Отъ Ялу до Сюяна.
Съ переходомъ за Ялу развѣдывательная служба передового коннаго отряда генерала Мищенко кончилась и ему поставлена была новая задача: вмѣстѣ съ восточнымъ отрядомъ генерала Кашталинскаго сторожить эту рѣку и наблюдать за высадкою японскихъ войскъ на берега Ляодуна. Но при этомъ изъ отряда выбыли Аргунскій и Уссурійскій полки, составившіе особый наблюдательный отрядъ сперва подъ командою полковника Трухина, командира аргунцевъ, а потомъ подъ командою полковника Карцева.
Въ распоряженіи генерала Мищенко остались собственно его отдѣльная забайкальская казачья бригада (полки: Верхнеудинскій и Читинскій) и 1-я забайкальская казачья батарея, 1-му Читинскому полку поручено было наблюдать Ялу отъ Кондагоу до Татунгоу, а отсюда до Бицзыво наблюдалъ рѣку 1-й Верхнеудинскій полкъ. Для связи съ восточнымъ отрядомъ, стоявшимъ у Шахедзы, устроена была на протяженіи 90 верстъ летучая почта. Ее обслуживала 3-я сотня читинцевъ, 5-я и 6-я сотни ихъ держали связь съ верхнеудинцами, а остальныя три сотни съ батареею стояли въ резервѣ сперва у Эрлдагоу, а потомъ постепенно перешли въ Чибенсанъ-Мадугу -- Молинзу. По рѣкѣ и побережью вытянулась цѣпь постовъ и заставъ, между которыми безпрерывно сновали дозоры...
Болотистая мѣстность сильно затрудняла службу кавалеріи. Правый берегъ рѣки въ этомъ мѣстѣ представляетъ изъ себя низкую равнину, кажущуюся черною отъ распаханныхъ подъ гаолянъ и воздѣланныхъ подъ рисъ полей. Воздухъ здѣсь влажный, небо сѣро, даль затянута паромъ -- туманомъ... Отъ каждаго дождя равнина эта превращается въ невылазную топь, по которой движеніе невозможно... Вязнутъ легкія китайскія фудутунки, по брюхо погружаются мулы, люди ходятъ съ трудомъ, какъ жонглеры на канатѣ, по узкимъ гребешкамъ земли, раздѣляющимъ участки полей... И чѣмъ ближе къ морю, тѣмъ эта топь шире и глубже... Его просторъ закрытъ для глазъ лѣсомъ желтыхъ камышей... Кое-гдѣ на отрогахъ горъ, подходящихъ къ рѣкѣ пологими, но волнистыми скатами, разбросаны отдѣльныя китайскія фанзы -- жалкія, грязныя лачуги, окруженныя стоящими на поверхности земли гробами предковъ подъ тощими кривыми деревьями. Въ этихъ фанзахъ, на этомъ черномъ болотѣ, подъ хмурымъ небомъ и отдыхалъ отрядъ.
До 10 апрѣля все было спокойно, хотя на противоположномъ берегу и замѣтно было движеніе небольшихъ непріятельскихъ отрядовъ и одиночныхъ людей, 10 числа изъ штаба арміи, пришло увѣдомленіе., что 2-я японская армія уже отплыла къ берегамъ Ляодуна и что со дня на день надо ждать ея высадки и важныхъ событій.
И дѣйствительно, уже и числа къ заставѣ 1-й сотни Читинскаго полка у Тяусынгоу подошелъ японскій катеръ и далъ по часовому залпъ изъ десятка ружей, а 12-го -- съ постовъ увидали въ морѣ и японскую эскадру. Она шла мимо Татунгоу въ устье Ялу. Во второмъ часу дня показался японскій пароходъ. Наша забайкальская батарея стояла уже на позиціи и тотчасъ же открыла по пароходу огонь. Но снаряды не долетали. Одинъ взводъ батареи продвинулся впередъ, насколько позволяла мѣстность, но и онъ ничего не могъ сдѣлать. Съ парохода не отвѣчали и, только дойдя до Ламбогоу и ставъ тамъ на якорѣ, съ него сдѣлали два выстрѣла по коновязи 3-й читинской сотни. За первымъ пароходомъ прошелъ второй, потомъ -- третій, а у Татунгоу въ морѣ видны были и еще пароходы.
Наблюденіе за рѣкой и морскимъ берегомъ было усилено. Высланы были дополнительные посты. Для развѣдки Каулигана посланъ былъ штабсъ-капитанъ Потоцкій съ 4-мя казаками. 13-го перешли въ дер. Молинза. Въ 4 часа дня взводъ нашей батареи съ высотъ у Амисана открылъ огонь по японскимъ пароходамъ, стоявшимъ у Ламбогоу, но тѣ засыпали его снарядами крупнаго калибра. Пришлось отойти.
Съ тѣхъ поръ японскіе пароходы каждый день стали ходить въ Ламбогоу и послѣ высадки тамъ войскъ уходить обратно въ море. Миноноски, канонерки и паровые катера поднимались по Ялу за Сандагоу и выше, перестрѣливаясь съ нашими постами. Особенно большое, оживленное движеніе японскихъ судовъ замѣчено было 16 апрѣля. Бдительность нашихъ постовъ была доведена до послѣдней степени, отрядъ занялъ боевое расположеніе, на ночь къ берегу высланы были пѣшія развѣдывательныя партіи, и Амисанская высота занята одною сотнею.
17 апрѣля, съ 8 часовъ утра, японскія суда, стоявшія у Ламбогоу, стали обстрѣливать расположеніе нашего отряда. Крейсера стрѣляли... по чучеламъ, предусмотрительно поставленнымъ забайкальцами-артиллеристами на высотахъ у Амисана и на всѣхъ возвышенностяхъ въ раіонѣ Амисанъ -- Сандагау. А небольшія суда -- катера, миноноски стрѣляли по нашимъ постамъ. И достаточно было показаться одному человѣку, чтобы туда сейчасъ же полетѣлъ снарядъ.
