Лермонтовъ и бабка его Арсеньева.-- Характеристика Лермонтова, какъ ребенка.-- Жалобы на него бабушки.-- Некрасивая наружность Лермонтова.-- Его завистливость и влюбчивость.-- Мартыновъ и его нравственныя страданія.-- М. И. Глинка.-- Причины посѣщеній его нашего дома.-- Встрѣча моя сь Глинкой въ Петербургѣ.-- Меланхолическій характеръ Глинки.-- Страсть Глинки къ пѣвчимъ птицамъ.-- Именины Кукольника.-- Сцена Глинки съ пастухомъ.-- Брюловъ.-- Шиловская.-- Попойка.-- Рамазановъ.-- Кантата съ экспромтомъ.-- Добродушіе Глинки.-- Кончина его.
Въ числѣ лицъ, посѣщавшихъ изрѣдка нашъ домъ, была Арсеньева, бабушка поэта Лермонтова (приходившаяся намъ сродни), которая всегда привозила къ намъ своего внука, когда пріѣзжала изъ деревни, на нѣсколько дней, въ Москву. Пріѣзды эти были весьма рѣдки, но я, все-таки, помню, какъ старушка Арсеньева, обожавшая своего внука, жаловалась постоянно на него моей матери. Дѣйствительно, судя по разсказамъ, этотъ внучекъ-баловень, пользуясь безграничною любовью своей бабушки, съ малыхъ лѣтъ уже превращался въ домашняго тирана, не хотѣлъ никого слушаться, трунилъ надъ всѣми, даже надъ своей бабушкой и пренебрегалъ наставленіями и совѣтами лицъ, заботившихся о его воспитаніи.
Одаренный отъ природы блестящими способностями и рѣдкимъ умомъ, Лермонтовъ любилъ преимущественно проявлять свой умъ, свою находчивость, въ насмѣшкахъ надъ окружающею его средою и колкими, часто очень мѣткими остротами оскорблялъ иногда людей, достойныхъ полнаго вниманія и уваженія.
Съ такимъ характеромъ, съ такими наклонностями, съ такой разнузданностію, онъ вступилъ въ жизнь и, понятно, тотчасъ же нашелъ себѣ множество враговъ.
Онъ, не думая, что говоритъ о себѣ, очень вѣрно опредѣлилъ свой характеръ въ слѣдующихъ двухъ стихахъ:
"А онъ, мятежный, ищетъ бури,
Кахъ будто въ бурѣ есть покой!"
Въ характерѣ Лермонтова была еще черта далеко не привлекательная -- онъ былъ завистливъ. Будучи очень некрасивъ собой, крайне неловокъ и злоязыченъ, онъ, войдя въ возростъ юношескій, когда страсти начинаютъ разыгрываться, не могъ нравиться женщинамъ, а между тѣмъ былъ страшно влюбчивъ. Невниманіе къ нему прелестнаго пола раздражало и оскорбляло его безпредѣльное самолюбіе, что служило поводомъ, съ его стороны, въ безпощадному бичеванію женщинъ.
Какъ поэтъ, Лермонтовъ возвышался до геніальности; но, какъ человѣкъ, онъ былъ мелоченъ и несносенъ.
Эти недостатки и признакъ безразсуднаго упорства въ нихъ были причиною смерти геніальнаго поэта отъ выстрѣла, сдѣланнаго рукою человѣка добраго, сердечнаго, котораго Лермонтовъ довелъ, своими насмѣшками и даже клеветали, почти до сумасшествія.
Мартыновъ, котораго я хорошо зналъ, до конца своей жизни мучился и страдалъ оттого, что былъ виновникомъ смерти Лермонтова, и въ годовщины этого роковаго событія удалялся всегда на нѣсколько недѣль въ какой либо изъ московскихъ монастырей на молитву и покаяніе.
-----
Перехожу отъ Лермонтова къ М. И. Глинкѣ, такъ какъ поэзія и музыка сестры родныя.
М. И. Глинка бывалъ у насъ въ домѣ нѣсколько разъ, по случаю слѣдующихъ обстоятельствъ.
