Извозчик попался молодой и веселый.
-- На Ольгиевскую? Хорошо знаем... А вы будете приезжий?
-- Да. Из Москвы.
-- А как там извозчики?
Красинский засмеялся.
-- Что как?
-- Ну, значит, как? Штрафуют? Автомобили хлеб отбивают?
-- А ты про автомобили откуда же знаешь?
-- А слышали. Мы -- ярославские. Смышлены. Вот и приехали.
Красинский заплатил извозчику вдвое.
Ярославец осклабился и прибавил:
-- Ежели бы мне купить, значит, здесь автомобиль, -- житья не стало бы.
-- Почему? -- изумленно спросил Красинский.
-- Да исправник все ездил бы на нем к своей любовнице, да катал бы ее... У нашего хозяина вторую лошадь истребил. Уж больно лют на женщин и на нашего брата, извозчика...
Красинский смеялся. И сразу все впечатления скверной гостиницы сделались легкими и летучими. Испарились и уплыли из памяти. И только стоял невольно образ той молодой женщины, которая только что "начала", и у которой "здесь -- вот", "там -- вот". Кто она? Может быть, какая-нибудь несчастная жертва ананьевской тупой и гнусной жизни, темперамента господина исправника или своего собственного темперамента?
И ему почудился свежий, юный образ молодой, красиво сложенной девушки, от которой пахнет весной и в глазах которой цветут фиалки.
Разве сказать комиссионеру, чтобы он прислал эту "интересную вещь"?
И сделалось стыдно и больно за эту отвратительную мужскую привычку жадно откликаться на зовы всякого женского тела...
И, призвав на память дочурку, Красинский, серьезный и весь поглощенный любопытством от предстоящей встречи, быстро поднялся по лестнице указанной ему какой-то странной и лохматой фигурой, быстро проходившей к воротам.