ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

I.

Городъ Велико-Ѳедорскъ благоденствовалъ по прежнему; сады его процвѣтали и велико-ѳедорскія губернскія вѣдомости отъ времени до времени сообщали весьма интересныя извѣстія, какъ въ такой-то торжественный день утромъ было совершено молебствіе, послѣ коего былъ завтракъ или обѣдъ, радушно предложенный градскимъ главой почетнымъ гражданиномъ Синебрюховымъ, а вечеромъ было гулянье на Чернорѣченскомъ скверѣ, гдѣ играла баталіонная музыка. "Еще три года назадъ" -- писалъ мѣстный лѣтописецъ, онъ же и редакторъ, -- "на мѣстѣ этого прекраснѣйшаго сквера былъ съ одной стороны оврагъ, въ который валили навозъ, а съ другой извергающее тлетворные міазмы болото. Но вдругъ, какъ-бы по манію волшебнаго жезла, закипѣли работы и на мѣстѣ оврага и болота явился великолѣпнѣйшій скверъ, усаженный рядами душистыхъ липъ" и пр. За тѣмъ слѣдовало подробное описаніе красотъ сквера и въ заключеніе скромно замѣчалось, что волшебникъ, сдѣлавшій это превращеніе, былъ никто иной, какъ начальникъ губерніи -- его превосходительство Петръ Алексѣевичъ, который и пр. И вдругъ, посреди этого благоденствія, пронеслась потрясшая всѣ верхніе слои губерніи вѣсть: "нашего-то по шапкѣ!"

Извѣстно, что во всѣхъ губерніяхъ по крайней мѣрѣ разъ въ мѣсяцъ проносится извѣстіе о смѣнѣ начальника края и если онъ -- лицо значительное, то для очищенія ему достойной ваканціи дѣлаются соотвѣтствующія перемѣщенія и въ высшихъ слояхъ администраціи. Однако на сей разъ новость оправдалась и не успѣли еще приняться насаженныя волшебникомъ деревья свободы, какъ этотъ волшебникъ, онъ же и добрѣйшій Петръ Алексѣичъ, былъ причисленъ къ министерству.

Пошли толки, кто будетъ назначенъ на губернаторство. Называли съ десятокъ самыхъ иногда невѣроятныхъ кандидатовъ. Нѣкоторые начали жалѣть о смѣненномъ, большинство было довольно; все-таки съ новымъ губернаторомъ будетъ хоть что-нибудь да новое, все хоть разнообразіе, по крайней мѣрѣ. Масса дворянства положительно радовалась смѣнѣ -- и, не смотря на то, всѣ затѣвали прощальный обѣдъ! Правда, нѣкоторые изъ живущихъ въ городѣ помѣщиковъ заявляли, что они ему, такому-то и сякому, пустыхъ щей не дадутъ; однако, когда предложили имъ подписной листъ, то одинъ по одному подписались, находя, что "неловко-де". На обѣдѣ городское общество прочло постановленіе, которымъ положило испросить дозволеніе на поднесеніе любимому начальнику почетнаго гражданства города Велико-Ѳедорска; наличные дворяне, разчувствовавшись совершенно, забыли свои неудовольствія, кричали въ честь отъѣзжающаго "ура" громче другихъ и, въ отвѣтъ на прощальный спичъ, даже плавали и лобызались безъ конца! Въ заключеніе они рѣшили, что хотя онъ противъ дворянства былъ отчасти и свинья, но что онъ, впрочемъ, человѣкъ добрый, а во всемъ виноваты подлецы Камышлинцевъ и Мытищевъ.

Едва проводили съ пикниками и разными оваціями одного начальника, едва вступившій въ отправленіе его должности вице-губернаторъ успѣлъ раза три обидѣться, что ему не оказываютъ должнаго уваженія, "манкируютъ",-- какъ пришла телеграмма, извѣщавшая о совершенно неожиданномъ назначеніи. Молодой Нобелькнебель, произведенный въ чинъ дѣйствительнаго статскаго совѣтника, извѣщалъ о своемъ назначеніи исправляющимъ должность Велико-Ѳедорскаго губернатора и о времени своего пріѣзда (приготовиться-де меня встрѣтить!)

Назначеніе Нобелькнебеля произвело два совершенно разнородныя впечатлѣнія: чиновничество опечалилось, потому что про новаго начальника извѣстно было, что онъ "ой-ой-ой!" Дворянство же питало нѣкоторыя пріятныя надежды, ибо знало его консервативный образъ мыслей. Въ назначенный срокъ дѣйствительно явился новый градоначальникъ, встрѣченный на дорогѣ трепетавшими становыми; боявшимися исправниками и почтительно потрухивавшими гражданами съ хлѣбомъ и солью. Въ губернскомъ городѣ Велико-Ѳедоровѣ готовили обѣдъ и запасали саженнаго осетра, ибо какой же оффиціальный обѣдъ безъ осетра?

Однако же, юный годами, но старый мудростью, начальникъ съ самаго начала нѣсколько поразилъ общія ожиданія и сбилъ ихъ съ толку. На другой же день своего пріѣзда, на общемъ пріемѣ, раскланявшись наивѣжливѣйшимъ образомъ,-- причемъ не только съумѣлъ сохранить, но даже какъ-то еще болѣе возвысить собственное значеніе, -- юный Нобелькнебель сказалъ, что назначенный занимать постъ начальника Велико-Ѳедорской губерніи въ настоящее трудное и знаменательное время, онъ считаетъ священной обязанностью строго руководствоваться какъ буквой, такъ и духомъ закона, и употребитъ всѣ старанія, чтобы наблюдать за огражденіемъ правъ и удовлетвореніемъ нуждъ какъ благороднаго, такъ и освобождаемаго сословія. Онъ выразилъ при этомъ надежду, что благородное дворянство и усердіе господъ служащихъ облегчатъ ему исполненіе этой задачи.

Изъ этихъ словъ какой-нибудь сплетникъ пожалуй могъ бы заключить, что Нобелькнебель не сказалъ ничего кромѣ общихъ мѣстъ; но жители Велико-Ѳедорска не хуже любыхъ журналистовъ, комментирующихъ тронныя рѣчи, отличающіяся подобнымъ же содержаніемъ, изъискивали таинственный смыслъ и скрытую мысль въ каждомъ словѣ и хотя приходили смотря по партіямъ и по темпераменту къ совершенно противоположнымъ выводамъ, но въ душѣ никто съ увѣренностью не могъ сказать, что новый губернаторъ будетъ дѣйствовать въ его духѣ. Не смотря на это, всѣ, съ свойственнымъ рускому человѣку оптимизмомъ, нашли, что Нобелькнебель сказалъ очень хорошую рѣчь и что сначала нельзя же такъ всему и высказаться, а надо посмотрѣть, что будетъ. И затѣмъ, питая отрадныя недежды, возложили упованіе на Всевышняго, а новымъ назначеніемъ остались покуда довольны.

Не совсѣмъ-то остались довольны только люди, которые, по своимъ отношеніямъ къ новому начальнику, казалось бы, болѣе всѣхъ имѣли право радоваться этому назначенію, а именно: Мытищевъ и Камышлинцевъ. Они много не говорили объ этомъ, но, при полученіи извѣстія, на ихъ лицахъ промелькнуло тайое выраженіе, какъ будто они понюхали чего-нибудь нехорошаго; однако изъ уваженія къ Ольгѣ промолчали. Впрочемъ, молодой администраторъ при первомъ же свиданіи нѣсколько примирилъ ихъ съ собою. Онъ откровенно сознался, что ошибался въ прежнихъ предположеніяхъ, что правительство рѣшилось на мѣры гораздо болѣе существенння, нежели ожидали, что излеченіе стараго зла будетъ гораздо радикальнѣе, что въ Петербургѣ очень довольны дѣятельностью велико-ѳедорскаго губернскаго присутствія, но что желательно только, чтобы оно воздержалось отъ нѣкоторыхъ увлеченій, "впрочемъ совершенно понятныхъ въ новомъ дѣлѣ и въ высшей степени благородныхъ"; онъ прибавилъ, что онъ вполнѣ увѣренъ, что не разойдется съ образомъ мыслей уважаемыхъ сослуживцевъ, и затѣмъ искреннѣйше пожалъ ихъ руки и взялъ на домъ извѣстное темрюковское дѣло, чтобы хорошенько ознакомиться съ нимъ.

Вообще замѣтно было, что новый духъ, если не повліялъ на сущность убѣжденій молодаго администратора то во многомъ видоизмѣнилъ ихъ: на нѣкоторыя вещи, которыя прежде возмущали его, онъ смотрѣлъ снисходительно; противъ другихъ, къ которымъ прежде относился равнодушно, гремѣлъ демосѳеновскимъ краснорѣчіемъ, а въ кружкѣ близкихъ даже просто либеральничалъ. Такъ, напримѣръ, онъ разгромилъ одну мелкопомѣстную барыню, давшую по старой памяти тычка своей кухаркѣ, и взиралъ безъ гнѣва на лѣса бакенбардъ и бородъ, которыми обросли нѣкоторые неподчиненные ему совѣтники; но когда замѣтилъ такую же растительность у одного столоначальника губернскаго правленія, то не выдержалъ и задалъ такую пудру не только ему, но и его начальникамъ, что вся администрація сочла за нужное выбриться и остричься наигладчайшимъ образомъ.

Между тѣмъ знакомая намъ семья слилась еще плотнѣе. Что связь Мытищевой съ Камышлинцевымъ продолжается съ вѣдома мужа -- въ томъ не сомнѣвался въ Велико-Ѳедорскѣ ни одинъ скептикъ; да кажется, и самъ Мытищевъ убѣдился въ справедливости пословицы, что шила въ мѣшкѣ не утаишь, и -- что еще замѣчательнѣе -- мало смущался: такъ велика сила времени и привычки. Разумѣется, не укрылось это сожительство и отъ брата Мытищевой. Она, признаться, зная строгость его мнѣній относительно брака и семьи, даже побаивалась нѣсколько его вмѣшательства: не то чтобы оно могло повліять на Мытищева или поколебать ея отношенія въ Камышлинцеву, но братъ могъ возстановить противъ нея мать и отца, которые теперь болѣе чѣмъ когда-либо гордились сыномъ и смотрѣли на все его глазами. До его пріѣзда они притворялись, что ничего не знаютъ, и въ семейную жизнь дочери и зятя не вмѣшивались. Боялась также Ольга наставленій и нравоученій брата, которыя онъ такъ любилъ читать. Но къ удивленію ея, братъ не только не вмѣшивался въ ея жизнь и не старался разстроить ея отношеній къ Камышлинцеву, но нѣкоторыхъ образомъ гордился ими и поступкомъ Мытищева. Онъ поговаривалъ при случаѣ, что пора относиться сознательнѣе къ старымъ предразсудкамъ и смотрѣть вещамѣ прямо въ глаза, не прибѣгая къ изворотамъ и обманамъ, -- что семья, какъ основа гражданства, ничего отъ этого не теряетъ, и пр. Словомъ, онъ консерваторствовалъ либеральнѣйшихъ образомъ или, пожалуй, либеральничалъ наиконсервативнѣйшимъ образомъ и старался примирить эти противоположности -- искусство въ то время еще совершенно новое и только-что открытое догадливыми и ловкими людьми.

А какъ между тѣмъ отразились новыя условія жизни на взаимныхъ отношеніяхъ Мытищевой и Камышлинцева? Камышлинцевъ былъ ими почти доволенъ. Они не отнимали у него времени на ухаживаніе, встрѣчи и мелкія услуги, на которыя такъ много нужно свободнаго времени, что люди, ничѣмъ не занятые, кажется, за что и любятъ особенно самый процессъ волокитства. Камышлинцеву не нужно было тратить на этотъ пріятный предметъ времени, котораго у него было не слишкомъ много, и вмѣстѣ съ тѣмъ онъ испытывалъ всѣ удовольствія семейной жизни и отдохновенія послѣ работы съ милой и любимой женщиной. Въ прежнее время, когда онъ не зналъ, что дѣлать съ собой, и въ любви искалъ жизни и волненія, -- это было бы не по немъ, но теперь эту безпокойную потребность дѣятельности, эту жизнь жизни составляло дѣло, достаточно захватывающее и занимающее всего его. Ему въ любви хотѣлось теперь отдохновенія, и настоящія отношенія давали ему это. Но чѣмъ былъ не совсѣмъ доволенъ Камышлинцевъ, это -- равнодушіемъ Ольги къ его дѣлу. Она ему сочувствовала вообще какъ доброму, хорошему дѣлу, но не понимала, какъ можно было увлекаться имъ до забвенія собственныхъ выгодъ, класть въ него свою душу. "Ахъ, какъ мнѣ надоѣло ваше дѣло", говорила она мужу и Камышлинцеву, когда они при ней заводили о немъ рѣчь. "Только и хорошаго вамъ отъ него, что перессорились со всѣми! Развѣ нельзя такъ вести его, чтобы никого не вооружать противъ себя? Вотъ напримѣръ Анисимъ Семенычъ".

Анисимъ Семенычъ былъ членъ губернскаго присутствія, по выбору дворянъ, и имѣлъ талантъ угождать и нашимъ, и вашимъ, но такъ, чтобы прежде всего угодить себѣ.

-- Ну, Анисимъ Семенычъ исключеніе,-- говаривалъ Камышлинцевъ, который его не долюбливалъ, -- онъ сдѣланъ изъ того трико, что танцовщицы носятъ: на всякаго впору!

-- А знаете, Камышлинцевъ, что у васъ замѣтно эгрируется характеръ?-- замѣчала Ольга.-- Это еще пріятное послѣдствіе вашего дѣла!

И замѣчаніе ея было вѣрно. Характеръ у Камышлинцева сталъ дѣйствительно раздражительнѣе, желчнѣе, хотя онъ этимъ мало огорчался.

-- Тѣмъ хуже для тѣхъ, кто вызываетъ меня противъ себя,-- отвѣчалъ онъ.-- Надо быть рыбой, чтобы оставаться хладнокровнымъ посреди всего, что дѣлается кругомъ.

-- А меня, -- вы тоже къ рыбамъ причисляете? спрашивала Ольга.

-- Пожалуй!-- улыбаясь отвѣчалъ Камышлинцевъ,-- въ золотымъ рыбкамъ!

-- Которыми развлекаются, но изъ которыхъ ухи не сваришь?-- спрашивала она.

-- Совершенно такъ,-- отвѣчалъ Камышлинцевъ:-- вы принадлежите больше въ разряду пріятнаго, чѣмъ полезнаго.

-- Но по крайней мѣрѣ, ни въ какомъ случаѣ не къ скучному,-- заключила Ольга.

Камышлинцевъ весело принялъ эту пилюльку и былъ очень доволенъ. Но не такъ довольна была Ольга, и главное -- отъ того, что доставляло удовольствіе Камышлинцеву.

Ольгѣ дороги были въ любви именно волненія, тайна, біенія и замиранія сердца; любовь была ей дорога потому, что наполняла и разнообразила безцвѣтную и однообразную жизнь, и вдругъ все это было отнято отъ любви, любовь приняла какое-то законное теченіе, словомъ, у нея явился другой мужъ и исчезъ любовникъ, Ольга все это сознавала и если не называла по имени, то начинала чувствовать. Неизвѣстно, чѣмъ бы это кончилось, еслибъ не явилось новое обстоятельство, поглотившее ея вниманіе. Ольга начала чувствовать себя не совсѣмъ хорошо. Появились тошнота, головокруженіе и другіе припадки. Камышлинцевъ встревожился, Мытищевъ былъ тоже не совсѣмъ равнодушенъ и совѣтовалъ обратиться къ врачу, но болѣзнь объяснилась весьма естественно. Однажды, когда Ольга осталась наединѣ съ Камышлинцевымъ, она, нѣсколько покраснѣвъ, полусмущенная, полудовольная, сказала ему:

-- Я беременна.

Камышлинцевъ отвѣчалъ на это тѣмъ, что обнялъ и горячо расцаловалъ ее. Когда поцалуи кончились, явился тотчасъ вопросъ: а что же онъ, т. е. мужъ?

-- Надо сказать ему,-- сказалъ Камышлинцевъ.

Ольга, не любившая рѣшительныхъ мѣръ, держалась прежняго: laissez aller, laissez faire.

-- Зачѣмъ!-- возразила она, -- онъ безъ того, я думаю, догадывается. Во всякомъ случаѣ догадается когда-нибудь,-- прибавила она и сама разсмѣялась своему замѣчанію.

-- Нѣтъ! объ этомъ надо переговорить серьезно,-- сказалъ Камышлинцевъ.-- Тутъ вопросъ о наслѣдствѣ; я самъ переговорю съ нимъ.

Ольгу это неожиданное воззрѣніе нѣсколько озадачило; она никакъ не ожидала такого запутаннаго вопроса.

-- Какъ знаешь!-- сказала она въ раздумьи.

Дѣйствительно, на другой или третій день, Камышлинцевъ, улучивъ удобное время, сказалъ Мытищеву:

-- Я долженъ съ вами переговорить объ одномъ важномъ обстоятельствѣ. Вы можетъ быть замѣтили уже сами болѣзнь Ольги Ѳедоровны: она беременна.

Камышлинцевъ смотрѣлъ на Мытищева нѣсколько смущенно. Мытищевъ дѣйствительно догадывался объ этомъ, хотя положительно не былъ увѣренъ. Во всякомъ случаѣ извѣстіе это, какъ и все, напоминавшее ему объ измѣнѣ жены, кольнуло его и онъ покраснѣлъ немного, но потомъ оправился.

-- Что же, поздравляю васъ!-- отвѣтилъ онъ повидимому спокойно и безъ всякаго оттѣнка насмѣшки или недоброжелательнаго чувства.

-- Я счелъ нужнымъ во всякомъ случаѣ сообщить вамъ объ этомъ,-- сказалъ Камышлинцевъ.-- Обстоятельство это особенно важно потому, что съ нимъ связано право на наслѣдство; поэтому я не знаю, захотите ли вы сдѣлать его гласнымъ.

-- Положимъ, я бы не захотѣлъ этого. Какимъ же образомъ вы скроете все?-- спросилъ Мытищевъ.

-- Можно было бы придумать что-нибудь, напримѣръ поѣздку за границу. Тогда конечно я принялъ бы на себя воспитаніе и обезпеченіе ребенка.

-- Ну, это излишне,-- замѣтилъ хладнокровно Мытищевъ;-- я долженъ вамъ сказать, что если принимаю какое-нибудь рѣшеніе, то принимаю его зрѣло и обдуманно со всѣми его послѣдствіями. У меня нѣтъ близкихъ наслѣдниковъ, которыхъ бы я любилъ и за которыми бы хотѣлъ закрѣпить мое состояніе. Сынъ брата Василія мнѣ мало симпатиченъ -- да онъ и обезпеченъ. Я думаю, что дѣтей любятъ не столько потому, что въ нихъ своя кровь, сколько по привычкѣ къ нимъ, какъ своимъ воспитанникамъ. Слѣдовательно я могу привязаться и къ дѣтямъ моей жены и имя мое они могутъ носить не хуже другаго. Объ этомъ нечего безпокоиться.

-- Во всякомъ случаѣ я счелъ обязанностью предупредить васъ и узнать ваше мнѣніе,-- сказалъ Камышлинцевъ.

Мытищевъ на это кивнулъ головою, не то благодаря за вниманіе, не то давая знать, что разговоръ конченъ.

Вечеромъ Камышлинцевъ передалъ этотъ разговоръ Ольгѣ. Не смотря на то. что онъ ее успокоилъ и снялъ нѣкоторую заботу, на другой день, когда Ольга сидѣла по обыкновенію за самоваромъ вдвоемъ съ мужемъ (Камышлинцевъ не всегда приходилъ къ утреннему чаю), она была смущена и все что-то у ней не клеилось. Мытищевъ замѣтилъ это и говорилъ все время о разныхъ постороннихъ предметахъ. Но когда за вторымъ стаканомъ Мытищевъ хотѣлъ закурить сигару, онъ будто что-то вспомнилъ, и остановился. Онъ взялъ стаканъ и пошелъ съ нимъ въ кабинетъ.

