Стремленіе къ уясненію смысла бытія ищетъ себѣ удовлетворенія съ одной стороны въ религіозныхъ упованіяхъ, а съ другой -- въ научныхъ выводахъ, основанныхъ на изученіи реальныхъ явленій.

Но до сихъ поръ ни наука, ни религія не могли удовлетворить человѣчество, ибо наука еще не въ состояніи точно установить связь между явленіями внутренняго и внѣшняго міровъ, или вѣрнѣе -- ихъ тождественность, а религія, убѣдительная для того, кто хочетъ вѣрить, ничего не говоритъ тому, кто хочетъ знать.

Вѣра и наука находятся въ непримиримой враждѣ. Вѣра не нуждается въ доказательствахъ и даже боится ихъ, ибо даже въ самой потребности доказательствъ -- залогъ разрушительнаго сомнѣнія, тамъ же, гдѣ царствуетъ разумъ, нѣтъ мѣста для вѣры.

И вотъ, философія, по выраженію профессора Кирѣевскаго, "кругленькимъ яблочкомъ упала между религіей и наукой". Черпая свои утвержденія изъ анализа дѣятельности и сущности, философская мысль близко соприкасается съ наукой, но по своимъ заданіямъ уходитъ за тотъ кругъ, гдѣ вращается религіозная мысль.

"Философія,-- говоритъ Ковалевскій,-- равняется наукѣ плюсъ нѣчто, что стоитъ внѣ науки, и является объектомъ гипотезъ."

Поэтому философія такъ часто является источникомъ религіознаго культа. Многія религіи, какъ, напримѣръ, Буддизмъ, въ основѣ своей имѣютъ чисто-философское ученіе. И явленіе это совершенно естественно: философская мысль стремится дать немедленный и исчерпывающій отвѣтъ на вопросъ о конечномъ смыслѣ бытія, а разъ какое либо ученіе претендуетъ на обладаніе конечной истиной, для адептовъ его слишкомъ большой соблазнъ -- претворить гипотезу въ догматъ. Это тѣмъ легче, что большинство философскихъ ученій вращается у мысли о безсмертіи, составляющей, въ сущности, основу всякаго религіознаго міровоззрѣнія.

Платонъ утверждалъ, что "истинный философъ всю жизнь свою размышляетъ о смерти".

Долгое время философская мысль была поглощена идеей безсмертія личнаго, но уже Аристотелемъ эта идея была отвергнута, и ей на смѣну явились разнообразныя гипотезы о посмертномъ сліяніи съ какимъ-то блаженнымъ источникомъ вѣчной жизни. Какъ говоритъ Мечниковъ: "за неимѣніемъ загробной жизни, которую первобытныя вѣрованія представляли себѣ довольно ясно, философія не нашла ничего другого кромѣ туманнаго возврата къ общему и вѣчному началу."

Съ этого момента, геніальная въ своей трогательной наивности и столь драгоцѣнная для человѣчества мечта о лучшемъ будущемъ за могилой отошла въ область чисто-религіозныхъ упованій, а философская мысль углубилась въ дебри пантеистическихъ представленій, туманныхъ, какъ вѣчность и безконечность, съ которыми онѣ неразрывно связаны.

Философскія системы многочисленны и многообразны, но всѣ они сводятся къ одному основному заданію найти смыслъ бытія.

Изобрѣтательность человѣческаго разума, пышность фантазіи и гибкость языка дали многимъ философскимъ ученіямъ возможность создать изумительныя и ошеломляющія своей стройностью и красотой системы, но реальная цѣнность всѣхъ этихъ умственныхъ симфоній осталась равной всякому произведенію искусства. Какъ музыка услаждаетъ слухъ и воздѣйствуетъ на чувство, такъ и онѣ увлекаютъ, не двигая съ мѣста. Тайна о происхожденіи міра и роли въ немъ человѣка осталось тайной. Самая блестящая гипотеза все же не фактъ, и, какъ бы ни была стройна система логическихъ построеній, въ концѣ концовъ все же возникаетъ вопросъ: да, все это прекрасно, все это убѣдительно, но можетъ быть это все-таки не такъ?

Оперируя логическимъ методомъ, философская мысль создаетъ стройное зданіе и, именно въ силу требованій стройности, всѣ явленія внутренняго и внѣшняго міровъ вынуждена слить въ единую гармонію, приводя, въ концѣ концовъ, къ выводу о полнѣйшей цѣлесообразности законовъ мірозданія.

Отсюда Гегелевское, все разумно, и выводъ "Фихте": "цѣль нашего существованія вовсе не въ томъ, чтобы быть блаженными, а въ томъ, чтобы стать достойными блаженства."

Ибо разъ все во вселенной цѣлесообразно и разумно, то оно и прекрасно. Если же все прекрасно, то человѣкъ не имѣетъ права быть неудовлетвореннымъ. Если онъ страдаетъ, то только по недомыслію, не понимая гармоничности своихъ страданій, или потому, что не желаетъ, не умѣетъ приспособиться къ мудрымъ, прекраснымъ, цѣлесообразнымъ законамъ природы. Онъ долженъ понять это и долженъ безъ ропота и страха примириться со своею участью, какъ бы тяжела она ни казалась.

Такіе выводы, конечно, весьма слабое утѣшеніе для чувствующаго и страдающаго человѣка. Чѣмъ блестящѣе были теоріи, чѣмъ неотразимѣе доказательства мудрой цѣлесообразности, тѣмъ сильнѣе чувство горечи и безсилія, ибо изъ абсолютной цѣлесообразности нѣтъ уже никакого выхода. На этой почвѣ зародился ядовитый червь сомнѣнія, который превратился въ великолѣпную черную бабочку отрицанія, и на сцену выступила философія пессимистическая. Она окончательно отвергла всякую мысль о безсмертіи и, въ концѣ концовъ, пришла къ роковому выводу о полной безсмысленности человѣческой жизни, съ точки зрѣнія человѣческаго разума и чувства.

Область діалектики, въ которой оперировала философская мысль, утопила ее въ водоворотѣ фразеологіи. Она такъ далеко отошла отъ непосредственной жизни, что, наконецъ, въ ней не осталось ничего, кромѣ игры понятій, умственной гимнастики.

Современная роль философскихъ исканій великолѣпно характеризуется одной случайной фразой изъ письма типичнѣйшаго россійскаго интеллигента Станкевича:

-- Во Флоренціи мы перебалтывали логику, зимой думаемъ приняться за философію!

Оглядываясь на прошлое, должно, конечно, признать, что для умственнаго развитія человѣчества философія имѣла огромное значеніе, и этого совершенно достаточно, чтобы съ почтеніемъ обозрѣвать философскія руины прошлаго.

Но не надо забывать, что жизнь, это -- такая чудовищная машина, которая, въ конечномъ итогѣ, перерабатываетъ себѣ на потребу все, что угодно. Она используетъ и друзей, и враговъ, и яды, и лекарства, но въ большинствѣ случаевъ совсѣмъ не въ ту сторону, куда это предполагалось.

Безстрашно же оцѣнивая завоеваніе философской мысли въ смыслѣ прямого приближенія къ разрѣшенію задачи о смыслѣ и цѣли человѣческой жизни, нельзя не видѣть, что въ итогѣ получился -- если не нуль, то огромный вопросительный знакъ -- и только.

И если закатывается солнце вѣры, то и философская луна находится на ущербѣ.