Московскій военный генералъ-губернаторъ князь Дмитрій Владиміровичъ Голицынъ.-- Отношенія его къ государю Николаю Павловичу.-- Симпатичная внѣшность князя.-- Его характеръ.-- Доносъ на него имъ облагодѣтельствованнаго подчиненнаго.-- Послѣдствія доноса.-- Услуги, оказанныя княземъ Москвѣ и ея жителямъ.-- Заботы князя Д. В. о замѣнѣ дровъ торфомъ.-- Ускореніе производства слѣдствій.-- Нелюбовь князя къ трагедіямъ и драмамъ.-- Экспромтъ Н. Ф. Павлова.-- Кончина и похороны князя.-- Князь Сергій Михайловичъ Голицынъ.-- Характеристика князя С. М.-- Бракъ его съ princesse nocturne.-- Оскорбленіе дѣйствіемъ.-- Разлука новобрачныхъ.-- Дѣятельность князя С. М. на благотворительномъ поприщѣ.-- Село Кузьминки.-- Домашній бытъ князя.-- Подача милостыни и посылка пособій.-- Прогулка князя съ персіяниномъ.-- Наружность и костюмъ князя С. М.-- Покровительство, оказываемое имъ молодымъ художникамъ.-- Кончина князя.
Въ 30--40-хъ годахъ, Москва гордилась двумя князьями Голицыными, Дмитріемъ Владиміровичемъ и Сергѣемъ Михайловичемъ; оба они были уважаемы и любимы всѣми слоями московскаго населенія: первый какъ справедливый и гуманный начальникъ города, а второй какъ щедрый благотворитель и знатный вельможа {Князь Сергій Михайловичъ Голицынъ былъ дѣйствительный тайный совѣтникъ I класса, андреевскій кавалеръ, украшенный портретами въ брилліантахъ двухъ государей, Николая I и Александра II, котораго былъ воспріемникомъ отъ купели, вмѣстѣ съ императрицею Маріею Ѳеодоровною.}.
Свѣтлѣйшій князь Дмитрій Владиміровичъ Голицынъ, московскій военный генералъ-губернаторъ, какъ по своей наружности, такъ и по душевнымъ качествамъ, принадлежалъ къ рѣдкимъ, обаятельнымъ личностямъ, отъ которыхъ вѣетъ честностью, добромъ, прямодушіемъ, любовью. Князь Д. В. не понималъ зла, оно было для него недоступно. Въ отношеніяхъ своихъ къ людямъ, онъ руководствовался врожденными ему принципами и всегда старался не прибѣгать къ крутымъ мѣрамъ, когда можно было ихъ избѣгнуть. Покойный государь, Николай Павловичъ, особенно дорожилъ имъ и, какъ говорилъ князь Алексѣй Ѳедоровичъ Орловъ, долго грустилъ о его кончинѣ {Это я слышалъ отъ князя Николая Алексѣевича Орлова, нашего бывшаго посла въ Парижѣ.}.
Безграничная доброта и снисходительность князя Дмитрія Владиміровича къ поступкамъ другихъ достаточно обрисовывается однимъ слѣдующимъ фактомъ. Облагодетельствованный имъ, близко стоящій къ нему подчиненный, во время пріѣзда государя Николая Павловича въ Москву, подалъ ему доносъ на своего благодѣтеля, въ которомъ указывалъ на какія-то мнимыя злоупотребленія, допускаемыя княземъ вслѣдствіе вліянія на него одной женщины. Государь зналъ, что доносчикъ былъ всегда покровительствуемъ княземъ Дмитріемъ Владиміровичемъ и, негодуя на поступокъ неблагодарнаго, передалъ доносъ князю, со словами:
-- Неужели, князь, вы и послѣ этого оставите такого грязнаго мерзавца на службѣ при васъ?
Князь убѣждалъ государя, что доносчикъ сдѣлалъ это съ честной цѣлью, хотя и заблуждался, а за симъ упросилъ государя дозволить оставить на службѣ доносчика. Но этого мало, онъ не преслѣдовалъ автора доноса "съ честной цѣлью", а, напротивъ, остался къ нему милостивъ.
