доставить въ войска, пока нѣтъ полушубковъ, хоть теплые китайскіе халаты...

И это "ради Бога" звучало такъ сердечно, что слышавшіе его уходили очарованными Куропаткинымъ

-- Какъ онъ любитъ солдатъ!-- восклицали они, не замѣчая цѣлаго ряда фактовъ, противорѣчившихъ этому выводу. Факты эти свидѣтельствовали не только объ отсутствіи истинной, безкорыстной любви Куропаткина къ солдату, къ той сѣрой арміи вообще, которая несла на себѣ тяготы войны, но и объ отсутствіи выдержки въ желаніи казаться любящимъ и заботливымъ.

Ни въ чемъ у него не было системы и все было отрывочно и случайно. Возьмемъ хотя бы вопросъ о наградахъ для нижнихъ чиновъ. Раціональная его постановка -- одинъ изъ крупныхъ факторовъ моральнаго воздѣйствія на войска. Нашъ солдатъ очень цѣнитъ этотъ маленькій серебряный "егорьевскій" крестикъ и охотно жертвуетъ за него жизнью. То обстоятельство, что этотъ крестикъ -- единственная солдатская боевая награда -- за нею уже слѣдуетъ крестъ деревянный, т. е. награда въ небесахъ,-- обязываетъ: съ одной стороны -- не скупиться особенно на него, а съ другой -- отличать имъ дѣйствительно достойныхъ. Отъ многихъ авторитетныхъ защитниковъ Портъ-Артура приходилось уже слышать мнѣніе, что скупость Стесселя на солдатскіе кресты имѣла своимъ послѣдствіемъ то, что на вылазки находилось все меньше и меньше охотниковъ. Но не приходилось по крайней мѣрѣ слышать, что въ Артурѣ награждали этими крестами не за подвигъ, а за званіе. Между тѣмъ на маньчжурскомъ театрѣ, войны это было одно время введено Куропаткинымъ къ правило. Такъ, обходя санитарные поѣзда съ ранеными, Куропаткинъ награждалъ знакомъ отличія военнаго ордена всѣхъ раненыхъ унтеръ-офицеровъ и фельдфебелей.

Сперва въ поѣздъ являлся адъютантъ командующаго арміей, обыкновенно -- полковникъ гр. Бобринскій, и опрашивалъ: кто унтеръ-офицеръ? Койки ихъ отмѣчались, и затѣмъ командующій арміей, обходя вагоны, съ ними бесѣдовалъ и имъ вручалъ награды. Бывали такіе факты, что крестъ получалъ унтеръ-офицеръ съ оторваннымъ пальцемъ, а рядовой, пробитый нѣсколькими пулями, или лежавшій съ забинтованною головою такъ, что виднѣлся только кончикъ носа или глаза, или лишившійся всей ноги или руки, оставался безъ награды...

И тотъ, кто шелъ по этимъ вагонамъ вслѣдъ за многолюдной и блестящей свитой командующаго, могъ подслушать солдатскія рѣчи, осуждавшія этотъ порядокъ.

-- "Ваше высокоблагородіе, неужели мнѣ креста не дадутъ? Я вѣдь весь бой выдержалъ... раненъ изъ послѣднихъ... Сами видите, что отъ руки осталось, а мнѣ креста нѣтъ... А вотъ взводный мой первымъ раненъ, на пунктъ унесли -- и крестъ получилъ. Оно, конечно, пускай получаетъ, только за что же насъ обходить?"...

Согласитесь, что такіе обходы санитарныхъ поѣздовъ не только не подымали духъ войскъ, а скорѣй угашали его. Вѣдь многіе изъ этихъ раненыхъ рядовыхъ, залѣчивъ свои раны, возвращались въ строй и, оставаясь рядовыми, знали, что и при новой ранѣ имъ расчитывать на крестъ нельзя Представленія же начальства нижнихъ чиновъ къ знаку отличія военнаго ордена ходили по штабамъ томительно долго, долго вылеживались затѣмъ въ управленіяхъ дежурныхъ генераловъ, подвергались тамъ совершенно механическимъ сокращеніямъ и, получивъ утвержденіе, нерѣдко не заставали уже въ живыхъ "кавалера".