-- Отчего ты здѣсь не куришь?-- спросила Ольга, покраснѣвъ.

-- Тебѣ можетъ быть непріятно будетъ,-- отвѣчалъ Мытищевъ, и, видя смущеніе жены, улыбнулся.-- Береги себя и не безпокойся, -- прибавилъ онъ уже нешутливо и ушелъ въ свою комнату.

У Ольги какъ будто какой-то камень свалился съ груди, она вздохнула свободно. Больше объ этомъ между мужемъ и женою не бы, по рѣчи, и Ольга словами не благодарила мужа, но стала къ нему еще нѣжнѣе и заботливѣе.

II.

Около этого времени Камышлинцеву понадобились справки въ одномъ журналѣ и онъ зашелъ въ библіотеку Крестопоклонскаго, котораго засталъ въ самой библіотекѣ. Хозяинъ ходилъ и курилъ папиросы съ молодымъ человѣкомъ, съ густыми, длинными, отчасти вьющимися волосами, стоявшими шапкой надъ пасмурнымъ, но умнымъ лицомъ.

-- Ахъ, здравствуйте-съ! Добро пожаловать,-- сказалъ Крестопоклонскій, узнавъ Камышлинцева и подавая ему руку съ радушіемъ и развязной неловкостью.

-- Я съ вамъ за справкой, -- сказалъ Камышлинцевъ.-- Есть у васъ "Современникъ" за 56 годъ?

-- Есть-съ, да теперь отданъ. Барсукова, Анна Ивановна, взяла.

-- Мнѣ бы нужно въ немъ справку одну сдѣлать. Когда онъ будетъ у васъ свободенъ?

-- А вотъ я попрошу Аристарха Петровича,-- онъ обратился къ молодому человѣку,-- они у нихъ въ домѣ живутъ. Вы не увидите ли Анну Ивановну,-- сказалъ онъ ему:-- попросите ее, когда освободятся книги, такъ прислать ихъ.

-- Хорошо,-- сказалъ холодно молодой человѣкъ.

-- Кстати, позвольте познакомить!-- сказалъ Крестопоклонскій: -- Благомысловъ, Аристархъ Петровичъ. Недавно присланы изъ Петербурга,-- вполголоса прибавилъ онъ.-- Вы, можетъ, слышали, по исторіи ***.

Камышлинцевъ дѣйствительно слышалъ и объ исторіи и о томъ, что одинъ молодой человѣкъ, воспитанникъ ***, былъ присланъ въ Велико-Ѳедорскъ.

Камышлинцевъ поклонился и подалъ руку Благомыслову, но тотъ подалъ свою съ такимъ видомъ, какъ будто хотѣлъ сказать Крестопоклонскому:

"А чортъ проситъ тебя знакомить меня съ этимъ франтомъ".

Камышлинцевъ, слыша, что Крестопоклонскій не назвалъ его, сказалъ свою фамилію.

-- Да! Камышлинцевъ, Дмитрій Петровичъ,-- подсказалъ Крестопоклонскій.-- Членъ по крестьянскому дѣлу, про котораго я вамъ говорилъ. Знакомъ съ X* и Y*, -- прибавилъ онъ вполголоса и значительно.-- Да садитесь пожалуйста, покурить не угодно ли?

Камышлинцевъ сѣлъ и закурилъ папиросу.

Благомысловъ взглянулъ на него нѣсколько благосклоннѣе.

-- Вамъ назначено жить въ селѣ, или вы сами его выбрали?-- спросилъ Камышлинцевъ.

-- Самъ! Тамъ отецъ у меня, -- отвѣчалъ Влагомысловъ.-- Попомъ,-- прибавилъ онъ.

-- А вы какъ вышли изъ духовнаго званія?-- спросилъ Камышлинцевъ.-- Много вамъ стоило труда?

-- Не очень! Я изъ академіи перешелъ, не спрашиваясь.

-- Ну, а какъ у васъ профессора?-- спросилъ Камышлинцевъ.

-- Дрянь, большею частью, и подлецы!-- лаконически отвѣтилъ Благомысловъ.

Камышлинцевъ улыбнулся этому опредѣленію, хотя понималъ его со стороны озлобленнаго молодаго человѣка.

-- А съ X* и Y* вы не знакомы? какъ къ нимъ относится молодое поколѣніе?

-- Нѣтъ, не знакомъ! Ихъ уважаютъ. Они одни только не виляютъ хвостомъ, стоятъ за насъ и дѣло говорятъ.

Камышлинцевъ распросилъ про самую исторію.

Благомысловъ разсказалъ, и, судя по его словамъ, она совсѣмъ выходила иначе, нежели по газетнымъ извѣстіямъ. Камышлинцевъ въ отвѣтъ пожалъ только плечами.

-- Ну, а теперь что же вы намѣрены дѣлать?-- спросилъ онъ съ участіемъ.

-- Да черезъ годъ, какъ позволятъ, поѣду курсъ кончать!-- сказалъ онъ.-- А пока ребятишекъ учу. Вотъ у Барсуковыхъ сынишку.

-- Такъ вы будьте такъ добры,-- сказалъ Камышлинцевъ, вставая и прощаясь съ Благомысловымъ и Крестопоклонскимъ: -- попросите Анну Ивановну, чтобы она, когда кончитъ хоть первую половину книгъ, передала бы ихъ мнѣ.

-- Хорошо,-- отвѣчалъ Благомысловъ.

-- А вотъ кстати,-- сказалъ Крестопоклонскій Благомыслову,-- у Дмитрія Петровича есть нѣкоторыя книги, которыми вы интересуетесь.

Камышлинцевъ остановился.

-- Что есть, въ вашимъ услугамъ!-- сказалъ онъ.

-- Благодарю, -- отвѣчалъ Благомысловъ.-- Есть у васъ...?-- и онъ назвалъ нѣсколько нѣмецкихъ изданій, которыя трудно достать въ Россіи и особенно въ Велико-Ѳедорскѣ.

Нѣкоторыя оказались; иныя были въ подлинникѣ, иныя на французскомъ и англійскомъ.

-- Ну, я во французскомъ-то плохъ, а по англійски совсѣмъ не морокую -- да съ лексикономъ одолѣю. Лексиконъ есть у васъ?

-- Есть! зайдите ко мнѣ и выберите, что нужно -- сказалъ онъ.-- Я до семи часовъ вечера дома буду.

Часу въ 7-мъ Благомысловъ зашелъ къ Камышлинцеву, но у него случились просители крестьяне, съ которыми онъ долженъ былъ переговорить, чтобы въ этотъ же вечеръ доложить объ ихъ дѣлѣ въ губернскомъ присутствіи (оно собиралось по вечерамъ раза два въ недѣлю). Поэтому толковать съ Благомысловымъ было некогда. Онъ объяснилъ это ему и, растворивъ шкафъ, сказалъ:

-- Вотъ все, что есть у меня здѣсь: берите, что угодно.

Благомысловъ выбралъ нѣсколько книгъ и простился съ Камышлинцевымъ. При прощаньи Камышлинцевъ сказалъ ему: -- Если я могу чѣмъ-нибудь быть вамъ полезенъ, то обращайтесь во мнѣ безъ церемоніи, -- и искренно пожалъ руку.

Ему жаль было молодаго человѣка, безъ всякихъ средствъ, при первомъ вступленіи въ жизнь уже много повредившаго себѣ.

-- Спасибо,-- отвѣтилъ Благомысловъ.

Онъ былъ сумраченъ, не словоохотливъ, неловокъ и, сознавая въ себѣ недостатокъ того, что мы называемъ хорошимъ воспитаніемъ, къ своей обыкновенной грубой простотѣ прибавлялъ еще нѣсколько напускной: это тогда входило въ моду между молодежью.

III.

Въ этотъ годъ въ Велико-Ѳедорской губерніи были дворянскіе выборы. Въ половинѣ января во всѣхъ помѣщичьихъ весяхъ стряхнулась пыль съ залежавшихся мундировъ, заштопались изъяны, произведенные въ нихъ ничего неуважающею молью, и помѣщики двинулись въ губернскій городъ.

Предстоящіе выборы, какъ выборы, занимали немногихъ. Конечно и тутъ было не безъ волненій, интригъ и ожиданій, но на душѣ у большинства помѣщиковъ была свѣжая рана, которая зудѣла несказанно и возбуждала всю ихъ желчь. Рана эта была -- мировыя учрежденія. Помѣщики ѣхали съ тѣмъ, чтобы перевѣдаться съ посредниками, съ этими ренегатами, вышедшими изъ дворянской семьи и часто смотрѣвшими на дѣло не съ дворянской точки зрѣнія. Явленіе это было дѣйствительно поразительное. Самые ярые крѣпостники, прельщенные хорошимъ окладомъ и вступившіе въ новую должность, утрачивали всякую ярость и, въ иныхъ случаяхъ. поступали не только безпристрастно, но и безстрастно. Духъ времени пробиралъ самыя заматерѣлыя убѣжденія, и русская совѣстливость, встрѣтившаяся лицомъ въ лицу съ дѣломъ, принимала необычайныя проявленія.

Но дворянство страдательное, дворянство не принимавшее участія въ составленіи и обязанности въ наблюденіи за новымъ положеніемъ, отнеслось къ дѣлу не такъ. Оно смотрѣло на него сначала -- какъ смотрѣло доселѣ вообще на всякій законъ -- равнодушно, потому что ожидало такого же исполненія его, какъ и прежнихъ законовъ. Вообще замѣчено, что всѣ извнѣ идущія установленія встрѣчаются легко и безучастно, и вниманіе возбуждается только ихъ примѣненіемъ и исполнителями. За то, когда вмѣстѣ съ новымъ установленіемъ явился новый взглядъ и на приведеніе его въ дѣйствіе, интересы, задѣтые за живое, проснулись, чувство закипѣло и искало только благовиднаго исхода.

Выборы открылись какъ обыкновенно. Новый губернаторъ, Нобелькнебель, сказалъ, что онъ весьма счастливъ, встрѣтясь съ дворянствомъ, къ которому имѣетъ честь принадлежать; выразилъ увѣренность, что оно, въ особенности въ нынѣшнее время, обратитъ самое строгое вниманіе на достоинство избираемыхъ и безъ сомнѣнія выберетъ во всѣ должности отличнѣйшихъ и благонамѣренныхъ людей и что люди эти, конечно, употребятъ всѣ свои силы, чтобы содѣйствовать ему, Нобелькнебелю, въ заботахъ о доставленіи счастія и благоденствія гражданамъ ввѣренной ему губерніи, что составляетъ предметъ его пламеннѣйшаго желанія. Преосвященный передъ принятіемъ въ соборѣ присяги тоже весьма краснорѣчиво поучалъ, что надо выбирать, особенно въ настоящее время, достойнѣйшихъ и благомыслящихъ людей, и дворяне, глубоко разчувствовавшіеся (русскіе люди вообще способны необыкновенно скоро разчувствоваться и млѣть въ прекрасныхъ помыслахъ), преисполнились безпредѣльною рѣшимостью вести выборы самымъ строгимъ и добросовѣстнымъ образомъ.

-- Да, теперь не такое время, чтобы выбирать кой-кого,-- говорилъ съ убѣжденіемъ одинъ.

-- Теперь смотрѣть на родство да свойство не приходится, -- подтверждалъ другой.

-- Надо прежде всего людей: надо, чтобы человѣкъ былъ!-- увѣрялъ третій.

-- Да! человѣкъ безпристрастный, но стойкій, который бы умѣлъ отличить правое дѣло и постоять за него,-- говорилъ четвертый.

-- Да, и человѣкъ честный,-- прибавлялъ пятый.

-- И свѣдущій, -- подсказывалъ шестой:-- ныньче требуется свѣдущуго.

-- А все-же, чтобы былъ и представительный, -- замѣчали другіе.

-- Представительный необходимъ -- если встрѣтить кого или депутацію послать, -- подтверждало то большинство, которое всегда думаетъ о какихъ-то необычайныхъ встрѣчахъ и депутаціяхъ.

-- Теперь ужь время не такое, -- начиналъ опять кто-то.

-- А подлецовъ все-таки надо пришпандорить!-- рѣшилъ усатый и звѣрскаго вида господинъ, по фамиліи Грембулатовъ, извѣстный всѣмъ податнымъ классамъ своимъ кулакомъ и посматривавшій на всякаго, какъ-бы спрашивая: "А хочешь, я тебѣ сейчасъ морду сворочу на сторону?"

-- Ну, разумѣется пришпандорить!-- горячо отвѣчали всѣ, понимая, кого и какъ слѣдуетъ пришпандорить по мнѣнію и вкусамъ Грембулатова, и добродушно согласились съ нимъ.

А затѣмъ дѣло началось, какъ всегда водится, обѣдомъ у предводителя.

Губернскимъ предводителемъ былъ тогда князь Шапхаевъ. Это былъ высокаго роста, веселый, здоровый и видный господинъ, съ-молоду красавецъ собою, изъ извѣстной, въ свое время многочисленной породы жуировъ.

Вслѣдствіе этихъ жуирскихъ склонностей, князь Шапхаевъ весьма скоро разстроилъ свое большое родовое имѣніе и, когда замѣтилъ, что дѣло совсѣмъ дрянь и что, не смотря на состоящія за нимъ двѣ тысячи душъ, онъ, собственно говоря, ничего не имѣетъ, -- онъ, по очень замысловатому, но водящемуся у насъ способу распутывать дѣла, сталъ ихъ еще болѣе запутывать, а чтобы удобнѣе это сдѣлать, плѣнилъ дворянъ, былъ ими выбранъ въ губернскіе предводители и держался на этомъ мѣстѣ четыре трехлѣтія. Дѣла свои онъ запуталъ до замѣчательной степени. Не было человѣка сколько-нибудь зажиточнаго, которому бы онъ не былъ долженъ, а въ искусствѣ занимать деньги онъ былъ артистъ первостепенный. Про него разсказывали, что когда онъ однажды началъ поговаривать, что нужно бы немного деньжонокъ перехватить, то одинъ шутникъ сказалъ ему: "попросили бы вы у моего тестя!" А тесть этотъ былъ такой скряга, что надулъ родную и единственную дочь, не выдавъ при свадьбѣ слѣдующій ей материнскій капиталъ, и прикидывался нищимъ. Всѣ присутствующіе расхохотались; но на другой день князь Шапхаевъ, встрѣтивъ шутника и показывая ему пачку денегъ, поблагодарилъ его за совѣтъ: скряга не съумѣлъ отказать ему.

Не смотря на эти безчисленные долги, князь Шапхаевъ жилъ широко, зналъ всѣхъ дворянъ, какъ пять пальцевъ, кормилъ ихъ при всякомъ случаѣ и былъ ими любимъ.

"Хоть плутъ, да молодецъ", говорили они, повинуясь тому растяжимому русскому понятію о нравственныхъ достоинствахъ человѣка, которое заставило казака въ пушкинскомъ Годуновѣ отозваться въ томъ же родѣ о самозванцѣ.

Но наступили, казалось, иныя времена и иныя требованія, и князю Шапхаеву готовились испытанія.

Разъ утромъ, наканунѣ выборовъ, Камышлинцеву доложилъ слуга, что пріѣхалъ господинъ Самокатовъ.

Самокатовъ былъ единственный сынъ довольно зажиточнаго помѣщика, который ничего не жалѣлъ для его воспитанія. Кончивъ курсъ въ мѣстной гимназіи, онъ помимо своего провинціальнаго университета отправился въ московскій. У мальчика была натура дѣятельная, пытливая, способная; за все принимался онъ горячо, но выдержки у него было мало. Поступилъ онъ на юридическій факультетъ, но тогда вскорѣ пошла въ ходъ нѣмецкая философія и Самокатовъ съ рвеніемъ принялся за нее. Достаточно ознакомясь съ ней, онъ однако рѣшилъ, что "нѣтъ! это не то", и, бросивъ ее, снова принялся за Пандекты, кончилъ курсъ и вступилъ въ службу. Перемѣнивъ въ четыре года пять мѣстъ, Самокатовъ, къ удовольствію сослуживцевъ и начальства, вышелъ въ отставку, заслуживъ названіе безпокойнаго человѣка. Отецъ у него умеръ. Принялся онъ за раціональное хозяйство и чуть не раззорился; служилъ по выборамъ, перессорился съ дворянствомъ и вышелъ. Наконецъ, во время ополченія былъ казначеемъ, велъ дѣла аккуратнѣйшимъ образомъ и съ самой щепетильной честностью, но при ревизіи въ казенной палатѣ съ него попросили за провѣрку 200 руб. и когда онъ ихъ, разумѣется, не далъ, на него сдѣлали большой начетъ. Этимъ Самокатовъ закончилъ свою общественную дѣятельность, обзавелся какой-то мамзелью и успокоился. Успокоился онъ на томъ, что "тутъ будь хоть семи пядей во лбу, а ничего не додѣлаешь", и что "кругомъ такая ерунда (это было его любимое словцо), въ которой чортъ ногу сломитъ!-- а потому надъ всѣмъ этимъ только можно смѣяться". Онъ дурачилъ всѣхъ, кого могъ, сводилъ лбами и попивалъ, и -- странная вещь!-- съ тѣхъ поръ, какъ онъ предался этимъ послѣднимъ занятіямъ и сталъ ни на что не годенъ, его всѣ очень полюбили. Его признали "своимъ" и только иногда какой-нибудь благоразумный помѣщикъ скажетъ ему:

-- Шебала! Что ты ничего не дѣлаешь?

-- А поди-ка ты съ мое подѣлай!-- отвѣчалъ онъ:-- я перепробовалъ семь службъ и нѣсколько системъ хозяйства!

-- Ну и что же?-- спрашивалъ тотъ.

-- Ну и все ерунда!-- отвѣчалъ Самокатовъ. И всѣ хохотали.

Но странно, что даже крестьяне, и тѣ отнеслись къ нему послѣ перемѣны дружелюбнѣе, и если кто-нибудь сожалѣлъ, что Самокатовъ пьетъ, то они отвѣчали съ участіемъ и нѣкоторымъ уваженіемъ:

-- "Это онъ отъ ума пьетъ!"

Таковъ былъ образованный, умный, честный и никуда не годный Самокатовъ, который пріѣхалъ къ Камышлинцеву. Самокатова Камышлинцевъ любилъ, и очень ему обрадовался.

-- А! Ростиславъ Павловичъ!-- воскликнулъ Камышлинцевъ, идя къ нему навстрѣчу.-- Очень радъ, что ты появился. Что?.. шары катать?

-- И шары, и васъ! Васъ, блудныхъ дѣтей, проучить!-- отвѣчалъ краснолицый Самокатовъ.

-- А что? развѣ больно сердиты, -- спросилъ Камышлинцевъ.

-- Больно!-- Каждый на своего посредника, а всѣ на тебя.

-- А я-то что имъ?-- спросилъ Камышлинцевъ.

-- Да то, что ты заведейка -- говорятъ -- и всѣхъ ихъ поддерживаешь, если они нашему брату помѣщику, въ силу новыхъ порядковъ, какую-нибудь пакость сотворятъ.

-- Вотъ какъ!-- сказалъ Камышлинцевъ, который, хотя и зналъ, что многіе его не долюбливаютъ, но не ожидалъ, чтобы это чувство разошлось, по всей губерніи.-- Ну, что же вы хотите сдѣлать съ нами?-- спросилъ онъ.

-- А сдѣлать? Постой! Водку пьютъ у васъ?

-- Пьютъ,-- отвѣчалъ смѣясь Камышлинцевъ и велѣлъ подать закуску.

-- Нѣтъ! ты! Эй, Христофоръ! какъ тебя?-- кричалъ Самокатовъ вслѣдъ слугѣ.-- Ты, братъ, много не хлопочи, а дай просто водки и кусокъ чернаго хлѣба: ныньче вѣдь съ нами много не церемонятся.

-- Такъ ты хочешь знать, что мы съ вами сдѣлаемъ?-- спросилъ Самокатовъ Камышлинцева.-- А мы, братъ, этого и сами не знаемъ! Только кулаки зудятъ и задору много!