На разсвѣтѣ т8 числа взводъ нашей казачьей батареи съ высотъ у Амисана обстрѣлялъ японскія миноноски, при чемъ видно было, какъ одинъ снарядъ разорвался надъ самою миноноскою и осыпалъ ее градомъ пуль и осколковъ. Сдѣлавъ въ отвѣтъ нѣсколько выстрѣловъ, миноноски быстро ушли съ этого мѣста.
Весь день 17 и 18 апрѣля отрядъ тревожно прислушивался къ канонадѣ, гремѣвшей въ сторонѣ Шахедзы. Предъ нею ничтожнымъ казался огонь, который непріятельскія суда, стоявшія у Ламбогоу, открыли по берегу отъ Кованькоу до Сандогоу, осыпая своими снарядами каждую вершинку. Это у Тюренчена шелъ кровавый бой. Наши войска отходили подъ напоромъ превосходныхъ силъ противника.
Въ и часовъ 30 минутъ утра 18 числа получено было и въ отрядѣ генерала Мищенко приказаніе отступать и идти къ Пьямыню и Фынхуанчену на соединеніе съ восточнымъ отрядомъ. Въ 4 часа дня, собравъ всѣ свои посты и заставы, отрядъ двинулся на Лидяпхузу, Идяпудзы къ Пьямыню. Для установленія связи съ восточнымъ отрядомъ былъ посланъ разъѣздъ хорунжаго Петрункевича, а за нимъ направлена и вся 2-я сотня Читинскаго полка; 6-я сотня этого полка осталась для связи съ Верхнеудинскимъ полкомъ, стоявшимъ отъ Бицзыво до Татунгоу и также долженствовавшимъ отходить на соединеніе съ отрядомъ. На берегу Ялу для наблюденія за противникомъ осталась сѣть разъѣздовъ. Одинъ изъ нихъ открылъ движеніе японской конницы отъ Шахедзы въ Татунгоу, а другой видѣлъ, какъ одна японская рота, переправившись черезъ Ялу у Амисана, утромъ 19 числа атаковала все тѣ же чучела, принявъ ихъ за батарею.
19 числа связи съ восточнымъ отрядомъ установить не удалось и потому въ помощь Петрункевичу былъ посланъ сотникъ Шильниковъ съ тремя казаками. Пройдя ночью верстъ 60, онъ вошелъ-таки въ связь съ восточнымъ отрядомъ, найдя его уже на Пьямыньской позиціи, и утромъ 20 числа вернулся къ своему отряду, который и провелъ въ Пьямынь ближайшею дорогою. Въ 6 часовъ утра 21-го весь отрядъ отступилъ къ Фынхуанчену. Отдѣльной забайкальской казачьей бригадѣ генерала Мищенко приказано было идти на Шализай и охранять пути къ Сюяню и Хайчену отъ Фынхуанчена, Пьямыня, Шахедзы, Татунгоу и Дагушаня. Путь въ Шализай сдѣлали въ два перехода и, придя сюда, выслали разъѣзды на Фынхуанченъ, Татунгоу и Дагушань. Затѣмъ стали отходить къ Сюяню, дѣлая въ сутки только по двѣ, по три версты, чтобы быть все время въ самой тѣсной связи съ противникомъ, ни на мгновеніе не терять его изъ виду и своимъ медленнымъ движеніемъ и постоянною готовностью принять бой по возможности больше затруднить его движеніе впередъ послѣ успѣха подъ Тюренченомъ. Это былъ едва ли не самый тяжелый періодъ жизни и службы отряда. Разъѣзды, которыхъ отъ одного только Читинскаго полка высылалось ежедневно офицерскихъ -- 4 или 5 и 3 или 4 урядничныхъ, ежедневно имѣли перестрѣлки и схватки съ японскими разъѣздами, насѣдавшими на наши.
27 апрѣля Верхнеудинскій полкъ соединился съ отрядомъ, который 29 числа и подошелъ къ Сюяню. Однако, подъ давленіемъ японской кавалеріи пришлось отойти и далѣе, до деревни Джалудзяпудза.
1 мая вернулся изъ развѣдки сотникъ Сараевъ и доложилъ, что 29 и 30 апрѣля онъ былъ у Седзыхе и Шализая. Въ первомъ пунктѣ японцевъ вовсе нѣтъ, а во второмъ стоятъ два эскадрона. На дорогѣ изъ Дагушаня незамѣтно никакого движенія.
-- Японцы, какъ будто, отскочили назадъ,-- докладывалъ сотникъ Сараевъ.
Дѣйствительно, наши разъѣзды ни 2-го, ни 3 мая никого не встрѣтили вблизи Сюяня. Тогда начальникъ отряда рѣшаетъ двинуться впередъ.
3 числа выступили изъ Джалудзяпудзы и 4-го -- прошли въ дер. Пуатзихэ, верстахъ въ 12--15 отъ Шализая; туда сейчасъ же были высланы сильные разъѣзды, которые и донесли, что Шализай оставленъ японцами еще наканунѣ и что конница японская ушла на Фынхуанченъ. Баталіонъ японской пѣхоты подходилъ было къ Шализаю, но, не дойдя до него, вернулся въ Фынхуанченъ.
5 мая получена была въ отрядѣ телеграмма отъ командующаго арміей, вслѣдствіе которой собраны были всѣ офицеры и вызваны изъ среды ихъ охотники пробраться въ тылъ противника и дойти до Селюджана, Фынхуанчена, Пьямыня и Тансанчендзы, чтобы опредѣлить силы непріятеля, раіонъ его сосредоточенія и степень его готовности, послѣ тяжкаго для обѣихъ сторонъ тюренченскаго боя, къ продолженію военныхъ дѣйствій.
Вызвались, конечно, всѣ наличные офицеры: отъ Читинскаго полка: подъесаулъ Сарычевъ, сотники Шильниковъ и Сараевъ, хорунжій Токмаковъ и прикомандированный къ полку штабсъ-ротмистръ фонъ-Брауншвейгъ, штабсъ-капитанъ Потоцкій и поручикъ Святополкъ-Мирскій; отъ Верхнеудинскаго полка былъ только хорунжій Фищевъ, который и вышелъ.
