Анархическое ученіе туго проникаетъ въ сознаніе массъ, ибо его идеалы слишкомъ туманны, а теоретики этого ученія не въ состояніи дать яснаго представленія объ анархическомъ строѣ. По выраженію Грава анархизмъ все еще только "хаосъ идей".

Лишь очень немногіе мечтатели и фантазеры могутъ удовлетвориться тѣми пышными, но лишенными всякаго реальнаго содержанія фразами "о свободной жизни свободныхъ людей на свободной землѣ", которыми, въ сущности, исчерпываются всѣ данныя о будущемъ анархическомъ строѣ человѣческаго общества.

Но человѣчество, какъ собраніе живущихъ и страдающихъ людей, не можетъ только мечтать. Оно нуждается въ точныхъ формулировкахъ, въ конкретномъ представленіи. Обреченное вѣчно зависѣть отъ мелочей своего быта, оно желаетъ въ реальныхъ чертахъ представить себѣ тотъ фантастическій міръ освобожденной личности, о которомъ такъ увлекательно говоритъ анархистская проповѣдь.

Однако, вожди анархической мысли лишь смутно намѣчаютъ путь къ этому міру, ловко прячась за всевозможные "смѣлые взлеты мысли" и ненависть къ закоченѣвшей догмѣ.

"Въ основу анархическаго міровоззрѣнія можетъ быть положенъ лишь одинъ принципъ -- безграничнаго развитія человѣка и безграничнаго расширенія его идеала* -- говоритъ Боровой.-- "Анархизмъ не знаетъ и не можетъ знать послѣдняго, совершеннаго строя, успокаивающаго всѣ человѣческіе запросы, отвѣчающаго на всѣ исканія. Сущность анархизма -- въ вѣчномъ безпокойствѣ, вѣчномъ отрицаніи."

Безграничное развитіе человѣка заложено въ основу жизни, это свойство жизни, и если анархическое ученіе сводится къ признанію этого факта, то исчезаетъ и надобность въ самомъ ученіи. Если же его сущность сводится къ вѣчной лихорадкѣ и отрицанію ради отрицанія, то оно не можетъ быть свѣтлымъ идеаломъ изстрадавшагося человѣчества, жаждущаго покоя и счастья.

Практическая же программа анархизма сводится къ необходимости полнаго разрыва съ прошлымъ, къ необходимости разрушенія всего стараго, дабы "голый человѣкъ на голой землѣ" (Андреевъ) могъ начать свое невѣдомое міру, строительство.

Въ воспоминаніяхъ Мечникова есть любопытная сценка, повѣствующая о посѣщеніи имъ извѣстнаго Бакунина.

Знаменитому естествоиспытателю, конечно, былъ глубоко чуждъ паѳосъ знаменитаго анархиста, который на вопросъ"что же будетъ на другой день послѣ анархическаго переворота?" отвѣтилъ, дѣлая широкіе жесты:

- Ну, этого предсказать нельзя! Непосредственная задача состоитъ въ томъ, чтобы не оставить камня на камнѣ, а тамъ уже будетъ видно, какъ строить новую жизнь!

Иного отвѣта, разумѣется, и быть не могло, при условіи полной искренности и отказа отъ звонкихъ, фразъ. Хотя современные анархисты и открещиваются отъ романтическаго анархизма временъ Бакунина, но ученіе, исходящее изъ необходимости пол іаго разрыва съ прошлымъ и жизнестроительства "изъ ничего", не можетъ не быть романтическимъ по существу.

Передъ духовнымъ окомъ вдохновеннаго апологета этого будущаго строя "въ плѣнительномъ ореолѣ встаетъ новое общество, общество всесторонне развитыхъ, свободныхъ личностей... Это новое общество объединяетъ безчисленное количество индивидуальныхъ способностей, темпераментовъ и энергій. Оно никого не изгоняетъ изъ своей среды, всѣмъ одинаково открываетъ доступъ къ счастію и жизни. Оно всѣмъ предоставляетъ право свободной иниціативы, свободной дѣятельности и свободной ассоціаціи, во всѣхъ возможныхъ видахъ и во всѣхъ возможныхъ цѣляхъ. Но ассоціаціи всегда измѣнчивой, мѣняющей свои формы въ зависимости отъ требованій своихъ членовъ. Это новое общество, будучи врагомъ разъ навсегда установившихся формъ, найдетъ гармонію въ равновѣсіи, всегда измѣнчивомъ подъ вліяніемъ разнородныхъ силъ. Дорогу освобожденной личности, да святится имя ея и да пріидетъ царствіе ея!.." (Левинъ)

Эта громовая Осанна, смахивающая на истерическій визгъ, рождаетъ горькое сомнѣніе въ серьезности вложенной въ нее мысли.

Въ концѣ концовъ она обличаетъ до крайности наивное идеалистическое представленіе о человѣкѣ, какъ о высшемъ существѣ, одаренномъ свѣтлымъ и благимъ духомъ. Для убѣжденнаго анархиста должно быть непререкаемой истиной, что освобожденный отъ всѣхъ оковъ человѣкъ направитъ всѣ силы своихъ воли и ума непремѣнно и единственно на общее благо.

Но всѣ естественно-научныя данныя о природѣ многообразной и до сихъ поръ полной неразгаданныхъ тайнъ природѣ человѣка противорѣчатъ такому представленію Достаточно обоснованнымъ является опасеніе, что неограниченно-свободныя ассоціаціи "безчисленнаго множества индивидуальныхъ способностей, темпераментовъ и энергій", организованныя "во всѣхъ возможныхъ цѣляхъ и видахъ", могутъ поставить себѣ, между прочимъ, и цѣли, грубо эгоистическія, прямо враждебныя той же свободѣ личности.

Вѣдь, какъ говоритъ Боровой, "проблемы права въ анархическихъ условіяхъ трактуются весьма неясно".

Весь ужасъ въ томъ, что принципъ неограниченной свободы личности совершенно не совмѣстимъ съ какимъ бы то ни было видомъ принужденія и кары. А потому, вмѣсто того, чтобы предполагать, будто неограниченная свобода будетъ личностью использована исключительно для "плѣнительнаго" устройства общей жизни, гораздо естественнѣе предположить, что она вернетъ человѣчество къ исходному положенію: къ самой безпощадной борьбѣ за существованіе всѣхъ противъ всѣхъ.

Не этой ли неограниченной свободой уже пользовался человѣкъ, когда вмѣстѣ съ дикими звѣрями бродилъ по полямъ и лѣсамъ доисторической эпохи, скаля зубы при встрѣчѣ съ себѣ подобными?

И не ради ли именно спасенія отъ этой жестокой свободы самыхъ грубыхъ инстинктовъ, человѣчество, съ усердіемъ и трудомъ, въ теченіе тысячелѣтій строило свое хрупкое, кровью и потомъ милліоновъ поколѣній слѣпленное зданіе цивилизаціи?

Конечно, призракъ неограниченной свободы всегда будетъ волновать воображеніе человѣчества, задавленнаго общественнымъ рабствомъ, но пока анархическая мысль не воплотитъ свой идеалъ въ реальныхъ образахъ, до тѣхъ поръ анархія будетъ лишь синонимомъ бунта и разрушенія.