Трусливый конспираторъ.
(1740--1743 гг.).
Дѣло происходило въ самое смутное и горячее время русскихъ придворныхъ переворотовъ. 17-го октября 1740 года скончалась императрица Анна Ивановна, назначивъ наслѣдникомъ престола сына своей племянницы Анны Леопольдовны, двухмѣсячнаго младенца Іоанна Антоновича.
Регентомъ государства она назначила ненавистнаго всѣмъ, даже нѣмцамъ, Бирона.
Всѣ слои общества были въ броженіи; всѣ придворныя партіи были возбуждены и къ чему-то готовились.
Всюду шептались, сговаривались, составляли партіи,-- и будущее должно было разразиться рядомъ новыхъ переворотовъ, что и не замедлило въ скоромъ времени совершиться.
Добившіеся власти крѣпко за нее держались, ревниво съ безпокойствомъ слѣдили за всѣми, но въ общемъ кавардакѣ рѣшительно не могли предугадать событій.
Самовластный и заносчивый Биронъ уже питалъ, Богъ знаетъ, какія честолюбивыя надежды и составлялъ планы и не подозрѣвалъ, что въ ночь на 8-е ноября 1740 года, не давъ ему порегентствовать даже и мѣсяца, его арестуютъ и сошлютъ въ Шлиссельбургъ, а затѣмъ въ Пелымъ.
Герой сверженія Бирона, Минихъ тоже подозрѣвался, а русская партія при дворѣ кучилась около "своей претендентки на престолъ", цесаревны Елисаветы Петровны, жившей въ это время въ опалѣ, подъ строгимъ надзоромъ.
Вдругъ, въ это-то тревожное и неустойчивое время, на имя трехмѣсячнаго младенца-имнератора Іоанна Антоновича, черезъ десять дней послѣ ареста Бирона, 18-го ноября 1740 года, поступаетъ доносъ Преображенскаго солдата Василія Кудаева, доносъ весьма важный, который способенъ былъ не на шутку встревожить власти.
Доносъ былъ весьма интересный и характерный, который мы передадимъ въ большей его части подлинными выраженіями.
Доносилъ племянникъ -- солдатъ Василій Кудаевъ, на своего дядю, оставного капитана-старика, Петра Калачева.
Послѣ обычнаго императорскаго титула написано: "Доноситъ лейбъ-гвардіи Преображенскаго полка 16-й роты солдатъ Василій Андреевъ сынъ Кудаевъ, а о чемъ, тому слѣдуютъ пункты.
"Сего ноября, 16 числа, 1740 года, капитанъ Петръ Михайловъ сынъ Калачевъ, который мнѣ по родству двоюродный дядя, помянутаго числа посылалъ ко мнѣ человѣка своего, Егора Акинѳіева, звать меня къ себѣ обѣдать.
"Того часу меня на квартирѣ не излучилось,-- то и пошелъ въ вечеръ къ Калачеву, въ 8-мъ часу по полудни того числа. Какъ я пришелъ къ нему въ горницу, онъ, Калачевъ, увидя меня, говорилъ:
-- "Для чего ты, плутъ, ко мнѣ не бывалъ обѣдать?
"Я ему отвѣщалъ: "Нужда была".
"И у него, Калачева, сидитъ московскій купецъ Василій Ивановичъ Егуповъ, который содержится подъ карауломъ въ коммерцъ-коллегіи.
-- "Что у васъ въ полку вѣстей?-- спросилъ Калачевъ племянника.
-- "У насъ въ полку все благополучно,-- отвѣчалъ Кудаевъ.
-- "Что, у васъ ли въ полку князь Никита Юрьевичъ Трубецкой да Иванъ Ивановичъ Альбрехтъ {Трубецкой и Альбрехтъ были сторонниками Бирона. О нихъ подробности будутъ дальше, въ допросѣ Калачева.}?
-- "У насъ, въ полку, попрежнему".
Разговоръ немного прекратился; молодой солдатъ Кудаевъ вынулъ изъ кармана какой-то "букварь", который почему-то заинтересовалъ солдата (нельзя предположить, чтобы Кудаевъ учился по этому букварю, ибо самый доносъ, довольно грамотный, писанъ, судя по припискѣ въ концѣ, Кудаевымъ "своею рукою"), и показалъ его Калачеву со словами:
-- Дядюшка, изволь почитать: букварь очень хорошъ.
Калачевъ взялъ букварь, повертѣлъ его въ рукахъ, перелистовалъ и передалъ посмотрѣть купцу Егупову.
Тотъ тоже посмотрѣлъ, почиталъ и отдалъ букварь Кудаеву.
Голова Калачева, видимо, была занята какою-то мыслью, о чемъ онъ хотѣлъ поговорить со своими гостями.