Начальникъ отряда разрѣшилъ, однако, идти только штабсъ-ротмистру фонъ-Брауншвейгу, штабсъ-капитану Потоцкому, поручику Святополкъ-Мирскому и хорунжимъ Токмакову и Фищеву {Сарычева начальникъ отряда не согласился отпустить, какъ командира сотни, а Шильникова -- какъ полкового адъютанта. Оба были крайне нужны на своихъ мѣстахъ.}.
Потоцкій, Мирскій и Токмаковъ выступили вмѣстѣ, имѣя при себѣ около тридцати казаковъ. Но, наткнувшись сейчасъ же за Шализаемъ на три японскихъ баталіона, наступавшихъ на 4-ю сотню, поняли, что дальше идти съ такимъ числомъ людей нельзя. Ихъ было слишкомъ мало, чтобы прокладывать себѣ дорогу силою, и слишкомъ много, чтобы двигаться скрытно. Рѣшено было отправить казаковъ обратно. Остались только при Святополкъ-Мирскомъ -- урядникъ Старицинъ, а при Потоцкомъ и Токмаковѣ -- старшій урядникъ Мунгаловъ и приказный Пинигинъ. Но и въ такомъ числѣ пробираться скоро стало трудно. У какой-то деревушки Потоцкій и Токмаковъ разстались съ Святополкъ-Мирскимъ, который вмѣстѣ съ Старицинымъ направился на Фынхуанченъ, а сами они, оставивъ здѣсь своихъ лошадей и казаковъ, пѣшкомъ пошли на Пьямынь. Имъ преграждала путь густая цѣпь сторожевыхъ японскихъ постовъ... Часовой съ подчаскомъ видны были на каждой сопкѣ, а въ каждой лощинкѣ стояла застава, впереди же патрулировали дозоры. Казалось немыслимымъ пробраться сквозь эту тройную живую изгородь. Но наши храбрецы пробрались и за спиною японскаго часового, съ высокой сопки между Пьямынемъ и Тансанчиндза, въ теченіе всего 8 мая, наблюдали движеніе обозовъ и тысячей кули по дорогѣ изъ Шахедзы въ Фынхуанченъ. Убѣдившись затѣмъ, что сосредоточеніе арміи Куроки въ раіонѣ Фынхуанченъ -- Пьямынь закончено (численность ея взялся развѣдать Мирскій), Потоцкій и Токмаковъ ночью на 9 число пошли обратно. Чтобы выбраться скорѣе къ своимъ, они рѣшили идти не кружнымъ путемъ, а прямымъ, хотя и опаснымъ. По дорогѣ на Шализай -- Сюянь все время двигались транспорты, шли отряды войскъ... Нужна была чрезвычайная осторожность и полное самообладаніе, чтобы себя не обнаружить и не выдать. Каждый шагъ впередъ казался западнею, былъ новою опасностью. На бѣду, тамъ, гдѣ оставлены были казаки съ лошадьми, ихъ не оказалось. Какъ ни прятались отъ глазъ людскихъ Мунгаловъ и Пинигинъ, но ихъ присутствіе было открыто японцами, и имъ пришлось уходить. Но каждый разъ, какъ только преслѣдованіе прекращалось, вѣрные казаки возвращались на то мѣсто, гдѣ они были оставлены, и снова отгонялись отъ него японцами. Убѣдившись, наконецъ, что имъ не соединиться съ своими офицерами, Мунгаловъ и Пинигинъ кружною дорогою пошли на соединеніе съ отрядомъ и 12 мая къ нему прибыли. Такимъ образомъ, Потоцкому и Токмакову приходилось идти сотню верстъ пѣшкомъ. Пробовали было они идти днемъ и ночью, но силъ не хватало и было опасно. Стали тогда днемъ отлеживаться въ укромныхъ мѣстахъ, а идти по ночамъ.
-- Весна была въ разгарѣ,-- разсказывалъ мнѣ потомъ Потоцкій.-- Роскошная, веселая весна... Лежишь въ густой травѣ, дышишь ароматомъ травъ, цвѣтовъ, акацій бѣлыхъ и, глядя въ голубое небо, забываешь про войну, про то, что въ тылу у японцевъ находишься... Мирно, радостно на душѣ... Пѣть захочется... Запоешь... Токмаковъ сейчасъ же въ бокъ толкаетъ: "Что ты?!" Опомнишься... И въ самомъ дѣлѣ, изъ проходящаго мимо насъ японскаго обоза чужая рѣчь доносится... Вспомнишь тогда, что мы на войнѣ, что вотъ сейчасъ среди ликующей новою жизнью природы грянетъ выстрѣлъ и положитъ обоихъ насъ на мѣстѣ...
-- По совѣсти скажу, на такую прогулку можно рѣшаться разъ въ жизни,-- говорилъ мнѣ въ заключеніе Потоцкій, котораго я не разъ потомъ видѣлъ рисковавшимъ жизнью.
Только смѣлая фантазія Жюля Верна и Фенимора Купера могла придумывать для нашихъ "слѣдопытовъ" тѣ положенія, въ которыя ихъ ставила судьба. "Прогулка" эта продолжалась цѣлую недѣлю, и и мая Потоцкій и Токмаковъ благополучно вернулись къ отряду.
Не такъ счастливы были Брауншвейгъ и Мирскій. Первый не дошелъ до Селюджана, несмотря на всѣ его усилія, а второй близъ самаго Фынхуанчена попался въ плѣнъ {
Вотъ какъ самъ Святополкъ-Мирскій описалъ впослѣдствіи свои злоключенія въ докладной запискѣ, поданной главнокомандующему 22 ноября 1905 г. въ Лошагоу.