-- Ну, до кулаковъ, чай, не дойдетъ, а тамъ еще посмотримъ!-- отвѣчалъ Камышлинцевъ.

-- Извѣстно, все отъ Бога,-- смиренно сказалъ Самокатовъ!-- Богъ не попуститъ, свинья не съѣстъ! А впрочемъ все это ерунда,-- добавилъ онъ, налилъ себѣ рюмку (руки у него уже тряслись), ужасно сморщился и выпилъ ее какъ микстуру.

-- Зачѣмъ ты морщишься?-- спросилъ Камышлинцевъ.

-- Да скверно, братецъ!-- отвѣчалъ онъ и сейчасъ же налилъ другую и выпилъ.

-- Ну, а скверно, такъ зачѣмъ же пьешь, да еще по двѣ разомъ!

-- А потому, -- отвѣчалъ Самокатовъ, закусывая хлѣбомъ, -- что когда выпьешь, такъ смотришь равнодушно на всю ерунду и становишься другимъ человѣкомъ. Ну, а другому человѣку опять рюмка нужна -- прибавилъ онъ,-- это ясно!

Камышлинцевъ разсмѣялся.

-- А какъ на счетъ выборовъ? кого въ губернскіе?..-- спросилъ Камышлинцевъ.

-- Злобствуемъ!-- отвѣчалъ Самокатовъ.-- Хотимъ всѣхъ новыхъ -- что ни на есть вѣрныхъ людей!

-- Кого же именно?

-- Ну ужь, ты: и кого? Тѣхъ же чай!

-- Какъ же такъ: новыя требованія, а старые люди?--спрашивалъ Камышлинцевъ.

-- Ничего! вѣдь мы отходчивы! А требованья что? Вѣдь люди все тѣ же и понятія старыя. Впрочемъ, Шапхая пожалуй смажемъ! Кажись, на него всѣ сердятся, да кстати и кандидатъ явился: Шестопаловъ!

-- Это Урюпинскій владѣлецъ?-- спросилъ Камышлинцевъ.

-- Да, Урюпинскій! На дняхъ пріѣхалъ. Онъ рѣдко сюда ѣздитъ, а ныньче вѣрно не даромъ явился въ выборамъ.

-- Каковъ онъ! я его не знаю,-- сказалъ Камышлинцевъ.

-- Англоманъ, братецъ! Проборъ на затылкѣ носитъ и меня отличнымъ джиномъ угостилъ. А впрочемъ ерунда!

-- Ну, однакожъ прощай! еще поговоримъ!-- заторопился Самокатовъ.-- Заболтался я съ тобой: нужно еще въ двадцать мѣстъ. Вотъ только надо выпить на дорожку. Русскій человѣкъ всегда передъ дорогой пьетъ.-- Онъ торопливо налилъ рюмку (руки его дрожали уже менѣе), опять выпилъ ее какъ микстуру и, весь сморщившись, пожалъ руку Камышлинцеву и убѣжалъ.

IV.

Не смотря на слова Самокатова о злобѣ большинства дворянъ на Камышлинцева, не только посредники, но и всѣ почти его знакомые и многіе незнакомые изъ прибывшихъ помѣщиковъ были у него съ визитомъ. У многихъ изъ нихъ были дѣла въ губернскомъ присутствіи и они обращались къ нему съ просьбами: нѣкоторые жаловались вообще на времена, а иные на своихъ посредниковъ; но всѣ были чрезвычайно любезны и казались благорасположенными, такъ что Камышлинцевъ начиналъ думать, что достигшіе до него слухи преувеличены. Но въ дворянскомъ собраніи его встрѣтили нѣсколько иначе; нѣкоторые, на дому передъ нимъ лебезившіе, тутъ какъ будто удалялись; въ иныхъ кучкахъ, къ которымъ онъ подходилъ, разговоръ вдругъ какъ-то странно смолкалъ и разговаривающіе казались смущенными. Камышлинцевъ это замѣтилъ и ждалъ.

Первые дни выборовъ проходятъ обыкновенно въ повѣркѣ денежной отчетности, составленіи списковъ и пр. Губернское присутствіе, желая воспользоваться съѣздомъ мировыхъ посредниковъ, учредило по вечерамъ засѣданія для совѣщанія съ ними, обсужденія нѣкоторыхъ общихъ вопросовъ и принятія по нимъ однообразнаго способа дѣйствій. Дворянству это было какъ разъ съ руки. Извѣстно, что во время выборовъ, у того или другаго изъ вліятельныхъ помѣщиковъ собираются дворяне, иногда только своего уѣзда, для обсужденія своихъ уѣздныхъ дѣлъ, иногда коноводы всѣхъ уѣздовъ, и на этихъ-то послѣднихъ собраніяхъ предварительно условливаются въ образѣ дѣйствія на самыхъ выборахъ.

Поголовное отсутствіе на этихъ вечерахъ посредниковъ и членовъ губернскаго присутствія, изъ которыхъ иныхъ -- будь они свободны -- не ловко было бы не пригласить, а иные могли бы заѣхать случайно, было чрезвычайно удобно для составленія плана дѣйствій или, какъ выражались иные, облавы, которую хотѣли устроить на новыхъ дѣятелей.

Раздражительное состояніе дворянства обрушилось сначала на губернскомъ предводителѣ. Его запутанныя дѣла, привычка занимать, "перехватывать", какъ онъ говорилъ, деньги, гдѣ ни попало, и, хотя не роскошная, но безпорядочная и широко гостепріимная жизнь заставляли многихъ поговаривать, что надобно бы хорошенько пощупать дворянскія и опекунскія суммы. Толковали объ этомъ многіе, но, какъ водится, никто не рѣшился начинать и заявить громко потребность строгой ревизіи. Однако на сей разъ оппозиція выразилась назначеніемъ въ числѣ другихъ для ревизіи одного бойкаго человѣка, который имѣлъ зубъ противъ губернскаго предводителя и говорилъ: "ужь я его доѣду".

Князь Шапхаевъ нѣсколько смутился. Онъ призвалъ чиновника казенной палаты Селифонтьева, который составлялъ ему за извѣстную плату, каждое трехлѣтіе, этотъ отчетъ, и спросилъ его:

-- Ну, что нашъ отчетъ, хорошо ли составленъ?

-- Славу Богу, ваше сіятельство, кажется, не первый годъ!-- отвѣчалъ Селифонтьевъ.

-- Это такъ, и я на васъ надѣюсь, -- отвѣчалъ похаживая князь, -- да ныньче что-то злятся на меня и назначили для ревизіи одного барина, который хочетъ до всего докопаться.

-- А кто такой, позвольте узнать?-- спросилъ Селифонтьевъ.

Князь Шапхаевъ назвалъ его и прибавилъ: -- Университетскій, по математикѣ шелъ!

Селифонтьевъ презрительно усмѣхнулся.

-- Охота вамъ изъ этихъ пустяковъ безпокоиться, ваше сіятельство!-- сказалъ онъ.-- Напрасно себя изволите тревожить.

-- Такъ ничего?-- спросилъ князь.

Селифонтьевъ опять улыбнулся.

-- Да еслибъ не только университетскаго, а хоть самого губернскаго казначея прислали, такъ и онъ не только въ три дня, а въ три недѣли ни до чего не добьется!-- отвѣчалъ съ непоколебимымъ убѣжденіемъ Селифонтьевъ.

-- Ну, смотрите же, -- сказалъ князь:-- я вѣдь, кажется, аккуратно вамъ плачу! Указаніе на послѣднее обстоятельство со стороны князя дѣйствительно было чрезвычайно многозначительно, ибо онъ никому въ жизни кромѣ нужныхъ чиновниковъ аккуратно не платилъ. Селифонтьевъ оцѣнилъ это по достоинству и еще разъ успокоилъ князя.

Дѣйствительно, бойкій господинъ, который обладалъ болѣе рвеніемъ, нежели знаніемъ правилъ отчетности и его крючковъ, немедленно сталъ втупикъ, не видя никакой возможности вывести что-либо на чистую воду. Деньги потрачены, на все есть очистительныя указанія, а дѣйствительно ли они ушли въ тѣ законная щели, куда указано, и законно ли эти щели открыты -- бойкій господинъ, къ полному торжеству чиновника Селифонтьева, никакъ открыть не могъ и -- какъ говорится -- срѣзался; ибо, не смотря на всѣ придирки, подозрѣнія и первоначальныя намѣренія, долженъ былъ поклясться на самомъ отчетѣ, что оный составленъ правильно и суммы употреблены какъ слѣдуетъ.

Когда это засвидѣтельствованіе было сдѣлано, князь Шапхаевъ счелъ нужнымъ обидѣться недовѣріемъ гг. дворянъ, а гг. дворяне наперерывъ сочли нужнымъ увѣрить его, что они никакого недовѣрія къ нему и не думали имѣть, а что если бойкій ревизоръ и заявлялъ сомнѣнія, то это лично отъ себя, по своей неопытности и незнанію дѣла; дворянство же всегда князя глубоко уважало и ревизоровъ назначаетъ собственно потому только, что этого требуетъ законъ, а по мнѣнію де дворянства всякая ревизія, какъ признакъ недовѣрія, есть личная обида. Такимъ образомъ бойкій господинъ былъ выданъ головой и позналъ на опытѣ, что неудача всегда самая большая вина.

На третій день выборовъ, когда Камышлинцевъ пріѣхалъ въ собраніе, къ нему подошелъ посредникъ Хорьковъ. Это былъ невысокій, толстенькій сангвиникъ, рьяный и, какъ говорили про него, "характерный". Лозунгъ его былъ "никому не спускать" и онъ дѣйствительно не спускалъ. Не спускалъ онъ помѣщикамъ, которыхъ штрафовалъ, и этимъ возбудилъ противъ себя страшное негодованіе (извѣстно, что помѣщики наложеніе штрафа хоть бы за неявку къ разбору считали и считаютъ ужаснѣйшей личной обидой), не спускалъ и крестьянамъ, которыхъ посѣкалъ зачастую. Кромѣ того Хорьковъ былъ не безъ хитрости и зналъ дворянскіе обычаи и интриги досконально.,

-- Сегодня на насъ нападеніе готовится,-- сказалъ онъ Камышлинцеву.-- Третьяго дня на сходкѣ рѣшено заявленіе подавать.

-- Какого рода?-- спросилъ Камышлинцевъ.

-- Да самаго сквернаго. А впрочемъ, я свои мѣры принялъ,-- и онъ усмѣхнулся.

Разговоръ былъ кѣмъ-то прерванъ. Но дѣло скоро разъяснилось.

Князь Шапхаевъ позвонилъ (звонокъ былъ тогда современнымъ нововведеніемъ, на которое нѣкоторые роптали: "Что это, лакеевъ сзываетъ, что ли?" говорили они, но были успокоены объясненіемъ Шестипалова, что звонокъ принятъ и въ англійскомъ парламентѣ); всѣ стали занимать мѣста, при чемъ вокругъ Камышлинцева усѣлись либеральные посредники. Князь Шапхаевъ вынулъ кучу бумагъ и сказалъ:

-- Милостивые государи! Я получилъ отъ многихъ изъ гг. помѣщиковъ заявленія, которыя они просятъ меня довести до свѣдѣнія дворянства. Угодно-ли приступить въ чтенію?

-- Сдѣлайте одолженіе.-- Просимъ!-- раздались голоса.

Князь Шапхаевъ развернулъ первое письмо и сталъ читать. Это была длинная жалоба одного мелочнаго, придирчиваго помѣщика на то, что крестьяне его отказались доставить запроданный имъ хлѣбъ на томъ основаніи, что мѣсто доставки далѣе 150 верстъ, и что посредникъ, которому онъ принесъ жалобу, не только не принудилъ къ этому крестьянъ, но, напротивъ, объявилъ имъ, что они имѣютъ полное право отказаться отъ этого извоза, требуемаго незаконно, и что этимъ рѣшеніемъ онъ не только потворствуетъ крестьянамъ, но поощряетъ ихъ къ бунту и непослушанію, подрываетъ въ ихъ глазахъ кредитъ помѣщика, утверждавшаго, что они обязаны производить сію работу, и дѣйствуетъ не такъ, какъ прилично дворянину, и пр.

За чтеніемъ послѣдовало нѣкоторое молчаніе.

Посредникъ, на котораго была направлена эта жалоба, былъ очень скромный молодой человѣкъ, сынъ небогатаго помѣщика, который служилъ по выборамъ и былъ тутъ же. Посредникъ всталъ и началъ объяснять, что онъ не вправѣ былъ принудить крестьянъ, потому что по положенію дозволяется требовать извоза не далѣе 150 верстъ, а тутъ 175.

Камышлинцева передернуло отъ этого отвѣта.

-- Что за оправданія!-- сказалъ онъ своему сосѣду.

-- Нѣтъ, -- возразилъ помѣщикъ.-- Это увѣряютъ крестьяне, а тутъ всего и ста пятидесяти не будетъ.

-- Какія же 150!-- возразилъ посредникъ, -- сто пятьдесятъ одной большой дорогой, мѣрныхъ, да отъ вашего имѣнія до дороги 25 верстъ.

-- А кто имъ велитъ большой дорогой ѣхать!-- пусть на Плѣшаниху ѣдутъ да на Мокриху.

-- И на Мокрилово ближе не будетъ, да тамъ, никто не ѣздитъ, у васъ всегда по большой дорогѣ ѣздили.

-- И ѣздили!-- да то было по старому, ну, а коль они хотятъ по новому, такъ на Мокриху поѣзжай.

-- И на Мокриху тѣ же 170 верстъ -- повторилъ посредникъ.

-- Да кто мѣрялъ, позвольте узнать?-- спросилъ вскочивъ Грембулатовъ.

-- Я не знаю, кто мѣрялъ, но я спрашивалъ окрестныхъ добросовѣстныхъ.

-- Да вѣдь крестьянъ хе вы спрашивали? Все-таки крестьянъ, а не помѣщиковъ!-- сказалъ черный и суровый помѣщикъ, видѣвшій во всемъ заговоръ и интригу.

-- А кому же знать, какъ не крестьянамъ?-- возразилъ посредникъ.

-- Да нѣтъ, позвольте васъ спросить, кто мѣрялъ?-- кричалъ Грембулатовъ, приблихаясь къ посреднику.

-- Да и почему же вѣрить крестьянамъ, а не дворянину?-- замѣтилъ одинъ необыкновенно толстый и раздражительный господинъ.

-- Нѣтъ, я спрашиваю васъ: кто мѣрялъ?-- приставалъ Грембулатовъ къ посреднику, подойдя къ нему вплоть.

-- Нѣтъ, это не по-дворянски! Это не по-дворянски поступлено!-- послышались голоса.

Камышлинцевъ видѣлъ съ самаго начала, что, вслѣдствіе объясненія посредника, дѣло пошло совсѣмъ не по тому пути; онъ всталъ, чтобы поправить его, но въ это же время около посредника, пробравшись изъ заднихъ рядовъ, появился добродушный, худенькій и смущенный человѣкъ. Это былъ отецъ посредника, служащій гдѣ-то засѣдателемъ.

-- Господа, благородные дворяне!-- сказалъ онъ нѣсколько дрожащимъ голосомъ.-- Если сынъ мой, дѣйствительно, поступилъ не такъ, какъ слѣдуетъ, то я смѣю увѣрить господъ дворянъ, что онъ сдѣлалъ это по молодости лѣтъ и неопытности, а отнюдь не по неуваженію въ благородному сословію, въ почтеніи въ которому воспитанъ хною! И потому, позвольте старику-отцу просить благородное дворянство извинить на первый разъ неопытнаго холодаго человѣка, если не для него, то ради меня!-- И растроганный старичевъ поклонился на всѣ стороны.

Ропотъ негодованія послышался со стороны посредниковъ, но противная партія смолчала, какъ-бы нѣсколько умилостивленная этимъ извиненіемъ.

Бѣдный молодой человѣкъ кинулъ на отца укоризненный взглядъ и, смущенный, ушелъ въ толпу.

Камышлинцевъ всталъ, какъ ужаленный.

-- Я не знаю, господа, гдѣ мы находимся!-- сказалъ онъ.-- Господинъ предсѣдатель читаетъ намъ неизвѣстно зачѣмъ жалобы, сюда не относящіяся, господинъ посредникъ считаетъ нужнымъ оправдываться, а родитель извиняется за сына! Мы возвращаемся въ какимъ-то патріархальнымъ временахъ! Я полагаю,-- онъ обратился къ губернскому предводителю, -- что вамъ, князь, прежде, нежели доводить до общаго свѣдѣнія всякую поданную вамъ бумагу, не мѣшало бы ознакомиться съ ея содержаніемъ и, если она не подлежитъ сужденію дворянскаго собранія, возвратить ее подающимъ.

-- Да вѣдь было заявлено общее желаніе,-- смутившись нѣсколько, замѣтилъ князь Шапхаевъ.

-- Общаго не было, я за это ручаюсь, а если и были желающіе, такъ желаніе тогда можно исполнять, когда оно законно. Жалобы разбираются подлежащими мѣстами, а здѣсь не судъ,-- сказалъ Камышлинцевъ.

-- Это дворянское дѣло! Тутъ дворяне на дворянъ жалуются!-- раздались голоса.-- Мы имѣемъ право разбирать жалобы дворянъ на дворянъ!

-- Такъ этакъ мы и долги будемъ взыскивать другъ съ друга черезъ дворянское собраніе и подавать счеты губернскому предводителю?-- сказалъ Камышлинцевъ.-- Вѣдь этакъ, пожалуй, мы засыплемъ господина предводителя нашими просьбами!

Упоминаніе о долгахъ было очень мѣтко и князя Шапхаева передернуло. Нѣкоторые ухмыльнулись.

-- Это совсѣмъ другое! Совсѣмъ не то!-- кричали рьяные дворяне.

-- Точно то же! Та же жалоба!-- отвѣчалъ Камышлинцевъ.

-- Я согласенъ съ Дмитріемъ Петровичемъ, что эти жалобы не совсѣмъ идутъ сюда,-- сказалъ князь Шапхаевъ, жалавшій угодить и нашимъ, и вашимъ, и лично весьма равнодушный въ крестьянскому дѣлу, потому что имѣніе его разорить и хозяйство уронить нельзя было больше.

-- Такъ, какъ же, господа? продолжать чтеніе, или оставить?

-- Продолжать!-- кричало большинство.

-- Не нужно!-- кричали другіе.

-- Большинство желаетъ чтенія,-- сказалъ князь и съ нерѣшительностью взялъ бумагу.

-- Такъ это у насъ будетъ литературное утро?-- спросилъ Камышлинцевъ:-- вѣдь мы жалобъ ни разбирать, ни рѣшать не имѣемъ права!

-- Ну, еще не знаемъ!-- заговорили нѣкоторые.

-- Увидимъ!-- сказалъ Грембулатовъ и такъ посмотрѣлъ на Камышлинцева, какъ будто хотѣлъ съѣсть его.

Камышлинцевъ всталъ и хотѣлъ выйти, но сидѣвшій съ нимъ рядомъ Хорьковъ остановилъ его.

-- Подождите! Штука будетъ!-- сказалъ онъ ему.

Камышлинцевъ зналъ, что Хорьковъ мастеръ на штуки и остался.

Началось чтеніе просьбы какъ разъ на Хорькова. Это была жалоба нѣкоего помѣщика Перспикасова, отставнаго взяточника и величайшаго крючкотвора, нажившаго себѣ на службѣ немалое состояніе и получившаго приглашеніе отдохнуть на лаврахъ. Онъ жаловался на дѣйствія посредника Хорькова по дѣлу о захватѣ имъ, помѣщикомъ, якобы принадлежащей крестьянамъ земли. Въ просьбѣ не было недостатка въ выраженіяхъ, болѣе чѣмъ жесткихъ и непозволительныхъ, и она заключалась такъ: "о таковыхъ пристрастныхъ, неблагонамѣренныхъ и возбуждающихъ въ неуваженію правъ собственности дѣйствіяхъ вышеупомянутаго посредника по дѣлу о землѣ, пріобрѣтенной мною трудами и бережливостью, на службѣ Его Императорскаго Величества, я, какъ о неприличныхъ званію дворянина, считаю долгомъ повергнуть на благоусмотрѣніе благороднаго собранія".