Мысль эта была: всеобщее негодованіе русскихъ на ту борьбу иностранныхъ партій и разныхъ авантюристовъ около русскаго престола, на множество истязуемыхъ въ Тайной канцеляріи людей только за то, что партія, къ которой они принадлежали, проиграла и попалась въ руки или болѣе сильнымъ, или болѣе хитрымъ.
На эту тему и заговорилъ Калачевъ, обратясь къ племяннику.
-- А что, въ Тайную канцелярію никого новыхъ не послали?
-- Не знаю, не слыхалъ,-- отвѣтилъ Кудаевъ.
-- Не мудрено туда попасть нынче... Вонъ Ханыковъ {Ханыковъ, офицеръ, быль арестованъ Бирономъ по доносу конной гвардіи корнета Лукьяна Камышина за разговоры, что войско не желаегъ Бирона имѣть регентомъ.} и прочіе сидѣли же въ Тайной канцеляріи за карауломъ!.. А вѣдь онъ былъ не за Елисавету Петровну, а за регентство!.. И своихъ сажаютъ!
Кудаевъ (если вѣрить тексту его доноса) отвѣтилъ политично:
-- Всѣ мы можемъ вѣдать, "и сердце повѣствуетъ", что государыня цесаревна въ согласіи съ любезнѣйшею матерью его императорскаго величества великою княгинею Анною всея Россіи и съ отцемъ его, герцогомъ, "а также и со всѣми ихъ генералитетами".
Егуповъ сказалъ на это Кудаеву:
-- Гдѣ тебѣ, молокососу этакому, вѣдать это?..
-- Пропала наша Россія!-- заговорилъ снова Калачевъ,-- чего ради государыня цесаревна насъ всѣхъ не развяжетъ?.. Всѣ объ этомъ "хрептятъ", что она россійскій престолъ не приняла!..
-- Это ужъ, дядюшка, такъ Богъ сдѣлалъ,-- политиканствовалъ молокососъ-племянникъ,-- Псаломникъ говоритъ: "Предѣлъ положилъ ему, его же не прейти"... У многихъ сомнительства много на этотъ предметъ,-- однако все Божья воля такъ сдѣлала...
-- Божья воля!.. Какая тутъ Божья воля?.. Не знаю вотъ я, какъ бы мнѣ увидѣть государыню цесаревну!.. Я бы ей обо всемъ донесъ, какъ печалуется объ ней народъ, да не знаю, какъ?.. Ты, Васька,-- обратился Калачевъ къ племяннику,-- не знаешь ли какъ, чтобъ дойти?..
-- Не знаю, дядюшка.
-- Постой! да у сестры твоей Степаниды знакомая есть придворная у цесаревны барынька,-- вспомнилъ Калачевъ,-- знаешь ты ее?..
-- Знаю ее одное, а мужа ея не знаю... Она креститъ у сестры моей дѣтей.
-- Ну, вотъ! ну, вотъ и хорошо!-- вставилъ Егуповъ,-- ты бы пошелъ съ нимъ къ этой барынькѣ, да добился бы какъ нибудь до государыни цесаревны...
"То я, нижайшій,-- какъ выражается Кудаевъ въ доносѣ,-- вижу, что дѣло очень худо приходитъ,-- и лестно имъ говорю:
-- "Изволь, я доведу до оной придворной женщины, Палагеи Васильевны... А мужъ ея пѣвчій государыни цесаревны...
"А у меня въ сердцѣ не то!" -- пишетъ въ доносѣ Кудаевъ.
Калачевъ обрадовался этой возможности достигнуть лицезрѣнія цесаревны и говорить съ нею и началъ распространяться о томъ, что онъ ей скажетъ при свиданіи.
-- Я стану говорить государынѣ цесаревнѣ: что вы это изволите дѣлать?.. Чего ради россійскій престолъ не приняли?.. Вся наша Россія разорилась, что со стороны владѣютъ!.. Прикажи, государыня, мнѣ, вѣрному рабу твоему, идти въ сенатъ и говорить: "Какъ такъ наслѣдство сдѣлано? чего ради государыня цесаревна отставлена отъ наслѣдства? чья она дочь?"... Ежсели, скажу, прикажете,-- сейчасъ и побѣгу въ сенатъ и буду эти рѣчи говорить!.. А то мы не знаемъ и сами, отколь пришли, что владѣютъ нашимъ государствомъ?..
