Боевая служба отряда. Отъ начала войны до переправы за Ялу 1).
1) Настоящій очеркъ составленъ на основаніи краткой лѣтописи о службѣ и боевыхъ дѣйствіяхъ 1-го Читинскаго полка забайкальскаго казачьяго войска, составляющаго ядро отряда Мищенко и по разсказамъ офицеровъ отряда. Остальныя части его -- аргунцы, верхнеудинцы, уссурійцы -- входили въ его составъ и выходили, одни только читинцы пережили неразлучно съ генераломъ Мищенко весь тяжелый первый періодъ кампаніи -- и въ ореолѣ славы, окружающей отрядъ и его достойнаго вождя, имъ принадлежитъ наибольшее количество лучей. Мы видимъ этотъ полкъ во всѣхъ дѣлахъ отряда: на Ялу, подъ Чончжу, Уулаассой, Сюянемъ, Сахотаномъ, Судзяпудзой. На долю полка и его офицеровъ выпали самыя опасныя и важныя развѣдки. Вотъ почему, слѣдя за однимъ только этимъ полкомъ, мы познакомимся со службою и всего отряда.
Война застала части отдѣльной забайкальской казачьей бригады (1-й Верхнеудинскій и 1-й Читинскій полки) въ разныхъ мѣстахъ. Верхнеудинскій полкъ стоялъ въ Таліенванѣ, и съ нимъ 29 января генералъ Мищенко выступилъ на соединеніе съ читинцами. Ко дню мобилизаціи (27 января) Читинскій полкъ расквартированъ былъ по разнымъ мѣстамъ: 4 сотни его стояли въ Фынхуанченѣ, одна въ Шанхайгуанѣ и одна въ Мукденѣ. Весь полкъ былъ въ уменьшенномъ составѣ, имѣя во взводахъ, вмѣсто установленныхъ 16 рядовъ, по четырнадцати. Да и эти 14 были неполны. Много людей было въ командировкахъ, такъ что сотни выступили въ походъ въ составѣ отъ 80 до 100 человѣкъ, при 17 офицерахъ. Только 3 февраля, когда полкъ уже стоялъ въ Шахедзахъ, прибыли въ него на укомплектованіе 204 молодыхъ казака, совершенно необученные. Въ Шахедзы полкъ выступилъ въ составѣ 4-хъ сотенъ, вмѣстѣ съ 1-й забайкальской казачьей батареей, 30 января. Но еще 28 числа, рано утромъ, 1-я сотня пошла къ границамъ Кореи. Въ Шахедзы подошли и остальныя сотни, изъ Мукдена и Шанхайгуаня. Полку поставлено было задачей: стоя въ Шахедзахъ вмѣстѣ съ 1-й забайкальской казачьей батареей и охотничьей командой 15 Восточно-Сибирскаго стрѣлковаго полка, наблюдать двумя сотнями рѣку Ялу и побережье отъ Кулуцзы до деревни Татунгоу (120 верстъ), захватить на рѣкѣ всѣ перевозочныя средства и произвести развѣдку въ Корею, по возможности до Пеньяна.
1 же февраля три офицерскихъ разъѣзда -- поручика Святополкъ-Мирскаго, хорунжаго Ланшакова и подхорунжаго Назорова -- были высланы въ Корею.
4 февраля получена была телеграмма о сформированіи передового коннаго отряда подъ командою генералъ-маіора Мищенко, въ составѣ 1-го Читинскаго полка, 1-го Аргунскаго, охотничьей команды 15-го Восточно-Сибирскаго стрѣлковаго полка и 1-й забайкальской казачьей батареи {Позднѣе въ составъ его вошелъ и Уссурійскій казачій полкъ.}. Верхнеудинскій же полкъ оставленъ былъ въ Дагушанѣ для охраны побережья отъ Бицзево до Дагушаня, на протяженіи двухсотъ слишкомъ верстъ.
Первоначально передовому конному отряду поставлена была смѣлая задача: отыскать и разбить японскую кавалерію. Во исполненіе этой задачи на другой же день, 5 февраля, въ Корею высланы были на соединеніе съ ранѣе ушедшею туда 1-ю сотнею Читинскаго полка еще 3-я и 4-я сотни, которыя подъ общею командою войскового старшины Куклина составили авангардъ передового отряда.
6 февраля разъѣзды этихъ сотенъ захватили въ Ичжу шесть японцевъ и трехъ японокъ. Это были маіоръ Того-Тацузиро съ женой, служанкою и пятью солдатами. Маіоръ былъ командированъ на Ялу для наблюденія за движеніемъ нашихъ войскъ черезъ рѣку. Но пробылъ онъ въ Ичжу всего нѣсколько дней, былъ нами схваченъ и отправленъ въ Иркутскъ.
8 февраля въ Ичжу пришла 5-я сотня и заняла этотъ городъ, а 10-го числа и остальныя сотни полка съ батареей и охотничьей командой прошли чрезъ Ичжу въ Корею. На другой день, 11-го, къ отряду присоединился 1-й Аргунскій полкъ.