Отецъ мой и мать призрѣли двухъ круглыхъ малолѣтныхъ сиротъ, дѣвочекъ Дарью и Екатерину Пановыхъ. Онѣ были отданы на воспитаніе, на счетъ отца, въ Екатерининскій институтъ. По окончаніи ученія въ институтѣ, обѣ дѣвочки возвратились въ нашъ домъ. Младшая изъ нихъ была замѣчательной красоты. Братъ М. И. Глинки (не помню -- родной, или двоюродный, но тоже Глинка) увидалъ Екатерину Панову въ церкви, влюбился въ нее и явился къ намъ въ домъ, прося руки бѣдной сироты. Вскорѣ состоялась свадьба, и Глинка увезъ свою красавицу-жену въ Рязанскую губернію, гдѣ онъ, въ какомъ-то уѣздномъ городѣ, служилъ городничимъ.
По прошествіи двухъ или трехъ лѣтъ, оказалось, что Глинка женился на сиротѣ, будучи уже женатъ, и что настоящая его жена требовала уничтоженія незаконнаго его вторичнаго брака. Несчастная Екатерина Ивановна возвратилась къ намъ въ домъ, и Михаилъ Ивановичъ Глинка, проѣздомъ черезъ Москву, всегда посѣщалъ невинную жертву своего брата, привозя ей постоянно разные подарки. Это продолжалось до самой смерти Екатерины Ивановны, которая отъ горя зачахла.
Отецъ и мать полюбили Михаила Ивановича, который иногда садился за фортепіано, чѣмъ доставлялъ большое удовольствіе старику-отцу, страшно любившему музыку.
Съ 1833--1834 года я не видѣлъ больше Михаила Ивановича и встрѣтился съ нимъ только въ 1848 году, по переѣздѣ моемъ на постоянное жительство въ Петербургъ, у Нестора Васильевича Кукольника. Глинка очень радъ былъ видѣть меня, вспомнилъ о радушіи и гостепріимствѣ покойнаго отца и сталъ изрѣдка посѣщать меня. Ко мнѣ собирался иногда кружокъ лицъ, принадлежавшихъ къ музыкальному и театральному міру, и послѣ обѣда нерѣдко гости оставались до слѣдующаго утра.
Михаилъ Ивановичъ Глинка, какъ я слышалъ отъ него неоднократно, въ малолѣтствѣ скорбѣлъ отъ невниманія къ нему родителей,-- и въ особенности отца,-- которые предпочитали ему другихъ своихъ дѣтей. Это невниманіе породило въ немъ сосредоточенность и уничтожило столь свойственную дѣтскому возрасту сообщительность. Будучи ребенкомъ, онъ страстно любилъ пѣвчихъ-птицъ и лѣтомъ, раннимъ утромъ, ходилъ въ садъ, чтобы ихъ послушать. Любимой птичкой Глинки была пѣночка.
-- Вотъ истинная-то поэзія!-- говорилъ Михаилъ Ивановичъ: -- какая задушевность, какая грусть, какая дивная, мелодическая фраза!
Птички пристрастили Глинку къ звукамъ, къ музыкѣ. Съ большимъ трудомъ усвоилъ себѣ Михаилъ Ивановичъ теорію музыки; много разъ, какъ увѣрялъ онъ, ему приходилось сомнѣваться въ своихъ музыкальныхъ способностяхъ; но мощь и геніальность таланта превозмогли упорство непонятливостью, и Глинка остался побѣдителемъ музыкальныхъ формъ и рутины. Въ началѣ своего музыкальнаго развитія, Михаилъ Ивановичъ пристрастился къ произведеніямъ Бортнянскаго, котораго признавалъ геніемъ.
Глинка увлекался иногда какъ ребенокъ. Мнѣ случилось однажды видѣть, какъ онъ плакалъ, слушая на Кушелевкѣ какого-то пастуха, игравшаго на свирѣли. Это было у Нестора Васильевича Кукольника, жившаго тогда на дачѣ въ Кушелевкѣ. Кукольникъ тоже былъ иногда не прочь прослезиться и сталъ хныкать. Тогда бывшій тутъ Брюловъ не вытерпѣлъ и закричалъ: "Да что вы, въ самомъ дѣлѣ, не закусивши порядкомъ, не заложившись винной влагой, а ужъ нюните"!
