(1805--1809).
Первыя поэтическія пробы Бродзинскаго посвящены памяти его нѣжно любимой матери. Это была та "Элегія къ тѣни матери", которую писалъ нашъ экзальтированный сирота-поэтъ "на окнѣ, заливаясь слезами, при блѣдномъ свѣтѣ мѣсяца". Первымъ толчкомъ къ писательству служили, очевидно, тѣ впечатлѣнія, которыя вынесъ Казимиръ Бродзинскій изъ времени своего перваго пребыванія съ братомъ Андреемъ въ Краковѣ. Возлѣ Андрея собирался товарищескій студенческій кружокъ, въ средѣ котораго выдавался извѣстный В. Реклевскій. Молодые люди читали Геснера, Клейста, Галлера, Виргилія, Карпинскаго, подражали имъ {О кружкѣ Андрея Бродзинскаго чит. въ статьѣ Гордынскаго: "Lataszkolne X. B-ego". Рецензію Прокеша на эту работу чит. въ "Atheneum" 1888, t: IV, стр. 546--548. О литературной физіономіи этого кружка можно судить по книжкѣ стихотвореній А. Бродзинскаго: "Zabawki wierszem", Kraków 1807.}. Хотя Казимиръ Бродзинскій, какъ подростокъ, и не принималъ участія въ ихъ литературныхъ спорахъ и бесѣдахъ, такъ-какъ по собственному его признанію онъ не прочиталъ до этого времени ни одной книги,-- тѣмъ не менѣе кружокъ этотъ не могъ не оставить на немъ слѣдовъ своего вліянія. Онъ невольно прислушивался отъ времени до времени къ разговорамъ старшихъ, и у него возникало уваженіе и удивленіе къ знаніямъ и учености людей, которые "не только разсуждали о поэзіи, но и сами сочиняли стихи" {"Wspomnienia". Этотъ отрывокъ напечатанъ въ статьѣ Крашевскаго: "Słówko о К. B." (Atheneum" 1844 года).}. Когда въ 1805 году Казимиру Бродзинскому пришлось возвратиться въ деревню къ своей мачехѣ, найденныя тамъ на чердакѣ кипы старыхъ стихотвореній были вторымъ толчкомъ, подвинувшимъ Казимира на литературную стезю {Чит. 1-ю главу нашей работы, стр. 20--21.}. О правилахъ стихосложенія онъ не имѣлъ никакого понятія. Совершенно инстинктивно сталъ онъ пользоваться значительнымъ запасомъ народныхъ пѣсенъ, который былъ пріобрѣтенъ имъ въ пору скитаніи по крестьянскимъ избамъ. Мотивы народныхъ пѣсенъ служили для него естественною мѣркою стиха. Подъ тотъ или другой мотивъ Бродзинскій подгонялъ слова своихъ собственныхъ стихотвореній. Въ то же время онъ подражалъ "думкамъ", которыя слышалъ отъ жницъ, писалъ "любовныя пѣсенки" и даже "сочинялъ проэкты поэмъ", о которыхъ, вѣроятно, слышалъ отъ своего брата {Ibid. "Wspomnienia".}. Въ Войничѣ, лѣтомъ 1806 года литературныя занятія Казимира Бродзинскаго идутъ подъ руководствомъ брата, который между прочимъ читалъ и переводилъ Казимиру Галлера. Юный нашъ поэтъ былъ "необыкновенно обрадованъ, постигши, что есть вещи, затрогивающія болѣе глубокіе интересы, чѣмъ идилліи Геснера" {Ibid.}. Одинъ изъ такихъ переводовъ -- стихотвореніе "Wiersz do wieczności" -- былъ напечатанъ въ сборникѣ "Zabawki wierszem". Геснеръ и Карпинскій однако оказали самое сильное вліяніе на молодыхъ поэтовъ; Геснеру подражалъ по преимуществу старшій Бродзинскій, а младшій скромно мечталъ только о томъ, какъ бы въ своихъ стихахъ достичь той степени совершенства, до которой возвысился его братъ Андрей. Такъ напр. въ стихотвореніи "Do lutni brata" Казимиръ Бодзинскій жалуется на то, что струны его лютни ("bandurki") издаютъ визгливые звуки, не хотятъ жить въ согласіи, какъ у старшаго брата, который многимъ обязанъ своей искусной игрѣ. "Силою своей пѣсни онъ покорилъ сердце не одной гордой дѣвушки, не одну нанесъ сердечную рану".