"Мнѣ было поручено выйти съ праваго фланга, посмотрѣть расположеніе японцевъ, подвинуться къ центру расположенія японской арміи, опредѣлить численность расположенныхъ тамъ войскъ и затѣмъ, выйдя на лѣвый нашъ флангъ, въ отрядъ генерала Ренненкампфа, доложить объ общей картинѣ расположенія и движенія японской арміи.
Вышелъ я 5-го числа утромъ съ урядникомъ 1-й сотни 1 Читинскаго полка Петромъ Старицинымъ и, встрѣтя разъѣздъ отъ 4-й сотни нашего полка, шедшій подъ начальствомъ подъесаула Потоцкаго, направляющагося въ указанномъ мнѣ направленіи, присоединился къ нему.
Обойдя нѣсколько заставъ, мы расположились на ночлегъ въ 20 верстахъ отъ д. Шализай, 6-го двинулись дальше и остановились къ вечеру въ деревушкѣ, расположенной въ 55 верстахъ отъ Шализая.
Ночью поднялась тревога въ виду появленія непріятельскаго разъѣзда, и я, посовѣтовавшись съ подъесауломъ Потоцкимъ, оставилъ своихъ лошадей у него въ разъѣздѣ, а самъ, съ урядникомъ Старицинымъ и проводникомъ-китайцемъ, двинулся къ городу Фынхуанчену. Къ вечеру дошелъ до этого города и, высмотрѣвъ расположеніе этого округа, двинулся въ направленіи Пьямыня.
7-го вышелъ въ 10 верстахъ отъ города Фынхуанчена, былъ замѣченъ японской пѣхотой, но успѣлъ уйти.
8-го числа былъ въ Пьямынѣ, провелъ цѣлый день у дороги Фынхуанченъ -- Шахедзы, слѣдя за движеніемъ войскъ въ направленіи Фынхуанчена.
9-го числа утромъ былъ замѣченъ японскими кавалеристами въ трехъ верстахъ восточнѣе Пьямыня, слегка раненъ въ нижнюю треть голени правой ноги, но успѣлъ уйти.
10-го числа утромъ, въ 9 часовъ утра, забравшись въ теченіе ночи въ расположеніе 3-го полка, былъ взятъ въ плѣнъ солдатами этого полка. Полкъ этотъ былъ расположенъ квартиробивакомъ вблизи деревни Тансанчена.
10-го числа вечеромъ приведенъ въ Фынхуанченъ, въ главную квартиру арміи Куроки.
11-го числа былъ представленъ генералу Куроки.
11-го числа сбѣжалъ, воспользовавшись сномъ часового, но былъ задержанъ, когда перелѣзалъ городскую стѣну.
12-го числа переведенъ въ тюремное помѣщеніе г. Шахедзы.
25 мая послалъ главнокомандующему донесеніе о расположеніи и составѣ тыла, движеніяхъ и намѣреніяхъ японцевъ. Донесеніе это было получено въ штабѣ арміи.
2 іюня выпущенъ изъ тюрьмы и отправленъ въ Японію, въ г. Мацуяму, гдѣ и помѣщенъ въ госпиталь.
28 іюня выписался изъ госпиталя, переведенъ въ помѣщеніе "Какайдо".
6 іюля бѣжалъ изъ этого помѣщенія съ вольноопредѣляющимся 24-го Восточно-Сибирскаго стрѣлковаго полка Георгіемъ Пановымъ и рядовыми: и-то Восточно-Сибирскаго стрѣлковаго полка Василіемъ Поповымъ, казакомъ 2-го Аргунскаго полка Василіемъ Полухинымъ и драгуномъ Приморскаго драгунскаго полка Василіемъ Козыревымъ. Означенные нижніе чины были выбраны мною изъ громаднаго числа желающихъ попытать счастья въ побѣгѣ. Мною былъ назначенъ путь на Кобійскій проливъ, а затѣмъ на одно изъ многочисленныхъ иностранныхъ судовъ, выходящихъ ежедневно изъ Кобе. Предстояло пройти болѣе 300 вер. по крайне гористой, густо населенной мѣстности. Уходить пришлось изъ помѣщенія "Какайдо", охраняемаго 4 постами часовыхъ.
На другой день начала сказываться въ людяхъ усталость, а на третій моя команда созналась, что не въ силахъ выдержать такой длинный путь, и просила измѣненія сухопутнаго маршрута на морской. Вынужденъ былъ повернуть къ морю и на 6 день бѣгства, придя къ берегу, былъ замѣченъ 22 пѣхотнымъ полкомъ, бывшимъ тамъ на практической стрѣльбѣ, схваченъ, раздѣтъ и въ одномъ бѣльѣ препровожденъ въ тюрьму г. Мацуямы. Посажены мы были въ одномъ домѣ, но въ отдѣльныя камеры. Камеры были большія и свѣтлыя, но грязныя. Мебели никакой, насѣкомыхъ много. Въ теченіе 20 дней намъ ни разу не вымели пола, не вычистили отхожаго мѣста, находившагося въ той же камерѣ, не дали ни одного раза умыться и перемѣнить бѣлье. Благодаря такому положенію и вслѣдствіе укусовъ насѣкомыхъ и комаровъ, въ защиту отъ которыхъ намъ не давали даже сѣтокъ, въ которыхъ не отказываютъ ни одному арестанту-японцу, наше тѣло покрылось лишаями. Благодаря настоянію атташе французскаго посольства, лейтенанта Мартина, видѣвшаго насъ въ такомъ положеніи, намъ, черезъ 20 дней нашего заключенія, дали перемѣнить бѣлье и принесли ведро воды для умыванія. Срокъ заключенія былъ намъ назначенъ 25-дневный. По окончаніи его нижніе чины были переведены въ общее помѣщеніе военноплѣнныхъ, а мнѣ и вольноопредѣляющемуся Панову объявлено, что выпустятъ насъ тотчасъ же, какъ мы дадимъ слово не повторять побѣга. Находя, что подобное слово несовмѣстимо со смысломъ присяги, повелѣвающей "переносить голодъ, и холодъ, и всякую нужду и не щадить живота своего до послѣдней капли крови", мы отказались дать требуемое слово и были оставлены въ тюрьмѣ еще на три мѣсяца, въ теченіе которыхъ насъ неоднократно сговаривали дать слово, обѣщая немедленно же выпустить. Я, ссылаясь на приведенный текстъ присяги, отказывался. Завѣдывающій плѣнными г. Мацуямы, японской службы полковникъ Кооно, призвалъ меня къ себѣ, хвалилъ за твердое исполненіе долга и написалъ обо мнѣ японскому военному министру.