Съ прибытіемъ аргунцевъ весь передовой конный отрядъ былъ въ сборѣ и черезъ Коджу и Аньчжу двинулся далѣе къ Пеньяну, въ глубь Кореи.
Пеньянъ, эта древняя столица Кореи, какъ пунктъ, на который опирался лѣвый флангъ операціонной базы японцевъ, имѣлъ, конечно, весьма важное значеніе. Къ тому же въ немъ, какъ въ крупномъ торговомъ центрѣ, открытомъ и для иностранной торговли, перекрещивались лучшія дороги: на сѣверъ -- въ Манчжурію, на югъ -- въ Сеулъ и на сѣверо-востокъ -- въ Гензанъ.
Самый городъ расположенъ на правомъ, командующемъ берегу рѣки Тайдолганъ (Тидонганъ, Татонгъ), представляющемъ волнистое плато съ болотистою почвою, на которомъ тамъ и сямъ попадаются углубленія, наполненныя стоячею зеленою водою; это -- разсадники болѣзней. На противоположномъ берегу на югъ и юго-востокъ разстилается верстъ на пятьдесятъ долина съ цѣпью холмовъ на далекомъ горизонтѣ, а съ сѣвера и запада подходятъ къ городу господствующія надъ нимъ, поросшія лѣсомъ высоты, у подошвы которыхъ и протекаетъ рѣка Тайдолганъ. Она судоходна только для сравнительно небольшихъ судовъ; въ половодье иные морскіе пароходы доходятъ и до самаго Пеньяна, обыкновенно же они останавливаются верстахъ въ шести отъ города. По Тайдолгану въ Пеньянъ везутъ изъ двухъ провинцій, Пхіонъ-ань-до и Хоанъ-хадо, желѣзную руду, золото, каменный уголь, шкуры, строительный лѣсъ, хлопокъ, бобы и продукты шелководства.
Въ Пеньянѣ теперь тысячъ тридцать жителей, а до войны съ Японіей Китая ихъ было вдвое больше. Городъ, это -- лабиринтъ узкихъ грязныхъ улицъ и переулковъ, это куча 12,000 домовъ, лѣпящихся одинъ возлѣ другого въ безпорядкѣ. Онъ обнесенъ высокой каменной стѣной, представляющей въ планѣ видъ растянутаго многоугольника, периметромъ въ шесть верстъ. Стѣна прекрасно сохранилась. Въ сѣверной части города, наиболѣе возвышенной, есть цитадель, также старинной постройки. Для передовой же обороны этой части города природа создала три гряды холмовъ, на которыхъ китайцы въ 1894 году имѣли шесть полевыхъ укрѣпленій. И корейцы, и китайцы всегда сознавали выгоду мѣстоположенія Пеньяна въ стратегическомъ отношеніи и всегда его укрѣпляли. Такъ, въ 1894 году, когда японцы брали Пеньянъ у китайцевъ, общее число фортификаціонныхъ построекъ доходило до 27 на фронтѣ въ 10 верстъ длиною. Отъ нихъ кое-что уцѣлѣло донынѣ.
Дорога отъ Ичжу черезъ Аньчжу на Пеньянъ, по которой вслѣдъ за передовыми сотнями двинулся отрядъ генерала Мищенко, имѣетъ восемь шаговъ въ ширину и проложена по твердому каменистому грунту -- на возвышенностяхъ и по глинистому -- въ долинахъ, гдѣ во время дождей онъ дѣлается вязкимъ, труднымъ для движенія. Послѣднее обстоятельство относится, впрочемъ, къ части дороги до Аньчжу, идущей среди рисовыхъ полей. За Аньчжу дорога затрудняется семью очень крутыми и длинными перевалами. Такъ, только на одномъ изъ нихъ подъемъ вьется зигзагами на протяженіи 17-ти верстъ.
-- Семнадцать верстъ въ гору. Это много,-- говорилъ мнѣ участникъ этого похода.-- У людей и лошадей, особенно въ артиллеріи, духу не хватало... Перевалили горы -- спускъ къ рѣкѣ Чончонгану, имѣющей болѣе полуверсты въ ширину и болѣе сажени въ глубину. По мостамъ китайскаго ремонта идешь съ опаскою... Близость моря сказывается на водѣ. Колодцы есть, но ихъ мало, а въ рѣчкахъ въ сухое время года она горько-соленаго вкуса.
Населенъ весь этотъ раіонъ довольно густо, но населеніе довольно бѣдное и живетъ по небольшимъ деревушкамъ, гдѣ трудно доставать продовольствіе и фуражъ для большого отряда.
Таковъ путь, по которому впервые тронулись русскія войска.
12 февраля передовыя сотни коннаго отряда генерала Мищенко перешли рѣку Чончонганъ и остановились въ Аньчжу. Имъ приказано было дальше не двигаться, а отдѣльными разъѣздами произвести развѣдку Пеньяна и Нимбена.