Только-что кончилось это чтеніе, какъ всталъ Хорьковъ и почтительно подалъ бумагу губернскому предвоителю.

-- Что это?-- спросилъ тотъ.

-- А это мое заявленіе,-- отвѣчалъ скромно Хорьковъ.

-- Не благоугодно ли будетъ вамъ прежде отвѣтить на просьбу мою?-- съ скромной злобой сказалъ Перспикасовъ.

-- Не благоугодно ли выслушать мое заявленіе?-- отвѣчалъ Хорьковъ:-- тутъ мой и отвѣтъ.

-- Что же, господа?-- спросилъ князь Шапхаевъ.

-- Читать! читать!-- отвѣтили многіе.

-- Уже если читать одного, такъ надо читать и другаго, -- заговорили посредники. Перспикасовъ былъ выслужившійся изъ поповичей дворянинъ и не терпимъ почти всѣми, поэтому протестовъ противъ чтенія не было.

-- А пусть его!..-- сказалъ Грембулатовъ окружающимъ, прибавя такой оригинальный эпитетъ, что всѣ окружающіе фыркнули.

Началось чтеніе.

Это была совершенная пародія на заявленіе Перспикасова. Въ ней, кромѣ описанія разныхъ его неблаговидныхъ продѣлокъ, почти словами Псрспикасова излагалась его тяжба съ крестьянами за землю, купленную крестьянами въ прежнее время, какъ водится, на помѣщичье имя, и приводились доказательства справедливости крестьянъ и вопіющей недобросовѣстности помѣщика. Заявленіе кончалось такъ: "Таковыя притязательныя и крючкодѣйственныя средства господина Перспикасова въ отнятію земли, купленной крестьянами съ полнымъ довѣріемъ къ дворянской честности на имя своего бывшаго помѣщика, о чемъ при продажѣ и было отъ послѣдняго заявлено,-- купленной на свои кровныя и трудовыя деньги, а не на сбереженія, кавъ упоминаетъ господинъ Перспикасовъ, сдѣланныя имъ на службѣ совѣтникомъ питейнаго отдѣленія казенной палаты,-- какъ недостойныя дворянина и ему близко извѣстныя, онъ, Хорьковъ, считаетъ обязанностію повергнуть на благоусмотрѣніе благороднаго собранія".

Мистификація была полная и понята всѣхи. Одни смѣялись, другіе злобствовали, третьи были поставлены втупикъ.

-- Этого нельзя!-- кричали одни; -- посредникъ не имѣетъ права возбуждать подобныхъ вопросовъ,-- кричали нѣкоторые.

-- Отчего же не жаловаться посредникамъ, если принимаются жалобы на нихъ?-- возражали другіе.

-- Милостивые государи,-- сказалъ вставши Мытищевъ, съ свойственной ему спокойной вѣжливостью: -- вы видите, что допуская чтеніе частныхъ жалобъ, вы сдѣлали ошибку. Если признать, что гг. помѣщики могутъ жаловаться на посредниковъ, то точно также никто не помѣшаетъ и гг. посредникамъ, какъ и случилось сейчасъ, жаловаться на гг. помѣщиковъ. Подобныя заявленія, раздражая только одно сословіе противъ другаго, ни къ чему не поведутъ, потому что мы не имѣемъ права и средствъ разбирать жалобы; на это есть установленныя мѣста.

-- Да эти установленныя-то мѣста всѣ руку посредниковъ держатъ, -- заговорилъ Грембулатовъ,-- такъ что же съ ними станешь дѣлать, спрашиваю я васъ? Такъ что-ли оставить?

-- Жаловаться на несправедливость этихъ мѣстъ,-- сказалъ Мытищевъ,-- и опять таки не здѣсь. А здѣсь подобное заявленіе крайне неумѣстно и за него заявляющій можетъ быть потребованъ къ отвѣту, если, напримѣръ, попросить г. губернскаго предводителя занести эти слова въ протоколъ.

Грембулатовъ струсилъ и вся его партія, увидавъ, что пошла не по той дорогѣ, постаралась замять дѣло, и на вопросъ предводителя: продолжать ли чтеніе, отвѣчала: не нужно!

"Штука не вытанцовалась, надо придумать другую", подумали коноводы.

-- Какъ вы ухитрились,-- смѣясь спросилъ Камышлинцевъ Хорькова,-- узнать содержаніе жалобы Перспикасова и написать на нее пародію?

-- Да секретарь-то развѣ не знаетъ, что у меня два шара и что я не безъ пріятелей!-- отвѣчалъ Хорьковъ.

V.

Въ этотъ же день, по окончаніи засѣданія, едва Камышлинцевъ успѣлъ скинуть свой дворянскій мундиръ, какъ къ нему пріѣхалъ Шестипаловъ, тоже въ мундирѣ. Это былъ высокій, съ длиннымъ, благообразнымъ лицомъ, висячими бакенбардами и проборомъ на затылкѣ, русскій баринъ, нарядившійся англичаниномъ. Онъ попросилъ въ собраніи, чтобы его представили Камышлинцеву и, какъ пріѣзжій мѣстному жителю, счелъ нужнымъ сдѣлать визитъ. Шестипаловъ до сихъ поръ какъ-то не высказывался, онъ знакомился, держался въ сторонѣ отъ преній, ни въ какіе семейные дворянскіе споры не вмѣшивался и присматривался. Желаніе познакомиться съ Камышлинцевымъ ему пришло какъ-то на умъ именно въ то время, когда онъ замѣтилъ, что за Камышлинцевымъ стоитъ порядочная партія болѣе живыхъ и молодыхъ людей.

Они поговорили о разныхъ пустякахъ. Наконецъ Шестипаловъ сказалъ:

-- Я бы желалъ переговорить и попросить вашего совѣта по нѣкоторыхъ вопросахъ, которые, мнѣ кажется, должны бы составлять главный предметъ нашихъ дворянскихъ задачъ и о которыхъ, между прочихъ, дворянство кажется и не думаетъ. Но теперь, я полагаю, не время...-- онъ посмотрѣлъ на часы.

-- Сдѣлайте одолженіе, не стѣсняйтесь! сказалъ Камышлинцевъ:-- я обѣдаю поздно и если вы не заняты....

-- О нѣтъ!-- отвѣчалъ Шестипаловъ -- въ такомъ случаѣ вы мнѣ позвольте коснуться -- продолжалъ онъ -- этого предмета. Вы согласитесь, что теперь, когда мы лишились одного изъ самыхъ существенныхъ и коренныхъ нашихъ правъ, намъ надо бы подумать о другихъ, и вотъ я бы желалъ узнать ваше мнѣніе на этотъ счетъ и попросить совѣта, какъ бы приступить къ этому.

-- Позвольте узнать, какія права вы полагаете желательными?-- спросилъ Камышлинцевъ.

-- Да напримѣръ нѣкоторая степень самоуправленія... въ родѣ англійскаго!

-- Я долженъ вамъ сказать откровенно, что я не за англійское самоуправленіе, -- сказалъ Камышлинцевъ.-- Я бы желалъ для Россіи чего-нибудь менѣе аристократическаго.

-- Что жъ, можно придумать что-либо болѣе къ намъ идущее, хотя я бы полагалъ, что тамъ уже все выработано и опредѣлено.

-- Ну, намъ, я думаю, устраивать не придется!-- съ улыбкой замѣтилъ Камышлинцевъ;-- но заявить потребность можно. Я и самъ бы готовъ начать рѣчь объ этомъ, но дворянство такъ настроено противъ меня, что предложеніе, только потому, что оно сдѣлано мною, можетъ возстановить большинство противъ самого дѣла. И потомъ, я полагаю, что большинство васъ въ такомъ теперь положеніи, что кромѣ привилегій себѣ и въ ущербъ другимъ,-- врядъ ли будетъ желать чего!

-- Ну нѣтъ! отъ чего же? Во всякомъ случаѣ можно попытаться, потолковать! Только въ собраніи это неловко! надо бы сойтись гдѣ-нибудь, на нейтральной почвѣ!-- сказалъ Шестипаловъ.

-- Эту почву найти не легко!-- замѣтилъ Камышлинцевъ. Они задумались, перебирая мыслями имена вліятельныхъ людей.-- Знаете что? Нельзя ли это сдѣлать въ собраніи, но частно, не въ оффиціальномъ засѣданіи?-- сказалъ Камышлинцевъ.-- А между тѣмъ мысль вашу можно пустить въ ходъ. Надо поговорить бы съ Самокатовымъ: онъ лучше насъ знаетъ обычаи. Вы съ нимъ знакомы?

-- Какъ же, знакомъ! Такъ я переговорю съ нимъ, а между тѣмъ благодарю васъ за совѣтъ и очень радъ что буду не одинъ, и вы поддержите мое предложеніе.

-- О, съ большимъ удовольствіемъ,-- отвѣчалъ Камышлинцевъ,-- на сколько это будетъ не противно моимъ убѣжденіямъ.

-- Въ этомъ вы можете быть покойны! сказалъ съ пріятной и убѣдительной улыбкой Шестипаловъ. Я глубоко уважаю ваши убѣжденія и конечно не буду проводникомъ мнѣній, которымъ бы вы не сочувствовали!

Онъ крѣпко пожалъ руку Камышлинцеву и съ той же пріятной улыбкой простился съ нимъ. Шестипаловъ вѣроятно хлопоталъ усердно. На другой день губернскій предводитель объявилъ его предложеніе и оно было поддержано со всѣхъ сторонъ. Рѣшено было въ слѣдующій же день (въ этотъ назначенъ былъ въ собраніи танцовальный вечеръ) собраться въ дворянской залѣ.

Узнавъ объ этомъ рѣшеніи, губернаторъ Нобелькнебель призвалъ къ себѣ губернскаго предводителя и о чемъ-то съ нимъ довольно долго толковалъ; но совѣщаніе отмѣнено не было. Дѣйствительно, въ назначенный день, часовъ около 8-ми вечера, начали собираться дворяне -- почтенные люди въ сюртукахъ, болѣе вольнодумные въ пальто и пиджакахъ, но собирались какъ-то нешумно-таинственно: зала была полуосвѣщена, собравшіяся кучки о чемъ-то переговаривали въ полголоса. Многіе не знали, о чемъ собственно и говорить будутъ, во всемъ проглядывала какая-то таинственность, а у иныхъ и нѣкоторый страхъ: точно собрались на политическій заговоръ.

-- Ба! Дѣдушка! И ты здѣсь? спросилъ находившійся въ веселомъ расположеніи духа Самокатовъ одного почтеннаго и богобоязненнаго старичка, прослужившаго 80 лѣтъ совѣстнымъ судьей.

-- А что?-- спросилъ тотъ съ безпокойствомъ.

-- Ничего! ничего!-- отвѣчалъ тотъ, только такимъ тономъ, который говорилъ: ну, смотри, братъ, не попадись!

-- Да о чемъ будутъ толковать-то, объясни мнѣ?-- спрашивалъ старичекъ.

-- А вотъ услышишь!-- отвѣчалъ тотъ.

Старичекъ почамкалъ губами и безпокойно озирался.

Камышлинцеву, который видѣлъ эту мистификацію, стало жаль старика.

-- Объ общихъ дворянскихъ интересахъ!-- отвѣчалъ онъ; -- можетъ быть найдутъ нужнымъ просить о какихъ-нибудь милостяхъ!

-- А, милостей просить! Это хорошо! Отчегожъ и не попросить милостей!-- отвѣчалъ съ благодарностью нѣсколько успокоенный старичекъ.

-- Да! о дворянскихъ интересахъ, да милостяхъ. Вотъ вы ихъ узнаете!-- повторилъ Самокатовъ и насмѣшливо посмотрѣлъ и на старичка, и на Камышлинцева.

Въ это время вошелъ губернскій предводитель, все зашумѣло и стало собираться къ нему. Около него повертѣлся бѣленькій и плюгавенькій старичекъ, преданный начальству, съ сладкой рожицей, и всегда лебезившій около предводителя. Онъ какъ бы спрашивалъ, не будетъ ли какихъ приказаній, но приказній не было: князь Шапхаевъ едва кивнулъ ему головой. Поговоривъ о чемъ-то человѣками съ двумя изъ сильныхъ помѣщиковъ, онъ пригласилъ другихъ садиться, и около него образовался въ нѣсколько рядовъ тѣсный и большой полукругъ, въ срединѣ котораго сидѣлъ Шестипаловъ.

-- Вотъ, господа, -- началъ князь Шапхаевъ, съ свойственною ему развязностью, когда дѣло касалось общихъ вопросовъ, -- Авксентій Егорычъ (и онъ указалъ на Шестипалова) предложилъ намъ собраться, чтобы переговорить объ общихъ дворянскихъ интересахъ, обусловливаемыхъ настоящимъ нашимъ положеніемъ, и вы нашли это предложеніе весьма умѣстнымъ. Такъ не угодно ли будетъ приступить къ предмету совѣщанія?

Послѣдовало молчаніе.

Предводитель обвелъ всѣхъ глазами и замѣтилъ, что Шестипаловъ смотритъ на люстру, а остальные смотрятъ на него, Шапхаева, такъ, какъ будто говорятъ: "да вѣдь мы привыкли, чтобы предсѣдатель давалъ предложенія и ихъ придумывалъ, такъ что жъ это ты на насъ валишь?" но князь Шапхаевъ не затруднился.

-- Не угодно ли будетъ вамъ, Авксентій Егорычъ,-- сказалъ онъ, обратясь въ Шестипалову, -- какъ первому заявившему желаніе о совѣщаніи (онъ на всякій случай видимо упиралъ на то, что-де все это тобой затѣяно), не угодно ли будетъ разъяснить вашу мысль и сообщить: какія именно нужды вы считаете важными въ настоящемъ случаѣ для дворянства?

Шестипаловъ всталъ, нѣсколько смутясь.

-- Милостивые государи, -- сказалъ онъ, -- вамъ извѣстно, что въ настоящее время совершается реформа, реформа, которая совершенно необходима для развитія государственной жизни и которой нельзя не сочувствовать. Тѣмъ не менѣе вслѣдствіе ея, вслѣдствіе эманципаціи крестьянъ, дворянство лишилось одной изъ своихъ самыхъ существенныхъ привилегій и вмѣстѣ съ тѣмъ утратило вліяніе на низшіе классы. Вслѣдствіе этого (онъ замѣтилъ повтореніе)... поэтому я полагаю, что дворянамъ должно бы обсудить свое новое положеніе и что дворянство нѣкоторымъ образомъ имѣетъ право, ходатайствовать о милостяхъ для себя, которыя бы возстановили его повсемѣстное значеніе.-- Шестипаловъ посмотрѣлъ кругомъ и въ то время, какъ всѣ ожидали продолженія, онъ остановился и сѣлъ на свое мѣсто.

Опять послѣдовало молчаніе.

-- Да однакожъ... о чемъ же именно вы полагали бы просить?-- сказалъ князь Шапхаевъ.

-- Ну, это зависитъ отъ того, что найдутъ нужнымъ гг. дворяне,-- сказалъ Шестипаловъ.

-- Господа!-- сказалъ предводитель,-- кто же въ чемъ полагаетъ дворянскія нужды?

Опять послѣдовало молчаніе.

-- По-боку бы всѣ реформы, -- сказалъ про себя, но довольно громко, Грембулатовъ.

Многіе разсмѣялись.

-- Да неугодно ли Авксентью Егоровичу и начать?-- сказалъ необыкновенно толстый и необыкновенно раздражительный помѣщикъ Свистоуховъ.

-- Я съ своей стороны полагаю, господа,-- замѣтилъ прижатый къ стѣнѣ Шестипаловъ, -- что напримѣръ нѣкоторая доля самоуправленія, сосредоточенная исключительно въ дворянскихъ рукахъ, была бы очень желательна и полезна.

Послѣдовало молчаніе.

-- Извините, если я васъ спрошу, что такое самоуправленіе?-- вполголоса спросилъ Самокатова сидѣвшій возлѣ него молодой господинъ съ усиками, недавно вышедшій въ отставку изъ военныхъ.

Большинство точно также плохо понимало это слово, какъ и юный воинъ, только боялось сознаться въ томъ.

-- А это право самому съ себя деньги собирать! отвѣчалъ серьезно Самокатовъ.

Камышлинцева укололо предложеніе Шестипалова.

-- Самоуправленіе вещь хорошая,-- сказалъ онъ,-- но если оно будетъ сосредоточено въ однихъ рукахъ, такъ это не будетъ самоуправленіе. Теперь же, я полагаю, наша задача заботиться объ общихъ правахъ, а не расходиться съ народомъ, да ходатайствовать о новыхъ привилегіяхъ!

-- Да-съ, -- подхватилъ одинъ господинъ, бывшій ярымъ помѣщикомъ и вдругъ превратившійся въ яраго либерала, -- я согласенъ съ Дмитріемъ Петровичемъ! время привилегій прошло! Намъ надо просить, чтобы насъ сравняли во всемъ съ народомъ! пусть на насъ наложатъ рекрутство, пусть наложатъ подушныя.

-- И тѣлесныя наказанія,.-- подсказалъ кто-то.

-- А что же? и тѣлесныя наказанія!-- разгорячась отвѣчалъ красный.

-- Съ тебя бы начать, такъ чай не понравится!-- замѣтилъ ему какой-то пріятель.

Всѣ засмѣялись.

-- Равенство вводится, -- замѣтилъ мягко и нѣсколько наставительно Мытищевъ Иванъ (старикъ по болѣзни не пріѣхалъ),-- не уничтоженіемъ преимуществъ высшаго сословія и приравненіемъ его въ низшему, а наоборотъ -- распространеніемъ на низшія сословія правъ, которыми пользовались только высшія, и такъ сказать, поднятіемъ низшихъ до привилегированныхъ классовъ.

-- Дмитрій Петровичъ,-- замѣтилъ Шестипаловъ,-- находитъ излишнимъ сосредоточеніе самоуправленія въ дворянскихъ рукахъ, но дворянство у насъ самое образованное сословіе: такъ кому же и довѣрить самоуправленіе?

-- Первенство всегда и останется за дворянствомъ, какъ за самымъ просвѣщеннымъ классомъ, но пусть оно и достается добровольно, въ силу образованности, а не привилегіи, -- отвѣчалъ Камышлинцевъ.-- Впрочемъ, прибавилъ онъ,-- мы еще не имѣемъ, кромѣ самоуправленія, многихъ вещей, безъ которыхъ немыслимо никакое развитіе, напримѣръ: свободы слова и печати, неприкосновенности личности безъ суда, да и самаго суда не имѣемъ. Вотъ о чемъ слѣдовало бы прежде всего позаботиться.

Всѣ молчали, задумавшись.

-- Господа!-- замѣтилъ князь Шапхаевъ,-- мы не имѣемъ права входить съ подобными ходатайствами о дѣлахъ, касающихся всѣхъ сословій: намъ скажутъ, что мы выходимъ изъ границъ нашихъ нуждъ и на это не уполномочены отъ другихъ сословій.

-- А если мы будемъ просить чего-нибудь только для себя, то скажутъ, что мы эгоисты и думаемъ только о своемъ сословіи,-- замѣтилъ кто-то изъ молодыхъ.

-- Ну и пусть говорятъ; а мы все-таки должны думать о себѣ. Ну, пусть дадутъ намъ по крайней мѣрѣ права остзейскаго дворянства. Чѣмъ мы хуже ихъ?-- сказалъ раздражительный помѣщикъ Свистоуховъ.

-- Да! мы не менѣе его вѣрны! не менѣе заслужили ихъ!-- послышались восклицанія съ разныхъ сторонъ и сопровождались извѣстными замѣтками противъ нѣмцевъ и ихъ особенностей, весьма не лестнаго для нихъ свойства. Собраніе оживилось; большинство говорило въ унисонъ: -- не многіе несогласные молчали. Вскипѣлъ патріотизмъ и оскорбленье самолюбіе. Предложеніе, сдѣланное однимъ изъ глазъ помѣщичьей партіи, задѣло патріотизмъ и заслужило одобреніе большинства.