Одинъ изъ батарейныхъ командировъ разсказывалъ мнѣ даже слѣдующій фактъ, которому я съ трудомъ бы повѣрилъ, если бы не зналъ товарища-разсказчика. За Ляоянъ, гдѣ батарея его геройски исполнила свой долгъ, представлено было человѣкъ, 10--12 къ знаку отличія военнаго ордена. Утверждено было къ награжденію только восемь. Батарея получила оффиціальное объ этомъ увѣдомленіе и списокъ удостоенныхъ. Въ день торжественной раздачи наградъ эти восемь были вызваны, поздравлены и получили кресты. Батарея шумно привѣтствовала своихъ новыхъ "кавалеровъ". Офицеры ихъ цѣловали. Товарищи-солдаты кричали имъ "ура" и качали. И вдругъ въ разгаръ этой радости командира батареи вызываютъ въ штабъ.

-- Вы получили лишніе кресты.

-- Никакъ нѣтъ.

-- А я говорю -- да. Извольте вернуть три креста.

-- Мнѣ назначено на батарею восемь и я получилъ восемь.

-- Нѣтъ, вамъ назначено пять.

-- Никакъ нѣтъ, восемь. Вы сами поздравили восемь человѣкъ.

-- Нѣтъ, я поздравилъ пять. Извольте три вернуть.

-- У меня бумага.

-- Это ошибка.

-- Но кресты уже выданы.

-- Извольте три вернуть.

-- Я не могу этого сдѣлать.

-- Я вамъ приказываю.

-- Я не могу этого сдѣлать. Я не знаю, съ кого мнѣ снять.

-- Извольте повиноваться и доставить мнѣ три креста...

Наслушавшись въ заключеніе, что батарея его ничего особеннаго не сдѣлала, чтобы ее такъ награждать, командиръ батареи ушелъ, рѣшившись крестовъ не выдавать. Но за ними прислали изъ штаба адъютанта.

Пришлось уступить.

-- Взволнованный и смущенный до послѣдней степени собралъ я батарею -- разсказывалъ мнѣ подполковникъ Л.-- и передалъ ей вкратцѣ свою бесѣду съ начальствомъ и требованіе послѣдняго.

-- Рѣшайте сами, кто долженъ вернуть кресты, а для меня вы всѣ равны въ своемъ геройствѣ и въ заслугахъ на крестъ.

Поблѣднѣли не одни кавалеры. Пошептались между собой и порѣшили, что вернуть кресты должны трое послѣднихъ, стоящихъ въ спискѣ. Сняли эти съ себя заслуженные кресты и отдали. О впечатлѣніи, которое долженъ былъ произвести весь этотъ эпизодъ на батарею,-- судите сами.

Но вернемся къ раздачѣ крестовъ лично командующимъ. И тутъ оказывались обойденными не только рядовые, но и унтеръ-офицеры. Помню, отставъ отъ свиты командующаго арміей при обходѣ имъ санитарнаго поѣзда съ ранеными подъ Вафангоу, я былъ остановленъ однимъ раненымъ.

-- Ваше высокоблагородіе, я -- фельдфебель, раненъ, а креста мнѣ не дали... Это по ошибкѣ. Меня тутъ не было, въ вагонѣ, когда спрашивали, кто тутъ унтеръ. Явите милость, доложите обо мнѣ командующему арміей.

Я спросилъ его, кто онъ такой и о претензіи на знакъ военнаго ордена фельдфебеля 11 роты 4-го вост.-сиб. стрѣлк. полка Егошина передалъ полковнику гр. Бобринскому. Тотъ тутъ же доложилъ Куропаткину и послѣдній, такъ какъ поѣздъ уже ушелъ, по телеграфу приказалъ сообщить куда-нибудь -- въ Телинъ или Куанченцзы о пожалованіи Егошину креста.

-- А то что же, бѣдняга, всю дорогу будетъ сокрушаться о крестѣ. Пусть утѣшится...

Но этотъ знакъ вниманія и участія, быть можетъ не единичный, былъ все-таки фактомъ случайнымъ.

Припоминается, что однажды, кажется -- передъ Ляоянскимъ боемъ, при обходѣ Куропаткинымъ другого санитарнаго поѣзда, я снова былъ остановленъ однимъ изъ солдатъ, кучей ходившихъ за командующимъ. Онъ также сообщилъ мнѣ, что, будучи унтеръ-офицеромъ и раненымъ, онъ не получилъ креста. Теперь онъ возвращался въ строй. Я уже зналъ причину и потому спросилъ его прямо:

-- Тебя въ поѣздѣ везли?