13 февраля для этой цѣли выдѣлена была 1-я сотня Читинскаго полка и подъ командою есаула Перфильева пошла къ Пеньяну. 14-го она подошла къ нему на пятнадцать верстъ и узнала отъ жителей окрестныхъ деревень, что городъ занятъ сильнымъ отрядомъ японцевъ. Говорили, что тамъ ихъ тысячъ восемь. Цифра эта не смутила, однако, Перфильева, и на разсвѣтѣ слѣдующаго дня онъ подошелъ съ сотнею къ Пеньяну. Высланы были разъѣзды для непосредственной его развѣдки.
Первымъ встрѣтился съ японцами разъѣздъ подъесаула H. С. Сарычева. При видѣ русскихъ японскій разъѣздъ въ шесть человѣкъ при офицерѣ, видимо, опѣшилъ отъ неожиданности. Остановился... Стоитъ и не видитъ, какъ сбоку подходитъ къ нему другой нашъ разъѣздъ подъ командой хорунжаго Ланшакова. Подошелъ Ланшаковъ съ своими тремя казаками: урядникомъ Антономъ Бѣломѣстновымъ, Фомою Измайловымъ и Никитой Бѣломѣстновымъ, почти вплотную -- и бросился въ атаку на японцевъ. Повернули тѣ коней и карьеромъ бросились назадъ къ Пеньяну. Офицеръ уходилъ послѣднимъ и наскаку стрѣлялъ изъ револьвера... Скачутъ они... Вотъ и стѣны Пеньяна... Догоняютъ казаки японцевъ... Но въ это время и пригородъ, и стѣны города загорѣлись ружейнымъ огнемъ. Пришлось отходить, выпустивъ изъ рукъ добычу. Но уже по безпорядочности огня, по крикамъ и шуму за стѣною можно было судить о поднявшейся въ Пеньянѣ тревогѣ отъ внезапнаго появленія русскихъ. Очевидно, наступленія русскихъ войскъ въ Корею не ждали.
Это былъ уже важный результатъ развѣдки. Использовать его не пришлось, такъ какъ 18 февраля отрядъ получилъ приказаніе отойти къ рѣкѣ Ялу. Вызвано было оно опасеніемъ лишиться конницы въ самомъ началѣ войны. Отрядъ сталъ отходить двумя дорогами. Одна колонна шла по большой дорогѣ на Сенчхенъ -- Ичжу, другая -- на Кусенъ -- Сакчжу. Бывшія впереди сотни Читинскаго полка -- 1-я, 3-я и 4-я -- остались въ Сенчхенѣ и Кусенѣ съ приказаніемъ развѣдывать мѣстность впередъ верстъ на 30--40.
Въ Ичжу, куда стянулся весь отрядъ, онъ простоялъ три дня. Въ это время въ Читинскій полкъ прибыло на укомплектованіе еще 213 льготныхъ казаковъ. Изъ нихъ 160 было пѣшихъ обозныхъ. Но такъ какъ отъ колеснаго обоза отрядъ отказался и взялъ съ собою въ походъ вмѣсто 154 двуколокъ только по 35 на полкъ, а затѣмъ и эти были оставлены и взятъ обозъ только вьючный, то на часть обозныхъ лошадей, а также на купленныхъ въ Забайкальѣ и только что приведенныхъ посадили предназначенныхъ въ обозъ казаковъ, пріобрѣтя имъ китайскія сѣдла. Благодаря этому, получились сотни по 16 и даже 18 рядовъ во взводѣ, но половина изъ нихъ была или не обучена вовсе, или хорошо позабыла на льготѣ все то, чему когда-то училась. Ихъ школою стала война, пока представлявшая рядъ мелкихъ стычекъ нашихъ разъѣздовъ отъ передовыхъ трехъ сотенъ съ японскими разъѣздами. Такъ, разъѣздъ подхорунжаго Назорова, возвращаясь изъ Нимбена, узналъ, что находящійся впереди него японскій разъѣздъ тѣснитъ разъѣздъ 1-го Аргунскаго полка. Онъ тотчасъ же на рысяхъ пошелъ туда и, встрѣтивъ около Касана уже уходящій японскій разъѣздъ, атаковалъ его. Японцы бросились вразсыпную, но одинъ изъ нихъ упалъ во рву съ лошади и запутался въ стремени и поводѣ. Казакъ 2-й сотни Дорофей Першинъ опередилъ весь разъѣздъ и поскакалъ къ упавшему японцу. Но тотъ уже освободился отъ путъ, всталъ и съ саблею ждалъ Першина. Нашъ казакъ, ради честнаго боя, также спѣшился и съ шашкою бросился на японца. Произошло фехтованіе на шашкахъ. Соперники оба оказались искусными бойцами и долго слышался лязгъ ихъ клинковъ другъ о друга. Наконецъ Першинъ побѣдилъ и нанесъ-таки ударъ японцу. Тотъ бросился бѣжать и былъ подстрѣленъ.
24 февраля нашъ разъѣздъ обнаружилъ на рѣкѣ Чончонганѣ четыре непріятельскихъ поста и за ними конный дозоръ. У Пакчена мы устроили японскому разъѣзду засаду. Попавъ въ нее, японцы разсѣялись, потерявъ одного человѣка убитымъ. Преслѣдуя ихъ, казаки подобрали нѣсколько патроновъ, пироксилиновыя шашки и одѣяла.
