ОХОТА
Был один из тех хороших зимних дней, когда в атмосфере надолго устанавливается равновесие. Солнце светило ярко. Синее небо, чистый воздух и земля, покрытая белой зеленой, имели праздничный вид. Лес, молчаливый, засыпанный снегом, словно замер в неподвижной позе и всматривался в даль, где виднелись мягкие очертания каких-то гор, а за ними -- белые кучевые облака причудливой формы. Старые мохнатые ели, под тяжестью снега опустив книзу тёмно-зелёные ветви свои, находились в том напряжении, когда бывает достаточно малейшего ветерка, чтобы вывести их из состояния покоя.
Иногда случалось, что с верхнего сучка срывался небольшой ком снега. При падении своём снег задевал за другие такие же сучки, и тогда всё дерево вдруг оживало. Большие размашистые ветви, сбросив с себя белые капюшоны, сразу распрямлялись и начинали качаться, осыпая всё дерево сверху донизу снежной пылью, играющей на солнце тысячами алмазных огней. В такие тихие дни воздух делается особенно звукопроницаемым. Тогда бывают слышны звонкие щёлканья озябших деревьев, бег какого-то зверька по колоднику, тихий шум падающего на землю снега и шелест зябликов, лазящих по коре сухостоя.
Взобравшись на гребень большого отрога, идущего к реке от главного массива, я остановился передохнуть и в это время услышал внизу голоса. Подойдя к краю обрыва, я увидел Ноздрина и Чжан-Бао, шедших друг за другом по льду реки. Отрог, на котором я стоял, выходил на реку нависшей скалой, имевшей со стороны вид корабельного носа высотою более чем в 100 метров.
Взбираясь по отрогу, я дошёл до небольшой седловины и решил здесь же ещё раз немного отдохнуть, а затем спуститься к реке по другому распадку. Вдруг из лесу выскочила кабарга. Увидев меня, она шарахнулась в сторону и тотчас скрылась в молодом ельнике. Я хотел было идти по её следам, но в это время внимание моё было привлечено другим животным. По следам кабарги бежала крупная росомаха. Появление её было так неожиданно, что я не успел даже снять ружьё с плеча. Я знал, что кабарга сделает круг по снегу и вернётся на свой след и что по этому же кругу за ней погонится и росомаха. Однако мои надежды не оправдались. Прождав напрасно минут двадцать, я решил пойти по их следам. По ним я увидел, что кабарга один раз как будто споткнулась, а росомаха бежала хотя и неуклюже, но ровными прыжками. Исход этого бегства и погони был очевиден. Скоро, очень скоро кабарга должна будет сдаться.
Следы вывели меня опять на седловину, а затем направились по отрогу к реке. Тут я наткнулся на совершенно свежий след молодого лося. Тогда я предоставил кабаргу в распоряжение росомахи, а сам отправился за сохатым. Он, видимо, почуял меня и пошёл рысью под гору. Скоро след привёл меня к реке. Лось спустился на гальку, покрытую снегом, оттуда перешёл на остров, а с острова -- на другой берег.
Я был уже на середине реки, когда услышал окрики. Оглянувшись, я увидел Ноздрина и Чжан-Бао, стоявших у подножья нависшей над рекой скалы и делавших мне какие-то знаки. Я понял, что они зовут меня к себе. Догнать испуганного лося нечего было и думать, и потому, забросив ружьё на плечо, я скорым шагом пошёл к своим товарищам.
Ещё издали я заметил, что они ходили недаром. У Чжан-Бао и Ноздрина был весёлый вид; у ног их лежали кабарга и росомаха. Странным показалось мне, что я не слышал их выстрелов, и я спросил об этом Ноздрина.
-- Наша стреляй нету, -- отвечал за него Чжан-Бао, посмеиваясь в усы.
-- Как так? -- спросил я, ничего не понимая.
-- Они сами сюда пришли, -- сказал Ноздрин, закуривая папиросу. Наконец постепенно из ответов я понял, что случилось.