Какъ теперь помню, Глинка обнялъ и расцѣловалъ пастуха, далъ ему какую-то монету, отеръ слезы и сказалъ: "Дѣйствительно глупо, но ужъ у меня натуришка такая пошлая -- все тянетъ въ грусть".
Кукольникъ праздновалъ въ этотъ день (8-го іюня) свои именины. Къ нему пріѣхала, по просьбѣ Глинки, извѣстная въ то время своимъ великолѣпнымъ, задушевнымъ голосомъ, М. В. Шиловская (рожденная Вердеревская), которая, послѣ обѣда, по желанію Михаила Ивановича, подъ его аккомпанементъ, спѣла романсъ его "Уймитесь, волненія страсти".
Исполненіе оказалось дѣйствительно неподражаемымъ. Глинка, по окончаніи Шиловской романса, всталъ передъ нею на колѣни и со слезами благодарилъ ее; она, въ свою очередь, стала на колѣни, и они расцѣловались самымъ дружескимъ, самымъ задушевнымъ образомъ.
По отъѣздѣ Шиловской, началась сильная попойка, такъ что жена Кукольника, Амалія Ивановна, вмѣсто ватрушекъ, которыя замѣчательно пекла сама и которыя особенно любилъ Брюловъ, принесла ему малороссійскаго сада, отъ котораго Брюлова всегда тошнило.
Кукольникъ былъ также недурной музыкантъ, и время проходило въ попойкѣ, подъ акомпанементъ фортепіано. Рамазановъ (извѣстный скульпторъ) пародировалъ очень забавно итальянскія оперы и тогдашнихъ итальянскихъ пѣвцовъ, Брюловъ ходилъ въ это время пѣтухомъ по комнатѣ, Глинка отъ времени до времени садился за фортепіано и хриплымъ голосомъ пѣлъ разные романсы, большею частію Варламовскіе, которые онъ находилъ лучшими изъ всѣхъ; Кукольникъ при этомъ, подъ вліяніемъ трехъ или четырехъ бутылокъ выпитаго имъ краснаго вина, плакалъ и твердилъ то и дѣло одну и ту же фразу: "Хорошо, ребята, душѣ, хорошо сердцу"!
Празднованіе именинъ Кукольника перешло и на слѣдующій день, такъ что компанія разъѣхалась окончательно только на третьи сутки.
Ночью втораго дня оказался положительный недостатокъ въ винѣ и водкѣ; посылали въ единственный въ то время въ Кушелевкѣ погребъ: оказалось, что все вино въ погребѣ истощилось, благодаря именинамъ Кукольника. Стали, съ горя, пѣть извѣстную кантату объ Аристотелѣ, Кесарѣ и Помпеѣ. Тутъ, хозяинъ экспромтомъ, не взирая на то, что былъ "еле можахомъ", пропѣлъ слѣдующій сочиненный имъ куплетъ:
"Дача Безбородки --
Подлая земля:
Ни вина, ни водки,
Въ ней найдти нельзя!"
Успѣхъ экспромта былъ колоссаленъ: Рамазановъ заставилъ Глинку играть "Камаринскую" и пустился плясать въ присядку; Кукольникъ вздумалъ дѣлать то же, но тотчасъ же упалъ, и мы подняли его съ большимъ трудомъ (онъ былъ какъ пень грузенъ), чтобы положить на диванъ. Но, слава Богу, все обошлось благополучно, за исключеніемъ нѣсколькихъ синяковъ, вслѣдствіе которыхъ почтенный Несторъ Васильевичъ не могъ отправиться, по обязанностямъ службы, къ военному министру.
Глинка очень любилъ подобнаго рода сборища: они заставляли его забывать обычное меланхолическое настроеніе духа, цочти никогда его не покидавшее.
Замѣчательно скромный, добрый, сердечный, Михаилъ Ивановичъ относился всегда чрезвычайно снисходительно и даже сочувственно къ нарождающимся молодымъ музыкальнымъ талантамъ.
Глинка, не взирая на свою геніальность, признанную при жизни его всѣми сколько нибудь понимающими музыку и ея значеніе, не смотря на сильную протекцію государя Николая Павловича, которому былъ представленъ графомъ Віельгорскимъ,-- часто нуждался въ деньгахъ и умеръ нуждающимся труженикомъ.