Арестъ "императрицы Устиньи" и Прасковьи Иванаевой.-- Иванаеву снова дерутъ и водворяютъ на старое мѣсто жительства.-- Взятіе Пугачевымъ Казани и освобожденіе Софіи съ дѣтьми.-- Вмѣсто Софьи Устинья въ Казани.-- Софья снова отнята у Пугачева.-- Поимка его самого.
Въ этотъ же день пришелъ конецъ и прохладному житью "матушки-царицы" Устиньи Петровны: "фрейлины" ея тотчасъ же разбѣжались, а ее самое и вѣрную Прасковью Иванаеву, вступившій снова въ должность Симоновъ арестовалъ, заковалъ по рукамъ и по ногамъ и посадилъ въ войсковую тюрьму.
При взятіи Устиньи, задорная и преданная Иванаева подняла скандалъ, защищая "матушку-государыню" и грозя гнѣвомъ Петра Ѳедоровича, но съ нею въ этомъ случаѣ поступили "невѣжливо", и бѣдная баба все-таки снова попала въ руки ея враговъ, побѣду надъ которыми она уже торжествовала!..
Дома и имущество Устиньи были опечатаны и охранялись карауломъ; домъ Иванаевой оказался сданнымъ внаймы вдовѣ войскового старшины, Аннѣ Антоновой, и его не тронули.
26-го апрѣля 1774 года Устинью съ Иванаевой, въ числѣ другихъ 220 колодниковъ, Симоновъ отправилъ уже въ освобожденный Оренбургъ, въ учрежденную "секретную комиссію" для допросовъ.
Эти женщины, бывъ приближены къ Пугачеву, могли сообщить слѣдователямъ много важныхъ свѣдѣній о самозванцѣ, который въ. это время ловко увертывался отъ посланныхъ за нимъ отрядовъ и особенно отъ энергичнаго въ преслѣдованіи Михельсона.
Въ Оренбургѣ женщинъ допрашивалъ предсѣдатель секретной комиссіи, коллежскій совѣтникъ Иванъ Лаврентьевичъ Тимашевъ, и дѣло о Прасковьѣ Гавриловой Иванаевой нашелъ не особенно важнымъ, ибо рѣшилъ его собственною властью. Преступленія Прасковьи, которая на этотъ разъ, можетъ быть, и присмирѣла, было рѣшено наказать трехмѣсячнымъ тюремнымъ заключеніемъ, а послѣ того бить плетьми и затѣмъ сослать на житье въ Гурьевъ городокъ.
Но этотъ послѣдній пунктъ былъ впослѣдствіи отмѣненъ, и Иванаеву, наказавъ плетьми, водворили на мѣсто ея жительства, въ Яицкій городокъ, въ собственномъ домѣ, о чемъ и былъ увѣдомленъ яицкій комендантъ Симоновъ, вмѣстѣ съ препровожденіемъ къ нему его "старой знакомки".
Не весела возвратилась яростная поклонница Пугачева въ Яицкъ, въ среду жителей, помнившихъ и позоръ, и кратковременное торжество ея.
Иванаева, затаивъ злобу, поселилась въ своемъ домѣ вмѣстѣ съ нанимавшимъ его семействомъ войскового старшины Антонова.
Устинья Кузнецова въ Оренбургѣ была трактована, какъ важное для слѣдствія лицо, сидѣла закованная въ тюрьмѣ, и всѣ допросныя рѣчи ея хранились въ тайнѣ.
А въ это время Пугачевъ, тѣснимый Михельсономъ, опрокинулся на Казань и 12-го іюля 1774 года взялъ ее, предавъ огню и разграбленію своихъ шаекъ. Къ вечеру, оставивъ Казань въ грудахъ дымящихся развалинъ, Пугачевъ отступилъ, а на утро спасавшіеся въ крѣпости люди, ожидавшіе съ ужасомъ полчищъ Пугачева, съ радостію увидѣли гусаръ Михельсона, спѣшно мчавшихся къ городу. Казань была въ ужасномъ состояніи: двѣ трети города выгорѣло, двадцать пять церквей и три монастыря тоже дымились въ развалинахъ!
Тюрьма, гдѣ Пугачевъ годъ только тому назадъ самъ сидѣлъ въ оковахъ, была имъ сожжена, а колодники всѣ выпущены на свободу.
