(Проблема любви).

"Бездна".-- Протесты молодежи и письмо С. А. Толстой.-- Исключительность условій, въ которыя Нѣмовецкій совершилъ свой звѣрскій поступокъ.-- "Въ туманѣ." -- Семья и вопросы пола.-- Павлуша и его страданія.-- Звѣрское убійство мало мотивировано.

Покончивъ до поры до времени съ религіозной проблемой и лишь косвенно затронувъ ее еще разъ въ Елеазарѣ только для того, чтобы подтвердить, что "тамъ" ничего нѣтъ, и что познаніе того, страшнаго, что кроется въ потустороннемъ молчаніи, лишаетъ человѣка всякой радости бытія, Андреевъ переходитъ къ вопросу, составляющему тоже одинъ изъ центральныхъ пунктовъ человѣческой жизни -- къ вопросу любви и пола.

И здѣсь Андреева интересуетъ главнымъ образомъ то, что говоритъ въ пользу безотраднаго взгляда на жизнь и на человѣка. (Андрееву важно показать, что въ самыхъ интимнѣйшихъ и сокровеннѣйшихъ движеніяхъ души человѣка,-- въ самой чистой и возвышенной любви -- первооснова грубо-животная, скотская. На днѣ человѣческой души звѣрскіе инстинкты. Самъ человѣкъ -- звѣрь. Идея не новая, хотя бы послѣ "La bête humaine" Золя, но своеобразно доказываемая.

Передъ нами опять исключительный случай, можно сказать,-- прямо невѣроятный и психопатическій.

По полю идетъ молодая влюбленная парочка. Она -- гимназистка семнадцати лѣтъ. Онъ студентъ технологъ, на четыре года старше своей спутницы, по фамиліи Нѣмовецкій. Стройныя гибкія фигуры, легкая поступь, молодые свѣжіе голоса, звучавшіе задумчивой сдержанной нѣжностью. Они двигаются все впередъ и впередъ, поглощенные своей любовью, своей бесѣдой. Прекрасная молодость, обвѣянная обаяніемъ тихаго лѣтняго заката, посылающаго свои золотисто-красные лучи и лѣсу, и полямъ, и тонкимъ вьющимся волосамъ дѣвушки. Они говорили объ одномъ: о силѣ, красотѣ и безсмертіи любви.

-- Вы могли бы умереть за того, кого любите?-- спросила Зиночка, смотря на свою маленькую полудѣтскую руку.

-- Да, могъ бы,-- рѣшительно отвѣтилъ Нѣмовецкій, открыто и искренне глядя на нее.-- А вы?

-- Да и я,-- она задумалась.-- Вѣдь это такое счастье умереть за любимаго человѣка. Мнѣ очень хотѣлось-бы.

И на сердцѣ у этихъ влюбленныхъ дѣтей такъ весело,-- и грудь дѣвушки дышала свободно и смѣло, хотѣлось пѣть, тянуть руками къ нему и крикнуть: "бѣгите, я буду васъ догонять" -- эту древнюю формулу первобытной любви среди лѣсовъ и гремящихъ водопадовъ.

