пываютсн за въгћхавшей на дворъ тедјгой надежныа

ворота, и происходйтъ разговоръ, при свЈтВ слабо ми-

гающаго въ Фонар'Ь сальнаго огарка.

— Ты, что ль, Кузьма?

— Я самый, Вакулъ Ахметычъ! Чистые грвхи, скажу

тебј: покуда дог%халъ, скольКо этого страху набрался!..

Братанникъ-то мой нонеВ въ ночнАхъ ходить,—и запри-

м•вть онъ меня, да и крикъ подымать зачаль, коня

дђржитъ подъ уздцы... Звврь В'ћдь онъ для меня, чай

звашь?.. Однако, об'ћщадъ ему серебрушку дать, кань

назадъ погЬду; ну, отпустишь...

— Много ли привезъ-то?

Два развв пудовокъ девяти не-

вытянуть. Почемъ положишь то?

Забыдъ, что дь? Объявлялъ теб'В вечоръ: девяносто

пять...

— Что ты, что ты, братецъ ты мой?.. Ты обънвдндъ

рупь съ пятачкомъ; й то на пяточокъ мен•Ье противу

базарной 10ны!

— Разговаривать тутъ съ тобой!.. Не ладно, такъ

'Ьзжай назадъ.

Приказчикъ быстро уходить, унося съ собой и Фонарь;

мужикъ остается въ темную октябрьскую ночь посреди

чужого двора. Ругаясь и кляня „нехриста.собакуц, ко-

тораго, впрочемъ, онъ только•что называлъ братцемъ,

контрабандистъ кое-.какъ добирается до воротъ и пы-

тается ихъ распахнуть; но—увы!—они оказываютсн на

запорВ, и надежный замокъ, этакъ Фунтовъ въ десять

ввсомъ, самоувевренно виситъ передъ самымъ носомъ

попавшаго въ мышеловку простака. Чть туть будешь

*) Серебраваа монета.