-- Такъ точно.

-- Командующій арміей обходилъ его?

-- Никакъ нѣтъ, не былъ.

-- Оттого и не получилъ. Если бы на твое счастье обходилъ -- былъ бы у тебя крестъ.

-- Не повезло, стало быть,-- сказалъ- раненый, отходя отъ меня.

Дѣло въ томъ, что, взявъ, было, себѣ заправило посѣщать санитарные поѣзда, командующій арміей, когда число этихъ поѣздовъ увеличилось, дѣлалъ это уже изрѣдка. Ему, дѣйствительно, могло быть недосугъ, но отъ его имени могъ всегда это дѣлать кто-либо изъ чиновъ его многочисленнаго штаба.

Помню, наконецъ, что при обходѣ Куропаткинымъ того же поѣзда съ ранеными подъ Вафангоу, вѣроятно, не меня одного непріятно поразилъ фактъ незаслуженнаго недовѣрія, проявленнаго имъ къ одному изъ раненыхъ. Тотъ, взволнованнымъ, возбужденнымъ голосомъ доложилъ, между прочимъ, командующему арміей, что, будучи съ патрулемъ на крайнемъ нашемъ правомъ флангѣ, онъ въ числѣ другихъ семи человѣкъ раненыхъ былъ захваченъ японцами въ плѣнъ и отведенъ въ фанзу. Вечеромъ ихъ, одного за другимъ, японцы стали выводить изъ фанзы и прикалывать. Тогда разсказчикъ, не дожидаясь своей очереди, собрался съ силами, выскочилъ въ окно, скрылся въ гаолянѣ, пробрелъ всю ночь и добрался до своихъ. Куропаткинъ, выслушалъ все это съ видимымъ недовѣріемъ и, зажавъ въ рукѣ крестъ, предназначенный разсказчику, прошелъ мимо. Недоумѣніе отразилось на лицахъ разсказчика и его сосѣдей -- слушателей.

Думается, что усу мниться было позволительно, но такъ какъ доказать несправедливость этихъ словъ ничѣмъ было нельзя, то лучше было бы повѣрить, чтобы не обойти наградой и не оскорбить недовѣріемъ человѣка въ томъ случаѣ, если онъ говорилъ сущую правду.

Но были случаи и массового оскорбленія Куропаткинымъ людей, выполнявшихъ свой долгъ, своимъ недовѣріемъ, своими поспѣшными выводами и приговорами.

Такъ, отрѣшивъ полковника Громова отъ командованія 22 полкомъ за отступленіе его подъ Тюренченомъ, ранѣе чѣмъ слѣдствіе выяснило обстоятельства, при которыхъ оно совершилось, генералъ Куропаткинъ распространилъ свое неудовольствіе и на солдатъ этого полка. Натыкаясь на нихъ среди раненыхъ подъ Тюренченомъ при обходѣ санитарнаго поѣзда, онъ никому изъ нихъ не далъ креста, и, говорятъ, только иронически спрашивалъ; "а ты японцевъ видѣлъ?"...

Между тѣмъ слѣдствіе выяснило, "что роты во время и послѣ боя отходили въ возможномъ, при столь пересѣченной мѣстности, порядкѣ".

Такое отношеніе командующаго арміей было руководящимъ для другихъ чиновъ арміи, и 22 полкъ, вплоть до Ляояна, былъ въ какомъ то обособленномъ положеніи штрафованнаго, положеніи, невыносимомъ для солдатъ и офицеровъ, ибо ихъ всячески обходили своимъ вниманіемъ начальники и казнили какъ постояннымъ напоминаніемъ о Тюренченѣ, такъ и долгой безсмѣнной службой на передовыхъ постахъ восточнаго отряда. Мы же знаемъ теперь, что этотъ вопросъ -- "видѣли ли вы японцевъ?" -- слѣдовало задать не 22 полку, который ихъ видѣлъ, а другимъ лицамъ, которые дѣйствительно ихъ не видали, но которые ни къ какому слѣдствію не привлекались и остались на своихъ мѣстахъ.