Тутъ въ доносѣ Кудаева заключается довольно мудреная литературная фигура: пиша доносъ на имя трехмѣсячнаго младенца-императора, онъ долженъ былъ всѣ разговоры о немъ въ третьемъ лицѣ пересказывать, яко бы лично ему, и говорить о немъ во второмъ лицѣ. У Кудаева это выходитъ довольно курьезно:
"И чья де она дочь, вашего императорскаго величества любовнѣйшая матерь, великая княгиня Анна? и чего де ради публично не сдѣлали, что де крещенъ или нѣтъ ваше императорское величество,-- о томъ мы неизвѣстны! Такъ де надо дѣлать, чтобъ всякой видѣлъ: принести надо въ церковь соборную Петра и Павла и окрестить,-- такъ бы всякой вѣдалъ!.. А дѣлаютъ и Богъ знаетъ, какъ!...
"И я, нижайшій вашъ рабъ вѣрный и присяжный,-- пишетъ затѣмъ Кудаевъ,-- не помню, что уже и говорилъ мой злой языкъ, и вельми испужался... То они, богомерзкіе злодѣи, увидѣли, что я испужался".
-- Что ты трусишь?-- приступилъ къ Кудаеву дядя,-- я такъ сдѣлаю, что намъ ничего не будетъ. Ежели государыня согласится со мною и пошлетъ меня въ сенатъ,-- такъ наше дѣло вывезло, а коли не согласится и не пошлетъ, такъ и не выдастъ же она насъ своими руками!.. И будемъ про это знать только мы трое: ты, да Егуповъ, да я!.. А ежели цесаревна выдастъ насъ руками,-- я скажу ея высочеству: "мы будемъ видѣться съ тобою на второмъ пришествіи,-- тамъ насъ Всевышній разсудитъ, что ты вѣрныхъ рабовъ своихъ врагамъ на пагубу отдаешь!"...
Неожиданно очутившись дѣйствующимъ лицомъ такой рѣшительной конспираціи, молодой солдатъ окончательно струсилъ и хотѣлъ вразумить своего старагь дядю такимъ, по его мнѣнію, сильнымъ и неопровержимымъ доводомъ:
-- Что жъ, дядюшка! Ужели мы умнѣй другихъ? Весь генералитетъ собранъ былъ разсуждать объ этомъ дѣлѣ: кому быть наслѣдникомъ въ Россіи?.. Весь генералитетъ такъ присудилъ!..
Купецъ Егуповъ, человѣкъ, видно, тоже горячій и притомъ не стѣсняющійся въ выраженіяхъ, напалъ на струсившаго Кудаева.
-- Генералитетъ! генералитетъ!.. Что ты, молокососъ, знаешь объ этомъ?.. Кто у насъ изъ генералитета добрыхъ-то?.. Всѣ обвязались воровствомъ! Всѣ воры!.. Имъ то пуще и любо, что стороннимъ наслѣдство вручено!-- какъ хотятъ, такъ и дѣлаютъ!.. А насъ, челобитчиковъ, всѣхъ изогнали! интересы многіе похищаютъ!.. Вотъ я теперь! За что я подъ карауломъ въ коммерцъ-коллегіи сижу?.. Украли слишкомъ пятьсотъ тысячъ рублевъ, а какъ мы донесли, такъ насъ и не допускаютъ!..
-- Истинно,-- поддакнулъ Калачевъ,-- всѣ они воры по привилегіи!.. Такъ и въ исторіяхъ пишутъ!..
-- Да вотъ я какую исторію слышалъ,-- сталъ разсказывать Егуповъ:-- жилъ-былъ нѣкоторый царь, и много царю тому надокучали его подданные челобитными о правосудіи: жаловались, что весь генералитетъ неправо судитъ... И скучно стало оному царю отъ челобитчиковъ! Не знаетъ, какъ быть, чтобъ правосудіе узнать!.. И пришелъ къ нему нѣкоторый человѣкъ, такъ, но изъ богатыхъ, вотъ какъ онъ же (Егуповъ указалъ на Кудаева), и говоритъ царю:
"Прикажи, государь, мнѣ отдать всѣхъ!-- я по правдѣ судить буду, а за мной и всѣ также право судить будутъ!"...
-- Ну, царь подписалъ и далъ ему указъ, чтобы всѣхъ судить. Только подаютъ ему гольцы, бѣдные люди, челобитную на царскаго шурина. Тотъ велѣлъ этого шурина къ себѣ притащить и отсѣкъ ему голову!.. Тогда весь народъ и устрашился, что царскому шурину даже не спустили. Стали судьи говорить: "надо намъ, братцы, по правдѣ судить!"... И стало въ томъ государствѣ правосудіе...
Выслушавъ разсказъ о правосудномъ царѣ, Калачевъ свелъ разговоръ на другія политическія темы.
-- И слышалъ, что наслѣдникъ въ Швеціи -- племянникъ государыни цесаревны, Голштинскій герцогъ.
-- Въ Швеціи король Фридрихъ развѣ умеръ?-- спросилъ Кудаевъ.
-- Умеръ,-- отвѣчалъ Егуповъ.