Такова идиллія, нарисованная Андреевымъ съ обаятельной свѣжестью красокъ. Картина, однако, быстро мѣняется. Начинается "ужасное". Сгустились тѣни ночи, изъ темнаго лѣса выползаетъ грозная тьма, а вмѣстѣ съ ней выползаютъ и тѣ темные отбросы общества, которые ютятся здѣсь днемъ, подальше отъ бдительнаго ока надзирающихъ. Пейзажъ сразу сталъ неузнаваемымъ. Безъ солнца мѣстность казалась непривѣтливой и холодной. Всюду овраги и ямы. Какія-то грязныя женщины сидѣли у края глубокой глиняной ямы. Влюбленная парочка съ ужасомъ пробиралась все дальше, совсѣмъ потерявъ дорогу. Навстрѣчу молодымъ людямъ отдѣляются изъ тѣни лѣса три негодяя. Ударомъ по затылку они оглушаютъ Нѣмовецкаго и кидаютъ въ ровъ, а надъ дѣвушкой совершаютъ гнусное насиліе. Когда Нѣмовецкій пришелъ въ себя и выбрался изо рва, онъ побѣжалъ прямо, не разсуждая и не выбирая направленія, и долго кружился между деревьями. Вдругъ онъ увидѣлъ передъ собой обнаженное тѣло потерявшей сознаніе Зиночки, и вотъ тутъ-то и произошло нѣчто неожиданное, ужасное и глубоко-возмутительное. Видъ несчастной, униженной дѣвушки вызываетъ въ Нѣмовецкомъ звѣриную похоть. Онъ съ силой прижимается къ ея губамъ... "И черная бездна поглотила его"! Нѣмовецкій совершилъ заодно съ босяками гнусное насиліе надъ дѣвушкой, которую еще нѣсколько часовъ назадъ готовъ былъ нести на рукахъ,-- всю свою жизнь, и за которую согласенъ былъ умереть.

II.

Протестующее и негодующее противъ "порнографіи" письмо графини С. А. Толстой было первымъ отвѣтомъ на поставленную Андреевымъ тезу. Правда, съ этимъ протестомъ нельзя вполнѣ согласиться. Графиня Толстая забыла, что обвиненіе въ порнографіи было предъявлено въ свое время и автору "Крейцеровой Сонаты"; но, несомнѣнно, "Бездна" взволновала и возмутила многихъ. Посыпались въ редакціи петербургскихъ и московскихъ газетъ письма молодежи, отъ имени Нѣмовецкаго, Зиночки, даже отъ имени босяка, который протестовалъ противъ приписываемаго ему насилія, увѣряя, что даже босяки не способны на такую гнусность. Вопросъ и по существу расширился побочными, вытекающими изъ него соображеніями. Толковали о томъ, долженъ ли былъ Нѣмовецкій жениться на дѣвушкѣ, которую обезчестили. Но болѣе всего, конечно, интересовалъ вопросъ о возможности того гнуснаго поступка, который совершилъ Нѣмовецкій. Большинство -- и вполнѣ справедливо,-- отказывалось допустить, чтобы звѣриные половые инстинкты могли такъ властно заговорить въ такую исключительную минуту. Молодая обожаемая дѣвушка лежитъ безъ сознанія, такая несчастная, раздавленная ужасомъ происшедшаго. Въ такую минуту волна сочувствія, глубокой жалости и страданія должна была высоко подняться въ душѣ любящаго человѣка и вытѣснить всякія иныя мысли и тѣмъ болѣе чувственныя побужденія. Велика власть страданія,. и не менѣе велика сила сочувствія. Нѣмовецкому не было времени на "хитрыя усмѣшечки" и любовныя объятія. Острая боль огромнаго горя и безконечная жалость къ пострадавшей должны были цѣликомъ поглотить несчастнаго молодого человѣка. Если этого не случилось, если произошло нѣчто неожиданное и, можно сказать, противуестественное, то или это исключительный случай, или нужно думать -- оглушительный ударъ по головѣ, который былъ нанесенъ Нѣмовецкому босяками, отбилъ у него на время сознаніе, парализовалъ дѣйствіе задерживающихъ центровъ. Въ такомъ случаѣ, передъ нами только несчастье, а не стихійное торжество звѣря. Самъ авторъ, описывая состояніе души Нѣмовецкаго, когда онъ пригнулся къ молодому и не сопротивляющемуся тѣлу, говоритъ, что "Нѣмовецкаго не было, Нѣмовецкій оставался гдѣ-то позади", а у тѣла, улыбаясь "хитрой усмѣшкой", находился безумный.