И это наказаніе младшихъ за грѣхи старшихъ было явленіемъ довольно обычнымъ. Такъ, въ ноябрѣ 1904 года мнѣ передавали въ штабѣ главнокомандующаго и въ штабѣ 3 сибирскаго корпуса, что генералъ Куропаткинъ отклонилъ представленіе, къ наградамъ офицеровъ этого корпуса за бои у Каотайцзы -- Бенсиху, возложивъ, такимъ образомъ, на нихъ отвѣтственность за неудачный исходъ наступленія арміи въ сентябрѣ -- октябрѣ на Шахэ и въ частности -- за неудачу обходнаго движенія этого корпуса. Между тѣмъ можно винить въ этой неудачѣ кого угодно -- самого Куропаткина, начальника восточной группы войскъ, генерала Штакельберга, командира корпуса, генерала Иванова,-- но только не войска, трое сутокъ штурмовавшихъ "Проклятую сопку" у Каотайцзы, проявляя чудеса стойкости и мужества. И если эта сопка осталась въ рукахъ японцевъ, если обходное движеніе коитуса на Бенсиху было остановлено, то виноватъ въ этомъ, говорю какъ очевидецъ, генералъ Ивановъ, прекрасный человѣкъ, знающій артиллеристъ, отличный позиціонный генералъ, что онъ и доказалъ подъ Ляояномъ, но неудачно импровизированный Куропаткинымъ полководецъ.

Дѣйствія одного только батальона подполк. Некрасова противъ "Проклятой сопки", откуда на этотъ геройскій, но злополучный батальонъ, подобравшійся къ ея подножію, скатывались огромныя каменныя глыбы, который разстрѣливался пулеметами, который безъ провіанта просидѣлъ подъ сопкой три дня и двѣ ночи, все выжидая удобнаго момента для штурма,-- должны составить блестящую страницу въ исторіи 21 вост.-сиб. стрѣлк. полка, свидѣтельствуя о вѣчно живомъ геройскомъ духѣ русской арміи.

И генералъ Куропаткинъ напрасно говорилъ послѣ Хайчена и, говорятъ, писалъ даже объ этомъ въ Петербургъ, что за 28 лѣтъ, истекшихъ со времени русско-турецкой войны, русскій солдатъ и русскій офицеръ стали хуже. По справедливости должно сказать, что хуже стали генералы и среди нихъ -- самъ Куропаткинъ. Вѣдь это фактъ, что именно онъ не оправдалъ репутаціи, заслуженной имъ въ русско-турецкую войну. За эти 28 лѣтъ онъ сдѣлалъ себѣ, правда, внѣшнимъ образомъ блестящую карьеру, но за то и далеко отошелъ отъ той армейской среды, изъ которой вышелъ и которая долго считала его своимъ человѣкомъ.

На нее онъ смотрѣлъ теперь только, какъ на "пушечное мясо". А почетныя назначенія, награды и матеріальное благополучіе предоставлялъ представителямъ той новой для него среды, которые могли быть ему полезны своими связями и положеніемъ въ Петербургѣ.

Въ арміи, въ свое время надѣлала не мало шума исторія назначенія командиромъ 8-го (а можетъ быть и 5-го -- не помню точно) сиб. казачьяго полка одного изъ адъютантовъ Куропаткина въ чинѣ ротмистра. Вотъ какъ передавалъ эту исторію однажды за обѣдомъ въ одномъ кружкѣ, гдѣ былъ и я, генералъ С.

-- Является ко мнѣ сегодня -- говорилъ онъ -- адъютантъ командующаго, ротмистръ графъ С. и представляется по случаю назначенія его командиромъ сибирскаго казачьяго полка?

-- Какъ?-- изумленно спрашиваю я -- вы? командиромъ полка?

-- Такъ точно,-- уже смущенно отвѣчаетъ ротмистръ.

-- Какъ же это такъ случилось -- спрашиваю я его.

-- Командующій арміей предлагалъ полкъ полковнику графу В. Тотъ отказался. Потомъ -- полковнику К.-- также отказался, барону О.-- также отказался... Я -- слѣдующій по старшинству адъютантъ, командующій мнѣ и предложилъ... Я не счелъ себя въ правѣ отказаться...

