Пессимизмъ Андреева.-- Манера, письма.-- Одиночество человѣка.-- Тамъ ничего нѣтъ.-- Нельзя узнать истину.-- Сочетаніе реализма и фантастики.-- Повѣсти: "Большой шлемъ", "Смѣхъ" "Молчаніе", "Ложь", "Стѣна".-- Метафизическое значеніе "Стѣны".
Мы минуемъ тѣ разсказы Андреева, въ которыхъ Андреевъ идетъ еще по стопамъ Чехова и Горькаго, возбуждая въ читателѣ "чувства добрыя" и развивая идеи гуманности, какъ напр. "Бергамотъ и Гараська", "Изъ жизни шт. капитана Каблукова", "Гостинецъ", "Первый гонораръ", "Книга", "Кусака". Въ нихъ Андреевъ талантливъ, но Андреева еще нѣтъ; очень скоро, однако, онъ находитъ себя, и тоже первые его разсказы, о которыхъ будетъ рѣчь ниже, уже носятъ характерныя черты индивидуальности Андреева.
Основная черта Андреевскаго творчества -- пессимизмъ. Но это чисто-русскій обывательскій пессимизмъ именно въ тѣхъ его формахъ и съ тѣмъ, содержаніемъ, которыя даютъ ему особенности русской жизни, русской обывательщины.
Здѣсь нѣтъ глубины, здѣсь нѣтъ дѣйствительно научныхъ построеній и строго философскихъ концепцій, передъ нами упрощенный переводъ съ западно-европейскаго первоисточника, пересказъ своими словами, не весьма мудренаго знаніями переводчика, эскизно передающаго контуры болѣе сложнаго рисунка. Передъ нами иногда суздальская копія съ картины большого художника.
Герои Андреева такъ же упрощенно мыслятъ и такъ же наивно и упрощенно ставятъ сложные и философскіе вопросы, какъ и все русское общество, не привыкшее еще къ строгой философской мысли, но успѣвшее заразиться пессимистическимъ недугомъ нашего времени частью подъ вліяніемъ западно-европейской мысли и однородности общественныхъ условій Россіи и Запада, отчасти подъ гнетомъ чисто-русской, весьма не радостной дѣйствительности.
Основная мысль писателя, что тамъ ничего нѣтъ, и нигдѣ ничего нѣтъ, и что тутъ на землѣ рухнули всѣ устои общества, повержены во прахъ кумиры, разбиты мечты, всѣ вѣрованія; человѣкъ одинокъ и сиръ среди общаго мрака и тьмы и негдѣ, ему голову преклонить и не на что опереться,-- жить нельзя, жить нечѣмъ, а жить такъ хочется, потребность счастья, правды, смысла жизни не угасла.
Эта основная нота звучитъ почти во всѣхъ произведеніяхъ Андреева, иногда притаившись въ уголкѣ, иногда громко вопія, и выдвигаясь на первый планъ.-Стѣна отдѣляетъ одного человѣка отъ другого, стѣна отдѣляетъ всѣхъ людей отъ истины, отъ другого міра, котораго, впрочемъ, и вовсе нѣтъ, стѣна стоитъ передъ каждымъ человѣкомъ даже въ его собственной mhchhJ когда онъ пробуетъ довѣриться ея силѣ и опереться на строгіе выводы разума. Всюду стѣны, всюду отгороженность отъ истины. Какое мученіе быть человѣкомъ и искать правды,: восклицаетъ Андреевъ вмѣстѣ съ однимъ изъ своихъ героевъ.
Иллюстрируя въ своихъ художественныхъ произведеніяхъ разочарованіе во всѣхъ устояхъ жизни, Андреевъ не стѣсняется съ дѣйствительностью. Въ этомъ отношеніи онъ вовсе не реалистъ.