Такимъ образомъ и въ этомъ, исключительномъ, надуманномъ случаѣ Андреевъ не создалъ "ужаснаго" и не утвердилъ насъ въ безотрадномъ взглядѣ на человѣка. Не достигаетъ онъ этого результата и въ другомъ своемъ разсказѣ "Въ туманѣ", написанномъ полгода спустя послѣ "Бездны",-- въ августѣ 1902 года.

III.

Такъ же, какъ и въ предыдущемъ разсказѣ, и здѣсь мы видимъ двѣ части: первая,-- глубоко трогательная исторія паденія Павлуши, его терзаній и отношенія къ нему семьи;-- вторая -- сцена дикаго звѣрскаго убійства Павлушей проститутки, сцена исключительная и маловѣроятная; она должна была, по мысли автора, еще разъ засвидѣтельствовать, что человѣкъ прежде всего звѣрь. Насколько это удалось автору, не трудно угадать заранѣе, передъ нами опять таки случай исключительный, мало вѣроятный, даже въ состояніи опьяненія, въ которомъ находился Павлуша.

Но первая часть разсказа даетъ возможность задуматься надъ многими наболѣвшими въ нашей семьѣ вопросами. Слишкомъ много лжи, лицемѣрія, ненужной таинственности внесено въ семью въ особенности въ вопросѣ о половыхъ отношеніяхъ, покрытыхъ вуалью ложной стыдливости и не подлежащихъ трезвому и спокойному изученію и ознакомленію. Андреевъ иллюстрируетъ здѣсь одну изъ серьезныхъ язвъ дѣтской и юношеской жизни, и картина, нарисованная имъ, глубоко-правдива и назидательна.

Павлуша росъ въ семьѣ, какъ и всѣ дѣти, предоставленный всецѣло самому себѣ, своимъ думамъ и догадкамъ, а родители часто и не подозрѣваютъ о той массѣ сомнѣній и вопросовъ, которыми волнуются незрѣлыя, юныя души ихъ дѣтей. Особенно вредно сказывается это въ отношеніи къ пробуждающейся чувственности. Здѣсь дѣти всецѣло лишены добраго руководительства родителей и предоставлены своимъ догадкамъ, своей фантазіи и любознательности. Нечего, конечно, и говорить, что таинственная вуаль, которой покрыты всѣ вопросы физіологіи, только увеличивая и дразня дѣтское любопытство, содѣйствуетъ преждевременному пробужденію чувственности и неправильному ея развитію. Объ этомъ въ послѣдніе годы заговорили довольно энергично лучшіе педагоги и доктора, и можно думать, пресловутыя теоріи аиста и капусты уступятъ, наконецъ, мѣсто спокойному и научному отношенію къ этимъ вопросамъ. За послѣднее время появилось и нѣсколько попытокъ дать въ доступной для дѣтей формѣ изложеніе вопроса о рожденіи человѣка. Кстати отмѣтимъ, что этому же вопросу жеманной стыдливости въ отношеніи къ рожденію человѣка посвящена талантливая сценка въ "Жизни человѣка".

Павлуша былъ предоставленъ самому себѣ именно въ трудные годы превращенія подростка въ юношу. Вмѣстѣ съ книгой Бокля, настойчиво лѣзли въ голову иныя мысли, а поговорить объ интересующемъ вопросѣ не было съ кѣмъ. Къ отцу было бы странно итти, тѣмъ болѣе къ матери... Оставались только товарищи, которые и сами-то знали не много.

И вотъ товарищи,-- быть можетъ, какой-нибудь премудрый врачъ, увѣрили Павлушу, что это нужно и даже полезно для здоровья, толкнули шестнадцатилѣтняго юношу на путь кутежа и платной любви. Благодаря имъ теперь вотъ уже два года Павлуша боленъ "той постыдной и грязной болѣзнью, о которой люди говорятъ тайкомъ, глумливымъ шопотомъ, прячась за закрытыми дверями". Чистая душа юноши на всегда потрясена воспоминаніями объ объятіяхъ отвратительныхъ, какъ липкая грязь, женщинъ. Павлуша чувствуетъ себя всего загрязненнымъ. Когда къ нему подходитъ его сестра Лиля, что^ы поцѣловать и утѣшить его -въ дурномъ настроеніи, онъ нервно отстраняетъ ее.