26 февраля, оставивъ въ Ичжу батарею и охотничью команду, отрядъ вновь выступилъ по дорогѣ на Аньчжу. У Сакчжу были оставлены 3-я и 4-я сотни, для наблюденія за путями, ведущими изъ Кореи на сѣверъ, въ направленіи на Піекдонъ и Канге, для чего имъ приказано выслать разъѣзды на Унсанъ и Тайчувань. 1-я сотня читинцевъ осталась въ Ичжу для обезпеченія отряду переправы чрезъ Ялу на обратномъ пути. Въ Ламбыгоу, на русскомъ участкѣ, оставлена была 4-я сотня аргунцевъ подъ командою есаула Пѣшкова (Якова) для наблюденія за моремъ.
3 марта отрядъ пришелъ въ Касанъ, а передовыя его сотни дошли до Аньчжу, уже занятаго теперь двухтысячнымъ японскимъ отрядомъ. Съ шестою сотнею Аргунскаго полка генералъ Мищенко самъ выѣхалъ къ Аньчжу и съ праваго берега Чончонгана произвелъ усиленную рекогносцировку города, послѣ которой отошелъ къ Пакчену и занялъ отдѣльными заставами правый берегъ Пакченгана, отъ устья его до Нимбена и отъ этого послѣдняго къ сѣверу на одинъ переходъ. Разъѣзды ходили до Чончонгана. Резервъ стоялъ у Касана. Отсюда высылались разъѣзды влѣво къ Тайчуваню и вправо -- къ морю, для наблюденія за бухтами, гдѣ наступавшая весна ломала ледъ и открывала японцамъ возможность дѣлать высадку войскъ.
4 марта разъѣзды эти, подойдя близко къ Аньчжу, обнаружили на лѣвомъ берегу Чончонгана японскія заставы и непріятельскіе окопы противъ города. Заготовленъ былъ уже и матеріалъ для наводки мостовъ сѣвернѣе и южнѣе города, а къ наводкѣ одного, выше Аньчжу, было даже приступлено. Можно было предполагать, что здѣсь -- одна дивизія, а въ Пеньянѣ остальная часть первой арміи; въ Іонгбенѣ непріятеля еще не было.
5 марта японская кавалерія показалась уже между Чончонганомъ и Пакченганомъ. Получилось свѣдѣніе о прибытіи въ Пакченъ двухъ непріятельскихъ эскадроновъ. Туда сейчасъ же были направлены двѣ наши сотни для воспрепятствованія противнику перехода черезъ Пакченганъ. На лѣвомъ берегу рѣки сотни эти замѣтили непріятельскіе эскадроны, на разномастныхъ лошадяхъ, силою по 190 коней. Ихъ было теперь уже три. Не принимая боя, они, съ приближеніемъ нашего отряда, стали отходить къ Аньчжу.
Въ ночь на 6-е число два посыльныхъ нашей летучей почты между Касаномъ и Чончжу наткнулись на японскій разъѣздъ, были встрѣчены его огнемъ, но благополучно отошли. Получилось извѣстіе, что на разсвѣтѣ 6-го числа отрядъ японской кавалеріи въ 300 человѣкъ занялъ и Іонгбенъ. Выяснивъ движеніе непріятеля изъ Пеньяна на Аньчжу -- Сенчхенъ, отрядъ нашъ того же 6-го числа сталъ отходить къ Ялу, все время оставаясь въ соприкосновеніи съ противникомъ. Крайне осторожные, всюду натыкаясь на наши сильные разъѣзды, японцы медленно подвигались впередъ. Съ цѣлью развѣдать, какія силы непріятеля перешли черезъ рѣку Чончонганъ, генералъ Мищенко, въ и часовъ вечера 10 марта, выслалъ впередъ двѣ сводныхъ сотни, по одной отъ Читинскаго и Аргунскаго полковъ. Одна изъ нихъ въ полутора верстахъ отъ Пакченгана замѣтила непріятельскую конную заставу силою въ 30 человѣкъ, которая съ приближеніемъ нашей сотни стала усиливаться, а затѣмъ прикрылась пѣхотой. Тогда изъ сотни спѣшились два взвода и открыли огонь по заставѣ и разъѣзду, показавшемуся въ 400 шагахъ. Послѣ нѣсколькихъ залповъ, получивъ донесеніе о наступленіи непріятельской пѣхоты, сотня наша стала отходить. Развѣдка выяснила, что небольшіе головные отряды японцевъ изъ пѣхоты и кавалеріи находятся уже на правомъ берегу Пакченгана, а разъѣзды ихъ доходятъ до Касана; что въ Аньчжу -- 3,000 японцевъ; что въ Цинампо постоянно прибываютъ японскіе военныя суда и транспорты и что войска, высадившись здѣсь, идутъ къ Пеньяну и далѣе на Унсанъ и Канге.