По истеченіи трехъ мѣсяцевъ и 20 дней заключенія я былъ взятъ на поруки прапорщикомъ запаса Тагѣевымъ и поручикомъ Лазаревымъ, которые предупредили меня, что ни въ чемъ меня не связываютъ, но, наоборотъ, даже помогутъ мнѣ въ слѣдующей попыткѣ къ побѣгу.
21 декабря 1904 года я вновь повторилъ попытку побѣга въ составѣ партіи изъ 6 человѣкъ, а именно: я, матросъ 1 степени съ крейсера "Рюрикъ" Алексѣй Цыганцевъ, казакъ 4-й сотни 5-го Уральскаго казачьяго полка Евграфъ Мурашкинцевъ, казакъ 5-й сотни 1-го Читинскаго казачьяго полка Михаилъ Жаркой, казакъ 1-го Читинскаго полка Алексѣй Крикуновъ и казакъ 4-й сотни 1-го Верхнеудинскаго полка Михаилъ Измайловъ.
Рѣшено было идти вдоль берега за косу, закрывающую выходъ изъ Средиземнаго моря, тамъ предполагалось взять трехмачтовую торговую шкуну и взять направленіе на Шанхай. Благодаря большимъ усиліямъ, удалось запастись въ изобиліи всѣмъ необходимымъ: были заготовлены маршруты, меркаторскія карты, необходимые инструменты, тридцатидневный запасъ продовольствія. Неосторожность одного изъ русскихъ, сообщившаго нашъ маршрутъ сестрѣ милосердія -- японкѣ, и несчастное паденіе мое, стоившее мнѣ тяжкихъ поврежденій, привели на этотъ разъ къ неудачѣ. Мы были захвачены 26 декабря въ 6 верстахъ отъ берега и отъ шкуны, на которой мы разсчитывали бѣжать.
Насъ посадили сначала въ тюрьму г. Мацуямы, потомъ перевели въ тюрьму г. Маругамы и начали производить дознаніе, закончившееся 21 января судомъ, собраннымъ въ г. Вентутзы, куда мы были для этого переведены. Судъ приговорилъ меня сначала къ повѣшенію, потомъ, по ходатайству моихъ товарищей и французскихъ властей, къ 15 годамъ каторжныхъ работъ, которыя были потомъ замѣнены 15-лѣтнимъ тюремнымъ заключеніемъ; Алексѣй Цыганцевъ былъ приговоренъ къ 11-лѣтнему тюремному заключенію, а остальные участники побѣга къ заключенію въ тюрьмѣ на 1 годъ. Послѣ суда мы были переведены въ гор. Такараму и разсажены по отдѣльнымъ камерамъ тюрьмы этого города.
Черезъ нѣсколько дней по переводѣ въ означенный городъ, ко мнѣ начали приставать, чтобы я надѣлъ японское арестантское платье. Не считая возможнымъ совмѣстить понятіе о достоинствѣ офицера съ арестантскимъ отдѣленіемъ, я категорически отказался исполнить это требованіе. Въ это же время, благо даря скудной, непитательной пищѣ и холоду въ нетопленыхъ помѣщеніяхъ, я заболѣлъ цынгой, которая начала быстро развиваться. Мнѣ прекратили выдачу пищи, а черезъ три дня повезли въ баню и, когда я вошелъ въ ванну, у меня украли мое платье. Изъ ванны меня вывели на морозъ наружу и предложили надѣть арестантское платье, но я отказался. Тогда мнѣ объявили, что если черезъ 15 минутъ я не одѣну, то на меня одѣнутъ силой; дѣйствительно, по истеченіи упомянутаго срока, на меня набросились 6 или 7 человѣкъ и послѣ долгой борьбы имъ удалось закинуть мнѣ на шею петлю и затянуть такъ, что я потерялъ сознаніе. Очнулся я отъ сильной боли въ лѣвой рукѣ, это японцы выкручивали пальцы руки, раненой еще въ 1901 году. Замѣтивъ, что я пришелъ въ себя, они закинули мнѣ руку (правую) за спину, привязали ее той же веревкой, которая была накинута на шею, и потянули за веревку вверхъ. Я вновь потерялъ сознаніе, а плечо выскочило изъ плечевого сустава. Когда я очнулся, у меня уже были надорваны связки въ правомъ колѣнѣ, вывихнуто правое плечо, я былъ одѣтъ въ арестантское платье, когда меня привели обратно въ камеру и сняли съ рукъ желѣзныя поручни, я сбросилъ вонъ арестантскій костюмъ и остался совершенно нагимъ въ холодной нетопленой камерѣ, отказавшись принимать пищу и питье до тѣхъ поръ, пока не будетъ возвращена моя одежда. Къ вечеру слѣдующаго дня докторъ объявилъ, что не ручается за мою жизнь, тогда явилась комиссія изъ тюремнаго начальства и просила меня надѣть вновь мое собственное платье, давъ предварительно слово не принуждать меня переодѣваться въ арестантскій костюмъ. Но черезъ три или четыре дня пришедшій навѣстить меня американскій миссіонеръ г. Бухананъ и расположенный ко мнѣ переводчикъ г. Судзюки предупредили меня, что на-дняхъ надо мной хотятъ повторить исторію переодѣванія. Я поблагодарилъ ихъ за сообщеніе и тотчасъ же подалъ просьбу о замѣнѣ мнѣ тюремнаго заключенія смертной казнью. Результатомъ этой просьбы былъ переводъ меня въ тюрьму г. Токіо, откуда я былъ выпущенъ въ октябрѣ мѣсяцѣ."
