Скобелева сдѣлала "политикомъ" русско-турецкая война 1877--78 г.г.
Правда, онъ не чуждъ былъ политическихъ вопросовъ и до нея. Дѣятельно, всѣмъ сердцемъ и умомъ участвуя въ собираніи Средней Азіи подъ русское владычество, онъ и тамъ уже сталкивался съ политикой Россіи и ея великодержавными задачами, но лишь съ политикой окраинной,-- лишь въ сферѣ средне-азіатскаго вопроса. Относясь ко всему, что онъ дѣлалъ, со всѣмъ пыломъ души, отдавая любимому дѣлу весь свой умъ, всѣ свои силы, Скобелевъ и тамъ, въ Средней Азіи, не ограничивался только исполненіемъ боевыхъ задачъ, которыя ему давались, а смотрѣлъ впередъ и связывалъ стратегію съ политикой. Его стремленіе воздѣйствовать на послѣднюю свидѣтельствуется цѣлымъ рядомъ "записокъ", которыя онъ подавалъ "по начальству". Но онъ былъ еще молодъ, въ небольшихъ чинахъ -- и его имя подъ этими "записками" не останавливало на себѣ вниманія высокаго начальства,-- и онѣ "подшивались" къ дѣламъ, быть можетъ, даже не прочитанными, хотя логика событій и приводила рано или поздно въ исполненіе все то, что въ своемъ прозрѣніи намѣчалъ Скобелевъ {Такъ, въ 1871 г. Скобелевъ представилъ въ штабъ Кавказскаго военнаго округа записку о занятіи Хивы. Ее "подшили" къ дѣлу. Въ 1881 г., возвращаясь изъ Ахалъ-Текинской экспедиціи, Скобелевъ взялъ ее и сдѣлалъ на ней слѣдующую надпись: -- "На записку эту въ свое время никто не обратилъ вниманія... Тѣмъ не менѣе, все предположенное относительно Хивы исполнено въ 1873 году... Генералъ-адъютантъ Скобелевъ. Минскъ. 15 іюня 1882 г.". Записка эта напечатана впервые въ "Историч. Вѣстникѣ", 1882 г., No 10.}.
Политическимъ дѣятелемъ въ томъ смыслѣ, въ которомъ позже стали говорить о Скобелевѣ, сдѣлала его, повторяю, русско-турецкая война 1877--78 г.г. Сформировавъ его окончательно, какъ боевого дѣятеля, она сдѣлала его и зрѣлымъ государственнымъ человѣкомъ въ широкомъ смыслѣ слова. Берлинскій конгрессъ, которымъ эта война закончилась, ввелъ его въ кругъ широкихъ вопросовъ международной европейской политики. Они захватили его -- и съ тѣхъ поръ даже дорогой ему дотолѣ и наиболѣе близко изученный вопросъ о положеніи Россіи въ Средней Азіи получилъ совсѣмъ иное, болѣе широкое освѣщеніе и трактовку.
Многіе писали и думали,-- думаютъ, быть можетъ, и донынѣ, что выступленіе Скобелева съ политическими рѣчами противъ нѣмцевъ было лишь стремленіемъ къ новой авантюрѣ "Бѣлаго генерала", который тяготился миромъ, жаждалъ новой славы, искалъ новыхъ сильныхъ впечатлѣній,-- и полу-снисходительно, полу-презрительно прилагали къ нему извѣстный лермонтовскій стихъ:
"...А онъ, мятежный, ищетъ бури.
Какъ будто въ буряхъ есть покой!.."
Это было хлестко, но легкомысленно, невѣрно по существу а свидѣтельствовало лишь о завистливости однихъ и тупой ограниченности другихъ, "всѣмъ довольныхъ", безразличныхъ къ чести и достоинству своего Отечества, безразличныхъ даже къ тому, въ чьемъ подданствѣ они будутъ завтра состоять,: -- Россіи, Германіи или Австріи,-- лишь бы ихъ не трогали, лишь бы отъ нихъ чего-нибудь не потребовали ..
Взгляды Скобелева на войну извѣстны.
-- Война, говорилъ онъ, извинительна, когда я защищаю себя и своихъ, когда мнѣ нечѣмъ дышать, когда я хочу выбиться изъ душнаго мрака на свѣтъ Божій... Подло и постыдно начинать войну такъ себѣ, съ вѣтру, безъ крайней, крайней необходимости... Никакое легкомысліе въ этомъ случаѣ не простительно... Черными пятнами на короляхъ и императорахъ лежать войны, предпринятыя изъ честолюбія, изъ хищничества, изъ династическихъ интересовъ...
Впечатлѣніе, произведенное на русское общество итогами Берлинскаго конгресса, слишкомъ еще памятно и хорошо извѣстно, чтобы на немъ останавливаться. И было бы странно и несправедливо отказывать Скобелеву въ правѣ на то, что признавалось за всѣмъ русскимъ обществомъ: на неудовлетворенность итогами войны, на сознаніе обиды, нанесенной въ Берлинѣ Россіи, на негодованіе противъ "честнаго прусскаго маклера"... Онъ, видѣвшій смерть столькихъ своихъ соратниковъ, ихъ героическіе подвиги и труды,-- онъ, столько разъ самъ смотрѣвшій въ глаза смерти, отдавшій этой войнѣ весь пылъ своей богатырской души, весь геній своего ума, всю ее вынесшій на своихъ плечахъ, онъ чувствовалъ эту неудовлетворенность, эту обиду и это негодованіе сильнѣе, чѣмъ кто-либо другой... Вся послѣдующая за этой войной его политическая дѣятельность была естественнымъ исходомъ этихъ чувствъ. Онъ не обрушилъ только свои пени, жалобы, негодованіе на нашу дипломатію, не отдался разочарованію, не снялъ мундира, не ушелъ въ революцію, куда его заманивали. Онъ поступилъ какъ честный гражданинъ, какъ зрѣлый государственный мужъ. Онъ сталъ лишь глубже изучать причины, погубившія въ Берлинѣ славянское дѣло, и нашелъ ихъ:
-- Нашъ врагъ, врагъ всего Славянства -- нѣмецъ.
Событія всѣхъ послѣдующихъ лѣтъ, завершающіяся нынѣ, безпримѣрною войною, краснорѣчиво показали, что онъ былъ правъ въ этомъ своемъ выводѣ.
Успокоиться на немъ онъ, конечно, не могъ; это было чуждо его дѣятельной натурѣ, его пламенной любви къ Россіи и Славянству. И онъ сталъ предостерегать славянъ относительно, нѣмцевъ, проповѣдывать неизбѣжность борьбы съ ними и готовиться къ ней.
Прослѣдите хронологически всѣ выступленія Скобелева противъ нѣмцевъ -- и, опредѣливъ ихъ начальный моментъ, вы съ несомнѣнностью установите психологическую ихъ основу и логическое развитіе и наростаніе его идей въ полномъ соотвѣтствіи съ событіями тогдашней политической жизни Европы и личными его воспріятіями отъ Германіи. Среди послѣднихъ рѣшающее значеніе имѣла поѣздка Скобелева на маневры германской арміи.