Задачу развѣдки можно было считать исполненной, и на 14 марта назначена была переправа за Ялу, обратно, на манчжурскій берегъ. Но ее пришлось отложить, и вотъ по какимъ обстоятельствамъ. Отрядъ стоялъ въ Сенчхенѣ, когда генералу Мищенко доставлено было для ознакомленія письмо командовавшаго тогда манчжурскою арміею генералъ-лейтенанта Линевича къ сторожившему Ялу генералъ-маіору Кашталинскому. Сообщая въ немъ, что главнокомандующій, адм. Алексѣевъ, будучи доволенъ въ общемъ дѣйствіями передового коннаго отряда, находитъ однако, что Мищенко дѣйствуетъ съ чрезмѣрною осторожностью, генералъ Линевичъ выражалъ сожалѣніе, что "Мищенко не потрепалъ японцевъ" {Впослѣдствіи полковникъ Павловъ говорилъ мнѣ, что, имѣя одинъ полкъ, нельзя было допустить и мысли, чтобы у него была другая задача, кромѣ доставленія свѣдѣній о пунктахъ высадки противника и путяхъ его наступленія къ Ялу... Полкъ отходилъ, все время держа связь съ противникомъ, и выяснилъ, что онъ идетъ не на Канге, а на Касанъ -- Ичжу.}... Рѣшили "потрепать" ихъ....
13 марта начальникъ отряда собралъ къ себѣ офицеровъ и сказалъ имъ короткую, но вдохновенную рѣчь.
-- Мы уходимъ за Ялу. Надо завершить нашъ походъ въ Корею боемъ, чтобы дать урокъ его японцамъ... Японская кавалерія, видимо, отъ него уклоняется... Заставимъ ее принять -- и дадимъ ей почувствовать силу нашихъ шашекъ...
И генералъ объявилъ походъ съ боемъ на Чончжу, въ окрестностяхъ котораго, по добытымъ свѣдѣніямъ, стояли четыре эскадрона японской конницы... Самый городъ также былъ занятъ японцами. Рѣшеніе это, конечно, было принято восторженно...
14 марта отрядъ передвинулся къ Носану, а 15-го, съ 6-ти часовъ утра, двинулся къ Чончжу... Разъѣзды, тѣ ушли еще ранѣе.
Какъ и всѣ корейскіе города, Чончжу обнесенъ высокою стѣною изъ сѣраго дикаго камня. Горы съ крутыми, скалистыми скатами, съ иззубренными вершинами, сжали его съ двухъ сторонъ. Къ городу ведутъ три дороги, пролегающія чрезъ неглубокія каменистыя лощины... По всѣмъ имъ и двинулся отрядъ: по средней, главной дорогѣ колонну (3 сотни) велъ самъ Мищенко, лѣвую колонну (2 сотни) -- полковникъ Трухинъ; въ правой была всего одна сотня. Еще одна сотня читинцевъ направлена была въ обходъ города, чтобы отрѣзать выходъ изъ него съ юга. Настроеніе у всѣхъ было приподнятое, праздничное. День былъ ясный, теплый; горный туманъ скоро разсѣялся... Въ чистомъ горномъ воздухѣ далеко было видно... Только не врага... Онъ притаился. Около 10 1/3 часовъ утра отрядъ подошелъ къ Чончжу. Дозоръ средней колонны вошелъ въ городскія ворота -- и вернулся доложить, что никого не видно... Городъ казался вымершимъ. Но едва дозоръ лѣвой колонны вступилъ за ограду, какъ загремѣли выстрѣлы. Сотни лѣвой колонны, наметомъ бросились ему на выручку, ворвались въ ворота, спѣшились за сопкою внутри городской стѣны и въ пѣшемъ строю бросились на ея вершину... Шагахъ въ 600 за западною стѣною лежали японцы. Увидѣли нашихъ -- и сейчасъ же открыли огонь пачками. Казаки отвѣчали имъ залпами, дружными, мѣткими. Есаулъ Красноставовъ послѣ каждаго такого залпа благодарилъ:-- "Спасибо, братцы!" И "братцы", такъ же дружно, какъ стрѣляли, отвѣчали ему изъ цѣпи: "рады стараться, ваше высокоблагородіе!".
Подоспѣли и остальныя колонны и, также спѣшившись, заняли позиціи: правая колонна -- на горѣ, подлѣ города, средняя -- за горою, за городомъ.
Выяснилось, что городъ занятъ ротой пѣхоты и эскадрономъ конницы. Несмотря на столь незначительныя силы и на наше командующее положеніе на высотахъ, противникъ упорно держался за стѣнами города и только послѣ получасового жестокаго огня японцы стали прятаться въ фанзы, надъ которыми въ двухъ мѣстахъ поднялись флаги Краснаго Креста. Когда стоявшимъ въ пяти верстахъ за Чончжу по касанской дорогѣ тремъ эскадронамъ японской кавалеріи стало извѣстно о нашей атакѣ Чончжу, они карьеромъ понеслись на выручку своихъ. Двумъ эскадронамъ удалось вскочить въ городъ, третій же попалъ подъ залпы нашихъ сотенъ и въ безпорядкѣ повернулъ назадъ. Видно было, какъ валились и люди и лошади...