Ja tego chciałem i mu rzekłem nieraz:
"Naucz mię, jak ty, owe trawić chwile!"
А on mi na to rzekł: "Stój jeszcze teraz,
Dostań czułości wprzód jako ja tyle" 1).
1) T. e.: "я къ тому стремился и не разъ просилъ (брата): научи меня такъ же проводить эти минуты; но онъ отвѣчалъ мнѣ: еще погоди, прежде исполнись чувствительности въ такой мѣрѣ, какъ я". "Zabawki wierszem"; id. у Гордынскаго: "Lata szkolne К. B-ego", стр. 26.
Въ другомъ стихотвореніи "Helikońska górka" {Ibid.} Казимиръ Бродзинскій разсказываетъ, что братъ Андрей взялъ его съ собой на Геликонъ,
......by mu niósł ciężary,
Które na przekąs tu sobie zgotował,
Dzban pełny mleka, grzanki, suchary,
Co ich po każdem śpiewaniu skosztował.
Поэтическія экскурсіи, какъ мы видимъ изъ этихъ стиховъ, вызывали усиленный аппетитъ; младшій братъ долженъ былъ заранѣе нести сухари. молоко, грѣнки, которыя старшій и поѣдалъ въ промежутки, свободные отъ творческаго вдохновенія. "Съ пдющемъ въ рукахъ, весело сочиняя пѣсенки и подыгрывая себѣ на лютнѣ, танцовалъ братъ Казимира, наконецъ измученный танцами упалъ на траву и заснулъ".
Ja zaś swawolny, z téj zyskując doli,
Koło się jego lutni zakrzątnąłem,
Pód cień téj chyżo pobiegłem topoli
I naśladować w graniu mu począłem 1).
1) "Я же своевольный, пользуясь случаемъ, хищно набросился на оставленную мнѣ лютню и подъ тѣнью тополя сталъ подражать своему брату въ игрѣ".
Уже изъ этихъ отрывковъ мы видимъ, что отношенія между братьями были съ одной стороны благоговѣйно-почтительныя, а съ другой покровительственно-нѣжныя, хотя и не безъ примѣси самодовольства {Чит. 1-ю главу, стр. 29.}. Не сразу старшій братъ допустилъ на Парнасъ своего робкаго ученика, и этотъ послѣдній со страхомъ и дерзновеніемъ приступалъ къ сладкому дѣлу служенія музамъ. Вообще вліяніе Андрея Бродзинскаго на своего младшаго брата было очень значительно. Самъ Казимиръ Бродзинскій въ предисловіи къ изданію перевода "Орлеанской Дѣвы" своего брата (Warszawa 1821, in 8°) заявляетъ о своей глубокой привязанности къ безвременно погибшему брату, которому онъ обязанъ и руководительствомъ, и примѣромъ {"Kochany cieniu, пишетъ онъ, nie będę tu wynurzał publicznie moich uczuć dla ciebie. Skromne i ezyste było twe życie, równie jak prosta muza twoja; pamięć o tobie pozostanie tylko w sercach tych, którzy cię znali; ja prócz miłości braterskiej dochowuję ci wzdzieczność za przewodnictwo i wzory dla mnie w zawodzie życia1 nauki; pamiętny na nie, niemi się pocieszać, niemi naśladować pragnę aż do połączenia się z tobą". D. C. Chodźko, "Wzmianka o życiu...." Wilno 1845, стр. 50.}. Каково было вліяніе Андрея на своего брата, нетрудно заключить изъ сборника его стихотвореній "Zabawki wierszem", а также изъ того, какимъ жестокимъ псевдоклассическимъ передѣлкамъ подверглась "Орлеанская Дѣва" въ его переводѣ {"Wzmianka o życiu..." стр. 51--56.