Въ заключеніе разсказа о своихъ злоключеніяхъ Святополкъ-Мирскій писалъ:
"Вамъ, Ваше Высокопревосходительство, угодно было спросить меня, нѣтъ ли у меня какой-нибудь просьбы. Я не нашелся какъ отвѣтить Вашему Высокопревосходительству, но теперь рѣшаюсь просить объ одной только милости: я люблю военную службу, отдался ей весь и мнѣ тяжко будетъ продолжать ее, если мой послужной списокъ будетъ замаранъ отмѣткой о бытности моей въ плѣну.
Потому я осмѣливаюсь просить Ваше Высокопревосходительство о разрѣшеніи не вносить въ мой послужной списокъ бытности моей въ плѣну.
Думаю, что страданія, мною вынесенныя, даютъ мнѣ право на такую просьбу."}.
5 же мая, когда всѣ эти офицеры вышли на развѣдку, высланы были съ той же цѣлью и для наблюденія за противникомъ: 2-я сотня Читинскаго полка къ Хабалину, гдѣ, по имѣвшимся свѣдѣніямъ, стоялъ значительный отрядъ японцевъ, 4-я -- на Шализай, 6-я -- по долинѣ Седзыхе до Моди и Аучилу для связи съ уссурійцами и для рекогносцировки пути Шализай -- Фынхуанченъ; 3-я сотня держала летучую почту: Далинскій перевалъ -- Падзахе; 3-я сотня Верхнеудинскаго полка была выдвинута на Лаунмяо, Хандухань и Датушань; 2-я и 6-я сотни того же полка были верстахъ въ ста, въ дер. Санадаолинъ и шли на соединеніе съ отрядомъ. Подъ рукой у начальника отряда оставались только 1-я и 5-я сотни читинцевъ.
Вечеромъ 6 мая обѣ эти сотни подъ начальствомъ командира Читинскаго полка полковника Павлова были посланы въ Тадензу, гдѣ была 2-я сотня, чтобы вмѣстѣ съ нею оттѣснить японцевъ, занимавшихъ пѣхотою и эскадрономъ кавалеріи перевалъ Хуанчи, въ 2 верстахъ отъ Хабалина.
А въ это время 2-я сотня уже отходила назадъ на Таинзу.
Дѣло въ томъ, что, производя развѣдку раннимъ утромъ 6 мая на дер. Пынуза и не доходя до нея двухъ, трехъ верстъ, эта сотня столкнулась съ японскимъ разъѣздомъ силою человѣкъ въ пятьдесятъ. Два взвода тотчасъ же были направлены въ обходъ разъѣзда слѣва, но японцы замѣтили этотъ маневръ, повернули коней и поскакали. Вся сотня кинулась за ними -- и нарвалась на засаду, устроенную японскою пѣхотою въ лѣсистыхъ скатахъ и извилинахъ горъ. Ея залпъ остановилъ казаковъ, заставилъ ихъ спѣшиться, залечь за камни и въ свою очередь открыть огонь. Перестрѣлка продолжалась до сумерекъ, когда сотня начала отходить на Дзюдьзяпудзы. Здѣсь остановились было на ночлегъ, подсчитали за день потери (2 казака убито, 1 раненъ), разбили уже коновязь, разложили костры и заварили чай, который у казаковъ-забайкальцевъ, большихъ любителей этого напитка, поспѣваетъ быстро, какъ вдругъ прискакали дозоры съ донесеніемъ, что три эскадрона японцевъ двигаются на деревню. Пришлось уйти съ бивака и идти назадъ, на Таинзу... По дорогѣ встрѣтили свою 6-ю сотню, которая, заслышавъ выстрѣлы, спѣшила на подмогу. Только на другой день, 7-го, эти сотни соединились съ полковникомъ Павловымъ, двигавшимся чрезъ долины Тодагоу и Тонхогоу, гдѣ его обстрѣляли японцы.
7 мая же вечеромъ получено было отъ 4-й сотни донесеніе, что на нее, изъ Хабалина въ Шализай, идетъ эскадронъ японцевъ, поддерживаемый пѣхотой.
Предполагая на основаніи данныхъ, добытыхъ развѣдчиками предшествующихъ дней, и обстоятельствъ, въ теченіе ихъ происшедшихъ, что въ окрестностяхъ Хабалина стоитъ вся гвардейская дивизія противника съ гвардейскимъ кавалерійскимъ полкомъ, передвинутая сюда съ Фынхуанченской дороги для обезпеченія тыла и въ то же время для укомплектованія и приведенія въ порядокъ послѣ жестокаго тюренченскаго боя,-- генералъ Мищенко рѣшилъ подкрѣпить 4-ю сотню двумя сотнями верхнеудинцевъ (1-ю и 5-ю), подъ начальствомъ полковника Маціевскаго, и принять бой. Расчетъ на успѣшный исходъ послѣдняго основывался на внезапномъ налетѣ четырехъ сотенъ Читинскаго полка, стоявшихъ подъ командою полковника Павлова на лѣвомъ нашемъ флангѣ,-- во флангъ противника.
Не дождавшись, однако, подхода сотенъ полковника Маціевскаго, 4-я читинская сотня, подъ напоромъ японской пѣхоты, стрѣлявшей пачками, начала отходить, соединилась, наконецъ, съ спѣшившими къ ней на подмогу верхнеудинцами -- и тогда весь отрядъ полковника Маціевскаго сталъ на ночлегъ у д. Маухэ.
Поздно ночью пришло печальное извѣстіе о томъ, что 3-я сотня Верхнеудинскаго полка наткнулась на японскую заставу и разсѣяна.