Камышлинцевъ и Мытищевъ съ улыбкой переглянулись и смотрѣли на горячащихся.

-- Да! остзейскія права, остзейскія привилегіи намъ!-- послышались голоса.

Совѣстный судья и смиренный отецъ мироваго посредника, услыхавъ это, немедленно на цыпочкахъ вышли и уѣхали изъ собранія и провели нѣсколько самыхъ безпокойныхъ дней, чувствуя себя участниками въ нѣкотораго рода политическомъ заговорѣ.

-- Господа!-- замѣтилъ князь Шапхаевъ, -- я съ вами согласенъ, но ловко ли будетъ входить съ подобнымъ ходатайствомъ?

-- Ваше сіятельство находите, кажется, всегда неловкимъ ходатайствовать за дворянскія права, -- замѣтилъ раздражительный господинъ.

Князь Шапхаевъ видѣлъ, что онъ можетъ потерять расположеніе большинства.

-- Я всегда былъ слугою дворянства и ни въ какомъ случаѣ не пойду противъ его желаній!-- сказалъ онъ съ благородною гордостью..-- Еслибы ныньче послѣ трехъ трехлѣтій службы я въ первый разъ и разошелся въ мысляхъ съ дворянствомъ, то именно изъ боязни навлечь на него неудовольствіе и непріятности. Впрочемъ, я ни въ какомъ случаѣ не буду мѣшать исполненію его намѣреній!.. Я могу сказаться больнымъ,-- прибавилъ онъ.

Шестипаловъ улыбнулся Камышлинцеву.

-- Однакожъ, о чемъ идетъ рѣчь?-- спросилъ Камышлинцевъ: -- о правахъ прибалтійскихъ провинцій, или ихъ дворянства?

-- Дворянства! Разумѣется, дворянства!-- раздались голоса.-- Сказано, что мы не имѣемъ права ходатайствовать объ общихъ правахъ!

-- Какихъ же именно правъ этого дворянства желательно намъ?-- спросилъ Камышлинцевъ.

-- Да всѣхъ вообще!-- отвѣчалъ раздражительный господинъ.

-- Но какихъ, какихъ же именно?-- спрашивалъ Камышлинцевъ.

-- Конечно, надо будетъ развить опредѣленно то, чего мы желаемъ,-- подтвердилъ князь Шапхаевъ.

-- Ну, ну, напримѣръ. Они имѣютъ право покупать въ Россіи имѣнія, а мы у нихъ не можемъ!-- отвѣтилъ запросчикъ.

-- Мм! Это еще не важно!-- замѣтилъ князь Шапхаевъ.

-- Разумѣется, какая нелегкая понесетъ насъ туда! Это они къ намъ лѣзутъ! Ну и пусть ихъ покупаютъ у насъ: они аккуратно плататъ!-- послышалось съ разныхъ сторонъ.

-- Ну, а дальше?-- спрашивалъ князь.

-- А далѣе?-- А чортъ ихъ тамъ знаетъ, чѣмъ они всѣхъ опутали!-- сказалъ, вскочивъ, раздражительный господинъ и въ волненіи сталъ ходить по залѣ.

Всѣ разсмѣялись. Многіе поднялись съ мѣстъ и начались шумъ и толки.

Нѣкоторые подошли къ Шестипалову и просили разъяснить имъ его мысль о самоуправленіи.

Къ Камышлинцеву подошелъ отставной офицерикъ.

-- Ужасно непріятно,-- сказалъ онъ, -- что ныньче все какія-то стали употреблять слова и говорить о предметахъ, которыхъ не понимаешь; а разъяснить никто не разъясняетъ и всѣ какъ-то не договариваютъ. Я вторымъ кончилъ курсъ въ корпусѣ и на золотой доскѣ стою, а многаго не могу понять. Одинъ журналъ все пишетъ, что надо дѣло дѣлать, и въ повѣстяхъ у него всѣ герои дѣло какое-то дѣлаютъ, а какое дѣло -- не говорятъ. Другой говоритъ, что достаточно пять книжекъ прочитать, чтобы знать все, а какія книжки -- не поименовываетъ. Ужасно непріятно. Я, напримѣръ, человѣкъ свободный, очень бы желалъ и дѣло дѣлать, и книжки читать, а не знаю, за что приняться! Или, напримѣръ, недавно прочиталъ: смѣются, что одинъ кита рыбой назвалъ! Я, признаюсь, самъ былъ увѣренъ, что китъ -- рыба: теперь узнаю, что нѣтъ, а кто онъ -- не объяснили! Очень непріятно! боишься съ умными людьми говорить, чтобы въ просакъ не попасть!

-- Да, это непріятно!-- разсѣянно отвѣчалъ Камышлинцевъ.

-- Позвольте узнать однако же, что же китъ.

Но въ это время князь Шапхаевъ, соскучившійся ждать и желая засѣсть въ нѣкую игру "трынку", спросилъ:

-- Такъ, какъ же, господа? не оставить ли намъ совѣщаніе до другаго раза?

Шестипаловъ нѣсколько обидѣлся.

-- Я полагаю, князь,-- сказалъ онъ,-- что если мы собрались сюда, то надо чѣмъ-нибудь и покончить! Я имѣлъ честь, -- продолжалъ онъ, обращаясь уже ко всѣмъ,-- предложить собранію мысль о начаткахъ самоуправленія. Самое богатое и знатное дворянство, англійское, благодаря этимъ началамъ, сохранило полное вліяніе на остальные классы. Я думаю, что всего приличнѣе было бы ходатайствовать о предоставленіи намъ -- такъ какъ мы не имѣемъ права ходатайствовать за другихъ -- нѣкоторой доли этихъ политическихъ правъ англійскаго дворянства.

Слушатели снова были озадачены этимъ предложеніемъ, но ихъ выручилъ господинъ съ отвисшими щеками и пухлыми губами сердечкомъ. Человѣкъ этотъ, восточнаго происхожденія, по фамиліи Зензивѣевъ, былъ необыкновенно мягкій, женоподобный и нѣжный; любилъ все примирять и улаживать, питалъ особенную склонность къ одному молодому и рослому стремянному, взятому изъ крестьянъ, и былъ глубоко огорченъ его измѣной, когда онъ, уволенный, какъ безземельный, мировымъ посредникомъ, ушелъ отъ него. Зензивѣевъ не могъ простить этого ни мировому посреднику, который его уводилъ, ни губернскому присутствію, не внявшему его жалобѣ. Онъ тоже подавалъ заявленіе губернскому предводителю въ числѣ другихъ, которыя не были читаны.

-- Милостивые государи!-- сказалъ онъ, нѣсколько сюсюкая: -- вотъ Авксентій Егоровичъ говоритъ объ англійскомъ дворянствѣ. Да что намъ Англія! Мы благодаря Бога русскіе, а не англичане! Зачѣмъ намъ перенимать ихнее? пусть оно при нихъ и остается. Да и ловко ли намъ просить объ этомъ? Мнѣ кажется -- если позволено мнѣ будетъ высказать здѣсь свое мнѣніе -- мнѣ кажется, всего правильнѣе по русскому обычаю предоставить попечительному правительству самому позаботиться о нашихъ нуждахъ. Нѣтъ сомнѣнія, что, лишивъ насъ одной изъ существеннѣйшихъ нашихъ привилегій, оно оцѣнитъ и нашу жертву, и нашу готовность принять ее, которую мы заявили одни изъ первыхъ.

-- Да, да! изъ первыхъ, -- заговорили многіе съ гордостью.

-- Нѣтъ сомнѣнія, что это будетъ принято во вниманіе и что попечительное правительство, котораго мы составляемъ опору, само вознаградитъ насъ. А наши просьбы и напоминанія могутъ только огорчить его и быть поводомъ къ отсрочкѣ. Во всякомъ случаѣ, мнѣ кажется, повременить, пождать и заняться своимъ настоящимъ дѣломъ, тѣмъ дѣломъ, которое касается нашихъ самыхъ близкихъ, самыхъ дорогихъ интересовъ.

-- Сердечныхъ, можно сказать!-- замѣтилъ Самокатовъ.

-- И карманныхъ, Ростиславъ Павловичъ, карманныхъ дѣлъ, рубашки нашей касается!-- мягко и незлобиво прибавилъ Зензивѣевъ, обращаясь къ Скмокатову.-- Такъ не лучше ли отложить всякое ходатайство и заняться нашими дѣлами?

-- Дѣло!-- сказалъ суровый Канбулинъ:-- нечего объ этомъ и толковать! Надо сначала одно пережевать.

-- Конечно! И то правда!-- послышалось съ разныхъ сторонъ, и у всѣхъ какъ будто тяга какая съ плечъ свалилась.

Шестипаловъ пожалъ плечами.

-- Ну, такъ засѣданіе кончено. Поэтому до завтра, господа!-- сказалъ князь Шапхаевъ, привѣтливо раскланиваясь, но въ это время къ нему подошли Канбулинъ и Свистоуховъ и около нихъ стала сбираться кучка, видимо уже подготовленная.

-- Позвольте, князь!-- сказалъ первый.

-- Такъ какъ мы рѣшили заняться близкимъ намъ дѣломъ, то и слѣдуетъ потолковать о немъ. У насъ была рѣчь о дѣйствіяхъ мировыхъ посредниковъ, но она начата оффиціально, мы оффиціально къ ней и возвратимся, а здѣсь, въ частномъ собраніи, мы можемъ высказаться откровенно о другомъ предметѣ! Господа мировно посредники не дѣйствовали бы такъ, еслибы не получали не только поддержки, но и направленія отъ губернскаго присутствія, а въ губернскомъ присутствіи, какъ намъ всѣмъ извѣстно, болѣе всего способствуютъ этому направленію наши же дворяне, Иванъ Сергѣевичъ Мытищевъ и особенно Дмитрій Петровичъ Камышлинцевъ. Мы, дворяне, особенно страдаемъ отъ направленія и заявленій Дмитрій Петровича, который возстановляетъ противъ насъ своимъ потворствомъ и наставленіями не только посредниковъ, но и крестьянъ -- а это можетъ повести далеко. Это можетъ повести въ нарушенію спокойствія края!

-- Да! Это пожалуй и бунтомъ можетъ кончиться,-- подтвердили нѣкоторые.

-- Еще бы! Тутъ и до рѣзни недалеко!-- рѣшили другіе.

Камышлинцевъ, услыхавъ это, выступилъ впередъ. Онъ поблѣднѣлъ нѣсколько, но на губахъ у него была презрительная усмѣшка.

-- Меня, кажется, обвиняютъ въ подстрекательствѣ къ бунту,-- сказалъ онъ.-- Это дѣлаетъ честь изобрѣтательности и воображенію господъ, которые въ этомъ увѣряютъ,-- но для этого во первыхъ нужны факты.

-- Найдутся и факты!-- сказалъ Свистоуховъ.-- Семенъ Ивановичъ!

-- Здѣсь!-- сказалъ голосъ Перспикасова, выступившаго изъ-за его спины.

-- Приготовили?-- спросилъ онъ.

-- Приготовилъ-съ!-- отвѣчалъ тотъ смиренно, вынимая изъ кармана бумагу.

-- Вотъ мы просили,-- продолжалъ Свистоуховъ, -- Семенъ Иваныча изложить тѣ дѣйствія и заявленія господина Камышлинцева, которыя подтверждаютъ наши слова. Не угодно ли прочесть!-- сказалъ онъ, подавая бумагу князю Шапхаеву.

Князь Шапхаевъ взялъ ее нерѣшительно.

-- Позвольте!-- сказалъ Камышлинцевъ.-- Вы мнѣ не дали договорить. Я сказалъ, что, во первыхъ, нужны факты, а во вторыхъ, они должны быть провѣрены судомъ. Я убѣжденъ, что все, что тутъ есть -- сплетни и кривотолки, которые опровергнуть не трудно, но дѣло въ томъ, что я ихъ опровергать не буду и не хочу! Не хочу потому, что признаю это неприличнымъ для себя, и потому, что это ни къ чему не поведетъ. Девять десятыхъ лицъ, которыя ему вѣрятъ, предубѣждены противъ меня и вообще противъ дѣйствій моихъ въ крестьянскомъ дѣлѣ, и что бы я ни говорилъ, ни въ чемъ ихъ не увѣрю. Поэтому я прошу и даже требую, чтобы обвиненія, собранныя господами и изложенныя господиномъ Перспикасовымъ, были поданы, куда слѣдуетъ: подобные извѣты и объявленія не должны оставаться безъ разъясненія!

-- Позвольте-съ! Это я написалъ частно, по желанію господъ. Это не мое собственное заявленіе, -- сказалъ струсившій Перспикасовъ.

-- Все равно!-- отвѣчалъ Камышлинцевъ.-- Господа, которые доставляли вамъ матеріалы, не откажутся вѣроятно подписать его.

-- И не откажемся!-- сказалъ Свистоуховъ,-- если придетъ надобность;-- но прежде, нежели дѣло дойдетъ до оффиціальности, мы желаемъ, чтобы вы здѣсь отвѣтили намъ, какъ дворянамъ, и разъяснили вашъ образъ дѣйствій, который намъ кажется вовсе не дворянскимъ.

-- Не дворянскимъ! Не дворянскимъ!-- послышались голоса.

-- Совершенно справедливо!-- холодно, но твердо замѣтилъ Камышлинцевъ,-- вовсе не дворянскимъ, особенно съ той точки зрѣнія, какъ вы понимаете дворянскій образъ дѣйствій въ этомъ дѣлѣ. Я рѣшительно избѣгалъ даже глядѣть на вещи съ дворянской точки зрѣнія, потому что считалъ этотъ взглядъ одностороннимъ: я дѣйствую просто въ духѣ Положенія.

-- Да вы дворянинъ, такъ и должны дѣйствовать какъ дворянинъ,-- прервалъ его кто-то.

-- Разумѣется, какъ дворянинъ, -- заговорили кругомъ.

-- Дворянинъ вы, или нѣтъ?-- кричалъ Грембулатовъ, подступивъ къ самому Камышлинцеву.

-- Позвольте мнѣ договоритъ,-- сказалъ нетерпѣливо Камышлинцевъ,-- или я замолчу и уйду.

-- Говорите, говорите!-- сказали кругомъ.

-- Нѣтъ, отвѣчайте: дворянинъ вы, или нѣтъ?-- приступилъ Грембулатовъ.

-- Оставь его, оставь,-- заговорили другіе и оттащили его за руку.

-- Я сказалъ, что считаю обязанностью дѣйствовать въ духѣ Положенія и дѣйствовать не потому, что я служу по приглашенію правительства, а потому, что это согласно и съ моими убѣжденіями. На этомъ основаніи, я и принялъ приглашеніе отъ правительства. Поэтому же считаю излишнимъ и оправдываться передъ дворянствомъ. Я отъ него никакихъ уполномочій не бралъ и оно мнѣ ничего не довѣряло,-- не въ чемъ мнѣ ему и отдавать отчетъ. Если дворянство недовольно образомъ дѣйствій губернскаго присутствія, то не угодно ли обратиться ему къ своимъ представителямъ! У васъ тоже есть не мало своихъ: во первыхъ, губернскій предводитель, во вторыхъ, два члена по выбору предводителя: у нихъ такіе же голоса, какъ и у насъ съ Иваномъ Сергѣевичемъ -- ни больше, ни меньше, и слѣдовательно наше вліяніе уравновѣшено. Отъ нихъ вы имѣете право требовать отчета, они ваши уполномоченные: къ нимъ и обращайтесь!

Собраніе было поколеблено. Многіе невольно должны были признать справедливость доводовъ Камышлинцева.

-- Мы отъ своихъ и требовали!-- сказалъ суровый Канбулинъ. (И дѣйствительно, какъ оказалось впослѣдствіи, они въ частномъ собраніи сильно прижали своихъ представителей, изъ которыхъ одинъ даже заболѣлъ и хотѣлъ выйти въ отставку; но тѣ объяснили все вліяніемъ Мытищева и въ особенности Камышлинцева на губернатора).

Въ это время Мытищевъ выступилъ впередъ.

-- Хотя собраніе не нашло нужнымъ относиться ко мнѣ такъ строго, какъ къ Дмитрію Петровичу,-- сказалъ онъ, -- но я считаю обязанностью заявить здѣсь публично, что вполнѣ раздѣляю и образъ дѣйствій, и мысли, высказанныя моимъ товарищемъ, и если онъ дѣйствуетъ энергичнѣе меня, если онъ чаще входитъ съ заявленіями и мнѣніями и пользуется большимъ довѣріемъ крестьянъ, то я ему въ этомъ только завидую и уступаю какъ болѣе молодому и даровитому человѣку: но я не протестовалъ ни противъ одного изъ его мнѣній и слѣдовательно раздѣлялъ ихъ, поэтому прошу и гг. дворянъ не отдѣлять моей дѣятельности отъ дѣятельности Дмитрія Петровича и относиться къ ней точно такъ же. Повторяю, въ образѣ дѣйствій и мнѣніяхъ я вполнѣ солидаренъ съ Дмитріемъ Петровичемъ и считаю это себѣ за честь.

Онъ слегка наклонилъ голову и хотѣлъ отойти, но къ нему обратился Канбулинъ.

-- Что и говорить! У васъ все общее, -- проворчалъ въ полголоса кто-то въ толпѣ, но Мытищевъ не слыхалъ или можетъ быть сдѣлалъ видъ, что не слышитъ этого.

-- Мы не уполномочены говорить противъ васъ,-- сказалъ Канбулинъ,-- потому что хотя дворянство и не довольно...

-- Говорите только за себя и за вашихъ единомышленниковъ, а не за все дворянство!-- сказалъ твердо одинъ изъ посредниковъ, и нѣсколько голосовъ его поддержали.

Канбулинъ только кинулъ на нихъ презрительный взглядъ.

-- Хотя гг. дворяне, которые меня уполномочили, не довольны и вашими дѣйствіями и желали вамъ это заявить,-- продолжалъ онъ, -- но находятъ ихъ болѣе сдержанными и сдѣланными можетъ быть подъ посторонними вліяніями.

-- Очень вамъ благодаренъ!-- насмѣшливо сказалъ Мытищевъ, -- но если это такъ, то я за удовольствіе считаю дѣйствовать подъ такимъ прекраснымъ вліяніемъ.

-- Мы уполномочены говорить преимущественно съ Дмитріемъ Петровичемъ, -- продолжалъ Канбулинъ,-- но онъ отказался объяснить свой образъ дѣйствій предъ дворянствомъ, къ которому принадлежитъ.

-- Да! потому что вы не просили объясненія, а требовали оправданія,-- сказалъ Камышлинцевъ.

-- Ну-съ, очень хорошо,-- сказалъ Канбулинъ, какъ будто этого поджидавшій, -- если вы не согласились на наши требованія и ожидали просьбы, такъ мы теперь обращаемся къ вамъ съ просьбой.-- Онъ пріостановился и сказалъ:

-- Господа дворяне покорнѣйше просятъ васъ отказаться отъ вашей должности и сложить ее съ себя.-- Мы васъ покорнѣйше просимъ объ этомъ!

Онъ сказалъ это тѣмъ тономъ, которымъ говоритъ начальникъ своему подчиненному: "я васъ покорнѣйше прошу, милостивый государь, подать просьбу объ отставкѣ!"

-- Да, просимъ! Покорнѣйше просимъ!-- требовательно заговорила огромная толпа, подступая въ Камышлинцеву.

Камышлинцевъ былъ блѣденъ и взволнованъ; сжатыя губы его посинѣли, но онъ сдержалъ себя и старался казаться спокойнымъ.

-- Ваша просьба, господа, -- сказалъ онъ,-- очень похожа на приказаніе и, хотя я не полагаю, чтобы все дворянство раздѣляло это желаніе...

-- Все! все!-- кричали съ одной стороны.

-- Неправда! неправда!-- кричали съ другой.

-- Все! все! все!-- кричала огромная толпа.

Камышлинцевъ сдѣлалъ знавъ рукою, прося своихъ замолчать.