Князь Дмитрій Владиміровичъ любилъ искренно Москву и много сдѣлалъ для нея втеченіе своего долговременнаго генералъ-губернаторства; онъ заботился объ украшеніи столицы устройствомъ бульваровъ, которые до сихъ поръ обращаютъ на себя вниманіе всѣхъ иностранцевъ, посѣщающихъ древнюю столицу; при немъ дрянная, зловонная рѣченка, окаймлявшая кремлевскія стѣны, замѣнена была прелестными садами; во время его генералъ-губернаторства выстроенъ былъ въ Москвѣ первый въ Россіи пассажъ -- Голицынская галлерея; при немъ же обновленъ великолѣпно, по проекту архитектора Быковскаго, почти находившійся въ развалинахъ, храмъ Алексѣевскаго монастыря (находящійся насупротивъ недавно поставленнаго Пушкинскаго памятника). Ограничиваюсь этими краткими указаніями, такъ какъ перечень всего, что сдѣлалъ князь Д. В. Голицынъ для украшенія Москвы, былъ бы слишкомъ великъ.
Но, кромѣ украшенія столицы, князь Д. В. много поработалъ на пользу московскихъ жителей: онъ первый обратилъ вниманіе на варварское истребленіе лѣсовъ въ Московской губерніи и старался замѣнить дрова на фабрикахъ и заводахъ торфомъ. Съ этою цѣлью, онъ учредилъ даже постоянный, спеціальный комитетъ, который назывался комитетомъ о торфѣ. За симъ сдѣлалъ распоряженіе, чтобы новые заводы и фабрики въ Москвѣ и ея окрестностяхъ были открываемы не иначе, какъ съ условіемъ отапливанія ихъ торфомъ, въ которомъ не было недостатка, такъ какъ около Москвы существуютъ богатыя залежи хорошаго торфа. Торфяной комитетъ выписывалъ, по приказанію князя, спеціалистовъ по торфяному дѣлу изъ Бельгіи и Голландіи, которые обязаны были примѣнять всѣ новые усовершенствованные способы разработки торфяныхъ залежей на Сукинскомъ болотѣ (самомъ богатомъ по пространству и количественному содержанію торфа), принадлежавшемъ удѣльному вѣдомству.
Зная изъ многочисленныхъ жалобъ и всеобщаго ропота, въ какой мѣрѣ небрежно охранялись въ дворянскихъ опекахъ и сиротскихъ судахъ имущества несовершеннолѣтнихъ и малолѣтнихъ сиротъ, князь Голицынъ принималъ самыя энергичныя мѣры для уничтоженія злоупотребленій по этому предмету, и въ случаяхъ, гдѣ злоупотребленія были обнаружены и доказаны, онъ, не взирая на свою рѣдкую доброту, былъ безпощаденъ относительно виновныхъ.
Въ то время, прокурорскій надзоръ почти вовсе не проявлялъ своей дѣятельности, а слѣдственная часть въ рукахъ слѣдственныхъ стряпчихъ и частныхъ и слѣдственныхъ приставовъ представляла какой-то омутъ, въ которомъ творились безнаказанно невообразимыя безобразія: сажали людей въ острогъ и выпускали ихъ изъ тюремъ безконтрольно; слѣдствія длились годами, завися отъ усмотрѣнія слѣдователя; прокуроры и ихъ помощники очень рѣдко, и то только ради исполненія простой формальности, посѣщали тюрьмы; прошенія арестантовъ прокуроры почти всегда клали подъ сукно. Все это не могло не обратить на себя вниманія сердечнаго князя Дмитрія Владиміровича, который, вопреки мнѣнію бывшаго министра юстиціи, графа Панина, учредилъ ходатайство по дѣламъ арестантовъ, назначивъ для этого своихъ чиновниковъ особыхъ порученій. Не прошло и года послѣ этого учрежденія, какъ всѣ слѣдователи подтянулись сильно и слѣдствія стали производиться ими быстро, изъ боязни строгой отвѣтственности. По выходѣ въ отставку преемника князя Голицына, князя А. Г. Щербатова, все пошло на старый ладъ, хотя ходатаи по дѣламъ арестантовъ номинально еще существовали.