}. Но уже самый фактъ перевода трагедіи Шиллера свидѣтельствуетъ о томъ, что Андрей Бродзинскій былъ далеко не чуждъ новыхъ вѣяній. Это былъ идилликъ, исполненный отчасти руссовскаго настроенія, съ нѣкоторымъ фрондерствомъ по отношенію къ дѣйствительности. Рядомъ съ идилліями, воспѣвающими Хлой, Филоновъ, Исменъ, Лауръ {Чит. напр. "Laurai Filoń, czyli zakład", "Olzach Ismeny", "Pieśń Damona do Filis", переводы идиллій Клейста и Геснера (Narodzonemu, Pogzebionemu, Milon i Iris) и т. д.}, у него встрѣчаются стихотворенія съ легкой демократической тенденціей, исполненныя сочувствія къ крестьянину и нерасположенія къ господамъ. Въ посланіи къ В. Реклевскому (W. В.) "О panach" разсказывается напр., какъ поэтъ попалъ въ барскіе хоромы, но тамъ ему было душно:
Tu miejsca śpiewkom wesołym nie dadzą,
Tu cała rozmowa na tem.
Jak się pieniądze gromadzą,
Jak drzyć chłopa, by się stać bogatym 1);
1) Переводъ: "тутъ нѣтъ мѣста веселымъ пѣснямъ тутъ, весь разговоръ лить о томъ, какъ пріобрѣтаются деньги, и какъ получше обдирать мужика, что бы больше нажиться". ("Zabawki wierszem"... стр. 17).
тамъ нѣтъ мѣста чувству, которое не уживается съ этикетомъ. Поэтъ мечтаетъ о "лобзовскихъ поляхъ" и радостяхъ "нашихъ простонародныхъ деревенскихъ идиллій"; о, еслибы скорѣе возвратиться къ нимъ, тогда бы можно было такъ же посмѣяться надъ важными барами, какъ они смѣялись втихомолку надъ бѣднымъ поэтомъ!
Obyśmy prędko, Wicusiu kochany,
Bo naszej wrócili doli!
Jak ze mnie pocichu pany,
Tak byśmy z nich się znów śmiali dowoli.
Поэтъ презираетъ богатство:
Co to smutniście, Towarzysze drodzy?
I ja nie bogacz i wyście ubodzy.
Wolę jednako wy w spóldusze z wami,
Niż z stokrotnemu, а bez was skarbami.
śpiewajmy sobie, nie troszczymy o to.
Czy mamy albo czy mieć będziem złoto 1),
1) "Отчего вы грустны, дорогіе друзья! Вѣдь и я не богатъ, да и вы бѣдняки. Но я лучше хочу душа въ душу жить съ вами, чѣмъ съ богатствомъ большимъ, но безъ васъ. Будемъ пѣть, не заботясь о томъ, что имѣемъ иль будемъ имѣть". ("Do towarzyszów").
Выше всего дружба, пріязнь, искреннее чувство. Съ презрѣніемъ отзывается поэтъ о философѣ, всюду носящемся со своею философскою системою. Не нужно быть мудрецомъ, чтобы сказать, гдѣ обитаетъ душа человѣка; для этого стоитъ только поцѣловать въ уста дѣву {Чит. "Do filozofa о nowym Systemacie".}. Подъ пьяную руку поэтъ доводитъ свой демократизмъ до крайнихъ предѣловъ -- онъ даже готовъ веселиться вмѣстѣ съ крестьянами. Вотъ ѣдетъ хлопъ изъ Сандомира; поэтъ приглашаетъ его на кружку меда: для него всѣ равны, каждый самъ себѣ господинъ!
О to chłop od Sandomierza.
Znać go z pasa i kołnierza;
Zawitaj, kochany bracie!