Тамъ же, въ Казани, содержалась и первая жена Пугачева, Софья Дмитріева, съ троими дѣтьми. Узнавъ объ этомъ, Пугачевъ велѣлъ ихъ представить къ себѣ, и ея испуганный видъ произвелъ на него сильное впечатлѣніе. Онъ былъ растроганъ и, не помня стараго зла, велѣлъ освободить ихъ. изъ рукъ правительства и взять въ свой лагерь, чтобы они слѣдовали вмѣстѣ съ нимъ.
-- Былъ у меня казакъ Пугачевъ, сказалъ самозванецъ окружающимъ, хорошій мнѣ былъ слуга и оказалъ мнѣ великую услугу! Для него и бабу его жалѣю!..
Такимъ образомъ, Софья Дмитріева снова попала въ руки Пугачева, но онъ не мстилъ ей за выдачу его въ трудную минуту.
Правительство пріобрѣло Устинью Пугачеву и потеряло Софью, но она уже не была такъ нужна правительству теперь -- все необходимое было у нея выспрошено.
Въ обозѣ Пугачева Софья Дмитріева съ детьми переправилась и за Волгу, на нашу сторону, сопровождала его во всѣхъ дальнѣйшихъ походахъ, послѣдовала за нимъ и тогда, когда, тѣснимый со всѣхъ сторонъ, Пугачевъ снова поворотилъ къ Волгѣ.
Между тѣмъ въ очищенной отъ мятежныхъ шаекъ Казани приводилось все въ старый порядокъ.
На смѣну освобожденной Софьи Дмитріевой привезли въ Казань Устинью Кузнецову и снова подвергли допросу въ казанской секретной комиссіи, гдѣ дѣйствовали генералъ-маіоръ Павелъ Сергѣевичъ Потемкинъ и капитанъ гвардіи Галаховъ.
Тутъ обнаружилось, что въ опечатанномъ домѣ Устиньи, въ Яицкомъ городкѣ, находятся сундуки съ имуществомъ ея мужа, Пугачева, и за ними тотчасъ же послали нарочнаго, чтобы Симоновъ выдалъ ихъ и препроводилъ подъ надежнымъ конвоемъ въ Казань.
Что найдено въ этихъ сундукахъ -- неизвѣстно. Вѣроятно, кромѣ драгоцѣнностей, награбленныхъ за Ураломъ, ничего важнаго.
Вся эпоха Пугачевскаго бунта представляетъ какую-то странную игру въ прятки: сегодня входитъ въ городъ Пугачевъ и расправляется по-своему, завтра онъ уходить,-- по пятамъ его вступаютъ правительственныя войска и начинаютъ все передѣлывать. Быстрыя перемѣны, отъ которыхъ хоть у кого закружится голова -- и въ концѣ концовъ -- кровь, стоны, пожары, грабежъ!..
Пугачевъ доигрывалъ свою страшную комедію съ переодѣваніемъ; онъ уже, какъ дикій звѣрь, загнанный охотниками, свирѣпо бросался изъ стороны въ сторону и затѣмъ вдругъ повернулъ къ Волгѣ обратно, питая все-таки какіе-то грандіозные планы. Его преслѣдовали по пятамъ; въ самомъ войскѣ его открылись измѣны, начали уходить отъ него массами; среди самыхъ близкихъ сообщниковъ начались тайные переговоры о выдачѣ самого Пугачева!..
Въ этомъ переполохѣ, когда преслѣдовавшіе Пугачева отряды отхватывали отъ него кусокъ за кускомъ отъ обоза и войскъ, въ августѣ 1774 года была снова взята правительственными войсками и Софья Дмитріева съ обѣими дочерьми; малолѣтній сынъ Пугачева, Трофимъ, остался при немъ. Софью Пугачеву опять, во второй разъ, отправили въ Казань, гдѣ сошлись теперь обѣ жены Пугачева, и съ этого времени, кажется, судьба ихъ связана вмѣстѣ, онѣ терпятъ одну и ту же участь.
Наконецъ, Пугачева снова угнали за Волгу. Къ преслѣдовавшимъ мятежника Михельсону, Медлину и Муфелю присоединился Суворовъ; они переправились за Пугачевымъ черезъ Волгу и тамъ осѣтили его со всѣхъ сторонъ, отрѣзавъ всякую возможность вырваться.
Исторія поимки Пугачева, какъ она разсказана, по преданіямъ, у А. С. Пушкина, рознится отъ исторіи, извлеченной изъ дѣлъ Государственнаго Архива Н. Дубровинымъ и крайне интересна, но задача этой статьи не позволяетъ намъ отклониться въ сторону.