-- Ну, а еслибъ вы отказались, такъ командующій предложилъ бы слѣдующему, штабъ-ротмистру князю У., и тотъ также долженъ былъ бы согласиться.-- Удивляюсь! А командовали ли вы эскадрономъ?-- Оказалось, что командовалъ нѣсколько недѣль на законномъ основаніи...

-- Смѣлый вы человѣкъ,-- говорю я ему,-- что беретесь командовать теперь казачьимъ полкомъ.

Ротмистръ ушелъ чрезвычайно смущеннымъ.

-- Завтра, чего добраго, полкомъ назначатъ командовать Торчинова {Торчиновъ -- ординарецъ Куропаткина, прапорщикъ милиціи изъ осетинъ.},-- закончилъ свой разсказъ генералъ С., безъ вѣдома котораго состоялось назначеніе ротмистра.

Но не принять полка уже было нельзя графу С. и онъ его принялъ, прокомандовалъ имъ нѣсколько недѣль и вернулся въ штабъ командующаго. Мѣсяца черезъ два, три онъ былъ произведенъ въ гвардіи полковники и снова принялъ тотъ же полкъ, въ которомъ онъ съ полковничьими погонами уже не чувствовалъ себя такъ неловко передъ старыми войсковыми старшинами.

О чемъ свидѣтельствуетъ этотъ фактъ? О томъ, что въ пониманіи Куропаткина, очевидно, не штабъ существовали, для арміи, а армія для штаба. Доказываетъ развѣ онъ любовь Куропаткина къ тѣмъ, кто въ рядахъ арміи несъ тяжелую будничную и во всѣхъ отношеніяхъ плохо вознаграждаемую службу? Конечно, нѣтъ. Наконецъ, развѣ подобныя назначенія отвѣчали интересамъ службы? Неужели во имя ея обходился цѣлый рядъ штабъ-офицеровъ, имѣвшихъ и большой служебный опытъ и военное образованіе? Нѣтъ и нѣтъ. И такое отношеніе Куропаткина къ рядовымъ армейскимъ офицерами, свидѣтельствуется не однимъ разсказанными. выше случаемъ. Я могъ бы привести и другіе, но этотъ -- самый яркій.

Но и въ штабѣ Куропаткина были не только "Веніамины", но и пасынки Такъ, припоминается мнѣ маленькій, но характерный эпизодъ съ капитаномъ генеральнаго штаба Л.,-- очень дѣльнымъ, симпатичнымъ, но, къ сожалѣнію, и очень скромнымъ человѣкомъ. Послѣ боевъ на Шахэ въ сентябрѣ и октябрѣ 1904 года капитану поручено было, по приказанію Куропаткина, составить діаграммы силъ нашихъ и японскихъ.

-- Вы ихъ потомъ и отвезете въ Петербургъ,-- сказано было ему для поощренія въ трудѣ.-- Дадите тамъ объясненіе лично.

Командировка предстояла лестная. И вдохновленный ею, а также мечтой хоть на нѣсколько дней вырваться въ Петербургъ, повидать жену и родныхъ, отдохнуть мѣсяцъ-полтора отъ тяжелыхъ однообразныхъ впечатлѣній жизни въ Чансямутунѣ, капитанъ Л. засѣлъ въ полутемной фанзѣ за составленіе и вычерчиваніе діаграммъ. Согнувшись надъ какой, упершись въ нее колѣнями, въ самой неудобной позѣ, работалъ онъ, не покладая рукъ нѣсколько дней, и представилъ не карты, а картины. И вотъ, когда работа была сдѣлана, ему сказалb: сперва -- что представлять высокому начальству діаграммы будетъ не онъ, а флигель-адъютантъ кн. Трубецкой; онъ же Л., будетъ лишь его сопровождать для объясненіи по вопросамъ, которые могутъ вытечь изъ доклада кн. Трубецкаго; а потомъ бѣдному Л. объявили, что онъ вовсе не поѣдетъ, а сопровождать кн. Трубецкаго будетъ сотникъ гр. Адлербергъ. Капитанъ Л. остался на одномъ куропаткинскомъ "спасибо", для передачи котораго приказано было позвать "того капитана, который составляетъ діаграммы". Фамиліей даже не поинтересовались.

