Три дня и три ночи высидѣлъ я въ комнатѣ Коме и въ первый разъ узналъ тревожную тоску, когда все будущее представляется тяжелымъ тупикомъ и мучительно мечтается о какомъ-то давно утерянномъ покоѣ.
Впрочемъ, Коме очень скоро сумѣлъ разсѣять мои мрачныя мысли. Кромѣ изряднаго куска копченаго гуся и бутылки, которую мы тотчасъ роспили, Коме принесъ пресмѣшной костюмъ: желтыя нанковыя панталоны, уродливый камзолъ чуть не до пятъ и красный колпакъ. Самъ одѣтый въ такой же точно, онъ этотъ предложилъ мнѣ въ замѣну, какъ онъ выразился, моихъ тряпокъ, совершенно не идущихъ къ добрымъ гражданамъ прихода св. Якова, каковыми мы теперь должны стать, чтобы избѣжать участи всѣхъ нашихъ друзей, -- маркизовъ, герцоговъ, виконтовъ и прочей швали, въ компаніи съ которыми не такъ трудно отправиться къ праотцамъ гораздо скорѣе, чѣмъ предполагаешь.
Изъ этихъ словъ, хотя и произнесенныхъ съ шуточной гримасой, я понялъ, что положеніе дѣлъ очень печально.
-- Впрочемъ, -- добавилъ Коме,-- если держать ухо востро, то еще можно кое-чѣмъ поживиться и отъ падали.
Я обѣщалъ ему повиноваться во всемъ, такъ какъ быть покинутымъ этимъ человѣкомъ казалось мнѣ послѣднимъ концомъ.
Низкая, видимо наскоро приспособленная для клуба комната была уже биткомъ набита, и, протискиваясь сначала за Коме, я вскорѣ застрялъ среди какой-то очень подозрительной компаніи.
Гдѣ-то далеко говорилъ не видный и почти не слышный ораторъ. Слова его заглушались привѣтственными криками и аплодисментами.
Женщины рядомъ со мной, объявляя, что онѣ помрутъ отъ жары, сняли свои кофты, оставаясь въ однѣхъ юбкахъ.
Мужчины весьма недвусмысленно ухаживали за ними.
-- Луи, не нажимайте такъ сильно. Право, такъ даже вредно, -- жеманно пищалъ кто-то.
-- Чьи это руки? Уберите ихъ. Вѣдь, это нахальство.
Было такъ тѣсно, что и въ самомъ дѣлѣ нельзя было разобрать, чьи руки и тѣла сплетались вокругъ.
-- Душечка, какая же добрая санкюлотка стала бы обращать вниманіе на такіе пустяки.
-- Только одинъ разъ.Только одинъ разъ, -- шептались около меня.
Тщетно пытался я или пробраться впередъ или вернуться къ выходу.
Какая-то молодая еще женщина, замѣтивъ мои усилія, засмѣялась и сказала:
-- Что, мальчикъ, тебѣ, кажется, не нравится общество истинныхъ патріотовъ. Или это я возбуждаю тебя, что ты такъ ерзаешь.
-- Стану я обращать вниманіе на всякую тварь, -- отвѣтилъ я довольно нелюбезно, стараясь отдѣлаться отъ новаго затрудненія, такъ какъ она, кажется, уже обнимала меня, пользуясь давкой, а мнѣ сейчасъ было совсѣмъ не до того. Вѣроятно, скандалъ не кончился бы такъ скоро, если бы Коме, наконецъ, не протискался и не освободилъ ловкимъ ударомъ меня изъ рукъ женщины, оравшей во все горло, что я недотрога и навѣрно шпіонъ.
Мы оставили залу какъ разъ въ ту минуту, когда среди сравнительной тишины раздался рѣзкій, слегка гнусавый голосъ новаго оратора:,
-- Кто не сумѣлъ принять благодѣтельныхъ даровъ священной свободы -- для тѣхъ смерть. Жизнь и счастье отнынѣ не тиранамъ, а только свободнымъ, братски равнымъ гражданамъ. Такъ...
На улицѣ мы подождали спутниковъ Коме, въ которыхъ я узналъ подъ уродливыми костюмами изящныхъ знакомыхъ Летажа и его друзей.
Они тоже, кажется, узнали меня, но мы ни словомъ не выдали другъ друга, молча отправившись за Коме. Онъ привелъ насъ въ заднюю комнату небольшого кабачка, съ толстымъ хозяиномъ котораго обмѣнялся условнымъ знаками.
Оставшись наединѣ, мы могли узнать другъ друга и дать волю языкамъ, такъ какъ событій самыхъ удивительныхъ и печальныхъ произошло за эти дни множество, и уже многихъ нашихъ друзей мы могли оплакивать на досугѣ.
Поговоривъ сначала о дѣлахъ для меня совершенно непонятныхъ, о какихъ-то запискахъ, каретахъ на условленномъ мѣстѣ, запасахъ оружія и тому подобномъ, Коме сказалъ, что для отвода глазъ необходимо спросить вина и перекинуться картами. Друзья наши охотно согласились. Коме высыпалъ горсть золотыхъ и колоду картъ; каждый послѣдовавъ его примѣру, вынулъ свой кошелекъ, нѣкоторые довольно туго набитые, какъ мы скоро убѣдились.
Уже игра была въ самомъ разгарѣ, когда Коме выкинулъ штуку, сначала принятую за шутку, а потомъ показавшуюся мнѣ очень остроумной.
Разговоръ зашелъ о новыхъ порядкахъ, и мы много смѣялись надъ напыщенностю рѣчей даже самыхъ обыкновенныхъ по смыслу, которыми заговорили мясники и парикмахеры, вдругъ очутившіеся во главѣ правленія.
Вставъ въ торжественную позу, Коме сказалъ, какъ бы передразнивая кого-то:
-- Ни съ мѣста. Я арестую васъ всѣхъ. Всѣ ваши замыслы выданы вѣрнѣйшему слугѣ республики.
Прежде чѣмъ кто-нибудь успѣлъ опомниться, онъ распахнулъ дверь, заложенную крючкомъ, и мы увидѣли цѣлый отрядъ городской милиціи.
Пока солдаты справлялись съ арестованными, мы ловко, хотя и безъ уговора, припрятали ихъ кошельки и важно вышли на улицу.