Онъ пользуется любыми фактами; онъ измѣняетъ ихъ, перетасовываетъ по. своему, прибавляетъ къ нимъ, что ему требуется по заданію, или убавляетъ. Онъ готовъ пользоваться самыми фантастическими и ни съ чѣмъ не сообразными комбинаціями, только бы оправдалась поставленная имъ для даннаго произведенія пессимистическая теза. Теза, заданіе на первомъ листѣ; факты приложатся. Ими можно жонглировать по желанію. А если они не втискиваются въ поставленныя рамки, то ихъ можно и вовсе отбросить, какъ ненужный соръ. Талантъ Андреева проявляется именно въ необыкновенномъ искусствѣ придать явно выдуманному, несуществующему видъ почти полнаго правдоподобія и естественности. По душѣ, по своей психологіи Андреевъ не реалистъ, а фантастъ-романтикъ, по техническимъ пріемамъ импрессіонистъ, но въ то же время магъ и чародѣй реалистической экспрессіи. Въ этомъ сочетаніи реализма и вымысла, символизма и фантастики, экспрессіи образовъ и убѣдительности чисто адвокатскаго краснорѣчія Андреевъ большой искусникъ, и талантъ его проявляется уже въ каждомъ изъ первыхъ его произведеній.
Въ маленькомъ городкѣ собираются четыре пріятеля, чтобы играть въ винтъ. Они загородились отъ жизни, и ихъ собственный жизненный интересъ весь въ томъ, чтобы разыграть большой шлемъ. Объ этомъ мечтаетъ каждый изъ партнеровъ, и въ особенности Масленниковъ. И такъ играютъ они каждый вечеръ зимой и лѣтомъ, весною и осенью, и вдругъ во время игры внезапно умираетъ одинъ изъ партнеровъ Николай Дмитріевичъ, какъ разъ въ ту минуту, когда у него на рукахъ большой шлемъ. Общій переполохъ. Никто не знаетъ, гдѣ покойникъ жилъ, ищутъ его адресъ... Вся эта деталь внесена въ разсказъ только для того, чтобы ярче подчеркнуть отчужденность людей другъ отъ друга. Даже четыре пріятеля, проводящіе вмѣстѣ за винтомъ многіе годы, настолько равнодушны другъ къ другу, что не полюбопытствовали узнать, гдѣ живетъ одинъ изъ ихъ постоянныхъ партнеровъ. Не знаютъ, есть у него жена или нѣтъ; удивились, что у этого партнера былъ взрослый сынъ. Подробность невѣроятная. Трудно представить себѣ, чтобы въ маленькомъ городкѣ, гдѣ всѣ другъ друга знаютъ, надоѣли другъ другу до тошноты, до отчаянія, чтобы въ такомъ маленькомъ городкѣ всѣ и каждый не знали квартиры или дома знакомаго, съ которымъ постоянно играютъ въ винтъ. Это прямо невѣроятно. Но Андрееву нужна такая подробность, и онъ такъ ловко втискиваетъ ее въ свой разсказъ, какъ опытный ювелиръ вставляетъ въ брилліантовую брошку нѣсколько поддѣльныхъ алмазовъ. Тутъ тонъ разсказа настолько правдивъ, отдѣльныя подробности такъ реалистичны, что среди нихъ исчезаютъ выдуманные или искаженные факты, успѣвъ произвести желанное для автора впечатлѣніе раньше, чѣмъ читатель обратитъ вниманіе на поддѣлку или прямо обманъ.
Разсказъ "Большой шлемъ" въ этомъ отношеніи очень типиченъ. Онъ производитъ сильное впечатлѣніе. Краски, вѣдь, взяты изъ жизни. Мы словно видимъ партнеровъ, для которыхъ не существуетъ ни искусства, ни политики, ни общихъ интересовъ, кромѣ одного -- интереса къ большому шлему. Русская жизнь создала подобныхъ людей. Раздѣливъ общество на "отдѣльныхъ посѣтителей", парализовавъ всякую самодѣятельность и общительность въ русскомъ человѣкѣ, она насильственно вдвинула его въ рамки карточныхъ интересовъ. Намъ кажется вполнѣ естественнымъ и тотъ партнеръ, который еще у не застывшаго трупа спѣшитъ украдкою посмотрѣть карты покойнаго, чтобы убѣдиться, точно ли ему выпало на руки великое счастье -- большой шлемъ. Все это, однако, Андреевъ дѣлаетъ для другой -- главной -- цѣли разсказа.