Случилось это при слѣдующихъ обстоятельствахъ. Читателямъ уже извѣстно, что она была выдвинута на Лаунмяо, Хандухань и Дагушань. Когда рѣшено было дать бой въ раіонѣ Хабалинъ -- Шализай, ей послано было приказаніе отходить на бивакъ отряда у Поутзихе. Выполняя это распоряженіе, командиръ сотни, подъесаулъ Беклемишевъ, по дорогѣ узналъ отъ китайцевъ, что въ попутной деревнѣ Сетхучензы есть японцы. Утверждали, что ихъ всего 70 человѣкъ. Беклемишевъ рѣшилъ ночной атакой захватить ихъ или истребить. Пошли на Сетхучензы, соблюдая всѣ мѣры предосторожности... Офицеры сотни ѣхали впереди. Это были: самъ командиръ ея, Беклемишевъ, штабсъ-ротмистръ Геништа (Владиміръ) и сотникъ Лѣсковъ (Михаилъ). Когда подходили къ деревнѣ, было уже совершенно темно, и японскій часовой, укрытый кустами, окутанный мракомъ, остался незамѣченнымъ. Пропустивъ мимо себя сотню, онъ выстрѣлилъ по ней и поднялъ тревогу. Не успѣла сотня опомниться отъ недоумѣнія и неожиданности, какъ спереди по ней грянулъ залпъ... Не теряя присутствія духа, Беклемишевъ скомандовалъ сотнѣ въ атаку и во главѣ ея бросился туда, гдѣ блеснулъ огонь залпа. А ему навстрѣчу уже гремѣлъ второй, третій...
На бѣду, путь пересѣкала канава. Передъ нею Беклемишевъ былъ раненъ, но, падая съ коня, онъ думалъ еще о своихъ и крикнулъ имъ, какъ нѣкогда кричалъ Тарасъ Бульба своимъ казакамъ сквозь дымъ и пламень сжигавшаго его костра: "Держи правѣе, братцы!.. Сотня -- врозь!..."
И сотня разсыпалась. Но она еще не уходила съ поля битвы. На немъ лежало тѣло ея начальника, и возвращаться безъ него было зазорно, да и начальникъ отряда не простилъ бы такого грѣха, что оставили его въ рукахъ японцевъ. Три раза подбирались къ нему казаки и три раза были отбрасываемы жестокимъ огнемъ противника. Дѣлать нечего; потерявъ въ темнотѣ и остальныхъ двухъ офицеровъ сотни, судьба которыхъ долго оставалась неизвѣстною, казаки стали по одиночкѣ прорываться въ горы, а оттуда пробираться въ отрядъ... Эта ночь дорого обошлась 3-й сотнѣ Верхнеудинскаго полка: безъ вѣсти пропали командиръ сотни, подъесаулъ Николай Беклемишевъ, офицеры ея: шт.-ротмистръ Владиміръ Геништа, сотникъ Михаилъ Лѣсковъ и 27 казаковъ. Позже генералъ Мищенко доносилъ офиціально, что по свѣдѣніямъ отъ китайцевъ 16 казаковъ убито, два офицера и 7 казаковъ въ плѣну, изъ нихъ одинъ офицеръ и 4 казака ранены. "Про третьяго офицера былъ слухъ, что онъ шелъ съ двумя казаками къ Сюяню. Собрать болѣе точныя свѣдѣнія, несмотря на высланные для этой цѣли сильные разъѣзды, я не могъ", признается начальникъ отряда {Раненый Беклемишевъ, Геништа и Лѣсковъ были взяты въ плѣнъ; въ плѣну Беклемишевъ умеръ.}.
Извѣстіе объ этомъ прискорбномъ эпизодѣ пришло въ отрядъ поздно ночью, почти на разсвѣтѣ. Генералъ Мищенко тотчасъ же выслалъ полусотню къ Сетхучензы для прикрытія отступавшихъ. Но въ своемъ движеніи впередъ она скоро наткнулась на японцевъ, начинавшихъ наступленіе... Послѣднее велось энергично, съ попыткою обойти нашъ лѣвый флангъ. Полковникъ Маціевскій, опасаясь этого обхода, крайне, однако, желательнаго съ точки зрѣнія начальника отряда, такъ какъ онъ подводилъ самихъ японцевъ подъ ударъ во флангъ имъ сотенъ полковника Павлова, сталъ медленно отходить по долинѣ рѣки Данихэ и къ 8 часамъ утра 8 мая былъ уже въ виду нашего бивака у д. Паутзихэ. Тогда и полковнику Павлову приказано было отходить сюда же подъ прикрытіемъ спѣшенной 2-й сотни Верхнеудинскаго полка, разсыпанной вдоль Данихэ.
Около 11 часовъ утра японцы заняли высоты лѣваго берега восточнѣе дер. Паутзихэ и тотчасъ же открыли частый залповый огонь по казачьей цѣпи, рельефно выдѣлявшейся на фонѣ бѣлой песчаной отмели праваго берега. Японцы сдѣлали было попытку перебраться на него, переправивъ конный разъѣздъ и взводъ пѣхоты. Но полусотня 2-й читинской сотни мигомъ сбросила ихъ своей лихой атакой въ рѣку. До 10 часовъ вечера удерживала эта сотня японцевъ на лѣвомъ берегу Данихэ и отошла, когда весь отрядъ сосредоточился на бивакѣ у дер. Сендзянь.
Это маленькое дѣло, хотя и не дало тѣхъ результатовъ, на которые разсчитывалъ генералъ Мищенко, но, заставивъ японцевъ развернуть два баталіона, подтвердило существовавшее предположеніе, что у Хабалина -- Хуанчи -- Шализая стоятъ гвардейскія части противника.
На 9 мая назначена была дневка. Но вечеромъ, отъ разъѣздовъ, посланныхъ на Уулаасу и на Паутзихэ, получены были донесенія, что на Ляолинскомъ перевалѣ стоитъ цѣпь японскихъ часовыхъ, а японскіе разъѣзды подходятъ къ Сюяню на четыре, на пять верстъ.