-- Но во всякомъ случаѣ,-- продолжалъ онъ, когда крики замолкли,-- я не люблю навязывать свой образъ мнѣній и дѣйствій и не пойду противъ общаго желанія, или по крайней мѣрѣ -- желанія большинства.

Въ толпѣ послышался ропотъ одобренія и удовольствія.

-- Но для того, чтобы высказалось общественное мнѣніе въ дѣлѣ, которому я служу, -- продолжалъ Камышлинцевъ, котораго голосъ возвысился и у котораго глаза сверкнули, -- здѣсь не достаетъ голоса четырехъ сотъ тысячъ освобождаемыхъ крестьянъ, которыхъ права я защищаю. Если бы и ихъ большинство высказалось съ вами за одно, я бы ему немедленно подчинился. Но какъ его нѣтъ и я имѣю основаніе думать, что я удовлетворяю его желаніямъ, -- то я, къ сожалѣнію, не могу и не считаю себя вправѣ исполнить просьбу гг. дворянъ.

На губахъ его мелькнула злобная улыбка. Онъ хотѣлъ выйти, но потомъ остановился и какъ-бы одумался.

-- Впрочемъ,-- сказалъ онъ,-- чтобы не быть судьей въ своемъ дѣлѣ, такъ какъ я служу представителемъ правительства, то я и спрошу правительство: удовлетворяетъ ли его мой образъ дѣйствій? и буду соображаться съ его отвѣтомъ.

-- Ну, такъ и мы обратимся къ правительству,-- грозно сказалъ Канбулинъ.

-- Разумѣется! Конечно! посмотримъ еще, чья возьметъ!-- говорили голоса и смѣшались въ общій гулъ.

-- Позвольте,-- сказалъ, остановивъ Камышлинцева въ дверяхъ, одинъ еще молодой, весьма благонамѣренный человѣкъ, кончившій курсъ въ провинціальномъ университетѣ, но которому дворянская точка зрѣнія сильно смутила идеи.-- Вы отказываетесь отъ исполненія желанія дворянства подъ предлогомъ, что вы членъ отъ правительства. Вы забываете, что прежде нежели вы представитель правительства, вы -- дворянинъ!-- сказалъ онъ энергически и побѣдоносно, вѣруя въ непогрѣшимость своего убѣжденія.

-- А еще прежде, нежели дворянинъ, -- я человѣкъ!-- сказалъ Камышлинцевъ улыбнувшись.-- Да и знаете-ли что? мнѣ кажется, что дѣйствуя такъ, какъ я дѣйствую, я лучше служу истинныхъ интересамъ дворянства, чѣмъ вы!-- Онъ ушелъ, оставивъ своего противника совершенно озадаченнымъ.

Вопросъ о правахъ и нуждахъ дворянства этимъ былъ и законченъ.

VI.

Нельзя сказать, чтобы заявленія помѣщичьей партіи были легко приняты Камышлинцевымъ. Возбуждать противъ себя чью бы то ни было ненависть человѣку всегда непріятно и больно. Еслибы еще Камышлинцевъ дѣйствительно чувствовалъ въ себѣ враждебность къ помѣщикамъ, какъ они это предполагали, то ненависть враговъ не могла-бы его огорчать. Но онъ этой враждебности не чувствовалъ; онъ зналъ очень хорошо всѣ постороннія обстоятельства, которыя питали и возбуждали это чувство, и, дѣйствуя противъ притязаній партіи, онъ не вносилъ тутъ никакихъ личныхъ чувствъ и относился къ ней сколько могъ снисходительно и безъ озлобленія, чего, разумѣется, противники не видѣли и не сознавали. Притомъ же, какъ человѣкъ русскій, Камышлинцевъ былъ довольно мягокъ сердцемъ. Но всѣ эти, сначала мелкія, а потомъ и крупныя нападенія, подъ конецъ, не только озлобляли, "эгрировали", какъ выражалась Ольга, его характеръ, но притупляли въ немъ его русскую расплывчатость, закаляли его, дѣлали тверже и стойчѣе, и какъ ни непріятно было ему нападеніе помѣщиковъ, оно его не только не пошатнуло, но заставило спокойно-неуступчивѣе отнестись къ дѣлу. Такъ всегда бываетъ съ характерами, носящими задатки твердости; они выростаютъ по мѣрѣ ударовъ и силы сопротивленія.

Мытищевъ и Камышлинцевъ, возвратясь домой, нашли у Ольги графа Гогенфельда.

-- Мы сегодня съ Иваномъ Сергѣевичемъ были въ огнѣ и отбили сильное нападеніе непріятеля,-- сказалъ смѣясь Камышлинцевъ.

-- Ну, реляціямъ, въ которыхъ говорятъ про себя, всегда надо вѣрить въ-половину!-- сказалъ Мытищевъ.-- Впрочемъ, я былъ въ арріергардѣ и меня едва задѣли, а выдержалъ нападеніе одинъ Дмитрій Петровичъ и, дѣйствительно, отбилъ атаку непріятеля, во сто разъ многочисленнѣйшаго, хотя далеко не уничтожилъ его.

-- Да говорите скорѣе, въ чемъ дѣло?-- спросила Ольга.-- Какъ будто у меня такъ мало любопытства, что нужно еще раздражать его, -- прибавила она обиженно.

Камышлинцевъ и Мытищевъ разсказали происшествіе вечера, стараясь шуткой смягчить грубую и злобную сторону дѣла. Однакоже Ольга тотчасъ поняла всю нешуточность выходки и, вслѣдствіе ли своей беременности, или можетъ быть по чувствамъ, давно и понемногу накопившимся на этотъ счетъ -- приняла все это несравненно ближе въ сердцу, чѣмъ можно было думать. Все это происшествіе чрезвычайно огорчило ее и она совершенно серьезно напала на Камышлинцева и отчасти на Мытищева, который и тутъ впрочемъ страдалъ больше какъ сообщникъ Камышлинцева, нежели какъ виновникъ. Надо, впрочемъ, прибавить, что живости, съ которой Ольга приняла извѣстіе, содѣйствовала можетъ быть одна чисто-женская причина. Слухи ходили, что въ концѣ выборовъ дворяне хотѣли задать обществу балъ, -- а какъ же ей быть на балѣ, когда всѣ вооружены противъ ея мужа? Она упрекала и мужа, и Камышлинцева, что они не умѣютъ дѣйствовать примирительно, что можно любить и крестьянъ, но жертвовать для нихъ, да для лакеевъ отношеніями своими къ обществу, въ которомъ живешь и къ которому принадлежишь -- безумно. Обращаясь къ графу Гогенфельду, она жаловалась, какъ непріятно и ея положеніе встрѣчать кругомъ непріязненно расположенныя лица, слышать безпрестанно намеки или прямыя осужденія дѣятельности этихъ милыхъ господъ (она кивнула на Камышлинцева и мужа), что все ея существованіе отравлено этими нападеніями, интригами, злобой и что все это дѣлается Богъ знаетъ для кого, "Dieu sait pour qui",-- что другими словами значило: чортъ знаетъ для какой дряни (Ольга съ графомъ Гогенфельдомъ и вообще въ щекотливыхъ вещахъ или при людяхъ, имѣющихъ претензію на свѣтскость, по обычаю многихъ, прибѣгала къ французскихъ фразамъ, хотя Камышлинцевъ и старался ее отучить отъ этого). Наконецъ, женщина -- какъ горячая лошадь: какъ понесетъ, такъ ужъ не удержишь. Увлекаясь далѣе и далѣе, огорчаясь болѣе и болѣе, Мытищева -- чего съ ней никогда не бывало, особенно при постороннихъ, просто расплакалась и сдѣлала, что называется,-- сцену, которая кончилась истерикой.

Камышлинцевъ сначала смѣялся, стараясь все обратить въ шутку, графъ Гогенфельдъ примирялъ и смягчалъ, мужъ успокоивалъ и уговаривалъ, но когда Ольга расплакалась и когда съ ней сдѣлалась истерика, всѣ, какъ обыкновенно бываетъ при подобныхъ неловкихъ сценахъ, смутились и совѣстились одинъ другаго.

Ольга, нѣсколько оправившись, ушла къ себѣ и Мытищевъ счелъ нужнымъ сказать графу Гогенфельду конфиденціально, что она не здорова и въ такомъ положеніи, что все на нее дѣйствуетъ чрезвычайно сильно. Флигель-адъютантъ, ничего доселѣ не догадывавшійся объ этомъ положеніи, сдѣлалъ невольно маленькое "э!" и тотчасъ же искусно скрылъ его, прибавивъ: "это видно, что она нездорова". Онъ сдѣлалъ еще два-три вопроса о выходкѣ помѣщиковъ, высказалъ осужденіе ея неприличію и поспѣшилъ уѣхать, выразительно и съ пріятной улыбкой пожавъ руки Мытищеву и Камышлинцеву.

Камышлинцевъ съ Мытищевымъ перекинулись нѣсколькими неодобрительными словами о поведеніи Ольги и разошлись, также недовольные концомъ вечера, какъ и его началомъ.

На другой день, оставшись наединѣ съ Ольгой, Камышлинцевъ весьма мягко попытался объяснить ей, какъ была неприлична ея выходка противъ него и мужа: онъ надѣялся, что Ольга своимъ сочувствіемъ поддержитъ его, дастъ ему новыя силы для борьбы, а никакъ не ожидалъ встрѣтить въ ней сторонницу противниковъ. Но Ольга не хотѣла и слушать. Она повторила, что эта противная вражда и дрязги отравляютъ ей существованіе, напомнила ему о положеніи, въ которое, благодаря этой враждѣ, она была уже поставлена, и что все это освобожденіе и вѣчные толки о немъ опротивѣли ей.

-- Пусть освобождаются всѣ лакеи, горничныя и мужики, -- прибавила она, -- но жертвовать для этого своимъ спокойствіемъ и спокойствіемъ людей любимыхъ -- не имѣетъ никакого смысла! Повѣрьте, и безъ васъ освободятся очень хорошо. Не дадутъ себя въ обиду! Что касается до меня,-- сказала она,-- то я рѣшительно не хочу ссориться съ дворянами. Скоро будетъ дворянскій балъ: какъ весело чувствовать себя на немъ, какъ оглашенной! Да и братъ, кажется, знаетъ толкъ въ дѣлахъ,-- прибавила она,-- а между тѣмъ тоже согласенъ со мною, что вы горячитесь, гдѣ не нужно!

-- Твой братъ можетъ быть какого хочетъ мнѣнія,-- сказалъ Камышлинцевъ,-- но мнѣ будетъ непріятно видѣть тебя въ сообществѣ съ Канбулинымъ и Свистоуховымъ.

-- Все лучше, нежели въ обществѣ мужиковъ и лакеевъ!-- отвѣчала Ольга.

Хорошенькое личико ея раскраснѣлось и начало подергиваться тѣми нервными движеніями, которыя предшествуютъ слезамъ. Камышлинцевъ счелъ за лучшее не возражать ей, чтобы опять не довести до слезъ. Онъ пожалъ только плечами и вышелъ, но въ душѣ его невольно мелькнуло въ первый разъ то холодно-враждебное и презрительное чувство, которое вызывается глубокимъ разладомъ, закрадывается не легко, но оставляетъ неизгладимый слѣдъ. Тяжело и одиноко почувствовалъ себя Камышлинцевъ послѣ этого разговора.

Въ этотъ же день Ольга должна была обѣдать у брата. Къ нему пріѣхали на время выборовъ отецъ, весьма впрочемъ, равнодушно относившійся къ дѣлу выборовъ, и мать. Нечего и говорить, какъ родители были довольны положеніемъ ихъ сына, хотя его петербургское мѣсто и открывало ему, можетъ быть, еще болѣе прочную карьеру. Но настоящее, по своей власти и значенію въ окружающемъ обществѣ, гораздо болѣе удовлетворяло самолюбію и сына, и родителей. У молодаго губернатора, не любившаго стѣснительныхъ хлопотъ и издержекъ, неразлучныхъ съ большихъ обѣдомъ, только значительные дворяне приглашались обѣдать, понемногу, группами и поуѣздно.

Ольга еще до пріѣзда гостей разсказала брату сцену свою съ мужемъ и Камышлинцевымъ. Молодой администраторъ, съ свойственнымъ ему безъапелляціоннымъ и наставительнымъ тономъ, замѣтилъ, что хотя дворяне и увлекаются, но что Иванъ Сергѣевичъ, и особенно Камышлинцевъ, слишкомъ горячо принимаютъ къ сердцу крестьянскіе интересы и возбуждаютъ противъ себя свое сословіе.

-- А дворянство, ma chère, что бы тамъ ни говорили, -- сказалъ онъ вполголоса, какъ-бы высказывая тайну,-- все-таки дворянство! Да и вообще неприлично, какъ бы это сказать... измѣнять своему состоянію: il ne faut jamais déroger.... потому что, какія бы тамъ ни были убѣжденія, но noblesse oblige...

Убѣдивъ этимъ неоспоримымъ доказательствомъ Ольгу, которая и безъ того раздѣляла его мнѣнія, братъ прибавилъ:

-- А у меня, какъ нарочно, обѣдаютъ сегодня помѣщики и главные ихъ враги: Свистоуховъ и Канбулинъ.

-- Тѣмъ лучше; я очень рада!-- сказала Ольга;-- я имъ покажу, что я нераздѣляю мнѣній Ивана Сергѣевича и Камышлинцева. Да я такъ и своихъ сказала. Я сказала: "Вы дѣлайте, какъ знаете, а я съ дворянствомъ ссориться не хочу, je me déclare pour la noblesse! (Въ такомъ аристократическомъ домѣ, какъ губернаторскій, говорить просто по-русски, безъ пересыпки французскими фразами, считалось просто неприличнымъ).

Вошелъ отецъ и подтвердилъ слова сына, прибавивъ въ полтона, что это -- все вліяніе Камышлинцева.

Вошла мать и подтвердила тоже, добавивъ, что Ольга -- сестра губернатора и обязана поддерживать со всѣми хорошія отношенія, потому что она (разумѣется, когда меня нѣтъ, добавила она) замѣняетъ нѣкоторымъ образомъ хозяйку его дома и занимаетъ первое мѣсто въ губерніи, и слѣдовательно, должна все дѣлать для того, чтобы домъ и отношенія ея брата были самыми пріятными.

Такимъ образомъ Ольга была не только поддержана, но убѣждена еще болѣе и направлена на путь истинный со всѣхъ сторонъ. Вообще вліяніе брата и семьи, со времени ихъ прибытія, начало отзываться на Ольгѣ.

За обѣдомъ Ольга была очень любезна съ дворянами и, между прочимъ, имъ замѣтила игриво, что она вполнѣ раздѣляетъ ихъ мнѣнія и если они уговорятъ ея мужа (о Камышлинцевѣ она, по причинѣ весьма понятной, не упомянула) выйти въ отставку, то она будетъ имъ очень благодарна и вполнѣ успокоится.

На это Канбулинъ съ суровой пріятностью промолчалъ, а Свистоуховъ съ пріятностью промычалъ что-то, и Ольга достигла своей цѣли. Хотя эти профаны не оцѣнили прелести ея тонкаго ума и граціозности, но они чувствовали, что съ ними любезничаютъ и заигрываютъ.

-- А вѣдь женка у Мытищева не дурна!-- пыхтя и отдуваясь, сказалъ Свистоуховъ Канбулину, скидая одежды (они жили на одной квартирѣ) и приготовляясь на боковую, и улыбнулся во всѣ жирныя губы.

-- Да!-- сказалъ Канбулинъ, русскую любовь котораго, т. е. и гнѣвъ, и ласку, испытывали на себѣ его дворовыя и деревенскія бабы.-- Счастливая эта скотина Камышлинцевъ.

Ольга за вечернимъ чаемъ, къ которому пришелъ и графъ Гогенфельдъ (онъ сталъ бывать у Мытищевыхъ рѣшительно каждый день), была по обыкновенію мила и весела: можно бы думать, что она забыла вчерашнее происшествіе, еслибы сама не напомнила о немъ, сказавъ графу Гогенфельду:

-- Боже мой, какъ я была глупа вчера! Стоило ли того, чтобы такъ огорчаться этой выходкой и поведеніемъ этихъ господъ! (она съ милой небрежностью кивнула на мужа и Камышлинцева). Надо было предоставить имъ дѣйствовать, какъ они хотятъ, а самой не слушаться ихъ и дѣйствовать по своему. Я такъ и сдѣлала: сегодня я любезничала цѣлый обѣдъ съ Канбулинымъ и Свистоуховымъ и надѣюсь, что мы разстались добрыми друзьями!

-- Ну, вотъ, у васъ на дворянскомъ балу и будетъ двумя кавалерами больше!-- сказалъ Камышлинцевъ.

-- Да! Только надо бы имъ всѣмъ къ балу перешить хоть на дворянскій счетъ фраки и весь костюмъ, а то какъ будто на нихъ шилъ портной моего прадѣдушки. Я даже хотѣла -- прибавила она -- позвать Канбулина и Свистоухова обѣдать...

-- Что же! И прекрасно сдѣлала бы!-- замѣтилъ Мытищевъ; -- тѣмъ болѣе, что мы съ Дмитріемъ Петровичемъ не помѣшали бы вашему тріо и доставили бы тебѣ случай вполнѣ насладиться ихъ обществомъ.

-- Тѣмъ лучше! меня бы это не остановило: графъ вѣроятно не отказался бы провести съ нами пріятные два часа,-- отвѣчала Ольга съ улыбкой, обращенной къ графу.

Графъ тоже улыбнулся и поклонился молча.

-- Ну, такъ что же тебя остановило?-- спросилъ Мытищевъ.

-- Да такъ, вздоръ!-- смѣясь сказала Ольга.-- Эти господа имѣютъ привычку ѣсть вслухъ и потомъ этотъ толстый, какъ онъ, Свисто.... Свистоносовъ, ужасно мычитъ и... какъ бы это сказать (она затруднилась въ выраженіи).... шумитъ носомъ, а я не люблю обѣдъ съ такой музыкой.-- Она расхохоталась, а сама немножко покраснѣла отъ своего замѣчанія.

-- Такъ значитъ, онъ дѣйствительно Свистоносовъ?-- замѣтилъ графъ Гогенфельдъ.

Ольга засмѣялась и все было обращено въ шутку.

Но наединѣ Камышлинцевъ и Ольга были не въ прежнихъ отношеніяхъ! Ольга дулась, Камышлинцевъ былъ холоденъ. Между ними пробѣжала кошка и ни тотъ, ни другой не дѣлалъ ничего, чтобы выйти изъ натянутаго положенія.

VII.

Между тѣмъ, обсужденіе вопросовъ и выборы шли своимъ порядкомъ. Дворянство за трехлѣтіе передъ тѣмъ горячо стояло за безвозмездность дворянской службы, доказывая, что она должна отправляться, такъ сказать, изъ чести, что жалованье въ этомъ случаѣ унижаетъ дворянство и, на этихъ основаніяхъ, отвергло предложеніе назначить жалованье предводителямъ. Нынѣ, хотя и скрѣпя сердце, оно вынужденнымъ нашлось назначить это жалованье, боясь, что предводители, вопреки всѣмъ дворянскимъ силлогизмахъ, перейдутъ въ посредники. Но, назначая жалованье, дворянство отвергло мысль меньшинства -- вмѣнить предводителямъ въ обязанность отдавать отчетъ въ своей дѣятельности: "это-де оскорбительно для нихъ, ибо выказываетъ какъ-бы недовѣріе". Затѣмъ начались выборы въ уѣздные предводители, и при этомъ архіерейскія и губернаторскія увѣщанія, такъ же какъ и твердая рѣшимость "назначать людей нелицепріятно и не взирая на родство и связи, были разумѣется забыты: выбраны были почти всѣ прежніе хлѣбосолы.