-- Тутъ ожидай бѣды!-- продолжалъ Калачевъ,-- небось, къ нему много будетъ отъ насъ "утеглецовъ" (отъ слова: "утечь", то-есть, бѣглецовъ), противъ него кто будетъ драться?..
Дальше Калачевъ началъ говорить такое, что Кудаевъ эти разговоры характеризуетъ въ своемъ доносѣ слѣдующими словами:
"Калачевъ многія богомерзкія слова говорилъ; уже я, нижайшій, не помню,-- во мнѣ всѣ уды (члены) затряслись!"...
Послѣ этихъ разговоровъ, всѣ трое сѣли ужинать, а послѣ ужина Кудаевъ сталъ собираться домой на свою квартиру. Прощаясь, дядя спросилъ его:
-- Такъ ты завтра ко мнѣ придешь? Приходи поутру,-- мы съ тобой и поѣдемъ, куда говорили...
Кудаевъ отвѣтилъ:
-- Буду поутру, ежели меня на работу не пошлютъ, а то въ половинѣ дня...
-- Ну, побѣгай, плутъ,-- отпустилъ его дядя,-- да моей вѣсти никому не сказывай!..
Племянникъ исчезъ, а дядя-Калачевъ съ купцомъ Егуповымъ мирно улеглись спать; мечтая о завтрашнемъ днѣ, ожидая отъ этого дня великихъ и богатыхъ милостей не только лично себѣ, но и всей Россіи, "хрептящей" отъ иноземнаго владычества и отказа кровной русской царевны занять "свое наслѣдіе" -- престолъ Россійской имперіи, престолъ ея родного отца.
Совсѣмъ не такъ спокойна была смятенная душа "молокососа", солдата Кудаева: онъ шелъ домой, какъ въ туманѣ... Онъ былъ свидѣтелемъ "заговора" противъ царствующихъ лицъ, его самого привлекали быть участникомъ въ "переворотѣ"! И заманчиво это, и опасно очень! Можно и въ гору пойти, можно и на дыбѣ очутиться!.. Натура у Преображенскаго солдата, должно быть, была не изъ геройскихъ: онъ струсилъ и предпочелъ невѣрное будущее вѣрному настоящему и для этого не пожалѣлъ даже своего стараго петровскаго вояку-патріота дядю Калачова.
Домой онъ пришелъ съ твердою рѣшимостью "донести" обо всемъ слышанномъ отъ дяди и по этой причинѣ не могъ заснуть всю ночь. "Письменно ли, думалось ему, донести, или словами?"... И съ этими тревожными мыслями онъ дождался поздняго разсвѣта, всталъ и получилъ порученіе: идти къ маіору Воейкову съ "рапортомъ" о состояніи роты.
Маіора Воейкова онъ не засталъ, а доложилъ рапортъ брату маіора, прапорщику Александру Воейкову, и тутъ начинаются іудинскія скитанія Кудаева.
Онъ не знаетъ, куда сунуться съ своимъ доносомъ.
Думалъ послѣ рапорта донести прапорщику и попросить, чтобы его арестовали, но почему-то побоялся и отъ прапорщика пошелъ къ Зимнему дворцу, чтобы донести прямо тѣмъ, противъ кого злоумышляли. Но и тутъ его объяли страхи и сомнѣнія, и, между прочимъ, здѣсь онъ побоялся, чтобы не узналъ объ этомъ дядя его, Калачевъ.
Пошатавшись около Зимняго дворца, Кудаевъ рѣшилъ, наконецъ, пойти прямо къ начальнику Тайной канцеляріи, генералу Андрею Ивановичу Ушакову,-- тутъ ужъ навѣрное будетъ безъ помѣхи и къ дѣлу ближе!..
Но несчастному солдату и тутъ не посчастливилось: Андрея Ивановича Ушакова онъ не засталъ дома, а другимъ никому донести не рѣшился и снова остался съ тяготившею его душу тайной, не зная, куда еще идти...
Это было на другой день послѣ разговора съ Калачевымъ и Егуповымъ, 17-го ноября.
Проскитался такъ по Петербургу Кудаевъ до самыхъ вечеренъ и, наконецъ, рѣшился возвратиться въ свою роту.
Тамъ онъ отыскалъ сержанта и дневальнаго ефрейтора и сказалъ имъ:
-- Извольте меня взять подъ караулъ и сейчасъ же донести генералу Ушакову, что имѣю я большую важность, дѣло, касающееся до персоны его императорскаго величества и его превысокой фамиліи.
Кудаева тотчасъ же арестовали и донесли въ Тайную канцелярію, а онъ попросилъ бумаги, перо и чернилъ и началъ писать свой довольно пространный и отчасти беллетристическій доносъ, который и подписалъ на другой день 18-го ноября.