О системѣ раздачи наградъ можно было бы разсказать очень много. Ограничусь здѣсь немногимъ. Всѣ помнятъ приказъ по арміи, отданный уже въ декабрѣ 1904 г. и гласившій: "замѣчено мною, что командиры частей представляютъ къ награжденію за боевыя заслуги орденомъ св. Владиміра съ мечами и бантомъ и золотымъ оружіемъ, съ надписью за "храбрость", такихъ лицъ, которыя не оказали особыхъ подвиговъ личнаго мужества..." и т. д. Этотъ упрекъ былъ обращенъ не по адресу и слишкомъ запоздалъ. Весь штабъ командующаго арміей былъ украшенъ и золотымъ оружіемъ, и Владиміромъ съ мечами и бантомъ, а за какіе подвиги личнаго мужества?

Я хорошо помню тотъ день, когда генералъ В. сообщилъ въ кружкѣ чиновъ штаба, что командующій арміей разрѣшилъ награждать чиновъ управленій арміи также орденами съ мечами и бантами. "Ура" покрыло это сообщеніе. Съ этого и началась наградная вакханалія. Титулярный совѣтникъ Задорощенко, личный секретарь командующаго арміей, награжденъ былъ по представленію начальника санитарной части орденомъ св. Станислава 3 ст. съ мечами. Тѣмъ же орденомъ награжденъ былъ чиновникъ Шевцовъ, занимавшійся перепискою на машинкѣ въ вагонѣ командующаго... Что же, скажите, пожалуйста, панегиристы генерала Куропаткина, такое сравненіе въ наградахъ дѣйствительныхъ боевыхъ трудовъ, тягостей и лишеній строевыхъ офицеровъ съ заслугами чиновниковъ, жившихъ въ комфортабельной обстановкѣ, не обезцѣнивало боевыхъ трудовъ, боевыхъ наградъ арміи и свидѣтельствовало о любви къ ней?!

Я вообще затрудняюсь сказать, что дѣлалось командующимъ арміей для подъема духа войскъ. Кромѣ знаменитаго приказа передъ наступленіемъ въ сентябрѣ -- ни одного обращенія къ арміи, нравственно потрясенной небывалымъ ходомъ кампаніи. Все свелось къ короткой стереотипной фразѣ: "надѣюсь братцы, постараетесь" -- съ которою Куропаткинъ обращался и къ войскамъ, приходившимъ на театръ войны, и къ тѣмъ, кто исполнилъ уже свой долгъ, запечатлѣвъ его своею кровью -- къ раненымъ, въ санитарныхъ поѣздахъ. Я хорошо помню эти слова, сказанныя Куропаткинымъ въ одномъ изъ санитарныхъ поѣздовъ наканунѣ ляоянскаго сраженія.

Солдаты очень скоро оцѣнили это приглашеніе "постараться". Одна изъ сестеръ милосердія передавала мнѣ слѣдующій свой діалогъ съ раненымъ солдатомъ одного изъ полковъ злополучной орловской дивизіи, бѣжавшей подъ Янтаемъ.

-- Какъ же вы это бѣжали?!-- спрашивала она.

-- Бѣжали, сестрица, бѣжали.

-- Да вѣдь вы только что изъ Россіи прибыли?

-- Только что, сестрица, только что.

-- Я сама видѣла, какъ командующій арміей съ вами здоровался, просилъ васъ постараться, послужить -- и вы ему обѣщали.

-- Да, какъ же не обѣщать. Ему это первое удовольствіе такъ съ нами здороваться.

А вотъ и иллюстрація заботъ командующаго арміей. Въ концѣ октября или въ началѣ ноября 1904 года, въ хмурый холодный вечеръ я встрѣтилъ на мукденскомъ вокзалѣ начальника 6 вост.-сиб. стрѣлк. дивизіи ген.-м. Данилова, который, залѣчивъ свою рану въ ногу, полученную въ сентябрѣ подъ Проклятой сопкой, возвращался теперь къ войскамъ. Прихрамывая, опираясь на трость, генералъ со скучающимъ видомъ ходилъ по перрону.

-- Вотъ брожу въ ожиданіи завтрашняго поѣзда -- усмѣхаясь сказалъ мнѣ генералъ.

-- Долго ждать...

-- Да и холодно, а главное -- не знаю, гдѣ спать буду. До этапа далеко, да и поди биткомъ набитъ. Придется продремать на стулѣ.