Жена князя Голицына, княгиня Татьяна Васильевна, рожденная княжна Васильчикова (родная сестра бывшаго предсѣдателя государственнаго совѣта, князя Илларіона Васильевича Васильчикова), была въ полномъ смыслѣ слова святою женщиною и боготворила своего достойнаго мужа. Вслѣдствіе ея болѣзненнаго состоянія, балы, рауты и обѣды въ генералъ-губернаторскомъ домѣ давались не часто. Театры князь Д. В. посѣщалъ рѣдко и не любилъ въ особенности трагедій и драмъ. Однажды, по просьбѣ Верстовскаго, онъ поѣхалъ въ театръ, въ бенефисъ знаменитаго въ то время Мочалова. Играли невозможную мелодраму, отъ которой князь чуть не занемогъ; одно лишь случайное обстоятельство привело его нервы въ нормальное состояніе: Н. Ф. Павловъ, по окончаніи послѣдняго дѣйствія драмы, за которымъ слѣдовалъ балетъ, сказалъ экспромтъ, который тотчасъ же былъ тутъ же записанъ и передаваемъ изъ рукъ въ руки. Вотъ этотъ экспромтъ:
"Изъ себя Мочаловъ вышелъ,
Изъ кулисы авторъ вышелъ,
Изъ терпѣнья зритель вышелъ,
А изъ пьесы вышелъ вздоръ".
Это такъ разсмѣшило князя Д. В., что онъ пошелъ на сцену, къ Мочалову, и благодарилъ его, съ обычнымъ добродушіемъ, "за доставленное ему удовольствіе".
Кончина князя Дмитрія Владиміровича сильно огорчила все московское населеніе, которое провожало его отъ Тверской до Донскаго монастыря (гдѣ онъ погребенъ) пѣшкомъ, не взирая на бывшій въ тотъ день ливень.
Если кто нибудь въ Москвѣ достоинъ памятника, то, безъ сомнѣнія, свѣтлѣйшій князь Д. В. Голицынъ, посвятившій всю свою честную, плодотворную, безвозмездную дѣятельность на благо Москвы и ея населенія.
Перейду къ другому Голицыну -- князю Сергѣю Михайловичу, который всю свою дѣятельность посвящалъ благотворительности и съ этимъ вмѣстѣ былъ, какъ я выразился выше, истинный вельможа, поддерживавшій достойно свой знатный родъ и свое высокое положеніе въ обществѣ.
Не взирая, однако же, на счастливую обстановку, которою надѣлила его судьба при рожденіи, онъ въ молодыхъ лѣтахъ, женившись по любви (на дѣвицѣ Измайловой), черезъ нѣсколько недѣль послѣ свадьбы, вынужденъ былъ разъѣхаться съ нею: онъ остался въ Москвѣ, а она переселилась въ Петербургъ, гдѣ пріобрѣла названіе "la princesse nocturne", вслѣдствіе того, что превратила для себя день въ ночь, а ночь въ день. Добрый, податливый, мягкій характеръ князя Сергѣя Михайловича -- и тотъ не могъ вынести капризовъ и сумасшедшихъ требованій княгини, которая, какъ разсказывали, ѣхавши однажды въ каретѣ съ своимъ мужемъ, "нанесла ему оскорбленіе дѣйствіемъ", какъ выражаются современные юристы.
Тяжело было скромному, тихому князю Сергію Михайловичу перенести этотъ "ударъ", но, наконецъ, онъ примирился съ мыслію одинокаго житія и посвятилъ дѣятельность свою какъ частную, такъ и служебную бѣднымъ сиротамъ и всѣмъ страждущимъ.
Какъ предсѣдатель московскаго опекунскаго совѣта, въ вѣдѣніи котораго находился воспитательный -- это святое дѣтище Великой Екатерины -- князь С. М. особенно любовно заботился о дѣтяхъ, призрѣваемыхъ въ этомъ заведеніи, и по выходѣ ихъ оттуда зорко слѣдилъ за ихъ дальнѣйшею судьбою. Многіе изъ воспитанниковъ воспитательнаго дома окончили, по милости князя, курсъ въ университетѣ, благодаря, исключительно, нравственной и матеріальной его поддержкѣ. По выходѣ ихъ изъ университета, по его теплому, неотступному ходатайству, они были опредѣляемы на службу, зная, что покровительство и помощь князя никогда не оставитъ ихъ, если они достойны дѣйствительно этой помощи, этого покровительства. Нѣкоторые изъ нихъ, какъ воспитывавшіеся на средства князя, носили фамилію "Голицынскихъ" и почти всѣ избирали себѣ, по выходѣ изъ университета, педагогическую карьеру, что болѣе или менѣе доказываетъ, что образованіемъ ихъ занимались серьезно.