Оказалось, что кабарга, спасаясь от росомахи, случайно попала на утёс, нависший над рекой. Чжан-Бао поспешно снял с плеча ружьё, чтобы стрелять, но вдруг кабарга заметалась. Она поняла опасность, которой подвергалась, и хотела было бежать назад, но путь отступления ей был уже отрезан росомахой. Тогда она стала жаться к краю обрыва, высматривая, куда бы ей спрыгнуть. В это мгновение росомаха бросилась на неё. Кабарга рванулась вперёд, и оба животных, потеряв равновесие, полетели в пропасть. Кабарга разбилась насмерть, а росомаха ещё выказывала признаки жизни. Один раз она хотела было подняться на ноги, но тут же упала на лёд. В это время к ней подбежал Ноздрин и ударом палки по голове добил её окончательно.
Убившихся животных никак нельзя было назвать "трофеями". Оба они достались нам случайно. Все трое мы были свидетелями лесной драмы. Я в лесу видел, как она началась, а Ноздрин и Чжан-Бао -- как она кончилась. Забрав мёртвых животных, мы пошли домой.
Западный край неба уже нежился в закатном сиянии, над снежными полями кое-где розовел туман, и теневые склоны гор покрылись мягкими фиолетовыми тонами.
Через полчаса мы были на биваке, куда уже собрались все охотники. Рожков принёс дикую козулю. Теперь мы были обеспечены мясом, по крайней мере, на трое или четверо суток. Кабарга в тот же день пошла на ужин, а с росомахи сняли шкуру для чучела.
Дней через десять я решил предпринять ещё одну экскурсию по речке Токто, впадающей в Самарги с левой стороны в 24 километрах от устья. Я намеревался выйти на реку Укуми-га и от неё через второй перевал выйти на реку Адими, впадающую в море около мыса Суфрен. На этот раз со мной пошли Ноздрин, удэхеец Дилюнга и Чжан-Бао. Наше походное и бивачное снаряжение состояло из ружей, топора, двух полотнищ палаток и продовольствия по расчёту на пять суток.
Первую половину пути мы выполнили успешно и к концу второго дня достигли истоков реки Токто, где и решили заночевать в лесу на краю болота, покрытого большими кочками. Каждая из них была почти в метр величины и имела вид гриба, украшенного сверху длинной осокой.
Когда палатка была поставлена, Чжан-Бао и Ноздрин пошли за ельником, а я и Дилюнга -- за травой. Подойдя к одной из кочек, я собрал в горсть всю растущую на ней траву, поднял кверху и сказал удэхейцу:
-- Посмотри, с одной кочки можно срезать травы на постель.
-- Манга! Hey октонгай дэлини, -- закричал Дилюнга (т.е. нельзя трогать болотную голову).
Он убеждал меня уйти на другое место, где нет кочек. Из слов Дилюнга я понял, что по обычаю удэхейцев болотные кочки табуированы. Их нельзя дёргать и в особенности нельзя растущую на них траву заплетать в косу. С человеком, позволившим себе такие шутки, непременно случится какая-нибудь беда.
Не желая нарушать покоя своего проводника, я направился к опушке леса, где среди тальников росло много вейников. Через четверть часа мы вернулись с ним на бивак с большими охапками сухой травы.
В это время пришёл Ноздрин и сообщил, что он вместе с Чжан-Бао видел лису, которая перебежала им дорогу. Стрелок бросил в неё топором. Она остановилась на мгновенье и оскалила зубы, а потом повернула назад и скрылась в траве.
Когда все бивачные работы были закончены, мы уселись около огня и стали снимать обувь. Разговор опять коснулся лисы. Оказывается, что в китайских поверьях животному этому отводится большое место. Лисы больше, чем другие звери, стараются войти в общение с человеком и тем ослабить своё животное начало. Это им удаётся, и они часто появляются в виде оборотней. Лисы хитры и злопамятны. Человеку, обидевшему их, они стараются сделать какую-нибудь неприятность. Они делают так, что человек блуждает около жилища и никак не может попасть домой, во время ненастья залезет в какую-нибудь яму и вымажется нечистотами и т.п. По мнению Чжан-Бао, сегодняшняя встреча с лисой не предвещала ничего доброго.
Недолго длилась наша беседа. За день мы сильно устали и поэтому рано легли спать.