Извозчик попался молодой и веселый.

-- На Ольгиевскую? Хорошо знаем... А вы будете приезжий?

-- Да. Из Москвы.

-- А как там извозчики?

Красинский засмеялся.

-- Что как?

-- Ну, значит, как? Штрафуют? Автомобили хлеб отбивают?

-- А ты про автомобили откуда же знаешь?

-- А слышали. Мы -- ярославские. Смышлены. Вот и приехали.

Красинский заплатил извозчику вдвое.

Ярославец осклабился и прибавил:

-- Ежели бы мне купить, значит, здесь автомобиль, -- житья не стало бы.

-- Почему? -- изумленно спросил Красинский.

-- Да исправник все ездил бы на нем к своей любовнице, да катал бы ее... У нашего хозяина вторую лошадь истребил. Уж больно лют на женщин и на нашего брата, извозчика...

Красинский смеялся. И сразу все впечатления скверной гостиницы сделались легкими и летучими. Испарились и уплыли из памяти. И только стоял невольно образ той молодой женщины, которая только что "начала", и у которой "здесь -- вот", "там -- вот". Кто она? Может быть, какая-нибудь несчастная жертва ананьевской тупой и гнусной жизни, темперамента господина исправника или своего собственного темперамента?

И ему почудился свежий, юный образ молодой, красиво сложенной девушки, от которой пахнет весной и в глазах которой цветут фиалки.

Разве сказать комиссионеру, чтобы он прислал эту "интересную вещь"?

И сделалось стыдно и больно за эту отвратительную мужскую привычку жадно откликаться на зовы всякого женского тела...

И, призвав на память дочурку, Красинский, серьезный и весь поглощенный любопытством от предстоящей встречи, быстро поднялся по лестнице указанной ему какой-то странной и лохматой фигурой, быстро проходившей к воротам.