Подъ именемъ Шарля Ледо, благодаря помощи друзей, мнѣ удалось выѣхать изъ Парижа въ тотъ же день съ сѣвернымъ дилижансомъ.
Двадцать дней я провелъ въ дорогѣ, измѣняя направленія пути, чтобы заместь слѣды, въ случаѣ если бы за мной слѣдили, нигдѣ не останавливаясь даже на одну ночь.
Въ душномъ, пыльномъ дилижансѣ, почти не зная сна, даже не представляя, гдѣ и когда кончатся мои скитанія, я прибылъ въ М., яснымъ, по-весеннему холоднымъ утромъ, въ самомъ отвратительномъ настроеніи, намѣреваясь остановиться здѣсь только для перемѣны лошадей.
Наблюдатель за станціей, высунувъ голову въ ночномъ колпакѣ изъ-за двери, объявилъ что лошадей нѣтъ и не будетъ до вечера. Напрасно я ругался и проклиналъ его всѣми проклятіями, когда-либо слышанными мною; любезно предложивъ мнѣ доспать недоспанное время, онъ оставилъ меня въ первой комнатѣ и заперъ дверь за собою на ключъ.
Видя, что ничего другого не остается дѣлать, я легъ и моментально заснулъ какъ убитый. Солнце прямо въ глаза и мухи, забравшіяся наконецъ подъ платокъ, которымъ кто-то предупредительно закрылъ мнѣ лицо, разбудили меня, вѣроятно, около полудня.
Хозяинъ, съ которымъ утромъ я имѣлъ столь нелюбезный разговоръ, прошелъ по комнатѣ въ парадномъ костюмѣ и, увидѣвъ, что я уже проснулся, съ привѣтливой улыбкой предложилъ мнѣ умыться и позавтракать. Пока я приводилъ себя въ нормальный видъ, онъ выболталъ мнѣ всѣ мѣстныя новости и пригласилъ провести на почетное мѣсто въ сегодняшнемъ праздникѣ.
На небольшой площади у ратуши уже собрался весь городъ. Солнце празднично отражалось на желтыхъ и розовыхъ платьяхъ барышень и красныхъ шарфахъ должностныхъ лицъ.
Двѣнадцать дѣвицъ въ бѣлыхъ платьяхъ причастницъ уже посадили въ зеленую кадку чахлое деревцо -- эмблему вѣчной свободы и тоненькими голосами пѣли, кокетливо опуская глаза, кровожадный гимнъ монтаньяровъ.
Слушая рѣчь мэра, толстаго человѣка, безпрестанно утиравшагося платкомъ и по бумажкѣ говорящаго о честномъ трудѣ и отдыхѣ подъ смоковницей свободы, я подумалъ въ первый разъ, какъ можетъ быть тиха и трогательна жизнь въ этомъ маленькомъ чистенькомъ городкѣ.
-- Вы, вѣроятно, пріѣзжій? -- спросилъ почтеннаго вида гражданинъ, уже давно съ любопытствомъ поглядывающій на меня.
-- Да, я только сегодня пріѣхалъ изъ Ліона, -- отвѣтилъ я, не безъ удовольствія, поддерживая этотъ простодушный разговоръ.
Скоро мы уже бесѣдовали съ господиномъ Пижо (такъ звали моего новаго знакомаго) совсѣмъ дружески.
-- Право, я посовѣтовалъ бы вамъ остаться у насъ. Лучшаго мѣстоположенія трудно желать, -- съ большимъ жаромъ отвѣчалъ онъ на мое признаніе, что я ищу спокойнаго и мирнаго пристанища, имѣя небольшой капиталъ, который я хотѣлъ бы вложить въ надежное и несложное дѣло.
Я улыбался на его убѣжденія, лѣнясь что-нибудь возражать или утверждать,
-- Моя дочь, -- представилъ мнѣ господинъ Пижо дѣвушку съ бѣлыми косами въ розовомъ платьѣ, съ большимъ бантомъ, низко присѣвшую на мой церемонный поклонъ.
Мои манеры произвели, кажется, большое впечатлѣніе на старика. Посовѣтовавшись со своей сестрой, тоже представленной мнѣ, господинъ Пижо пригласилъ меня къ обѣду, за которымъ онъ не переставалъ развивать свои планы.
Я давно не чувствовалъ себя такъ легко. Медленно протекалъ простой, но обильный обѣдъ; еще медленнѣе послѣобѣденное время, когда самъ господинъ Пижо ушелъ спать, а дамы занимали меня, показывая свои работы и портреты родственниковъ въ гостиной. Въ сумеркахъ я, все-таки, простился съ ними, сказавъ, что лошади, вѣроятно, уже ждутъ меня.
По приказанію отца, Жозефина сорвала вѣтку душистаго горошка и, покраснѣвъ, посадила ее въ мою петлицу.
Идя вдоль длиннаго забора, изъ-за котораго свѣшивались цвѣтущія яблони и доносились звуки флейты, я подумалъ, что въ сущности ничто не гонитъ меня дальше.
Загадавъ, что если лошади уже готовы, -- я ѣду, если нѣтъ, -- остаюсь, я весьма удивилъ и даже, кажется, разстроилъ хозяина станціи, кротко сказавъ, что такъ какъ лошадей нѣтъ, то и не надо, и попросивъ позволенія прожить нѣсколько дней, пока я пріищу подходящее помѣщеніе.