Подводя итогъ всему сказанному нами о Бродзинскомъ, мы не можемъ не признать, что значеніе дѣятельности Бродзинскаго въ исторіи польской литературы и общественности довольно велико, но не въ такой степени, какъ думаютъ это многіе польскіе историки, и не въ той области, какую обыкновенно указываютъ. К. Бродзинскій оказалъ гораздо большее вліяніе на польское общество и литера туру, какъ ученый, педагогъ, переводчикъ, а не какъ поэтъ. Вообще въ оцѣнкѣ значенія литературной дѣятельности того или другого писателя историки склонны впадать въ ошибки и преувеличенія вслѣдствіе ложнаго пріема дѣлить живую жизнь на рубрики и главы и искать между выдающимися представителями отдѣльныхъ періодовъ такой же обязательной преемственной связи, какая существуетъ напр. въ хронологіи царей, папъ и т. д. Но жизнь не логическая формула: она гораздо сложнѣе и не такъ прямолинейна, какъ наши обобщенія; она -- постоянное perpetuum, исключающее всякія рубрики и главы, которыя возможны только въ нашей логической дѣятельности; тѣ или другія общественныя понятія не поглощаютъ никогда общественной жизни цѣликомъ, новыя не искореняютъ сразу старыхъ; круговоротъ, взаимодѣйствіе ихъ обусловлены въ жизни общества тѣмъ, что обыкновенно называютъ consensus communis.
Нельзя привязывать къ отдѣльнымъ личностямъ весь ходъ исторіи умственнаго и литературнаго развитія извѣстнаго общества и искать въ этихъ личностяхъ причины цѣлаго ряда сложныхъ явленій значительной общественной цѣнности. И если этого нельзя дѣлать относительно самыхъ выдающихся дѣятелей, то тѣмъ менѣе это возможно относительно Бродзинскаго. Если бы еще онъ явился со всѣми своими идеалами и стремленіями лѣтъ на десять раньше, въ немъ нельзя было бы не признать личности въ высокой степени незаурядной. Но онъ выступилъ тогда, когда всюду уже чуялось дыханіе новой жизни. Гораздо раньше его началась романтическая дѣятельность первыхъ восторженныхъ этнографовъ-собирателей въ родѣ Ходаковскаго; одновременно съ Бродзинскимъ и совершенно независимо отъ него развивается группа виленскихъ романтиковъ, глава которыхъ -- знаменитый Мицкевичъ -- уже черезъ годъ послѣ появленія "Вѣслава" (1821) выпускаетъ два тома своихъ романтическихъ произведеній. Также почти независимо отъ Бродзинскаго развивалась и польско-украинская школа писателей, на которой, какъ и на виленскихъ поэтахъ, отразилось отчасти вліяніе и русской литературы (хотя, конечно, на "украинцевъ" болѣе всего вліяла народная украинская поэзія). Если Бродзинскій писалъ въ 1821 году въ своей поэмѣ "О поэзіи":
Maluj . .. . . . . . . . . .
Ruiny smutne świadki dawnej duchów chwały,
Mogiły, co z ojcyzną synów pogrzebały, и т. д.,
то польско-украинскимъ писателямъ не нужно было выслушивать этихъ совѣтовъ отъ Бродзинскаго, чтобы создать культъ могилъ. Онъ существовалъ уже въ народной поэзіи, и разъ поэты увлекались ею, обращеніе къ могиламъ было неизбѣжно, такъ-какъ оно встрѣчается чуть ли не въ каждой народной пѣсни, полной романтическо-меланхолическихъ воспоминаній о старинѣ. Мальчевскій, Залѣсскій, Ляхъ Ширма, точно такъ же какъ и Рылѣевъ, Метлипскій, Гоголь, Шевченко, говорятъ о могилахъ, обращаются къ нимъ, какъ къ нѣмымъ свидѣтелямъ давней славы, не по совѣту того или другого писателя, а подъ непосредственнымъ вліяніемъ романтическаго чувства, возбужденнаго народной поэзіей {Замѣтимъ кстати, что у Т. Падурры, писавшаго украинскія думы съ 1826 года, на одной изъ первыхъ его думъ "Muraszka" стоитъ въ видѣ эпиграфа цитата изъ Байроновскаго "Путешествія Чайльдъ-Гарольда по славянскимъ землямъ", которая указываетъ, что интересъ къ могиламъ у польско-украинскихъ писателей могъ быть возбужденъ и англійскимъ поэтомъ. Падурра этотъ отрывокъ переводитъ такъ:
Kołyś mołiyły roskażut,
Jak naszi kośti prylażut,
De rosły, de porodyłyś,
А za szczo i jak skińczyłyś.