На счастье генерала я могъ предоставить ему для ночлега цѣлое купэ въ вагонѣ, чѣмъ онъ былъ чрезвычайно обрадованъ.

Въ такомъ положеніи находились подчасъ высшіе строевые чины арміи. Въ какомъ же пребывали низшіе, все это рядовое офицерство?! Бывалъ ли генералъ Куропатникъ на этапахъ? Видалъ ли онъ, въ какихъ условіяхъ жило тамъ офицерство? Зналъ ли онъ, что оно пило и ѣло на этихъ вокзальчикахъ, и какія цѣны тамъ за все драли?

Говорятъ, что однажды у себя за обѣдомъ Куропаткинъ выразился:-- "Я люблю войну. На войнѣ офицеръ поправляется"...

Какъ -- кто! А строевой офицеръ едва ли могъ поправить и свое здоровье, и свои финансы, когда съ него въ походномъ отдѣленіи гв. эк. общества брали за теплые сапоги по 19 рублей.

Въ началѣ войны, когда войскъ было мало, офицерамъ, пріѣзжавшимъ изъ отрядовъ Ляоянъ, разрѣшено было еще довольствоваться въ столовой штаба командующаго арміей. Потомъ, когда офицерства этого стало много, это было воспрещено. Правда, это мотивировалось тѣмъ, что за каждаго столующагося командующій арміей приплачивалъ изъ собственныхъ суммъ, но мнѣ кажется, что находившихся въ распоряженіи командующаго арміей суммъ было достаточно, недоставало только умѣнія ими распоряжаться.

18-го іюля, въ день боя подъ Хайченомъ, въ санитарномъ вагонѣ я былъ свидѣтелемъ выдачи пособій изъ этихъ суммъ раненымъ офищерамъ. Въ вагонъ явился тотъ же полковникъ гр. Бобринскій и, опросивъ раненыхъ офицеровъ объ ихъ служебномъ положеніи, выдалъ отъ имени командующаго арміей раненому въ отрядѣ генерала Мищенко полковнику К., бывшему на правахъ командира полка, 800 рублей на "починку кителя", какъ онъ выразился,-- ротному командиру, семейному,-- 500 р. и несемейному оберъ-офицеру -- 250 руб. Это было настолько щедро, что полковникъ К. тотчасъ же передалъ 300 р. для раздачи раненымъ нижнимъ чинамъ того же поѣзда.

Думается, что если можно было быть столь "щедрымъ въ раздачѣ пособій, то можно было на эти деньги и организовать довольствіе офицеровъ, хотя бы въ такихъ центрахъ, какъ сперва Ляоянъ, а потомъ Мукденъ. Помнится, что въ дни сентябрьскаго наступленія, обходя позицію 11-го и 12-го полковъ, я пораженъ былъ условіями, въ которыхъ принуждены были жить офицеры. Меня всегда интересовалъ вопросъ, какъ и чѣмъ они питаются. Вернувшись въ Мукденъ, я получилъ отъ главнаго полевого интенданта арміи предложеніе въ короткой запискѣ высказать, что не достаетъ войскамъ по части продовольственной. Я тогда же указалъ на отсутствіе нормированныхъ цѣнъ на припасы, продававшіеся такъ называемыми "шакалами" -- маркитантами по невѣроятнымъ цѣнамъ -- и главнымъ образомъ на желательность обезпеченія офицеровъ казеннымъ пайкомъ изъ артельнаго котла.

Такъ практиковалось нѣкогда у насъ въ батареѣ во время большихъ волынскихъ маневровъ и мы, офицеры, уже не заботились о своемъ обѣдѣ, а ѣли вмѣстѣ съ нижними чинами. О томъ же, кажется, говорилъ генералу Губеру другой военный корреспондентъ П. Н. Красновъ. Надо отдать справедливость ген. Губеру, онъ не былъ педантомъ и пользовался всякимъ практическимъ указаніемъ, откуда бы оно не исходило. И потому, въ ноябрѣ состоялся приказъ по арміи, которымъ устанавливался казенный паекъ для офицеровъ, врачей, священниковъ и сестеръ милосердія. Но въ общемъ должно сказать, что заботы объ офицерствѣ было мало. Отсутствіе таковой не искупалось такими вещами, какъ раздача заурядъ-прапорщикамъ погонъ въ даръ отъ имени командующаго арміей.