Когда партнеръ убѣждается, что игра была правильная, его охватываетъ, щемящая тоска при мысли, что покойный никогда не узнаетъ правды. Раньше, чѣмъ узнать истину, гибнетъ человѣкъ: смерть обрываетъ нить жизни.
Никогда не узнать человѣку истины. Никогда! Смыслъ этого слова до того чудовищенъ и горекъ, что Яковъ Ивановичъ упалъ въ кресло и горько заплакалъ.
Никогда не узнаетъ истины! Какая-нибудь загородка непремѣнно и всегда отдѣляетъ человѣка отъ истины.
-- Никогда! Вотъ зловѣщее слово, которое, какъ карканье ворона у Эгдара По, пронесется зловѣщимъ крикомъ надъ всѣми произведеніями Андреева вплоть до его "Анатемы".
Влюбленный молодой человѣкъ не дождался на свиданіи той, которую онъ любитъ. Молодая дѣвушка предпочла уйти къ знакомымъ на маскарадъ. Влюбленный юноша проникаетъ вслѣдъ за ней въ чужой домъ. Онъ досталъ для себя китайскій костюмъ и маску, идіотически глупую маску, выражающую полное спокойствіе -- тупоумно-довольное спокойствіе. Вотъ молодой человѣкъ подошелъ къ дѣвушкѣ. Она узнала его. Прислушивается къ его горячимъ рѣчамъ. Молодое чувство льется свободно и легко. Подъ маской не такъ неловко говорить. Горячая волна любви готова захватить и дѣвушку. Она начинаетъ испытывать волненіе. Вотъ-вотъ стѣнка, отдѣляющая одного человѣка отъ. другого, падетъ и два сердца сольются въ порывѣ искренняго чувства. Но въ эту минуту дѣвушка повернула голову къ своему собесѣднику, и все обаяніе; рѣчей погибло. Передъ ней торчала идіотически нелѣпая, самодовольная рожа, маска, и сквозь эту маску не было силы пробиться наружу большому и искреннему чувству. И никогда больше не удастся имъ полюбить другъ друга,-- никогда!! Молодые люди разстаются навсегда,-- другъ другу чуждые,-- другъ другомъ непонятые. Въ послѣднюю минуту всегда между людьми возникаетъ стѣна и отгораживаетъ ихъ другъ отъ друга. Всѣ люди ходятъ точно въ футлярѣ, точно капсюлированные въ своей собственной сущности.
Никогда не узнаетъ истины и о. Игнатій. Что-то "страшно безсмысленное" и не понятное произошло и въ семьѣ о. Игнатія. Изъ Петербурга вернулась къ нему его дочь. Тамъ, въ этомъ холодномъ и жесткомъ городѣ, съ молодой дѣвушкой случилось что-то трагическое. Что именно,-- мы не знаемъ. Видно, однако, что дѣвушку постигло какое-то огромное несчастье, тяжелымъ камнемъ свалилось на ея молоденькія плечи и придавило ее. (Мало-ли ужасныхъ исторій случается въ этомъ сѣромъ городѣ, вмѣсто неба, покрытомъ солдатскою шинелью. Мало-ли ужасовъ узнаётъ въ немъ наша молодежь. Кто знаетъ, можетъ быть, у дочери о. Игнатія товаркою была сжегшая себя Вѣтрова. Быть можетъ съ ней самой случилось что-нибудь подобное горю Вѣтровой. Говорить о своемъ горѣ молодая дѣвушка и не можетъ, и не въ силахъ, и не хочетъ. Недаромъ родители умоляли ее не ѣхать туда,-- она не послушалась.Не безъ борьбы вырвалась она на вольный свѣтъ, и вотъ теперь съ подбитыми крыльями и разбитой душой вернулась она подъ родительскую крышу, но не хочетъ признаться въ своемъ пораженіи.: Тщетно умоляетъ свою дочь о. Игнатій сказать ему, что съ ней случилось,-- молчаніемъ отвѣчаетъ она на всѣ просьбы и только еще сильнѣе сжимаетъ свои крѣпко замкнутыя губы. И, улучивъ удобную минуту, она кидается подъ..поѣздъ.