Miło mi spoglądać na cię;
Chodź ze mną, napij się miodu:
Jak ja człek prostego rodu,
А ja za równości stanem.
Każdy и mnie sobie panem! 1)
1) "Mazurek z chłopem od Sandomierza w Oględowie", стр. 84--85.
Братанье съ крестьянами ни на минуту однако не теряетъ своего разгульнаго, пьянаго характера:
Bądź zdrów, rolniku kochany!
Patrzaj: choć jestem pijany,
Smutku się pozbyć nie mogę.
Bądź zdrów, masz dutka na drogę!
Этотъ "dutek", данный на дорогу, превращаетъ нашего юнаго народника въ обыкновеннаго шляхтича, слегка подгулявшаго. Дыханіе народности чувствуется однако въ нѣкоторыхъ стихотвореніяхъ. Въ этомъ же сборничкѣ стиховъ мы находимъ "pieśń" W. R.: "Wisław o Kwiatosławie" {Ibid. стр. 102.}. Впервые употребляется здѣсь имя Wisław, сдѣлавшееся впослѣдствіи такимъ популярнымъ благодаря поэмѣ Казимира Бродзинскаго: вообще замѣтно желаніе замѣнить иностранныя прозвища славянскими, народными (Kwiatosława, Skotosław, żywię -- польская богиня любви, какъ гласитъ примѣчаніе, и пр. {Здѣсь же напечатанъ отрывокъ и изъ другой идилліи В. Реклевскаго: "Wiesław i Skotosław", ему же принадлежитъ напечатанная здѣсь и строго классическая идиллія: "Laura і Filon".}" Таково было настроеніе Андрея Бродзинскаго и его друга В. Реклевскаго, о которомъ намъ прійдется еще говорить ниже; не подлежитъ сомнѣнію, что это настроеніе не могло не отражаться на литературно-художественномъ развитіи Казимира Бродзинскаго, но въ его первыхъ стихотвореніяхъ оно сказывается довольно слабо. Всего за 1806--1807 годы Бродзинскимъ было написано 7 стихотвореній, не считая четырехстишія "Złoto" и басни "Jabłko i kij".
Изъ нихъ "Nadgi'obek grobarzowi" и "Nadgrobek rycerzowi" довольно удачны. Гробовщикъ -- это хозяинъ, обрабатывающій поле; онъ такъ сжился со своимъ полемъ, что проситъ Бога никогда съ нимъ не разлучать его. Рыцарь ("Nadgrobek rycerzowi") обнаружилъ чудеса храбрости, переплывалъ моря, перескакивалъ скалы, но могилы перескочить не могъ {Ibid. стр. 145.}.
Здѣсь уже сказывается несомнѣнное вліяніе новаго меланхолическо-сентиментальнаго направленія: мысль поэта витаетъ надъ кладбищами, направлена на печальные образы смерти, страданія.
"Nadgrobek kocliance" (три строчки) -- придуманное стихотвореніе: смѣшно читать эпитафію возлюбленной пятнадцати-лѣтняго мальчика. Басня "Jabłko i kij" тоже весьма неудачна. Бросилъ отецъ дѣтямъ яблоко и палку. Одинъ мальчикъ схватилъ палку, поколотилъ другого, отнялъ яблоко. Отсюда выводъ: яблоко -- это богатство, палка -- умъ. Кто имѣетъ умъ, будетъ имѣть и богатство; кто имѣетъ богатство безъ ума, тотъ не можетъ съ увѣренностью и безопасностью пользоваться имъ. Басня совершенно нелѣпая. Почему палка служитъ символомъ ума, а не грубой силы,-- совсѣмъ непонятно. Впослѣдствіи мы убѣдимся, что и болѣе позднія басни Бродзинскаго тоже крайне неудачны.
Въ 1808 году К. Бродзинскій написалъ стихотвореніе, доставившее ему славу поэта въ цѣломъ Тарновѣ. Это было упомянутое уже нами стихотвореніе по поводу неожиданной смерти товарища: "żal na śmierć utonionego przyjaciela".
