— 374

то, — батюшки мои! — а они оба таит, .сидятъ, Вдать

что-то. Увидали меня—прямо за ножи схватились, а я—

еъ пустыми руками. Что тутъ девлать? Если бјжать —

не убВжишь отъ нихъ. Ну, думаю, была не была, вы-

ручай кума! И вхожу кь нимъ. „А голубчики, попа—

да грозно такъ.л—Казаки, веревокъ сюда!“

Казакъ мой, спасибо, не обробВлъ: мигомъ снялъ вожжи

съ пристяжныхъ и просунулъ и.хъ мнв “в'ь дверь. „Ро-

мановъ!— говорю одному изъ нихъ, — вяжи товарища! С

Вижу, лихоманка ихъ трясетъ, а я, знаете, все спокой-

H'be дћлаюсь. Береть мой Романовъ конецъ вожжи и

вяжетъ товарища,—здоровенный такой татаринъ быль.

у, поворачивайся ты теперь!“ говорю Романову; и

что.жъ вы думаете?.. вгЬдь поворачивается! Вяжу его

другимъ концомъ. „Выходи теперь, Вышли они,

смотрятъ по сторонамъ: стоить въ сторонкећ моя тройка,

да одинъ казакъ около дверей,—больше никого. „Гдгћ.жъ

у васъ• кађаки, ваше меня.

„Ха, ха, ха, да я одинъ, голубчики!..“ Такъ посмотрши

бы вы на нихъ, что съ ними тогда сдћда•лоеь: зубами

заскрипвли, глаза кровью налились, а дышать—сдовно

запаленые кони. Когда поотошли немного, говорятъ:

„виноваты, баринъ, оплошали мы маленько: думали, что

овинъ-то у васъ ощЬпленъ...“ И воть штука-то, батюшка

вы мой: кромв ножей, в•Вдь, два револьвера при нихъ

оказалось! Такъ воть она, надежда-то, какая бываеть:

я понадеЬндся — и ладно вышло: а они не понаоялись

на себя, оброб'Ьди—и сгибли... Впрочемъ, Романовъ,

слышно, опять гдв-то погуливаетъ: съ каторги уб•вгъ—

который уже разъ! Такой молодчина!..

Ну, и смћлости же въ ва.съ этой, Ксено•онтъ

Акимычъ, право, предостаточно!.. Однако, покорнгвйше