Кстати по поводу послѣдняго факта. Командующій арміей пожелалъ, чтобы погоны заурядъ-прапорщиковъ имѣли номера дивизій. Ему на это указали, что это не соотвѣтствуетъ законоположенію о заурядъ-прапорщикахъ. Онъ выразилъ недовѣріе и недоумѣніе къ тому, чтобы это обстоятельство не было предусмотрѣно соотвѣтствующимъ приказомъ по военному вѣдомству. Ему показали этотъ приказъ, подписанный имъ самимъ въ качествѣ военнаго министра.

Въ общемъ, это были, конечно, пустяки, обращать вниманіе на которые было тѣмъ болѣе странно, что соблюденіе формы одежды въ маньчжурской арміи было упразднено. Въ то время какъ въ мукденскомъ штабѣ обращали на это самое серьезное вниманіе и преслѣдовали всякія рубашки, куртки и тужурки, въ Ляоянѣ на этотъ счетъ было совершенно свободно. Одѣвался кто во что хотѣлъ, и я видѣлъ на ляоянскомъ вокзалѣ офицера въ сѣрой коломянковой рубашкѣ, подпоясанной шарфомъ, при шашкѣ и револьверѣ, но въ спальныхъ кожаныхъ туфляхъ, одѣтыхъ на сѣрые носки. Съ наступленіемъ зимы этотъ маскарадъ сталъ еще пестрѣе, кожаныя куртки, сюртуки на мѣху, тулупы и теплые китайскіе халаты -- все можно было видѣть одинаково и на офицерѣ, и на солдатѣ, и порой ихъ нельзя было отличить другъ отъ друга. Это сейчасъ же сказалось на отданіи воинской чести: ее постепенно перестали отдавать и это было, конечно, однимъ изъ элементовъ упадка дисциплины и деморализаціи арміи. Странно, что, заботясь о номерахъ дивизій на погонахъ заурядъ-прапорщиковъ, генералъ Куропаткинъ не оцѣнивалъ въ то же время должнымъ образомъ дисциплинирующее значеніе воинской одежды вообще. Но это пристрастіе къ мелочамъ, къ деталямъ -- характерная черта въ личности и дѣятельности генерала Куропаткина.

Ему ставятъ еще въ заслугу сбереженіе здоровья арміи, отсутствіе въ ней эпидемическихъ болѣзней. Подождемъ объ этомъ говорить до опубликованія истинныхъ цифръ военно-медицинскаго отчета за войну. Но вотъ фактъ, проливающій нѣкоторый свѣтъ на заботливость Куропаткина и въ этой области. Казалось бы, гдѣ-гдѣ, а ужъ въ Мукденѣ-то можно было бы заблаговременно приготовить помѣщенія для госпиталей. А между тѣмъ, что представлялъ изъ себя въ сущности госпиталь Георгіевской общины отряда имени Императрицы Маріи Ѳеодоровны?-- Рабочую казарму, острогъ, но не госпиталь. Я посѣтилъ его впервые 31 октября 1904 года. Было холодно въ тепломъ пальто, грязновато и неуютно; земляной полъ; стѣны только что начинали штукатурить; деревянныя нары; керосиновыя лампы; соломенные грязные мѣшки вмѣсто матрасовъ и подушекъ; разноцвѣтныя китайскія одѣяла, подъ которыми дрожали больные и раненые, особенно тѣ, которые лежали близко къ дверямъ, выходившими, прямо на улицу, и постоянно хлопавшимъ. Тамбуровъ, предохранявшихъ бы больныхъ, что бы ихъ не обдавало холодомъ, сыростью и вѣтромъ, сдѣлано не было. Только подъ 21-мъ ноября записано въ моей книжкѣ, что въ госпиталѣ стало немного лучше. "Правда, по прежнему сыро, но уже не нары, а кровати, деревянныя, некрашенныя и на нихъ красныя байковыя одѣяла. На оштукатуренныхъ, но еще не просохшихъ стѣнахъ кое-гдѣ олеографическія картинки изданій генерала Богдановича". Вотъ и всѣ улучшенія едва ли не въ лучшемъ госпиталѣ.

И это рядомъ съ роскошнымъ поѣздомъ главнокомандующаго! Нѣтъ, пусть не спѣшатъ говорить объ его любви и заботливости объ арміи.