И въ формѣ, и въ содержаніи этого стихотворенія замѣтенъ довольно значительный успѣхъ въ развитіи поэтическаго таланта нашего поэта. Первыя строчки его дышутъ поэзіей:
Na łono nocy głowę pochylił dzień smutny,
А za mną, z czarnym krzyżem chodzi żal okrutny
I do nowych łez znowu na ten brzeg mnie żenie,
Gdziem ostatnie, młodzieńcze, dał ci ucisnienie 1).
1) "На лоно ночи склонилъ свою голову печальный день, меня же преслѣдуетъ ужасное горе чернымъ крестомъ и вновь гонитъ меня для новыхъ слёзъ за тотъ берегъ (рѣки), гдѣ въ послѣдній разъ, юноша, я обнималъ тебя". Это стихотвореніе не помѣщено въ нознанскомъ изданій сочиненій Бродзпискаго. Дмоховскій отнесъ его ("Bibl. Warsz." 1870) къ 1807 г., но Гордыйскіи, имѣвшій въ рукахъ "Liber calculorum Gymn. Tarn.", убѣдился, что Пржигодзинскій, на смерть котораго написано это стихотвореніе, утонулъ лѣтомъ 1808 года ("Lata szkolne..." стр. 32).
Образъ сумрачнаго дня, склонившаго голову на лоно ночи, картина предательской тишины воды, въ которой отражалось голубое небо, и таилась смерть,-- производятъ впечатлѣніе. Семь лѣтъ спустя Бродзинскій повторилъ первыя строчки этого стихотворенія въ своей элегіи "Pogrzeb przyjaciela", написанной на смерть одного изъ "братьевъ" масоновъ:
Na łono nocy dzieri smutny
Obumarłą, zwiesił głowę;
Nas gromadzi żal okrutny
Na modlitwy pogrzebowe.
Это стихотвореніе особенно нравится нѣкоторымъ польскимъ критикамъ {Чит. "Pierwiosnek, noworocznik na rok 1841, złożony z piśm samych dam, zebrany przez Pauline K....": "Poezya i Kazimierz z Krolówki", El. Ziemięska, "Ow pogrzeb przyjacela, пишетъ г-жа Земеыская, arczydzieło smutku ehrześciańskiego, nie wyszłoby nigdy z pód piorą Karpińskiego". Такъ же хвалитъ она и другое стихотвореніе: "Dziadek". Ср. "Gazeta Literacka" 1822: "Pisma Brodzińskiego", отзывъ. Дмоховскаго.}. Въ этомъ же году, какъ сообщаетъ Дмоховскій, Бродзинскій перевелъ отрывокъ изъ поэмы "Русь" извѣстной въ то время нѣмецкой писательницы Пихлеръ: "Привѣтъ родной землѣ". И со стороны языка, и со стороны формы этотъ стихотворный переводъ тоже свидѣтельствуетъ о движеніи впередъ молодого поэта. До 1809 года, кромѣ перевода патріотическаго гимна и поэмы "О Pustyni Sw. Salomei" {Чит. 1-ю главу, стр. 35.}, не дошедшихъ до насъ, мы не знаемъ больше ни одного произведенія Бродзинскаго, хотя и извѣстно, что въ домѣ Служевскихъ онъ не терялъ понацрасну времени и всюду носилъ съ собою карандашъ и бумагу {Извѣстенъ одинъ стихъ, вырѣзанный усердствующимъ поэтомъ на молодой линѣ:
"Z tym wyrazem rosnij razem".
Hordyńsk. ("Lata szkolne", стр. 37).}.
Литературное развитіе Бродзинскаго въ этотъ первый періодъ его дѣятельности было крайне ничтожно. Его литературнымъ менторомъ является старшій братъ Андрей, съ характеромъ поэзіи котораго мы познакомились уже по приведеннымъ выше отрывкамъ. Слѣдующій періодъ поэтическаго развитія Бродзинскаго проходитъ подъ непосредственнымъ вліяніемъ В. Реклевскаго.