Характерны заключительныя строки доноса:
"И по семъ вашему императорскому величеству и вашимъ любезнѣйшимъ родителямъ и всей вашего императорскаго величества фамиліи вѣрный рабъ и присяжный, повинную всю приношу, что я съ помянутымъ Калачевымъ, что говорилъ прежде сихъ чиселъ одинъ на одинъ.
"Онъ говорилъ: "что, Васька! горе дѣлается въ Россіи нашей!". То я ему отвѣтствовалъ: "Ужъ такъ воля Божія пришла". И больше не упомню, что писать, а ежели и припамятую, то по присяжной должности готовъ и говорить и умереть въ томъ. Вашего императорскаго величества нижайшій рабъ"... и т. д.
Вѣроятно, Андрей Ивановичъ Ушаковъ получилъ Кудаева уже съ доносомъ, или доносъ былъ дописанъ въ Тайной канцеляріи, и мы не можемъ сказать, былъ ли онъ представленъ по назначенію, то-есть Аннѣ Леопольдовнѣ. Скорѣе можно предполагать, что генералъ Ушаковъ не представлялъ его по назначенію, а распорядился арестовать Калачева и Егупова и допросить, чтобы потомъ донести обо всемъ экстрактомъ.
Того же 18-го ноября капитанъ Калачевъ былъ допрошенъ и въ допросѣ показалъ:
"Служилъ онъ съ 1702 года, былъ сперва въ кадетахъ, а потомъ въ разныхъ пѣхотныхъ полкахъ и по заслугамъ въ Азовскомъ пѣхотномъ полку пожалованъ капитаномъ. Бывалъ при арміи во многихъ походахъ и баталіяхъ, также былъ за моремъ, въ Голландіи, и въ 1731 году изъ Азовскаго полка отъ службы отставленъ и живетъ теперь въ Петербургѣ по своимъ дѣламъ".
Какъ видимъ, Калачевъ былъ старый петровскій вояка, прошедшій всю суровую школу царя-преобразователя, участникъ многихъ славныхъ дѣлъ Петрова царствованія, преданный, какъ и всѣ "птенцы гнѣзда Петрова", до обожанія памяти великаго императора, не много только послужившій послѣ смерти Петра. Ему не могли нравиться порядки, водворившіеся послѣ Петра, а событія послѣднихъ лѣтъ и окончательно должны были заставить "болѣть душою" и съ надеждой, подобно многимъ русскимъ, обращать взоры и желанія на Елисавету Петровну, какъ опору русскихъ стремленій. Далѣе Калачевъ показывалъ:
"Въ нынѣшнемъ 1740 году, въ октябрѣ и ноябрѣ, у присяги (на вѣрность Іоанну Антоновичу и регенту Бирону, а потомъ, по арестованіи Бирона, Аннѣ Леопольдовнѣ, какъ правительницѣ) былъ и у присяжныхъ листовъ подписался".
Затимъ стали спрашивать по пунктамъ доноса.
"16-го ноября онъ племянника обѣдать звалъ и объ Альбрехтѣ и князѣ Трубецкомъ для того спрашивалъ, что хотѣлъ знать: нѣтъ ли имъ по дѣлу регента (то-есть, послѣ арестованія Бирона) какой отмѣны или отставки, потому что Кудаевъ прежде разсказывалъ ему, что бывшій регентъ, герцогъ Биронъ, къ Альбрехту маіору былъ добръ, а Трубецкой билъ тростью и но щекамъ поручика Аргамакова".
Здѣсь надо объяснить взаимныя отношенія упоминаемыхъ въ отвѣтѣ Калачева лицъ.
Генералъ-фельдмаршалъ, генералъ-прокуроръ, князь Никита Юрьевичъ Трубецкой, былъ сторонникомъ Бирона и, когда дворянство и военное сословіе хотѣло было послѣ смерти Анны Іоанновны воспротивиться назначенію Бирона регентомъ,-- Трубецкой вмѣстѣ съ Бестужевымъ, Черкасскимъ и другими энергично ратовали за Бирона всѣми средствами. Поручикъ Аргамаковъ былъ арестованъ за противодѣйствіе регенту, а маіору Альбрехту Бирономъ и Бестужевымъ былъ порученъ секретный надзоръ за фельдмаршаломъ Минихомъ и цесаревной Елисаветой Петровной, съ правомъ даже схватить Миниха, если онъ будетъ ходить переодѣтый. Калачевъ весьма основательно сомнѣвался въ благополучіи этихъ лицъ послѣ сверженія и ареста ихъ главнаго покровителя, Бирона.
На щекотливые вопроси о главномъ: о его предерзостныхъ словахъ, Калачевъ отвѣчаетъ съ большимъ достоинствомъ и только кое-гдѣ слегка извертывается, и желаетъ подсолить Кудаеву.