Въ узкой улицѣ, подъ дождемъ нашихъ пуль, происходила невѣроятная суматоха. Метались люди, лошади, повозки... Пылкій, нетерпѣливый штабсъ-капитанъ Степановъ рѣшилъ воспользоваться этою минутою и ударить на врага въ шашки въ пѣшемъ строю...
Скомандовавъ "шашки вонъ"... онъ поднялся изъ-за стѣны, за которою лежала наша цѣпь...
-- Ваше благородіе, въ васъ цѣлятъ... Берегитесь!.. кричали ему казаки, но было уже поздно... Пуля уложила храбреца... Казаковъ повелъ корнетъ Базилевичъ, но и онъ тотчасъ же упалъ, пораженный пулею въ животъ, за нимъ упали еще девять казаковъ ранеными и два убитыми. Въ это время на касанской дорогѣ показалось облако пыли... То бѣгомъ бѣжали на подмогу атакованнымъ четыре японскихъ роты. Тогда генералъ Мищенко приказалъ коноводамъ подать лошадей спѣшеннымъ сотнямъ, и отрядъ, подъ прикрытіемъ одной сотни, въ полномъ порядкѣ шагомъ прошелъ по лощинѣ и вытянулся за горой въ походную колонну, имѣя впереди своихъ раненыхъ.
Разбитые японскіе эскадроны не были въ состояніи быстро занять оставленныя нами высоты, а пѣхота ихъ опоздала. Отрядъ нашъ, охраняемый сзади полк. Павловымъ съ одною сотнею Читинскаго полка, спокойно дошелъ до Куансана (уѣздный городъ въ и верстахъ отъ Чончжу), сдѣлалъ здѣсь на два часа привалъ для перевязки раненыхъ и въ 9 часовъ вечера достигъ Носана.
Въ этомъ бою мы потеряли: штабсъ-капитана Степанова {Скончался черезъ день.}, поручика Андріенко и корнета Базилевича, раненыхъ тяжело, первый -- въ грудь, второй -- въ животъ. Сотникъ 1-го Читинскаго полка И. Ф. Шильниковъ, серьезно раненый въ руку и подъ лопатку, остался въ строю. Казаковъ убито три, ранено двѣнадцать. Генералъ Мищенко, донося объ этомъ дѣлѣ, свидѣтельствовалъ объ отличномъ поведеніи въ бою начальниковъ, офицеровъ и казаковъ, въ особенности 3-й сотни Аргунскаго полка, подъ командою подъесаула Красноставова, и о выдающейся храбрости раненыхъ офицеровъ. Дѣло это въ офиціальномъ японскомъ донесеніи названо "соприкосновеніемъ съ русскимъ передовымъ отрядомъ" и потери отъ него опредѣлены очень скромно: въ 3 офицера и 14 нижнихъ чиновъ. Корейцы говорятъ иное. Они сообщали потомъ нашимъ разъѣздамъ, что пятьсотъ человѣкъ ихъ наняты были для относа ста двадцати раненыхъ.
Бой этотъ выяснилъ, что въ окрестностяхъ Аньчжу, Чончжу и Пеньяна сосредоточивается 1-я японская армія. Стоять передъ нею, имѣя въ тылу рѣку безъ бродовъ, было рискованно, и потому на другой день послѣ боя отрядъ пошелъ къ Ичжу для переправы черезъ Ялу. Въ Сенчхенѣ онъ раздѣлился на двѣ колонны. Четыре сотни Читинскаго полка, подъ командою полковника Павлова, пошли прямо на переправу, остальныя на Кусенъ и оттуда уже на Ичжу. Шли съ сильною охраною обоихъ фланговъ, такъ какъ были получены свѣдѣнія, что въ нѣкоторыхъ бухтахъ уже произошла высадка японскихъ войскъ.
18 марта подошли къ Ялу. Даже въ сухое время года, въ октябрѣ и ноябрѣ, она представляетъ серьезное препятствіе; теперь же, въ весеннюю пору, во время ледохода, переправа чрезъ нее была и опасна, и чрезвычайно затруднительна.
Передъ впаденіемъ въ Корейскій заливъ, въ окрестностяхъ города Ичжу, Ялу разбивается на нѣсколько рукавовъ, образуя дельту, шириною до 30-ти верстъ. Каждый изъ рукавовъ дельты течетъ по глубокому руслу, шириною въ самомъ узкомъ мѣстѣ до 80 саженъ, а во многихъ мѣстахъ ширина рукавовъ достигаетъ 1/4 -- 1/2 версты. Во время половодья вся дельта заливается водою. Теченіе 2--3 фута въ секунду, разумѣется внѣ перекатовъ и плесовъ. Китайскій берегъ командующій.
