Какъ-никакъ, а самоваръ стоялъ на столѣ, и надо было приступить въ чаепитію; хотѣлъ было я тотчасъ позвать кого-нибудь изъ мужиковъ раздѣлить со мной компанію, но, заслышавъ, что они собираются завтракать, порѣшилъ пригласить ихъ послѣ завтрака. Въ сѣнцахъ слышалась обычная возня съ ложками и чашками. "Мамка, молочка хоцца!" -- плакалась 3-хъ лѣтняя дочка Михайлы.-- "Вотъ я те дамъ молочка! Не знаешь, нонѣ постъ?" -- сурово отвѣчала Дуняша.-- "Ну, картошки дай!" -- "На, отвяжись, мучитель!..."
-- Васильичъ! зайди, чайку выпить,-- говорю я, когда Михайло первымъ вышелъ во дворъ.
-- Благодарствуемъ, H. М.,-- отвѣчаетъ онъ.
-- Чего благодаришь, послѣ поблагодаришь! Заходи!...
-- Инъ чашечку выпить?... Оно послѣ п и щи-то хорошо!
Черезъ минуту Михайло входитъ ко мнѣ, успѣвъ уже всполоснуть руки и причесать волосы.
-- Ну, что "Молодчикъ"?
-- Готовъ!... Пошелъ за загородъ, да такъ со всѣхъ ногъ и брякнулся... Рядышкомъ и лежатъ. Какъ вмѣстѣ въ упряжкѣ шесть лѣтъ ходили, такъ вмѣстѣ и жизнь свою кончили.
-- Съ чего бы это напасть такая на вашихъ лошадей навалилась? Вѣдь, три штуки на одномъ дворѣ, а нигдѣ больше падежа не слыхать...
-- Съ глазу, извѣстно съ чего! А то чего же имъ не жить?
-- Михайло, я думалъ, ты поумнѣе будешь!... Охота тебѣ пустяки молоть! Какой тамъ "глазъ" завелся у васъ?
Михайло угрюмо дуетъ въ блюдце, допиваетъ чай и опрокидываетъ стаканъ.
-- Благодаримъ за чай, за сахаръ!
-- Не за что... Такъ съ глазу?
-- Вамъ, извѣстно, чудн о это... Вы вотъ по книгамъ, а мы теперича эти дѣла тоже хорошо знаемъ... Покорнѣйше благодаримъ!
Часа черезъ два я видѣлъ, какъ старый коренникъ вывезъ трупы своихъ сотоварищей въ оврагъ; тамъ съ нихъ содрали шкуры, чтобы выжать послѣднюю пользу изъ того, что и до рожденія, и въ теченіе своей жизни, и послѣ самой смерти составляетъ собственность хозяина. Хотя Болотовы были моими пріятелями, или, если хотите, именно поэтому, я посовѣтовалъ сельскому старостѣ понаблюсти, чтобы трупы лошадей были отвезены подальше отъ села и закопаны, какъ слѣдуетъ быть, въ землю, а не брошены на растерзаніе собакамъ.
Въ тотъ же вечеръ въ семьѣ Болотовыхъ произошла отвратительная сцена; можно было подумать, что не только лошади, но и сами хозяева испорчены "съ глазу". Василій сильно усталъ, снимая шкуры съ труповъ; онъ счелъ себя въ правѣ послѣ трудовъ пойти въ трактиръ выпить стаканчикъ-другой (путешествія эти онъ предпринималъ вообще очень часто, иногда по нѣсколько разъ въ день). Пропивъ имѣвшуюся у него мелочь, онъ захотѣлъ еще, но трактирщикъ въ долгъ не давалъ. Тогда Василій пошелъ домой и изъ кадки, стоявшей въ сѣнцахъ, отсыпалъ въ мѣшокъ съ полмѣры обще-семейскаго пшена, которое и поволокъ для обмѣна на живительную влагу. Нужно замѣтить, что въ то время, какъ Василій былъ на военной службѣ, хозяйство въ домѣ велъ Иванъ; главенство за нимъ осталось и послѣ того, какъ братъ пришелъ со службы, ибо Василій нерѣдко запивалъ, да и отъ хлѣбопашества отвыкъ, такъ что и самъ признавалъ, что хозяйство въ рукахъ Ивана будетъ лучше идти, нежели въ его; но въ пьяномъ видѣ Василій любилъ показывать себя хозяиномъ и напоминать, что онъ глава дома. Всѣ деньги хранились, по заведенному порядку, у Ивана, а Василью перепадали только тѣ, которыя онъ урывалъ у проѣзжающихъ; за то ужь если попадали ему въ руки прогоны, то изъ нихъ ни копѣйки не поступало въ семейскую кассу,-- все сполна оставлялось въ трактирѣ.