Слова: "пропала де наша Россія! чего ради цесаревна престолъ не приняла?" и прочее говорилъ въ такой силѣ:
Напредь сего, какъ о регентствѣ было объявленіе, Кудаевъ ему сказывалъ, что весь Преображенскій полкъ желалъ быть наслѣдницею государынѣ цесаревнѣ, и что ихъ шестнадцатая рота вся того же желала, а Кудаевъ готовъ былъ на смерть подписаться. Къ тому же Кудаевъ разсказывалъ дядѣ, что въ домѣ цесаревны живетъ кума его сестры Степаниды, жены Преображенскаго гобоиста Петра Калмыкова, и какъ имя этой кумы онъ не сказалъ, а хотѣлъ сходить къ этой кумѣ и узнать, что думаетъ и говоритъ цесаревна.
-- Ну, а вотъ Кудаевъ пишетъ, что ты просилъ его сводить тебя къ цесаревнѣ,-- спросили Калачева,-- просилъ ты?
-- Просилъ...
-- А въ какой силѣ хотѣлъ говорить ты съ цесаревной о хожденіи въ сенатъ и о прочемъ?
-- Говорилъ безъ всякаго злого умысла, но токмо отъ одного своего сожалѣнія, вспомня славныя дѣла государя императора Петра Великаго, и потому мнѣніемъ своимъ разсуждалъ, отъ своего легкомыслія, что по линіи надлежитъ быть законною наслѣдницею ея высочеству государынѣ цесаревнѣ...
Это "легкомысліе" было вынуждено уже у Калачева страхомъ застѣнка и пытки. Дальше онъ дѣлаетъ еще уступку правящей партіи.
-- А по ея высочествѣ,-- продолжалъ Калачевъ,-- разумѣлъ я быть законною же наслѣдницею государынѣ правительницѣ великой княгинѣ Аннѣ Леопольдовнѣ всероссійской, а при ея императорскомъ высочествѣ быть государю императору Іоанну Антоновичу.
-- Такъ. А говорилъ ты, что не знаешь, откуда владѣютъ государствомъ, и чья она дочь, наша правительница?
-- Не говорилъ, понеже чувствительно знаю, что ея высочестно правительница есть дщерь благовѣрной царевны Екатерины Іоанновны.
-- А насчетъ крещенія императора говорилъ?
-- Говорилъ не со злого какого умысла, а чтобы народу не было сумнительства.
Калачевъ далѣе подтвердилъ, что Егуповъ разсказывалъ исторію о правосудномъ царѣ, а насчетъ наслѣдства принца Голштинскаго онъ "дѣйствительно съ простоты" говорилъ, что тутъ надо ждать бѣды и прочее такъ, какъ показалъ Кудаевъ, "и въ томъ онъ, Калачевъ, приноситъ вину свою".
Попавшійся врасплохъ старый петровскій вояка не отпирается ни отъ чего, не проситъ снисхожденія, а приноситъ во всемъ вину, то-есть признаетъ вину за собой и отдаетъ себя въ распоряженіе властей.
За Калачевымъ былъ допрошенъ Василій Егуповъ; этотъ купецъ дополнилъ кое-что изъ происходившаго разговора, сначала, однако, попытался было выгородить Калачева, сказывая постороннія рѣчи въ ихъ разговорѣ.
О себѣ Егуповъ показалъ.
"Онъ москвитинъ, купецкій человѣкъ, третьей гильдіи тяглецъ и жилъ въ Москвѣ своимъ дворомъ.
"Въ 1739 году въ мартѣ онъ уѣхалъ въ Петербургъ безъ паспорта отъ ратуши для ходатайства по прошенію поручика и прапорщика Алексѣя и Ивана Панкратьевыхъ о выдачѣ имъ изъ кабинета его величества жалованья 2.880 рублей, заслуженнаго ихъ отцомъ лейбъ-гвардіи маіоромъ Панкратьемъ Глѣбовымъ, и съ тѣхъ поръ живетъ въ Петербургѣ".
Егуповъ, видно, былъ неважный ходатай по дѣламъ или слишкомъ энергично добивался своего въ присутственныхъ мѣстахъ, ибо въ іюлѣ того же года самъ былъ посаженъ подъ караулъ въ коммерцъ-коллегіи за неплатежъ недоимокъ по порукѣ въ винныхъ откупахъ.
16-го ноября онъ попросился изъ-подъ караула у вахмистра Андрея Баженова, и онъ его отпустилъ помолиться въ Петропавловскій соборъ. Послѣ обѣдни, Егуповъ нашелъ по знакомству къ Калачеву, жившему на Петербургскомъ острову (сторонѣ), въ приходѣ церкви Матвѣя-Апостола, и по просьбѣ его остался у него обѣдать. Передъ вечеромъ пришелъ Кудаевъ.