"Piśma" Tomasza Paurry, Lwiw 1874, стр. 101.}. Что касается Бродзинскаго -- и это весьма замѣчательный фактъ,-- то онъ никогда не выполнилъ тѣхъ совѣтовъ, которые даетъ въ заключительныхъ строкахъ своей поэму " О поэзіи " и въ статкѣ " О романтизмѣ ", потому что для него была еще мало понятна народная и романтическая поэзія. Да и выросъ онъ въ коренной Польшѣ, которой не суждено было играть первенствующей роли въ литературномъ и общественномъ движеніи этой поры. Если критическія произведенія Бродзинскаго и оказывали извѣстное вліяніе на развитіе и направленіе молодыхъ писателей, то это вліяніе было не исключительное и не безусловное. Оно сочилось струйкой въ общемъ потокѣ многоразличныхъ вліяній и вѣяній.
Это вліяніе Бродзинскаго совершенно незамѣтно въ произведеніяхъ Мальчевскаго, Гощинскаго и весьма слабо отразилось даже на Б. Залѣсскомъ, который еще болѣе другихъ обязанъ своимъ развитіемъ Бродзинскому. Если пересмотрѣть всѣ раннія произведенія Залѣсскаго, то должно сознаться, что только одно изъ нихъ -- самое раннее -- навѣяно поэзіей Бродзинскаго. Мы говоримъ о его "Duma о Wacławie" {"Dziennik Wileński" 1819, Lipiec-Grudzień, стр. 526--528.} -- произведеніи, написанномъ, очевидно, подъ впечатлѣніемъ только-что прочитанной въ "Pamiętnik Naukowy" "Ольдины" Бродзинскаго. Какъ Бродзинскій назвалъ свое произведеніе "галицкой думой", такъ и Залѣсскій пишетъ: "ze śpiewu ludu tciejskigo". Но уже въ этомъ заглавіи нельзя не видѣть разницы между двумя поэтами: Залѣсскій называетъ свое произведеніе "народнымъ", Бродзинскій же не рѣшился еще этого сдѣлать. По тону и по формѣ (размѣру) "Duma о Wacławie" очень близка къ "Одьдинѣ" Бродзинскаго; но въ содержаніи замѣтна разница. Многія подробности "Вацлава" довольно реальны. Когда Вацлава
w rekruty
Dziedzicz przeznacza strwożony,
Zaraz w kajdany okuty
Był do obozu wiedziony,--
мать плачетъ надъ бѣднымъ Вацлавомъ, какъ надъ покойникомъ. Ея причитанія напоминаютъ причитанія простыхъ деревенскихъ бабъ. Деревенскій бытъ у Залѣсскаго изображенъ отнюдь не розовыми красками. Правда, Вацлавъ выражается довольно риторически:
Znośniej jest służyć krajowi,
Niż łakomstwu tyranów,--
тѣмъ не менѣе въ его словахъ заключается мысль осужденія тѣхъ отношеній, которыя установились между паномъ и мужикомъ. На это намекаютъ и послѣднія строки думы. Вацлава убиваютъ на войнѣ и погребаютъ въ чужомъ селѣ:
А gdy w wieczorniej tam dobie
Słowik pieśń nuci wolności,
Rolnik łzy roniąc na grobie
Zgonu chlubnego zazdrości.