Напившись до безумія за счетъ семейскаго пшена, Василій вернулся домой; тамъ уже узнали о случившемся отъ мальчика, сына Ивана, видѣвшаго, какъ "дядя отсыпалъ себѣ пшена". И у Ивана, и у Терентьевны накипѣло на сердцѣ много горечи уже съ утра и они не могли упустить удобнаго случая излить ее на кого-нибудь; совершенно охмѣлѣвшаго Ваоилья стали они упрекать въ кражѣ пшена, въ пьянствѣ, въ утайкѣ прогоновъ и прочемъ; Василій освирѣпѣлъ.
-- Коли такъ, давай дѣлить пшено! Я съ своею частью что хочу, то и сдѣлаю: хошь въ день пропью! Никто мнѣ не указъ!
Онъ схватилъ мѣрку и сталъ ссыпать пшено въ другую кадку, много разбрасывая его по полу.
-- Оставь, разбойникъ!-- крикнула на него Терентьевна.
Василій размахнулся, и тяжелая мѣра съ хряскомъ ударилась въ стѣну на нѣсколько вершковъ полѣвѣе головы Терентьевны.
-- Душегубецъ!... На старости лѣтъ убитъ меня хочешь!-- заплакала старуха.
-- Ты что это, ошалѣлый чортъ, дѣлаешь? Вѣдь, ты бабу чуть не убилъ!... Я войду въ волость, скажу, чтобы тебя старинна въ холодную посадилъ!-- вмѣшался не совсѣмъ тактично Иванъ.
-- Уйди, убью!-- кричалъ окончательно разсвирѣпѣвшій Василій и съ подвернувшимся подъ руки полѣномъ кинулся на Ивана.
Тотъ ударился бѣжать.
Не знаю, чѣмъ могла бы кончиться эта безобразная сцена, еслибъ, на счастье и свое, и другихъ, Василій не споткнулся на ступенькахъ крыльца и не грохнулся со всего размаха о-земь, какъ колода; лишь только онъ упалъ, нервное раздраженіе его мгновенно стихло, хмѣль взялъ свое, и взбѣсившійся вояка тутъ же, близъ порога своего дома, заснулъ мертвымъ сномъ. Съ наступленіемъ ночи его за руки и за ноги перетащили въ сѣнцы, гдѣ онъ и проспалъ на полу до самаго утра.
На другой день на семейномъ совѣтѣ Болотовыхъ было рѣшено отслужить у себя молебенъ съ водосвятіемъ; впрочемъ, "совѣтъ" этотъ былъ чрезвычайно лакониченъ. За обѣдомъ Терентьевна, подавая за столъ кашу, сказала, ни къ кому прямо не обращаясь: "надо бы Богу помолиться..." На это Иванъ, послѣ нѣсколькихъ минутъ раздумья и безмолвнаго истребленія каши, отвѣтилъ: "да, надо бы!" Остальные молчали: Василій былъ вообще не словоохотливъ, а въ этотъ день, послѣ вчерашняго хмѣля, онъ былъ особенно угрюмъ; Михайло же и бабы подавать голосъ рѣшались вообще рѣдко,-- не въ обычаѣ это было. Подъ вечеръ, покончивъ домашнія работы, Иванъ одѣлъ новую поддевку изъ домашняго сукна, подпоясался кушакомъ и пошелъ къ отцу Петру.