Беженцев опустился на диван.
Ему было тяжело и душно. Почти в полуобмороке он тихо сказал:
-- Петя, налей самого холодного...
И вдруг почувствовал, что к нему склонилась благодатная тень.
Мягкая, нежная, ароматная рука провела по лбу и оставила горячий след.
Потом наклонилась еще ближе и засияла своими синими глазами. И горячая рука жмет ласково его холодную и влажную от волнения руку.
А сырой, но теперь тревожный голос Петеньки звучит:
-- Ты это про кого же, Евтихий?..
-- Эдвард... -- повторяет Ольга, и снова ее рука коснулась лба и снова он чувствует горячее рукопожатье.
А Беженцев, осторожно отстраняя эту, божественную теперь для него, руку, говорит вызывающе:
-- Про Ольгу Дмитриевну и про себя...
Курченинов съежился и пытался засмеяться
-- Ты шутишь...
-- Нисколько. Спроси Ольгу Дмитриевну.
А Ольга Дмитриевна уже стоит около мужа и смеется беззаботным смехом, как легкая стрекоза.
И властно успокаивает мужа, и Курченинов начинает смеяться тоже беззаботно.
-- Да, ведь, она у нас ненормальная, Евтихий, -- вторит Курченинов Ольге своим смехом. -- Психиатр один серьезно уверял, что у нее все нервные винты расшатались.
-- Теперь пить, пить, пить, -- перебила его нервно Ольга и протянула свой бокал Беженцеву.
-- Эдвард, ни слова! Пейте за мое счастье. За мое, -- я приказываю. За ваше я пила. Пила за вашу Аннабель Ли, хотя я ее ненавижу. А теперь за мое счастье. Вы не хотите мне его?
Беженцев видит опять кроткое, спокойное лицо и сияние синих глаз.
-- Ольга, -- он нарочно остановился, точно споткнувшись нечаянно, -- Дмитриевна, Ольга Дмитриевна, только за ваше счастье я и могу пить сейчас, сегодня, всегда.
-- Всегда -- это скучно. А теперь и только на эту минуту. Придет вторая минута, и мое счастье, быть может, изменится. А теперь, Петенька, хор, хор и поскорее.
Вбежали игривые венгерки. Степенно вошли цыгане. Отбрасывая назад волосы, гордо вошел аккомпаниатор, совсем юноша с синими кругами под глазами и воспаленными губами.
Пели много и долго. Курченинов не выдержал и подсел к юной венгерочке, которую целовал в коридоре. И прижался к ней своим ленивым телом, не замечая, какие брезгливые гримасы делает девушка, иронически переглядывавшаяся все время со своими подругами,
А Беженцев подсел смело к Ольге. Их плечи точно слились, -- так плотно прижались они друг к другу. И так сидели молча. И взаимные токи их жгли. И сердца одинаково дрожали, и одна и та же алчба наполняла их сознание, уже меркнущее под приливом страсти.
-- Я провожу тебя домой, -- тихо, не шевеля губами, шепчет ей Беженцев.
-- Как это сделать? -- еле уловимыми звуками отвечает она.
-- Ты скажешь, что тебе холодно и что хочешь поехать на автомобиле. Я его заранее приготовлю.
-- Хорошо.
И плечи слились еще сильнее...
Курченинов слишком больно ущипнул юную венгерочку, и она тихо заплакала.
Сразу все смутились. А больше всех Курченинов.
Он утешал венгерочку, бормотал какие-то бессвязные и глупые объяснения, совал ей в руки деньги, от которых она упорно отказывалась.
Беженцев вывел всех из затруднения. Он галантно поклонился хорам и провозгласил тост за всех прекрасных артисток, пение которых доставило им сейчас, пред отъездом, большое удовольствие.
Хорам было подано шампанское. Все выпили и шумной ватагой потянулись из кабинета. Молодая венгерочка, уходя, обернулась и ласково посмотрела на Беженцева. Он ответил ей такой же лаской. Курченинов сидел смущенный.
-- Теперь платить... -- сухо сказала Ольга. -- А потом я на тройке не поеду. Хочу в автомобиле.
-- Я сейчас, -- пробормотал конфузливо Курченинов. -- Сию минуту, моя родная.
-- Не беспокойся, -- прервал его Беженцев. -- Я пойду и распоряжусь. А ты пока заплати по счету. Вот моя доля.
И Беженцев, радостный, выбежал из кабинета.
И тотчас он натолкнулся на молодую венгерочку, которую обидел Курченинов,
-- А вы что здесь делаете? -- спросил он ее по-немецки, видя, что она одна и точно подслушивает у дверей.
А венгерочка с наивным, милым лицом тихо и стыдливо отвечает:
-- А я забыла взять у него деньги... которые он мне предлагал...
И смотрела на Беженцева глазами наивными и доверчивыми, и такими чистыми, точно их только что омыл первый майский дождь.
И Беженцев, не выдержав, крепко прижал к себе этот юный цветок, уже развращенный и зараженный ядом продажности, и, поцеловав ее в губы, протянул ей два золотых. И венгерочка, радостно улыбаясь, потянулась, благодарная, тоже к нему своими тонкими, невинными будто бы губками и сама крепко и профессионально-страстно поцеловала его.
Беженцеву сделалось неловко и он быстрыми шагами побежал к выходу.