Положеніе нашего отряда на бивакѣ у Сендзяня признано было вслѣдствіе этого опаснымъ: деревня лежитъ въ небольшой лощинѣ, замкнутой отовсюду горами, а въ тылу у него было два трудныхъ перевала. Къ тому же на одномъ изъ нихъ былъ уже замѣченъ наканунѣ сильный японскій разъѣздъ. Для отступленія отряда, генералъ Мищенко выбралъ дорогу черезъ другой перевалъ -- на Сюянь и рѣшилъ, не теряя времени, въ этотъ же вечеръ, 9 мая, перевести отрядъ на Далинскую дорогу за первый отъ Сюяня перевалъ. Отсюда можно было легко наблюдать обѣ дороги: и на Шализай, и на Дагушань чрезъ Уулаасу. Выступили поздно вечеромъ въ полной тишинѣ. Шли не большою дорогою, а правѣе ея, боковою тропою, проложенною по краю гранитныхъ утесовъ и скалъ, вздымавшихся изъ темной бездны. Переходъ этотъ, по общему отзыву, былъ тяжелый и опасный. Неровный свѣтъ мѣсяца то освѣщалъ извивы тропинки, ея подъемы и спуски, то скрывалъ ихъ отъ взора утомленныхъ всадниковъ и лошадей. Отрядъ сильно растянулся. Его движеніе охранялось боковымъ авангардомъ (полусотня 5-й сотни Верхнеудинскаго полка), высланнымъ на большой перевалъ, и аріергардомъ изъ двухъ Верхнеудинскихъ сотенъ, 2-й и 6-й.
Было далеко за полночь, когда отрядъ стянулся на бивакѣ. Казаки, вѣрные своей привычкѣ чаевать на каждой остановкѣ, сейчасъ же обогрѣлись у костровъ, на которыхъ въ котелкахъ и закопченыхъ чайникахъ варился чай, но лошади остались на ночь безъ фуража.
10-го -- дневали. Отдыхъ былъ необходимъ отряду, утомленному безпрерывнымъ движеніемъ, частыми столкновеніями съ противникомъ и постоянною службою, сторожевою и развѣдочною.
Больше дня, однако, отдохнуть не приходилось. Разъѣзды, высланные по дорогѣ на Дагушань къ Уулаасѣ, донесли о появленіи вблизи этой деревни непріятельскихъ разъѣздовъ. Оставалось неизвѣстнымъ, какія силы находились за ними. Для выясненія этого вопроса генералъ Мищенко, на другой же день, и мая, оставивъ на бивакѣ три сотни, съ остальными силами пошелъ горами на деревни Ундятынъ и Шитосанъ. У послѣдней сдѣлали большой привалъ, во время котораго выслали семь офицерскихъ разъѣздовъ, долженствовавшихъ кольцомъ охватить Уулаасскую котловину. Одинъ изъ нихъ, разъѣздъ хорунжаго Тонкихъ, въ долинѣ Шазухо, наткнулся на японскій, разъѣздъ, сейчасъ же отошедшій къ Уулаасѣ.
Тонкихъ его не преслѣдовалъ, а отошелъ на свой авангардъ, занявшій въ это время крзпгой и трудно проходимый Ляолинскій перевалъ. Главныя силы отряда остановились на другомъ перевалѣ, за рѣкою Шаухо, въ одной верстѣ.
Ночь и день 12 мая прошли спокойно. Только авангардныя сотни не разсѣдлывали лошадей.
Противникъ былъ близко. Къ тому же изъ донесеній нѣкоторыхъ разъѣздовъ можно было заключить, что японцы затѣваютъ обходъ нашего праваго фланга. Видѣли два непріятельскихъ эскадрона, шедшихъ рысью по лощинѣ вправо отъ Уулаасы. Сама эта деревня была, однако, японцами не занята. Тогда авангардзу -- 2-й и 6-й сотнямъ Верхнеудинскаго полка подъ командою войскового старшины Ловцова приказано было продвинуться впередъ, перевалъ же, гдѣ стоялъ авангардъ, былъ занятъ 4-ю сотнею читинцевъ.
Ловцовъ, однако, далеко впередъ не пошелъ, опасаясь обхода съ праваго фланга, и скоро отошелъ на перевалъ къ читинской сотнѣ. Но здѣсь онъ получилъ второе, настойчивое приказаніе начальника отряда идти впередъ -- до соприкосновенія съ противникомъ.
Подъ проливнымъ дождемъ сотни выступили въ 5 часовъ вечера 13 мая. Широкимъ вѣеромъ разсыпались впередъ дозоры и разъѣзды. Дошли до Уулаасы... Впереди гдѣ-то затрещали сухіе выстрѣлы японскихъ магазинокъ. Это японцы, занявъ большую фанзу, оказавшуюся послѣ постоялымъ дворомъ, обстрѣливали нашъ разъѣздъ и всю лощину. Выбить ихъ оттуда приказано было 6-й верхнеудинской сотнѣ подъесаула Семенова. Крупной рысью пошли казаки по вязкой, размытой ливнемъ дорогѣ на выстрѣлы непріятеля, карьеромъ подскакали къ нему тысячи на двѣ шаговъ, спѣшились и открыли дружный залповый огонь.
Противникъ не выдержалъ -- и послѣ третьяго же залпа очистилъ фанзу и въ безпорядкѣ бросился въ горы въ направленіи на д. Хадзяпудза. Преслѣдовать ихъ не рѣшились, такъ какъ на помощь отступавшимъ шла оттуда же пѣхота. Японскія цѣпи показались уже на окрестныхъ высотахъ. Сотня вернулась на перевалъ и въ 3 часа дня въ составѣ всего авангарда отошла на главныя силы отряда, который черезъ часъ пошелъ назадъ, черезъ Сюянь, на старый свой бивакъ у Кіулунсы.
Шли весело, съ музыкой и пѣснями. Послѣ долгихъ, тяжелыхъ трудовъ предстояло нѣсколько дней отдыха. Противникъ, видимо, уклонялся отъ боя. Его истинныя намѣренія обнаружились чрезъ нѣсколько дней.