Потомъ, какъ водится, начался выборъ въ тѣ должности, въ которыя, избираемыхъ не просятъ, а сами они просятся, разъѣзжая по утрамъ къ наиболѣе, вліятельнымъ лицамъ. Обыкновенно господа эти, не имѣя сами голоса, не присутствуютъ въ дворянской залѣ, а ждутъ рѣшенія своей участи въ смежныхъ комнатахъ; смиренно лебезя предъ сильными или голосистыми. Одинъ изъ этихъ господъ питавшихъ мечту попасть въ какіе-то засѣдатели, почтительно пожимая руку, которую подалъ ему Канбулинъ, былъ до того вѣжливъ, что счелъ нужнымъ извиниться предъ нимъ, что у него руки холодны. "Ничего! отвѣчалъ суровый Канбулинъ: выберемъ васъ, такъ нагрѣете", -- и всѣ присутствующіе расхохотались, даже самъ кандидатъ постарался съ пріятностью улыбнуться. Выбрали наконецъ и въ болѣе почетныя, чѣмъ обладающія значеніемъ, должности, какъ наприм. попечителя гимназіи и проч., и наконецъ приблизились сроки окончанія выборовъ и заключеніе ихъ вѣнцомъ зданія -- выборомъ губернскаго предводителя.

Въ послѣдніе дни, когда партіи и ихъ замыслы опрѣдѣляются яснѣе, -- надежды князя Шапхаева и его заимодавцевъ сильно поколебались. Случилось это потому, что дворянская партія, извѣстная подъ именемъ старыхъ дрожжей, осталась недовольна слабостью дѣйствій губернскаго предводителя въ преслѣдованіи посредниковъ и Камышлинцева и вообще въ веденіи крестьянскаго дѣла. Въ глубинѣ среды, между вожаками, происходили какіе-то переговоры, перемѣны въ расположеніи партій, измѣны; подводились подкопы и велись мины. Бѣленькій старичекъ, преданный начальству, изнемогалъ отъ разъѣздовъ и прислушиваній, желая узнать замыслы, чтобы -- по безкорыстной преданности предводителю -- доложить ему обо всемъ, что ему враждебно. Съ другой стороны, сновалъ маленькій и вертлявый помѣщикъ Юрьевъ, извѣстный всѣмъ просто подъ именемъ "Юрки". Это былъ нервный человѣкъ, подстрекаемый жаждой дѣятельности и всегда находившій ей пищу. Онъ вездѣ и во всемъ принималъ участіе: бѣгалъ, сплетничалъ и хлопоталъ и единственныя дѣла, которыми онъ не занимался, были его собственныя. Къ князю Шапхаеву онъ былъ равнодушенъ, но узнавъ, что противъ него образуется партія людей, желавшихъ видѣть болѣе дѣятельнаго и добросовѣстнаго предводителя, онъ примкнулъ къ ней и хлопоталъ въ потѣ лица, вербуя въ нее всѣхъ и каждаго и разузнавая замыслы противниковъ.

Но глубина замысловъ оставалась тайной для непосвященныхъ; на верхъ прорвался только слухъ, что и старая дворянская партія, извѣстная подъ именемъ старыхъ дрожжей, поколебалась въ своей преданности предводителю, ею же когда-то поставленному и излюбленному.

Противниковъ у князя Шапхаева оказалось достаточно; но извѣстно, что гораздо легче сговориться противъ кого или чего-нибудь, нежели за кого-нибудь или что-нибудь.

"Положимъ, не Шапхаева, такъ кого же?" спрашивали другъ друга, и приходили къ сильному разногласію. Прикидывали и того, и другаго, да все не клеилось; называли и Нобелькнебеля-отца и, можетъ быть, и выбрали бы, но помѣшало ему не то, что онъ стяжалъ свое состояніе отъ пересмотра ненужныхъ вещей, а то, что онъ отецъ губернатора. Извѣстно, что дворянство всегда воображаетъ себя въ оппозиціи въ губернатору, и особенно сильно въ этомъ убѣждено, когда собирается въ кучу. Это впрочемъ не мѣшаетъ ему задавать врагу обѣды и ѣздить къ нему на поклонъ. Однако большинство называло Шестипалова, хотя личность его, за исключеніемъ англійскихъ тенденцій, была довольно неопредѣленна и мало соотвѣтствовала помѣщичьимъ вкусамъ.

Таковы были дѣла, когда наступилъ конецъ выборовъ. Избраніе предводителя было по обыкновенію оттянуто до послѣдняго дня. Но по заявленію предводителя, что скопились нѣкоторыя дѣла и надо подписать разные журналы, назначено было экстренное вечернее засѣданіе.

Камышлинцевъ пріѣхалъ, когда уже всѣ почти были въ сборѣ. Въ залѣ шли какіе-то переговоры. Юрка метался изъ угла въ уголъ въ страшныхъ хлопотахъ. Камышлинцева встрѣтили нѣсколько посредниковъ, но прежде нежели успѣли сказать что-либо ему, Юрка былъ уже между ними.

-- Знаете,-- сказалъ онъ, -- что старыя-то дрожжи измѣнили и передались Шапхаю?

-- Ну это мнѣ все равно!-- отвѣчалъ Камышлинцевъ.

-- Не очень равно! Потому что Шапхай за это предалъ имъ мировыхъ и васъ.

-- Какимъ образомъ?

-- Да опять поднимаютъ старую исторію, только рѣшили съ мировыми дома покончить, а на васъ жаловаться выше.

Камышлинцевъ презрительно пожалъ плечами. Юрка убѣжалъ, а посредники стали совѣтоваться съ Камышлинцевымъ.

Въ самомъ дѣлѣ, взобравшійся вскорѣ на предсѣдательское кресло князь Шапхаевъ сказалъ, что у дворянства не кончено еще дѣло по заявленію многими помѣщиками жалобъ на дѣйствія нѣкоторыхъ изъ господъ мировыхъ посредниковъ и члена отъ правительства Камышлинцева, и что надобно чѣмъ-нибудь все это рѣшить. Камышлинцевъ заявилъ отъ себя и отъ имени посредниковъ, что они не признаютъ за дворянствомъ права судить объ ихъ поступкахъ; но заявленіе это, разумѣется, ничего не измѣнило. Тогда всталъ Канбулинъ и сказалъ, что по совѣту со многими дворянами онъ полагалъ бы отъ имени дворянства сдѣлать внушеніе тѣмъ изъ посредниковъ, на которыхъ поданы жалобы, а мнѣніе дворянства о дѣятельности члена отъ правительства Камышлинцева представить начальству, ходатайствуя о замѣнѣ его другимъ, менѣе враждебнымъ къ дворянскимъ интересамъ. Пошли, разумѣется, споры и шумъ, большинство говорило за Канбулина, другіе противъ. Шестипаловъ подошелъ въ князю Шапхаеву и предложилъ ему пустить дѣло на голоса.

Но князь Шапхаевъ имѣлъ свой замыселъ, ему нужно было протянуть время.

-- А вотъ пусть ихъ икру-то повымечутъ,-- сказалъ онъ, и хотя видѣлъ въ Шестипаловѣ соперника, но относился къ нему очень любезно и фамильярничалъ, какъ въ равному.

Когда, по мнѣнію князя, икра была достаточно выметана, предложеніе Канбулина, какъ поддержанное большинствомъ, было пущено на голоса.

Посредники, Камышлинцевъ и Мытищевъ и еще нѣсколько человѣкъ отказались участвовать въ баллотировкѣ вопроса, какъ незаконнаго. Между баллотировавшими оказалось еще десятка полтора, которые, не рѣшаясь заявить открыто свое несогласіе, втихомолку положили шары противъ предложенія; но, не смотря на то, оно было принято огромнымъ большинствомъ. Лида, отказавшіяся отъ баллотировки, просили заявить ихъ протестъ въ журналѣ. Времени оставалось еще довольно и можно бы было приступить въ выборамъ, но князь Шапхаевъ имѣлъ свои цѣли не дѣлать выборовъ въ этотъ день. Онъ предложилъ собранію разойтись до завтра и уже всталъ съ мѣста и сталъ любезно раскланиваться, когда его остановило непредвидѣнное происшествіе.

Извѣстно, что въ замыслахъ, наилучшимъ образомъ обдуманныхъ, излишнее усердіе нѣкоторыхъ, самыхъ рьяныхъ участниковъ дѣлаетъ сомнительнымъ успѣхъ дѣла:-- это преждевременный взрывъ мины, рано поданный сигналъ. Такъ было и теперь. Князь Шапхаевъ направлялся уже изъ залы, какъ вдругъ небольшая кучка усердныхъ, подъ предводительствомъ старичка, преданнаго начальству, окружила его и начала просить сейчасъ же баллотироваться въ губернскіе предводители. Выходка была сдѣлана неумѣстно, просителей было немного и между ними не было никого изъ коноводовъ. Князь Шапхаевъ отклонилъ ихъ просьбу и далъ имъ даже замѣтить, что она ему непріятна. Но трудно остановить русскаго человѣка, когда онъ разчувствуется. Чѣмъ болѣе отказывался князь, тѣмъ усерднѣе и сильнѣе молили его и клялись просители, что имъ кромѣ князя никого не нужно.

-- Мы вамъ всѣ бѣлые поднесемъ! Открыто на блюдѣ поднесемъ!-- кричали они.

Вожаки старыхъ дрожжей видѣли, что оставлять князя въ этомъ положеніи неловко и хотя дѣйствовали ненастойчиво, но тоже присоединились въ просителямъ; люди, боящіеся отстать, пошли за ними -- и масса уговаривающихъ стала весьма значительна. Князь оставался непреклоненъ, онъ зналъ, по нѣкоторымъ примѣтамъ, что баллотироваться сегодня опасно, и почти бѣгствомъ спасся изъ залы.

-- Совершенное избраніе Бориса!-- сказалъ Самокатовъ.

-- Нейдетъ!-- разведя руками, горестно замѣтилъ Самокатову бѣленькій старичекъ, проходя мимо.

-- Что жъ! Хоругви поднять и идти наутріе къ сестрѣ Иринѣ!-- отвѣчалъ Самокатовъ, продолжая сравненіе.

Старичокъ поглядѣлъ на него вопросительно, пошамкалъ губами и ушелъ.

-- Извините меня!-- сказалъ сзади Самокатова чей-то голосъ.-- Вѣдь сестру князя зовутъ, кажется, Еленой Степановной?

Самокатовъ обернулся и увидалъ отставнаго любознательнаго офицерика.

-- Вы эту не знаете, -- отвѣчалъ онъ: -- она въ монахиняхъ!

-- Дѣйствительно, я эту не знаю!-- отвѣчалъ, сконфузясь, офицерикъ и сталъ многимъ надоѣдать, распрашивая: какая у князя Шапхаева сестра въ монастырѣ живетъ?

На другой день всѣ собрались рано. Собраніе было въ нетерпѣніи. Многимъ надоѣли выборы и ихъ тревоги; всѣмъ хотѣлось домой, въ халатъ, въ свое гнѣздо. Но князь Шапхаевъ не приходилъ довольно долго. Секретарь просилъ подписывать журналы, и между прочимъ вчерашніе. Лица, протестовавшія наканунѣ, положили, въ отпоръ представленія о Камышлинцевѣ, написать съ своей стороны, что они дѣятельность его находятъ въ высшей степени полезною для крестьянскаго дѣла. Камышлинцевъ пробовалъ отклонить ихъ отъ этого, объяснивъ, что онъ уже, согласно своему заявленію, писалъ министру; но они настояли на своемъ и вербовали подписи. Были люди, которые подписывали протесты и журналъ весьма неохотно; впослѣдствіи оказалось два человѣка, которые подписали тотъ и другой. Всѣ разбились на кучки и толковали. Юрка метался и интриговалъ. Бѣленькій старичекъ прислушивался.

-- Господа!-- сказалъ онъ, подходя къ кучкѣ недовольныхъ:-- извините любопытство старика. Слышу я, что вы не желаете князя: позвольте же узнать, за кого вы? Я бы самъ, если то достойный человѣкъ, готовъ присоединиться къ вамъ.

-- Васъ, дѣдушка, хотимъ! Васъ, за преданность начальству!-- отвѣчалъ Самокатовъ.

Старикъ зашамкалъ губами и поплелся на лѣстницу.

-- А вѣдь онъ пошелъ Шапхая встрѣчать, чтобы отрапортовать ему,-- замѣтили они.

-- Что жъ дѣлать! ужь такова сила привычки,-- отвѣчалъ Самокатовъ.

Наконецъ пришелъ и князь Шапхаевъ. Онъ толковалъ съ тѣмъ и другимъ, потомъ предложилъ баллотировать пропущеннаго кандидата въ какіе-то засѣдатели, и при этомъ вышло, что дворяне, боясь забаллотировать его и еще оттянуть выборы, положили ему всѣ бѣлые шары, и, къ общему удивленію, оказалось, что кандидатъ, котораго совсѣмъ не желали и не имѣли въ виду, сталъ выше прежде избраннаго и излюбленнаго и неожиданно занялъ его мѣсто.

-- Да что онъ тянетъ!-- спросилъ Шестипаловъ, скучая бездѣйствіемъ.

-- Гм!-- замѣтилъ Самокатовъ; -- какой простой штуки не знаете вы! Да какъ онъ проморитъ насъ часовъ до четырехъ, такъ тутъ ужь не до оппозиціи и мы хоть козла выберемъ сразу: голодъ не свой братъ. Это средство специфическое, какъ хина въ лихорадкѣ: оно основано на законахъ физики и всегда блистательно оправдывалось на практикѣ. Да вотъ сами увидите.

Наконецъ князь Шапхаевъ громогласно объявилъ вызовъ желающихъ баллотироваться въ должность губернскаго предводителя дворянства.

Послѣдовало нѣкоторое молчаніе, но потомъ какъ рой пчелъ зашумѣло дворянство и толпой обратилось въ князю Шапхаеву.

На этотъ разъ дѣло устроилось какъ слѣдуетъ: впереди были вожаки, за ними рьяные и, наконецъ, просто преданные или не смѣвшіе отстать отъ массы. Однакоже нѣкоторая оппозиціонная кучка, большею частью изъ вчерашнихъ протестаторовъ и вообще людей свѣжихъ, доставили себѣ удовольствіе выразить явное неодобреніе, оставаясь на своихъ мѣстахъ.

Князь Шапхаевъ долго отговаривался, какъ обыкновенно отговариваются у насъ. Онъ говорилъ, что онъ ужь довольно послужилъ дворянству: слава Богу, три трехлѣтія; что теперь новыя требованія, которымъ онъ, человѣкъ устарѣлыхъ понятій, не удовлетворяетъ, что явились новыя идеи и, говорятъ, нужны новые люди, такъ пусть они и послужатъ.. (Не нужно намъ новыхъ идей и новыхъ людей! Васъ желаемъ, ваше сіятельство,-- крикнулъ кто-то...) -- и что наконецъ есть люди, которые, можетъ быть желаютъ этого мѣста, такъ онъ его уступитъ съ радостью...

По мѣрѣ того, какъ князь Шапхаевъ говорилъ о собственной непригодности и великодушно предоставлялъ поле дѣятельности новымъ людямъ, сердца слушателей преисполнялись сочувствіемъ къ нему и негодованіемъ къ его врагамъ. Приверженность толпы росла и разгоралась. Нѣкоторые разчувствовались до того, что готовы были плавать и стать на колѣни; люди, именуемые "безшабашныя головушки", за полчаса передъ тѣмъ бранившіе князя весьма энергически и грозившіеся навалить ему черняковъ, выражали теперь свое сочувствіе съ такимъ азартомъ, что -- скажи князь: "а нуте-ка, братцы, пощупайте новыхъ людей",-- отъ новыхъ людей, надо полагать, полетѣли бы только щепки.

Когда такимъ образомъ масса была разгорячена и князь, сопротивляясь достаточное время, замѣтилъ, что натягивать болѣе лукъ становится опасно, онъ скромно предоставилъ себя въ распоряженіе общества.

-- Эхъ, подлецъ, какъ долго ломался: совсѣмъ истомилъ!-- сказалъ Грембулатовъ, только-что передъ тѣмъ кричавшій громче всѣхъ: "жить съ вами и умереть съ вами, князь!"

Уѣздный предводитель, заступившій мѣсто князя, провозгласилъ баллотировку и всѣ по очереди стали подходить къ столу.

Юрка напрягъ всѣ свои силы и являлся, казалось, разомъ въ трехъ мѣстахъ.

-- Ты куда! смотри, въ Ливерпуль его! въ Ливерпуль! знаешь, какъ онъ носъ-то задеретъ, когда его выберутъ!-- говорилъ онъ одному робкому, но самолюбивому избирателю.

-- А ты? Ты пожалуй въ Епифань заѣдешь! Смотри у меня: въ жизни капли съ тобой не выпью!-- грозилъ онъ другому, апатичному толстому офицеру, у котораго было на лицѣ написано: "а чортъ бы васъ всѣхъ побралъ и съ выборами: ѣсть мнѣ хочется!"

При этомъ слѣдуетъ пояснить, что Ливерпуль и Епифань были общепринятыя названія лѣвой и правой стороны: Ливерпуль -- какъ начинающійся съ буквы Л и принадлежащій зловредной націи, отправить въ которую, хотя бы и мысленнно, предполагало величайшую непріятность -- обозначалъ разумѣется лѣвую сторону. Но почему несчастная Епифань обозначала правую и была выбрана эмблемой награды за добродѣтель -- предоставляется разгадать проницательности читателя.

Когда жребій класть шаръ дошелъ до самого Юрки, онъ бодро отодвинулъ сукно и, какъ-бы желая достать до самаго сердца врага, всунулъ руку по локоть въ лѣвую сторону! Въ толпѣ послышался сдержанный смѣхъ, а присутствовавшая на хорахъ жена князя позеленѣла отъ злости.

"Если и выберутъ, такъ насолю же" -- былъ девизъ Юрки.

Не смотря однакожъ на всѣ его старанія, князь Шапхаевъ былъ выбранъ:, хотя изъ ста восьмидесяти шаровъ -- 47 оказались неизбирательными.

Князя Шапхаева стали поздравлять, но онъ принималъ поздравленія съ довольно кислымъ лицомъ. Количество неизбирательныхъ никогда еще не доходило до такой цифры.

Однако этимъ вопросъ о предводителѣ не рѣшался еще окончательно: надо было, выбрать другаго кандидата, а при такой значительной оппозиціи это дѣло было не легкое. Если всѣ избирающіе будутъ класть другому кандидату налѣво, то его никогда не выберутъ. Если часть будетъ класть направо и туда же, сговорившись, дружно положитъ оппозиція, то могутъ перевалить, и второй кандидатъ -- какъ и было съ засѣдателемъ -- окажется первымъ. На это и била оппозиція, которая, уже не имѣя надежды забаллотировать Шапхаева, держалась правила Юрки касательно "насолю" и отдалась въ его распоряженіе.

Шестипаловъ, который болѣе другихъ могъ надѣяться на полу избраніе, рѣшительно отказался. Вообще мало знакомый съ обычаями выборовъ, не жившій постоянно въ губерніи и потому мало извѣстный большинству помѣщиковъ и думавшій удивить ихъ своими англоманскими предложеніями,-- онъ потерпѣлъ совершенное фіаско, и съ тѣхъ поръ, какъ предложеніе его о нуждахъ дворянства окончилось такимъ неожиданнымъ для него образомъ, онъ увидѣлъ, что дѣло его не "выгорѣло", какъ говорилъ Грембулатовъ, и только съ приличнымъ англоману самообладаніемъ старался хладнокровіемъ прикрыть свое разочарованіе.

За отказомъ Шестипалова приступили къ другимъ: двухъ, которыхъ удалось уговорить, забаллотировали; наконецъ голодъ и раздраженіе дошли до сильнѣйшей степени: всѣ приступили къ Зензивѣеву и приняли мѣры, чтобы избрать его вторымъ кандидатомъ, для чего чуть не вслухъ дѣлали разсчетъ.

Зензивѣевъ, послѣ нѣкотораго сопротивленія, съ свойственной ему сладостью сказалъ, что онъ жертвуетъ собой обществу. Приступили къ баллотировкѣ и по счету бѣлыхъ шаровъ онъ оказался дѣйствительно выбраннымъ вторымъ кандидатомъ. Всѣ возрадовались и думали, что кончено; но русскій человѣкъ изобрѣтателенъ въ дѣлѣ крючковъ и подсоленія. Когда сочли черные шары, то оказалось, что въ сложности одного шара не оказалось: баллотировка сдѣлалась неправильною. Ропотъ поднялся сильнѣйшій, но нужно было приступить въ перебаллотировкѣ.

