За ночь навалило столько снѣгу, что я съ трудомъ пробрался къ занесенной сугробами двери небольшого, нѣсколько провинціальнаго на видъ домика господина Летажа, перваго стоящаго въ моемъ спискѣ друзей маркизы. На мой стукъ дверь открыла молодая, некрасивая служанка и провела меня по свѣтлой комнатѣ наверхъ.
Съ самаго низа слышные звуки клавесина смолкли, только когда я открылъ дверь въ большую, очень свѣтлую комнату. Молодой человѣкъ въ утреннемъ туалетѣ, безъ парика и въ голубыхъ чулкахъ съ бѣлымъ узоромъ поднялся мнѣ навстрѣчу отъ инструмента, на пюпитрѣ котораго лежалъ небольшой кусокъ бумаги и карандашъ, изъ чего я понялъ, что вижу передъ собой самого композитора, господина Летажа, достаточно извѣстнаго томными, свободными пѣсенками не только при дворѣ, но и въ большой публикѣ,
Первую минуту онъ нѣсколько смутилъ меня быстрыми движеніями и словами, произносимыми съ какимъ-то преувеличеннымъ одушевленіемъ.
-- Не называйте своего имени, -- воскликнулъ онъ, -- я васъ узнаю. Я хорошо помню, что я васъ видѣлъ. Ба, да вѣдь это самъ Прекрасный сдѣлалъ честь посѣтить меня! Повѣрьте, мы всѣ были заинтригованы вашимъ появленіемъ и такимъ же быстрымъ исчезновеніемъ. Вѣроятно, маркиза боялась показывать васъ. Да, да?
-- Маркиза арестована сегодня ночью, -- прервалъ я его наконецъ.
Казалось, онъ нѣсколько смутился, но заговорилъ еще быстрѣе:
-- Этого слѣдовало ожидать. Такая неосторожность. Она погубитъ насъ всѣхъ. Хорошо, что мы не сдѣлали рѣшительнаго шага.
Онъ быстро ходилъ по свѣтлой квадратной комнатѣ, размахивая руками, то останавливаясь противъ меня, то садясь у клавесина и беря на немъ нѣсколько аккордовъ.
Онъ былъ небольшого роста съ блѣднымъ, какъ бы утомленнымъ лицомъ и тонко подведенными голубой краской, несмотря на ранній часъ, глазами.
Неожиданно онъ повернулся ко мнѣ.
-- Вы нашъ другъ? Вы знаете все и готовы умереть за наше дѣло? Это очень серьезно!
Взглядъ его, острый и холодный, въ первый разъ остановился на мнѣ, такъ какъ до сихъ поръ онъ глядѣлъ куда-то въ сторону. Я смутился еще разъ, уже нѣсколько оправившись съ начала разговора.
Не дожидаясь моего отвѣта, Летажъ подошелъ къ портрету, закрытому густой вуалью и, вставъ на стулъ, откинулъ ее.
Въ розахъ былъ виденъ тонкій профиль дѣвушки. Золотая корона, какъ сіянье, вѣнчали ее; тонкимъ узоромъ портретъ былъ просѣченъ около глаза. Вглядѣвшись пристальнѣй, я узналъ сильно измѣненныя черты Маріи-Антуанеты, вѣроятно еще дофиной.
-- Королева! -- воскликнулъ я.
Онъ же нѣсколько минутъ не могъ оторваться отъ нея и съ какой-то новой улыбкой, обернувшись ко мнѣ, заговорилъ:
-- Развѣ мы не умремъ за нее. Великая королева; величайшая изъ носившихъ корону. Благостно расточившая намъ свою красоту. Любовница Вѣчности. Божественная. Вы не видали ея. Вы не касались ея. Что вы знаете. Что вы можете говорить о красотѣ и любви.
Его слова становились все менѣе понятными.
Наконецъ онъ закрылъ портретъ, слѣзъ со стула и сказалъ совсѣмъ просто:
-- Вы имѣете очень утомленный видъ. Вы отдохнете, а потомъ я представлю васъ друзьямъ, и мы подумаемъ, что дѣлать.
Онъ отвелъ меня въ сосѣднюю комнату, нѣсколько меньшую, но еще болѣе свѣтлую, такъ какъ солнце было прямо въ окно. По стѣнамъ было много шкаповъ; въ простѣнкахъ висѣло нѣсколько портретовъ съ таинственными надписями; на одномъ я узналъ толстаго Каліостро.
Вмѣсто постели я нашелъ низкій диванъ, покрытый мягкимъ ковромъ. Служанка растопила каминъ, и я заснулъ, согрѣвшись и слыша звукиклавесинаизъ сосѣдней комнаты.
Въ сумеркахъ я проснулся, чувствуя на себѣ чей-то взглядъ.
Господинъ Летажъ стоялъ передо мною совсѣмъ одѣтый къ выходу.