Состояніе князя С. М. Голицына было громадное: онъ владѣлъ 60,000 душами крестьянъ, которые были счастливы, что принадлежали ему, потому что оброкъ они платили самый незначительный и пользовались даромъ всѣми угодьями. Крестьяне подмосковнаго имѣнія князя, села Кузьминки, вовсе оброку не платили и лѣтомъ, за плату, работали только уборкою княжескаго сада, такъ что содержаніе села Кузьминки обходилось его хозяину по 70--80 тысячъ въ годъ.
Домъ князя С. М., на Пречистенкѣ, отличался свойственною тому времени роскошью, унаслѣдованною отъ предковъ,-- роскошью, не бьющею въ глаза, какъ роскошь случайно обогатившихся parvenus, или такъ называемыхъ "мѣщанъ во дворянствѣ". Опытная прислуга никогда не суетилась, сколько бы ни было гостей у князя, и даваемые имъ роскошные балы никогда не требовали придаточнаго найма посторонней прислуги.
По воскреснымъ и праздничнымъ днямъ, въ домовую церковь князя собиралось высшее московское общество, но и простому народу входъ въ церковь не былъ воспрещенъ.
Одинъ разъ въ недѣлю, а именно по субботамѣ, на дворѣ князя стекалась масса бѣдныхъ, которымъ раздавалась милостыня деньгами и хлѣбомъ, по старому русскому обычаю {Когда явился генералъ-губернаторствовать, въ Москву, извѣстный графъ Закревскій, то онъ вздумалъ написать князю С. М. письмо, въ которомъ требовалъ, чтобы ради порядка князь присылалъ раздаваемыя имъ по субботамъ деньги нищимъ, въ его, Закревскаго, канцелярію. На этомъ письмѣ, князь написалъ слѣдующую революцію, возвративъ письмо обратно Закревскому: "У меня въ домѣ три хозяина -- Богъ, государь и я; другихъ не признаю". Закревскій бѣсился, но не посмѣлъ болѣе вмѣшиваться въ распоряженія князя.}; по субботамъ же дѣлалось распоряженіе о посылкѣ вспомоществованій тѣмъ нуждающимся, которые обращались къ князю письмами. Кромѣ того, князь Сергѣй Михайловичъ выдавалъ пожизненныя -- иногда очень крупныя -- пенсіи лицамъ, которыхъ онъ зналъ лично, какъ достойныхъ вниманія и сожалѣнія.
Ежедневно, князь С. М. утромъ, дѣлалъ прогулку по московскимъ улицамъ, пѣшкомъ, въ сопровожденіи призрѣннаго имъ персіянина, который, зимою, въ самый сильный морозъ, выходилъ на воздухъ не иначе, какъ въ бѣлыхъ лѣтнихъ брюкахъ и легкомъ сюртукѣ, такъ какъ постоянно страдалъ отъ жара въ крови, что немало удивляло всѣхъ.
Князь С. М. Голицынъ, передъ графомъ С. Г. Строгановымъ, былъ попечителемъ Московскаго университета, но всегда сознавался, что "это мѣсто было для него не по плечу", прибавляя при этомъ, шутя, что онъ всегда боялся ученыхъ профессоровъ и полуученыхъ студентовъ. Онъ обожалъ своего крестника, покойнаго государя Александра Николаевича, и былъ счастливъ участвовать при его коронаціи, въ почетномъ званіи коронаціоннаго маршала, предшествующаго, съ жезломъ въ рукахъ, церемоніальное шествіе.
Наружность князя была некрасива: большая голова, съ одутловатыми скулами, на маленькомъ туловищѣ; обычный костюмъ его -- синій фракъ съ золоченными пуговицами, бѣлый жилетъ и черныя брюки. Вслѣдствіе постоянной сыпи на рукахъ, онъ всегда носилъ вязаныя, шелковыя, коричневаго цвѣта перчатки.
Князь Голицынъ покровительствовалъ молодымъ художникамъ и многіе изъ нихъ обязаны ему были матеріальной поддержкой; къ числу ихъ принадлежалъ нашъ даровитый скульпторъ Рамазановъ, на котораго князь обратилъ вниманіе государя Николая Павловича.
Князь Сергій Михайловичъ умеръ въ весьма преклонныхъ лѣтахъ и оставилъ послѣ себя огромное состояніе, перешедшее во владѣніе къ сыну его племянника, такъ какъ князь дѣтей никогда не имѣлъ.