Выборъ пункта переправы чрезъ Ялу вызвалъ нѣкоторое разногласіе между генераломъ Мищенко и сторожившимъ рѣку генераломъ Кашталинскимъ. Послѣдній полагалъ, что лучше всего переправиться чрезъ Ялу въ направленіи Шахедзы -- Ичжу. Первый же просилъ генерала Кашталинскаго приготовить ему переправу нѣсколько выше Ичжу, противъ Тюренчена. Свой выборъ этого участка переправы генералъ Мищенко основывалъ на слѣдующихъ соображеніяхъ: мѣстность у Ичжу такова, что высоты лѣваго берега отходятъ верстъ на 5 -6 на юго-востокъ и образуютъ широкую открытую низину. До Ичжу же высоты лѣваго берега подходятъ къ рѣкѣ очень близко (1--2 версты), въ нѣкоторыхъ же мѣстахъ почти вплотную. Оцѣнивая эту мѣстность съ тактической точки зрѣнія, генералъ Мищенко полагалъ, что японцы, наступая на хвостѣ нашего передового коннаго отряда, не пойдутъ на Ичжу, ибо здѣсь имъ пришлось бы идти довольно долго (5--6 верстъ) подъ огнемъ нашего отряда, прикрывающаго переправу. Выгоднѣе было имъ идти на Тюренченъ, гдѣ по открытой долинѣ предстояло пройти подъ огнемъ только 1--2 версты. Но генералъ Кашталинскій упорствовалъ,-- и, говорятъ, по причинамъ "мѣстничества"... Послѣдующія событія показали, что генералъ Мищенко былъ правъ, но теперь не въ его рукахъ были средства переправы чрезъ Ялу, и онъ былъ вынужденъ направить свой отрядъ согласно указаніямъ генерала Кашталинскаго къ Ичжу.
На переправу пришли въ 3 часа дня 18 марта. Ледъ на Ялу прошелъ только нѣсколько дней передъ тѣмъ, и правый рукавъ рѣки, обычно переходимый въ бродъ, теперь былъ непроходимъ. Остававшійся въ Ичжу для наблюденія за рѣкою сотникъ Сараевъ заготовилъ лодокъ -- ботовъ, выдолбленныхъ изъ цѣлаго дерева, и, сколько могъ, шаландъ. Переправа началась съ мѣста по приходѣ. Сѣдла, оружіе, люди переправлялись въ лодкахъ, лошадей погнали въ воду, вплавь. Но вода была холодна, по рѣкѣ несло еще льдины, правда, небольшія, но онѣ все же били лошадей, кололи ихъ -- и лошади шли въ воду неохотно. Стали переправлять ихъ, привязывая по шесть, по восемь лошадей къ боту или шаландѣ. Но и тутъ не обходилось безъ происшествій. Такъ, на одномъ ботѣ плыли три урядника 6-й сотни Читинскаго полка и тащили за собою въ поводу нѣсколько лошадей. Одна изъ нихъ дернула отъ удара по ней льдины и перевернула ботъ. Казаки упали въ воду, но, уцѣпившись за хвосты лошадей, благополучно добрались до берега.
На переправу одной сотни потребовалось три часа времени. Переправа пошла успѣшнѣе, когда съ главнаго русла рѣки, отъ Матуцео, переправили на первый рукавъ еще нѣсколько большихъ шаландъ. Въ теченіе перваго дня переправили только черезъ первый рукавъ двѣ сотни и весь вьючный обозъ. Но такъ какъ медлить было нельзя,-- противникъ шелъ по пятамъ,-- то и темная, холодная ночь не прекратила переправы. Утромъ 19 марта переправилась 4-я сотня 1-го Аргунскаго полка, пришедшая изъ Ламбагоу, а къ 3 часамъ дня перешли черезъ первый рукавъ еще двѣ сотни читинцевъ, двѣ сотни уссурійцевъ и одна сотня аргунцевъ, а всего за сутки восемь сотенъ.
Съ 3 часовъ дня начался сильный ледоходъ, и черезъ какихъ-нибудь полчаса вся поверхность рѣки сплошь покрылась льдинами. Переправа стала невозможною ни для людей, ни для лошадей. По словамъ корейцевъ изъ окрестныхъ деревень, такое состояніе рѣки могло продлиться сутокъ двое. Въ 5 1/2 часовъ вечера на переправу, которою все время руководилъ энергичный и находчивый командиръ 1-го Читинскаго полка, полковникъ Георгій Андреевичъ Павловъ, прибылъ самъ начальникъ отряда, генералъ Мищенко. Съ нѣсколькими сотнями онъ занималъ позицію на перевалѣ, верстахъ въ семи, и прикрывалъ переправу, готовый дать бой, чтобы задержать противника. Для развѣдки послѣдняго наши разъѣзды все время ходили по Ялу, вверхъ и внизъ, и по дорогѣ на Кусенъ. Около восьми часовъ вечера отъ 1-го Аргунскаго полка вызваны были охотники-казаки для доставки пакета съ важными донесеніями на телеграфную станцію въ деревню Матуцео. Вооружившись топориками и шестами, они пошли, казалось, на вѣрную гибель. Весь отрядъ съ замираніемъ сердца слѣдилъ, какъ они прыгали со льдины на льдину, работая то шестомъ, то топорикомъ. Но молодцы-казаки преодолѣли всѣ трудности, всѣ опасности и доставили пакетъ по назначенію.