Про разговоры Егуповъ показалъ:
Калачевъ обѣщался говорить съ цесаревной о своихъ дѣлахъ: хотѣлъ донести ея высочеству о своей обидѣ, что полковникъ Григорій Ивановъ сынъ Орловъ (отецъ знаменитыхъ Орловыхъ) отнялъ у него, Калачева, деревни напрасно...
-- А о наслѣдствѣ престола говорилъ?
-- Говорилъ,-- сознался Егуповъ, а затѣмъ повторилъ все точь въ точь, какъ въ доносѣ Кудаева, и дополнилъ:
-- Я ему говорю: хорошо, какъ тебя допустятъ до нея, а какъ того не сдѣлается,-- такъ куда ты годишься?.. Знатно у ея высочества саможеланія о томъ не было!.. И говорилъ я это Калачеву для того,-- вывертывался Егуповъ,-- чтобы онъ болѣе о томъ разсужденія не имѣлъ.
-- Имъ бы только ея величество свою волю объявила,-- отвѣтилъ Калачевъ,-- чтобы весь народъ былъ свѣдомъ, понеже со мною многіе офицеры говорили объ этомъ... А кто имянно и которыхъ полковъ, Калачевъ не сказалъ.
-- Ну, а про генералитетъ, что всѣ воры, говорилъ ты?
-- Я разсказывалъ только такой случай: москвитинъ, купецкій человѣкъ, Дмитрій Желѣзовъ съ товарищи доносили государынѣ императрицѣ Аннѣ Іоанновнѣ на московскихъ отдаточныхъ питей компанейщиковъ, въ похищеніи ими отъ питейнаго сбора прибыльныхъ денегъ до 600.000 рублей. По этому доносу именнымъ ея величества указомъ велѣно наслѣдовать дѣло въ сенатѣ,-- только, не знамо для чего, дѣло это въ сенатѣ застряло и до сихъ поръ не окончено. Исторію о царѣ, что простого человѣка надо всѣми поставилъ, разсказывалъ, а послѣ ухода Кудаева остался у Калачева ночевать и на другой день воротился въ коммерцъ-коллегію.
Эгимъ закончились первые допросы конспираторовъ.
Несмотря на серьезную важность дѣла, въ дѣйствіяхъ Тайной канцеляріи видна какая-то вялость и отсутствіе энергіи въ розыскахъ. Разспрашиваютъ изъ пятаго въ десятое, многое пропускаютъ мимо ушей, не докапываются до самой сути, какъ мы видимъ это въ другихъ, гораздо менѣе важныхъ дѣлахъ. Что было этому причиной? То ли, что Ушаковъ зналъ и жалѣлъ Калачева, или неопредѣленное и шаткое положеніе самого Ушакова въ этихъ переворотахъ, или, наконецъ, тайное сочувствіе генерала замысламъ Калачева и всей русской партіи?..
Съ дѣломъ, видимо, не торопились... Не ждали ли перемѣны событій?..
Ушаковъ представилъ правительницѣ выписку изъ дѣла, и только 22-го декабря 1740 года въ Тайной канцеляріи генералъ Ушаковъ объявилъ указъ:
"Вселюбезнѣйшая его императорскаго величества матерь, ея императорское высочество государыня правительница, великая княгиня всея Россіи, слушавъ выписку о дѣлѣ Кудаева, Калачева и Егупова, именемъ его императорскаго воличества соизволила указать: онаго Калачева, который со оными Кудаевымъ и Егуповымъ, презря присягу свою, имѣя противные разговоры и замыслы,-- привесть въ застѣнокъ и разспросить съ пристрастіемъ накрѣпко: кто съ нимъ въ томъ другіе сообщники имѣются? и кому онъ еще о томъ разглашалъ? и съ какого противнаго умыслу чинить то дерзнулъ?".
Послѣдній вопросъ былъ совершенно излишенъ, ибо "противный замыселъ" былъ весь, какъ на ладони,-- но такъ требовала канцелярская грамматика и логика Тайной канцеляріи.
Вѣроятно, ради наступающихъ праздниковъ Рождества Христова и новаго года, допросъ съ пристрастіемъ былъ отложенъ до января будущаго года.
Пришлось старому капитану встрѣтить и провести праздникъ въ казематахъ Тайной канцелярія, въ тревожномъ ожиданіи пытки, о которой, вѣроятно, ему уже сообщали тайкомъ канцеляристы за нѣсколько копеекъ.
Но вотъ прошли и праздники; важнаго заговорщика не торопятся вести въ застѣнокъ; добрались до него только къ 19-му января 1741 г.
Калачевъ очутился въ застѣнкѣ, у дыбы съ заплечными мастерами, видя всѣ орудія пытки.