-- Отойди, Лиля! Не трогай меня! Говорю я тебѣ,-- глухо повторялъ Павелъ, пряча лицо: я гря.... грязный... Грязный!-- тяжело выдохнулъ онъ мучительное слово и весь съ головы до ногъ содрогнулся отъ мгновенно пронесшагося и сдержаннаго рыданія.

Павлуша чувствуетъ себя ужасающе одинокимъ. Какъ прокаженный на гноищѣ^ Сидя взаперти у себя въ комнатѣ, Павлуша слышитъ, какъ къ сестрѣ пришли товарки и его товарищи, онъ слышитъ милый голосъ дѣвушки, которую любилъ чистой, красивой и печальной любовью, на какую способны люди только въ ранней юности, и передъ нимъ проносятся воспоминанія о лучшихъ и свѣтлыхъ, дняхъ,-- передъ нимъ милый образъ Кати Реймеръ.

Эпизодъ отношеній Павлуши къ этой дѣвушкѣ разсказанъ Андреевымъ съ такой задушевной простотой, въ немъ такъ много прелести молодого, свѣжаго творчества, что уже этого одного отрывка достаточно, чтобы признать Андреева большимъ художникомъ. Отношенія Павлуши къ Катѣ Реймеръ, къ сестрѣ, къ отцу, характеристика отца, вся драма его отроческой души,-- прекрасныя, глубоко правдивыя страницы.

Но вотъ дальше начинается психологія "ужасовъ". Павлуша не можетъ оставаться дома. Улучивъ минуту, онъ незамѣтно исчезаетъ изъ дому, выходитъ на улицу и пройдя нѣсколько улицъ и переулковъ, садится на скамейкѣ на набережной Невы. Здѣсь къ нему подсаживается женщина, торгующая любовью.

"Красавецъ, одолжите папиросу! говоритъ женщина, и вотъ "красавецъ" попадаетъ въ грязную комнату полупьяной проститутки. Отъ купленной водки она еще болѣе опьянѣла, обидѣлась на Павлушу за то, что онъ ее называетъ не Манечкой, а Катенькой и вообще держитъ себя какъ "слюнтяй".

"И тутъ произошло что-то неожиданное и дикое: пьяная и полуголая женщина, красная отъ гнѣва, ударила Павла по щекѣ".

Оба они клубкомъ повалились на землю. Откуда-то появился ножъ и очутился въ рукахъ Павлуши; въ припадкѣ бѣшеной ярости Павлуша сталъ наносить удары ножомъ, пока бездыханное тѣло проститутки не свалилось на полъ. Затѣмъ ударомъ ножа въ сердце Павлуша покончилъ и свое существованіе...

"А надъ городомъ, большимъ, многолюднымъ, шумнымъ городомъ нависъ тяжелый свинцовый туманъ, расползаясь по улицамъ и домамъ, угрюмо и властно, какъ безформенная желтобрюхая гадина".

И здѣсь "ужасъ" поражаетъ насъ своей исключительностью, экстравагантностью, и совершенно не оправдывается, обстоятельствами и всей психологіей разсказа. Мы легко можемъ представить себѣ другой, болѣе простой и не менѣе трагическій конецъ, чѣмъ тотъ, который сдѣланъ Андреевымъ, да конца въ сущности и не нужно. Весь разсказъ -- превосходный отрывокъ изъ драмы юношеской души и самъ въ себѣ представляетъ законченное цѣлое. По мастерству письма, по яркости и свѣжести красокъ, по удивительной правдивости въ изображеніи психологіи героевъ разсказа и обаятельной задушевности тона,-- "Въ туманѣ" одно изъ лучшихъ произведеній Андреева.