Для переправы лошадей приступили къ устройству парома изъ нѣсколькихъ шаландъ, а тутъ, на наше счастье, въ 9 часовъ 50 минутъ вечера вода начала спадать, ледъ посрединѣ прошелъ и только на берегу осталась широкая полоса льда, чрезъ который не безъ труда проложили дорогу къ лодкамъ, шаландамъ и парому. Къ разсвѣту 20 марта переправили только амуницію 2-й и 5-й сотенъ Читинскаго полка, а утромъ -- и лошадей этихъ сотенъ. Переправа была трудная и опасная, но къ 3-му часу дня она кончилась. Послѣдняя шаланда перевезла у Тюренчена начальника отряда съ его штабомъ и конвоемъ. И едва она переплыла первый стосаженный рукавъ, какъ ледоходъ возобновился. Но за первымъ рукавомъ предстояло преодолѣть еще два, менѣе широкихъ и глубокихъ. Ихъ перешли вплавь и по острову направились къ деревушкѣ, гдѣ ротою саперъ 2-го сапернаго баталіона, подъ командою штабсъ-капитана Атрошенко, организована была переправа чрезъ послѣдній, четвертый, рукавъ на шаландахъ, ведомыхъ паровымъ катеромъ. И только 21 марта, около 2 часовъ дня, отрядъ очутился на манчжурскомъ берегу Ялу.
Корейскій походъ, продолжавшійся 49 дней, былъ оконченъ. За это время отрядомъ произведена была широкая развѣдка въ раіонѣ Ялу отъ устья его до Пектона и на востокъ чрезъ Аньчжу на Пеньянъ и Нимбенъ до устья рѣки Чончонгана, отъ Сакчжу до Пакчена. Были обнаружены мелкія развѣдочныя партіи, посты и заставы японцевъ; было установлено, что значительныя силы ихъ высадились въ началѣ февраля къ Чемульпо, Хайчжю и Цинампо и двинулись на сѣверо-востокъ къ Пеньяну и Аньчжу. Казаки видѣли ихъ -- ихъ обозы, вереницы ихъ кули-носильщиковъ и, наконецъ, помѣрились съ ними въ бою. Резюмируя трудности похода, полковникъ Павловъ говорилъ мнѣ, что идти въ Корею и воевать въ ней можно только зимою, когда морозъ скуетъ льдомъ болотистыя рисовыя поля, изъ которыхъ состоитъ вся Корея. Въ погонѣ за увеличеніемъ площади этихъ полей, корейцы оставляютъ между ними только тропы на одну лошадь. Дороги же здѣсь крайне рѣдки и плохи.
Нашему передовому конному отряду пришлось, однако, быть въ Кореѣ какъ разъ на грани зимы и весны. И уже тогда онъ ощущалъ трудности поддерживать связь съ базою. Такъ, въ виду дальности и отсутствія колеснаго обоза, сухари доставлять было почти невозможно. Люди кормились только мясомъ, котораго не жалѣли для казачьяго котла, и рисовой кашей. Иногда изъ риса, который сами же казаки мололи въ муку, пекли лепешки. Только изрѣдка изъ Тюренчена, гдѣ организовано было хлѣбопеченіе, привозили "родной русскій ржаной хлѣбъ".
-- Онъ былъ у насъ на положеніи пряника,-- говорили мнѣ, смѣясь, участники похода, шуткою поминая тяжелое время. Рисомъ же, часто неочищеннымъ, кормили и лошадей. И лошади ѣли съ удовольствіемъ. Непріятно было то, что жители уносили въ горы и тамъ прятали, зарывая въ землю, всѣ продукты, все, что могло и было намъ потребно. Приходилось высылать фуражировъ съ большой дороги въ стороны верстъ на десять, на пятнадцать. И это, конечно, сильно затрудняло и обременяло излишнею службою казаковъ. Она же и безъ того была нелегкая. Ежедневно отъ полка высылалось отъ двухъ до четырехъ офицерскихъ разъѣздовъ, держалась летучая почта отъ Аньчжу до Ичжу (130 верстъ),-- до Сакчхена и Кусена (90--100 верстъ),-- до Пектона и на Ламбогоу.
Несмотря на всѣ эти труды и лишенія, духъ войскъ отряда былъ превосходный, превосходно было и санитарное ихъ состояніе.
Больныхъ было меньше, чѣмъ въ мирное время, и Читинскій полкъ, въ теченіе похода въ Корею, отправилъ въ госпиталь не больше десяти человѣкъ. Такъ свидѣтельствовалъ мнѣ полковой адъютантъ Читинскаго полка, сотникъ И. Ф. Шильниковъ.
21 же марта утромъ Ичжу былъ занятъ японцами, которые, говорятъ, чуть не бѣгомъ бѣжали къ мѣсту переправы нашего отряда. Но онъ спасенъ былъ мужествомъ своего начальника, генерала Мищенко, прикрывавшаго переправу, и энергіею и распорядительностью полковника Павлова, ею руководившаго.