Туда же привели и доносчика Кудаева; явился и самъ Андрей Ивановичъ, и начался "допросъ съ пристрастіемъ", но безъ настоящей пытки и битья кнутомъ.
"Пристрастіе", вѣроятно, заключалось въ угрозахъ пыткою, примѣрномъ раздѣваніи, вкладываніи рукъ въ хомутъ дыбы, какъ бы для того, чтобы вздернуть на виску, и тому подобныхъ устрашеніяхъ.
На этомъ допросѣ съ пристрастіемъ Калачевъ утвердился въ первомъ своемъ показаніи и ничего новаго не добавилъ.
"Противные разговоры и замыслы съ Кудаевымъ и Егуповылъ имѣлъ онъ безъ всякаго къ тому противнаго умысла ("замыслы безъ умысла!"... Таковъ канцелярскій стиль Тайной канцеляріи!), но отъ самой своей простоты".
И въ тѣхъ противныхъ разговорахъ и замыслахъ съ нимъ сообщниковъ не имѣлось, никому онъ о томъ не разглашалъ и никакого къ тому противнаго умыслу не имѣлъ, и въ томъ онъ утверждается подъ лишеніемъ живота своего.
Не смотря на такое явное запирательство, Калачева оставили и сочли дѣло оконченнымъ.
Черезъ мѣсяцъ безъ малаго, 11-го февраля, Андрей Ивановичъ Ушаковъ доложилъ правительницѣ экстрактъ изо всего дѣла, и на немъ Анна Леопольдовна положила собственную революцію:
"Послать въ ссылку въ Камчатку. Анна".
Касательно Калачева резолюція осталась въ силѣ, но Егупова рѣшили уже въ Тайной канцеляріи сослать въ другіе сибирскіе города, и именно въ Кузнецкъ (Томской губерніи).
Отставной капитанъ Калачевъ и купецъ Егуповъ поѣхали арестантами въ далекую Сибирь...
Доносчикъ, трусливый конспираторъ, солдатъ Василій Кудаевъ, за свой "правый доносъ" долженъ былъ получить награду и получилъ ее: его велѣно записать въ томъ же Преображенскомъ полку въ капралы, но онъ не удовлетворился этимъ, а, сославъ своего стараго и, повидимому, любившаго его дядю въ Камчатку, началъ уже клянчить на бѣдность малость деньжонокъ, что, по представленію Ушакова правительницѣ, и было исполнено; дано ему "на бѣдность" 60 рублевъ!.. Сумма не велика, да не крупна и самая личность доносчика...
Тутъ бы нашей исторіи и конецъ,-- совершись она въ другое, болѣе устойчивое время. Но люди веселились на вулканѣ, готовомъ къ изверженію: шла горячая, подземная, скрытная работа единомышленниковъ Калачева,-- и вдругъ, для всѣхъ неожиданно, въ ночь съ 24-го на 26-е ноября 1741 года совершился тотъ желанный всѣми русскими переворотъ.
26-е ноября 1741 года увидѣло россійскою самодержицею дочь Петра Великаго Елисавету Петровну,-- и персонажи нашего повѣствованія были возстановлены въ своихъ правахъ.
Черезъ 9 дней по восшествіи своемъ на престолъ, Елисавета Петровна уже дала указъ въ Тайную канцелярію, на имя А. И. Ушакова, воротить Калачева и Егупова изъ ссылки...
Но поправить сдѣланное оказалось не такъ скоро возможно, какъ оно было сдѣлано. Пока шла переписка съ далекою Сибирью и Камчаткою, да отыскивали ссыльныхъ, часто сосланныхъ даже безъ именъ, прошло слишкомъ два года, и Калачевъ съ Егуповымъ воротились въ Петербургъ изъ ссылки только въ 1743 году...
Калачеву 21-го апрѣля 1743 года, въ день пріѣзда изъ ссылки, была возвращена въ Тайной канцеляріи шпага съ серебрянымъ эфесомъ, отобранная у него при арестѣ въ 1740 году.
О Егуповѣ мы не имѣемъ свѣдѣній со времени возвращенія его изъ ссылки до 1766 года.
Въ этомъ году онъ, ссылаясь на то, что во время ссылки онъ потерялъ все свое состояніе и впалъ въ бѣдность, просилъ объ опредѣленіи его въ Москвѣ присяжнымъ маклеромъ.
По представленію Тайной канцеляріи сенатъ опредѣлилъ Егупова на эту должность...
Къ сожалѣнію, списокъ съ подлиннаго дѣла не даетъ намъ ни малѣйшаго свѣдѣнія о томъ, какъ поступлено было, послѣ перемѣны декорацій, съ трусливымъ конспираторомъ, доносчикомъ Кудаевымъ?... Удержалъ ли онъ свое повышеніе въ чинѣ, или былъ пониженъ?