И къ свѣжей еще могилѣ приходитъ каждый день о. Игнатій и взываетъ къ ней, чтобы она раскрыла ему всю правду. Но правда навсегда сокрыта вмѣстѣ съ ушедшей изъ міра жизнью, и холоднымъ, безутѣшнымъ молчаніемъ отвѣчаетъ могила на всѣ заклинанія отца. И молчаніе душитъ его, ледяными волнами перекатывается черезъ его голову и шевелитъ волосы, разбивается о его грудь, стонущую подъ ударами. Какое безуміе быть человѣкомъ и искать правды) Холоднымъ презрительнымъ молчаніемъ отвѣчаетъ и темная даль ("Въ темную даль") на пытливо устремленные къ ней взоры почтенной буржуазной семьи, изъ среды которой исчезъ безслѣдно, улучивъ минуту вечерней мглы, юноша, исполненный пылкихъ и гордыхъ надеждъ. Тщетно умоляла его вся семья остаться дома, не идти на безвѣстный подвигъ, въ темную даль. Мольбы поколебали юношу только на мгновеніе, онъ ушелъ, и теперь никогда не узнаетъ семья, куда ушелъ онъ, и что сталось съ нимъ. Темная даль поглотила его навсегда!
Никогда не узнаетъ правды и герой разсказа "Ложь".
Съ большой искренностью передаетъ Андреевъ муки ревниваго человѣка, безумно любящаго легкомысленную женщину. Онъ умоляетъ ее сказать правду. Вѣритъ и сомнѣвается. Вновь спрашиваетъ и вновь не вѣритъ. И вотъ въ припадкѣ ревниваго безумія онъ убиваетъ ее и только тогда съ ужасомъ постигаетъ, что теперь, когда онъ ее убилъ, никогда уже не узнать ему истины! Никогда!
II.
Мало-по-малу, все разростаясь и развиваясь въ своемъ содержаніи, эта основная идея о невозможности узнать истину получаетъ свое символическое выраженіе въ грандіозномъ, хотя и фантастическомъ образѣ Стѣны, около которой собрались прокаженные. (Прокаженные -- это мы, это все человѣчество. Мы стоимъ у огромной стѣны, которая уходитъ безпредѣльно вдаль влѣво и вправо, и вверхъ уходитъ она, разрѣзая самое небо пополамъ. Холодная, неподвижная, сѣро-желтая стѣна. О нее бьются прокаженные, желая пробиться по ту ея сторону. И временами кажется, что стѣна подается, что, вотъ всеобщими усиліями пробита будетъ стѣна, отдѣляющая насъ отъ того, что находится тамъ, по ту сторону заграждаемаго пути. Но это только миражъ. Стѣна не поддается нашимъ усиліямъ. Холодная, неподвижно-презрительная остается она на. прежнемъ мѣстѣ. И въ припадкѣ отчаянія и надежды одинъ изъ прокаженныхъ предлагаетъ другимъ устлать стѣну трупами, чтобы хотя по трупамъ кто-нибудь послѣдній взобрался наверхъ стѣны и узналъ, что скрывается за ней. Но стѣна неподвижна. И вновь кидаются на нее прокаженные, обагряя ее своею кровью, забрызгивая ее своимъ мозгомъ. Стѣна не поддается. Она поглотила уже столько жизней. И прокаженные взываютъ къ ней:
-- Жестокая, отдай мнѣ мое дитя!
-- Отдай мнѣ моего сына!
-- Отдай мнѣ моего брата!
-- Убійца, отдай мнѣ самого себя.
А стѣна молчала... равнодушно и тупо, и тогда женщина гнѣвно потрясла тощими желтыми руками и бросила неумолимой:
-- Такъ будь же проклята ты, убившая мое дитя!
Красивый суровый старецъ повторилъ:
-- Будь проклята!
И звенящимъ тысячеголосымъ стономъ повторила земля:
-- Будь проклята! проклята! проклята!
Стѣна молчала и "сумраченъ и грознопокоенъ былъ взглядъ ея безформенныхъ очей". Молчала, какъ рокъ въ жизни человѣка, какъ невѣдомое, къ которому устремляетъ свои ищущіе истины взоры все человѣчество.