Такимъ образомъ уже въ этомъ произведеніи Залѣсскаго вліяніе Бродзинскаго отразилось главнымъ образомъ только съ внѣшней сторонѣ. Въ 1820 году Залѣсскій вмѣстѣ съ Гощинскимъ прибылъ въ Варшаву, куда влекло всѣхъ энергичныхъ и талантливыхъ людей того времени. Но Хмѣлёвскій сомнѣвается, чтобы молодые люди приѣхали слушать лекціи въ Университетѣ и аккуратно посѣщали ихъ {Р. Chmielowski, "Studyа i szkice", II, стр. 348: "Bohd. Zaleski".}. У насъ нѣтъ данныхъ признать и личное вліяніе Бродзинскаго особенно значительнымъ. Даже въ тѣхъ произведеніяхъ Залѣсскаго, которыя помѣщены въ "Pamiętn. Warsz.", редактируемомъ Бродзинскимъ, можно видѣтъ частью подражаніе Шиллеру, частью вліяніе русскаго романтизма и мотивовъ украинской поэзіи. Такъ напр. "Lubor" безспорно навѣянъ Шиллеромъ и, можетъ быть, даже черезъ посредство Жуковскаго. Во многихъ произведеніяхъ встрѣчаются имена, хорошо знакомыя русскому романтизму: "Ludmiła" (duma z peśni ukraińskiej) {Содержаніе сходно съ одноименной балладой Жуковскаго.}, "Rusłan" (Nieszczęśliwa rodzina, duma ukraińska) и т. д. На мотивы изъ малорусской исторіи мы находимъ здѣсь знаменитую "Думу о гетманѣ Косинскомъ", въ которой не видимъ никакого вліянія Бродзинскаго. Къ тому же лучшія произведенія Залѣсскаго созданы послѣ 1825 года, т. е. со времени болѣе близкаго знакомства его съ знаменитымъ критикомъ-романтикомъ Мавр. Мохнацкимъ. Около этого же времени выступилъ со своими думками на ломанномъ малорусскомъ языкѣ Тимко Падурра; украинецъ по языку и костюму и шляхтичъ по воззрѣніямъ и воспитанію -- онъ воспѣвалъ, какъ извѣстно, только историческія событія эпохи до Богдана Хмельницкаго, изображая взаимныя отношенія поляковъ и казаковъ въ самомъ розовомъ свѣтѣ {Какъ онъ самъ говоритъ, онъ рѣшился "написать исторію Украины въ пѣсняхъ" ("Pisma Tom. Padurry", Lwiw, 1874, предисловіе, стр. IX). О Т. Падуррѣ чит. интересный очеркъ Равитты въ "Кіевской Старинѣ" 1889 г., No 10.}. Нечего говорить, что здѣсь вліяніе Бродзинскаго тоже не имѣло мѣста. Вообще вліяніе Бродзинскаго, какъ поэта, было, по нашему убѣжденію, весьма невелико, оно ограничивается проповѣдью идеи народности; но за то политическія и историческія тенденціи Бродзинскаго безспорно вліяли на польское общество,-- которое плохо знало родную исторію и не занималось ею; серьезный трудъ при ничтожномъ умственномъ развитіи былъ ему не по силамъ; поэтому, кажется намъ, оно и было падко на тѣ скороспѣлые выводы и обобщенія, которые удовлетворяли современнымъ потребностямъ историческаго и государственнаго инстинкта и въ то же время, какъ это было напр. въ произведеніяхъ Бродзинскаго, льстили національной гордости. Сентиментально-самодовольные взгляды Бродзинскаго въ этомъ направленіи не могли не имѣть своего дѣйствія и до 1830 г., и въ особенности послѣ революціи, когда всѣ лучшіе, талантливые и энергичные люди или погибли въ борьбѣ за родину, или принуждены были эмигрировать. Популярность Бродзинскаго и рѣдкое единодушіе польскихъ критиковъ въ общемъ хорѣ лестныхъ о немъ отзывовъ объясняется, по нашему убѣжденію, тѣмъ, что Бродзинскій былъ средній писатель, средняго ума, средняго таланта и, какъ таковой, долженъ былъ пользоваться извѣстностью въ широкомъ кругѣ посредственности. Въ этомъ смыслѣ изученіе мировоззрѣнія и литературной дѣятельности Бродзинскаго имѣетъ огромное значеніе для характеристики литературныхъ вкусовъ и средняго развитія польскаго общества. Бродзинскій не былъ Іоанномъ Крестителемъ, какъ пышно величаютъ его польскіе критики, но, пожалуй, его можно назвать первымъ подснѣжникомъ, возвѣщавшимъ роскошную весну. Какъ самый лучшій выразитель переходной поры, какъ человѣкъ лично необыкновенно привлекательный и гуманный, Бродзинскій невольно внушаетъ къ себѣ симпатіи; неутомимый труженикъ, полезный популяризаторъ европейской литературы и критики, онъ заслуживаетъ глубокаго уваженія. Особенно велика заслуга Бродзинскаго въ дѣлѣ выработки и совершенствованія польскаго языка, и въ этомъ отношеніи его дѣятельность такъ же почтенна и полезна, какъ и дѣятельность Линде. И какъ у насъ до свое время романтики считали Карамзина своимъ, такъ и польская молодежь съ уваженіемъ и любовью смотрѣла на Бродзинскаго и хотя и понимала, что онъ не во всемъ ей сочувствуетъ, все же видѣла въ немъ своего друга и хотѣла хотя отчасти признать въ немъ своего руководителя.