А между тѣмъ возлѣ стѣны жизнь не прекращалась. Гнусавые, подлые, грязные прокаженные танцуютъ около нея, женятся, веселятся... И только одинъ изъ наиболѣе проницательныхъ высказываетъ предположеніе, что тамъ, за стѣной, "ничего нѣтъ"...
Мрачный образъ, созданный Андреевымъ, производитъ сильное и подавляющее впечатлѣніе. Мы живо помнимъ тѣ толки и разговоры, которые вызвалъ этотъ разсказъ, и остроумныя попытки раскрыть, созданный Андреевымъ, символъ. Хотѣли видѣть въ "Стѣнѣ" политическіе намеки. Стѣна это де препятствія, о которыя тщетно разбиваются усилія русскаго народа въ его стремленіи къ свободѣ. Такое объясненіе, однако, слишкомъ натянуто и узко. Во-первыхъ, почему въ такомъ случаѣ русскій народъ -- прокаженный? А во-вторыхъ, политическіе намеки не въ тонѣ общаго направленія Андреевской мысли. Политическія настроенія пришли къ Андрееву гораздо позже только въ разгаръ революціи, и то до значительной степени были навязаны извнѣ, не находя живыхъ отзвуковъ въ душѣ писателя. Ю. Александровъ въ своей книгѣ "послѣ Чехова" считаетъ "Стѣну" символомъ самой жизни. Намъ кажется, что должно обратить вниманіе на сходство стѣны съ рокомъ въ "Жизни человѣка". Правдоподобнѣе дать психологическо-философское объясненіе созданнаго Андреевымъ образца. Это объясненіе -- въ предѣлахъ доступной русскому обществу "метафизики". Стѣна это сама жизнь -- міръ чувственныхъ представленій, міръ феноменовъ, сквозь который не въ силахъ проникнуть наше сознаніе, чтобы постигнуть сущность явленій -- нуменальное. Мы знаемъ, что звукъ есть рядъ особыхъ волнъ воздуха, ударяющихся о нашу барабанную перепонку и колеблющихъ ее. Мы знаемъ, что число колебаній всегда точно, опредѣленно. Но почему рядъ колебаній непонятной для насъ въ своемъ существѣ матеріи мы воспринимаемъ какъ міръ звуковой гармоніи? Этого мы объяснить себѣ не можемъ! Мы убѣждаемся только въ одномъ, что живемъ въ мірѣ иллюзій, кажущагося,-- что "вещи въ себѣ" какія-то иныя. Наши органы чувствъ даютъ намъ о нихъ ложныя свѣдѣнія. Но когда наше сознаніе, подозрѣвающее истину, хочетъ освободиться отъ рабства и зависимости отъ чувствъ, и убиваетъ всѣ пять чувствъ, чтобы пробить стѣну, отдѣляющую насъ отъ истинно сущаго, для насъ наступаетъ нирвана или смерть. Сознаніе перестаетъ работать, или во всякомъ случаѣ работа его уже не проявляется въ замѣтныхъ для насъ и постигаемыхъ формахъ. Наше сознаніе напоминаетъ китайскаго богдыхана, который вѣчно сидитъ въ своемъ дворцѣ и о томъ, что дѣлается въ его небесной имперіи, узнаетъ только изъ донесеній лживыхъ мандариновъ. Всѣ они разсказываютъ о ней разное, и что въ ихъ разговорахъ правды, а сколько лжи, никогда не узнать бѣдному богдыхану...
И какъ узнать человѣку о постороннемъ, внѣ его находящемся, когда онъ самъ въ себѣ самомъ не можетъ разобраться. Когда стѣны, какъ перегородки, отдѣляютъ одно помѣщеніе души отъ другого, когда наша душа точно большой домъ; мы живемъ въ одной комнатѣ, и не знаемъ, что дѣлается въ другихъ комнатахъ.(Мы ничего не знаемъ о самихъ себѣ. Мы не, можемъ выяснить достовѣрность нашихъ сужденій, нашей мысли. Къ этому выводу пришелъ Керженцовъ,-- герой одного изъ самыхъ вдумчивыхъ и самыхъ характерныхъ разсказовъ Андреева -- "Мысль" (Апр. 1902 г.).