Узнавъ количество шаровъ, выпавшихъ Зензивѣеву, Юрка снова было составилъ какую-то комбинацію, но его уже никто не слушалъ изъ своихъ. По второй перебаллотировкѣ Зензивѣевъ снова былъ избранъ вторымъ кандидатомъ: шары оказались въ комплектѣ и всѣ стали расходиться, довольные, что стряхнули съ себя великую обузу.

Одинъ Юрка стоялъ чѣмъ-то пораженный и недоумѣвающій. Противъ обыкновенія онъ даже не суетился, молчалъ и смотрѣлъ, какъ убирали шары и ящики. Вдругъ одно движеніе князя Шапхаева вывело его изъ неподвижности: онъ ударилъ себя по лбу, расхохотался и началъ сновать пуще прежняго.

-- Что съ тобой, Юрка? спросилъ его Самокатовъ, сходя съ лѣстницы;-- ты что-то совсѣмъ ошалѣлъ.

-- Нѣтъ, вообразите штуку! штуку вообразите, какую съигралъ со мною Шапхай!-- говорилъ онъ вполголоса, останавливая нѣкоторыхъ изъ своихъ.-- Вѣдь это я шаръ-то не доложилъ,-- сказалъ онъ.

-- Ну, мы такъ и думали!-- отвѣчали ему.

-- Хотѣлось мнѣ узнать, какъ раздѣлятся голоса, чтобы Зензивѣю перевалить: пусть хоть онъ, да не Шапхай. Ну, а какъ вы -- чтобы васъ чортъ побралъ -- не захотѣли съ голоду меня слушаться, я со злости, чтобы всѣмъ вамъ насолить, во второй-то разъ, вмѣсто одного шара, положилъ и старый, который у меня былъ, думалъ, что окажется лишній и вы еще разъ будете перекатывать.

-- Ну и что же?-- спросили смѣясь слушавшіе.

-- Ну, а вы видѣли, что счетъ-то полный оказался? Я самъ стоялъ у шаровъ и считалъ,-- они были дѣйствительно вѣрны, я просто въ тупикъ сталъ! А послѣ вижу, Шапхай подходитъ къ столу, да и вынимаетъ изъ кармана шаръ: онъ догадался, что я лишній шаръ подложу, да свой-то и не доложилъ.

-- Геній!-- воскликнулъ Юрка,-- гдѣ же Шестипалову съ нимъ тягаться!

Громкій смѣхъ огласилъ лѣстницу и Юрка побѣжалъ разсказывать анекдотъ другимъ.

VIII.

На другой день дворянство собралось уже для исполненія обряда. Пріѣхалъ губернаторъ и сказалъ рѣчь, въ которой благодарилъ дворянство за то, что оно вполнѣ оправдало всеобщія ожиданія, занимаясь обсужденіемъ своихъ нуждъ, не выходя изъ круга начертанныхъ ему обязанностей,-- онъ сдѣлалъ особенное удареніе на этихъ словахъ,-- и выбрало изъ среды своей вполнѣ достойныхъ лицъ, которыя, онъ надѣется, будутъ содѣйствовать ему, губернатору, въ работахъ его о благоустройствѣ ввѣренной ему губерніи, и затѣмъ Нобелькнебель объявилъ собраніе закрытымъ.

Дворяне стали разъѣзжаться и дѣлать прощальные визиты. Но мировые посредники остановили Камышлинцева и толковали съ нимъ нѣкоторое время. Дворянскій балъ, по случаю несогласій въ средѣ самого дворянства, не состоялся. Въ самый день закрытія выборовъ утромъ у губернатора столкнулись Шестипаловъ и Зензивѣевъ. Нобелькнебель принялъ ихъ съ свойственной ему отмѣнной вѣжливостью, нѣсколько фамильярнаго оттѣнка, тогда какъ для помѣщиковъ незначительныхъ была у него отмѣнная вѣжливость снисходительнаго оттѣнка, которая имъ какъ-бы говорила: "смотрите, невѣжи, какой я благовоспитанный человѣкъ:-- но забываться не смѣть!"

Шестипаловъ сказалъ, что онъ уѣзжаетъ и пріѣхалъ проститься.

-- Ну, какое же впечатлѣніе произвели на васъ наши выборы?-- спросилъ его Нобелькнебель.

-- Очень грустное!-- отвѣчалъ тотъ.

-- Отчего грустное, почтеннѣйшій Авксентій Егоровичъ?-- спросилъ мягко Зензивѣевъ, -- отчего же грустное? Правда, мы не любимъ забѣгать впередъ, мы скромно занимаемся нашими дѣлами, въ предѣлахъ, какъ выразились его превосходительство, указанныхъ намъ закономъ; но въ этихъ предѣлахъ мы, кажется, высказали и достаточно практическаго смысла, и достаточно энергіи.

-- Да, только въ своихъ практическихъ нуждахъ мы не видимъ далѣе своего носа и не любимъ смотрѣть далѣе его!-- отвѣчалъ Шестипаловъ.

-- Я съ вами отчасти согласенъ,-- сказалъ внушительно Нобелькнебель, не смотря на свою отличную вѣжливость, не утерпѣвшій, чтобы въ качествѣ начальника губерніи не удовлетворить своей страстишкѣ прочесть гостямъ наставленіе:-- дѣйствительно, дворянскіе выборы, въ настоящемъ ихъ видѣ, доказываютъ крайнюю нашу несостоятельность въ веденіи общественныхъ дѣлъ. Но теперь, когда дѣло кончилось, позвольте мнѣ спросить васъ, Авксентій Егоровичъ: какъ вы рѣшались входить съ предложеніями...-- при этомъ Нобелькнебель сдѣлалъ губами мину, какъ-бы желая снисходительно смягчить дѣло...-- съ предложеніями довольно рискованными. Хорошо, что дворянство обратило вниманіе на предметъ, гораздо болѣе ему близкій и не выходящій изъ круга его заботъ, и я, какъ начальникъ губерніи, могъ не придать и не придалъ этому дѣлу никакого серьезнаго значенія! Я впрочемъ со своей стороны принялъ мѣры, чтобы оно не имѣло значенія; но если бы дворянство ухватилось за него?... Вы сами видите, до какой степени мы не способны въ самоуправленію.

-- Я не вижу ничего, какъ вы говорите, рискованнаго, или, какъ вы хотите сказать, непозволительнаго въ моемъ предложеніи, -- сказалъ Шестипаловъ, нѣсколько уколотый.-- Ходатайствовать о какихъ-нибудь правахъ вмѣсто утраченныхъ, ходатайствовать почтительно, ни въ какомъ случаѣ, мнѣ кажется, не можетъ считаться непозволительнымъ. Но я съ вами согласенъ, что здѣшнее дворянство оказало себя мало способнымъ къ самоуправленію.

Въ это время вошелъ Камышлинцевъ.

-- И здѣшнее, я всякое другое, особенно провинціальное,-- отвѣчалъ Нобелькнебель, здороваясь въ тоже время съ Камышлинцевымъ, съ которымъ онъ обращался просто вѣжливо, не считая нужнымъ прибѣгать къ вѣжливости отмѣнной.

-- Извините меня!-- нѣжнѣйше замѣтилъ Зензивѣевъ, -- но вы, ваше превосходительство и почтеннѣйшій Авксентій Егоровичъ, судя о дворянствѣ по одному нашему собранію, дѣлаете, если мнѣ позволено будетъ такъ выразиться, ошибку! Вѣдь здѣсь кто изъ насъ остался? Остались люди съ небольшими средствами, отслужившіе и полеживающіе въ деревнѣ, которые слѣдятъ кое-какъ за своимъ маленькимъ хозяйствомъ, мало видали, еще меньше читаютъ! Я не говорю про себя,-- сказалъ онъ скромно, -- я, слава Богу, таки видалъ кое-что и кусокъ хлѣба есть; или вотъ, про такихъ просвѣщенныхъ и во всѣхъ отношеніямъ, можно сказать, передовыхъ людей, какъ вы, Дмитрій Петровичъ, или Иванъ Сергѣичъ, -- да много ли насъ? Пять, десять человѣкъ! А между тѣмъ за границей живутъ, говорятъ, десятки, а иные полагаютъ, и сотни тысячъ нашихъ помѣщиковъ, и въ томъ числѣ самые богатые изъ нашихъ! Вотъ гдѣ зло! Поневолѣ пожалѣешь о прежней системѣ паспортовъ!.. Тысячи съ насъ надо бы брать за нихъ!-- заключилъ онъ, разгорячись.

-- Я вотъ говорилъ Авксентію Егоровичу, -- сказалъ Нобелькнебель Камышлинцеву, желая ввести его въ разговоръ,-- о предложеніи, которое онъ думалъ сдѣлать на счетъ самоуправленія. Я самъ сочувствую этой мысли, да и кто ей не сочувствуетъ! Но вы сами видите: рано, рано намъ думать о немъ, не дозрѣли мы до него-съ! Намъ нужно еще руководство и администраціямъ! Администрація, прежде всего -- администрація, строгая и во всемъ самая заботливая.

-- Я съ вами совершенно не согласенъ, -- холодно сказалъ Камышлинцевъ, къ которому обращался Нобелькнебель.

-- Я знаю, вы не охотникъ до администраціи,-- замѣтилъ Нобелькнебель, -- но я не ожидалъ,-- прибавилъ онъ съ ироніей, -- чтобы вы въ настоящихъ выборахъ, напримѣръ, замѣтили задатки самоуправленія.

-- Я замѣтилъ въ нихъ именно весь вредъ излишней опеки! отвѣчалъ Камышлинцевъ,-- и вполнѣ согласенъ съ Давыдомъ Давыдычемъ (онъ показалъ на Зензивѣева), что по настоящимъ дворянскимъ съѣздамъ нельзя судить о нравственной состоятельности дворянства: наша интеллигенція -- въ столицахъ да за границей. Только я полагаю, что тысячными паспортами, если ее и удержишь отъ поголовнаго бѣгства, то никакъ не привлечешь къ дѣлу, которое не можетъ ее нисколько занимать!

-- Нѣтъ-съ, Дмитрій Петровичъ! Тутъ сила -- въ характерѣ!-- сказалъ Нобелькнебель.-- Англійское дворянство начало не съ того, что было дано, даромъ дано-съ, нашему! А сравните, чего добилось оно и что сдѣлали мы изъ нашего права выборовъ?

-- Ну, характеръ-то нашъ я защищать не буду: онъ у насъ въ другой сучокъ пошелъ -- въ терпѣнье да выносливость,-- сказалъ Камышлинцевъ:-- пословица говоритъ, что русскій мужикъ Бога слопалъ, а боярщина навѣрное переварила Ивана Грознаго и перевариваетъ все, къ чему насъ не пригонитъ историческая ли необходимость или случайность, въ родѣ Петра! Если намъ желать чего отъ нашей настойчивости, такъ, пожалуй, не скоро дождемся; мы еще живемъ на степени растительнаго развитія. Но желудокъ у насъ работаетъ хорошо и я только хотѣлъ сказать, что все, что намъ дается съ той или другой стороны, мы перевариваемъ довольно исправно: доказательство -- тотъ же крестьянскій вопросъ.

-- Такъ по вашему намъ приходится только ждать?-- спросилъ Шестипаловъ.-- Это не очень утѣшительно!

-- Что жъ дѣлать!-- сказалъ Камышлинцевъ, пожавъ плечами,-- хотя я не говорю, чтобы не слѣдовало подгонять событія или подготовлять имъ дорогу. Это дѣло передовыхъ людей. Впрочемъ ждать долго не придется,-- прибавилъ онъ:-- Европа живетъ шибко и намъ, если мы не захотимъ отстать отъ нея, придется перенимать многое, а главный камень теперь убранъ съ дороги.

-- Не скоро-съ! Не такъ еще скоро, Дмитрій Петровичъ,-- возразилъ Нобелькнебель.-- Вы видѣли, какъ понимаются общественныя-то нужды нашей интеллигенціей; гдѣ же люди-то съ? Гдѣ достойные представителя?

-- Я не знаю, какъ вы себя считаете,-- замѣтилъ съ усмѣшкой Камышлинцевъ, -- а я о себѣ не дурнаго мнѣнія и не считаю себя неспособнымъ!

-- Гм! Да много ли насъ и что доказываютъ исключенія?-- возразилъ Нобелькнебель.

-- Мнѣ досадны всегда эти возраженія!-- сказалъ съ живостью Камышлинцевъ.-- Да вотъ, здѣсь насъ четверо и всѣ мы считаемъ себя способными, а говоримъ: людей нѣтъ. Мнѣ приходилось эту фразу слышать сотни разъ и всегда разговаривающіе считали себя исключеніемъ. Повѣрьте: будетъ дѣло, найдутся люди! Дѣло творитъ для себя людей, какъ желѣзная дорога проѣзжающихъ. Вы хотите, чтобы люди умѣли плавать, когда ихъ не пускаютъ въ воду. Да наконецъ, вѣдь не боги же горшки лѣпятъ -- вѣдь не все же нѣмцы у насъ? откуда же у насъ государственные люди и всякіе администраторы? Вы, напримѣръ, развѣ вы не тотъ же нашъ велико-ѳедорскій дворянинъ и развѣ не будете въ томъ же собраніи дворянства, какъ скоро скинете эти невыразимые?-- онъ показалъ на форменные бѣлые брюки съ галуномъ, въ которыхъ еще оставался Нобелькнебель по возвращеніи изъ собранія.

-- Браво! браво! Дмитрій Петровичъ, спасибо вамъ, заступились за насъ дворянъ, а еще наши дворяне васъ за ренегата считаютъ. Выходитъ, что его превосходительство ренегатъ-то, -- прибавилъ Зензивѣевъ съ сладенькой улыбкой, замѣтивъ, что Камышлинцевъ горячится, и потому желая придать спору игривый характеръ.

Нобелькнебель улыбнулся покровительственно и снисходительно, какъ улыбаются взрослые, слушая разсужденія дѣтей

-- Неужели вы думаете господа, -- сказалъ онъ,-- что я самъ менѣе васъ сочувствую желанію, которое вы высказываете? Смѣю увѣрить васъ, что не только я, но и лица, выше меня поставленныя, вполнѣ либеральны! Но этимъ людямъ, людямъ администраціи, гораздо виднѣе тѣ препятствія, скажу болѣе -- опасности, которыя мѣшаютъ осуществленію этихъ желаній. Это хорошо либеральничать-то со стороны-съ! А администраторамъ не приходится быть мечтателями-съ! Будьте увѣрены, что все что можно дать, то и дастся постепенно и по мѣрѣ возможности!

-- Совершенная и святая истина, ваше превосходительство!-- сказалъ Зензивѣевъ. преклоняясь и кладя руку на сердце:-- истина, подобную которой -- изволите припомнить, господа,-- я имѣлъ честь развить и предъ собраніемъ, въ нашихъ разговорахъ; и я очень радъ, что ваше превосходительство сдѣлали мнѣ честь подтвердить ее. Нельзя всего вдругъ, господа!-- продолжалъ онъ, обращаясь къ Шестипалову и Камышлинцеву: -- понемножку, понемножку! заключилъ онъ, нѣжно сюсюкая.

-- Да, главное, не вдругъ!-- сказалъ Камышлинцевъ, злобно улыбаясь; онъ былъ не въ духѣ:-- но пока лы будемъ прыгать на одной ногѣ, Европа по чугункѣ, пожалуй, такъ уйдетъ, что мы и не догонимъ ея!

-- Не безпокойтесь, Дмиртій Петровичъ, догонимъ,-- успокоительно сказалъ Зензивѣевъ.-- Русскій народъ нельзя мѣрять обыкновенной мѣркой. Это народъ богатырь! Илья Муромецъ сидѣлъ сиднемъ тридцать лѣтъ...

-- И когда пришлось ему встать,-- сказалъ, вставая, Шестипаловъ,-- такъ онъ, конечно, такъ отсидѣлъ ноги, что не могъ на нихъ и стоять. Это мы и замѣчаемъ! (Онъ протянулъ руку Нобелькнебелю и сталъ съ нимъ прощаться).

-- Ну нѣтъ! легенда не то говоритъ! совсѣмъ не то!-- замѣтилъ, нѣжно смѣясь, Зензивѣевъ и тоже сталъ прощаться, высказывая разныя сладости губернатору.

-- Вы куда, Авксентій Егоровичъ? Не по пути ли намъ?-- спрашивалъ Зензивѣевъ, догоняя Шестипалова.

-- А вы куда?-- спросилъ флегматически Шестипаловъ.

-- Я бы къ Марьѣ Петровнѣ думалъ, -- отвѣчалъ Зензивѣевъ, нѣжно глядя ему въ глаза.

-- Ну, а я въ Москву!-- отвѣчалъ Шестипаловъ, холодно поклонясь ему.

Камышлинцевъ остался въ кабинетѣ, куда тотчасъ же возвратился къ нему Нобелькнебель, проводивъ гостей вплоть до двери передней.

-- А я къ вамъ по дѣлу,-- сказалъ сухо Камышлинцевъ.

Надобно замѣтить, что Нобелькнебель понималъ очень хорошо, что Камышлинцевъ вполнѣ его разгадалъ и что его не проведешь ни либеральными фразами, ни отличной вѣжливостью; поэтому онъ то и другое употреблялъ съ нимъ весьма умѣренно; понималъ онъ также, что ихъ взгляды и убѣжденія совершенно противоположны, и потому питалъ въ Камышлинцеву сильное нерасположеніе и держался съ нимъ осторожно. Камышлинцевъ отвѣчалъ ему тѣми же чувствами, но такъ какъ доселѣ не имѣлъ никакого повода къ столкновенію, то и оставался въ хорошихъ отношеніяхъ.

-- Сегодня, въ рѣчи къ дворянству,-- сказалъ Камышлинцевъ, -- вы похвалили его за то, что оно не выходило изъ круга занятій, ему указанныхъ закономъ. Изъ этого надо заключить, что вы одобряете и находите совершенно законными дѣйствія его относительно посредниковъ.

Нобелькнебель слегка покраснѣлъ.

-- Вы не совсѣмъ вѣрно поняли мои слова,-- сказалъ онъ.-- Я имѣлъ въ виду и долженъ былъ отозваться одобрительно объ образѣ отношеній дворянства къ предложеніямъ, совершенно анти правительственнымъ, сдѣланнымъ господиномъ Шестипаловихъ и вами-съ, членомъ и представителемъ правительства. Господину Шестипалову я сегодня далъ замѣтить неблаговидность его поступка, и такъ какъ у насъ уже зашла рѣчь объ этомъ, то позвольте мнѣ высказать, что ваши предложенія едва ли совмѣстны съ положеніемъ, которое вы занимаете, и довѣріемъ, которымъ удостоены отъ правительства!

-- Если это ваше личное мнѣніе,-- отвѣчалъ холодно и равнодушно Камышлинцевъ, -- то я замѣчу, что вы невѣрно понимаете какъ законность предложеній, такъ и мое положеніе. Я, можетъ быть, ошибаюсь, но полагаю, что мое предложеніе не выходило, какъ вы выразились, изъ предѣловъ законности; во вторыхъ, я не чиновникъ правительственный: я принялъ приглашеніе помогать правительству въ разрѣшеніи крестьянскаго дѣла и принялъ его потому, что этому дѣлу сочувствую. Въ немъ я солидаренъ съ видами правительства и если буду дѣйствовать не въ правительственномъ духѣ, то значитъ измѣню и правительству, и моему слову; но во всѣхъ другихъ отношеніяхъ, я человѣкъ вполнѣ независимый, на сколько можетъ быть независимъ всякій гражданинъ, не нарушая закона. Если же вы думаете сдѣлать мнѣ замѣчаніе, какъ начальникъ губерніи, то я,-- прибавилъ Камышлинцевъ улыбнувшись,-- не считаю нужнымъ и отвѣчать на него: оно пропадетъ даромъ.

-- Я не буду съ вами спорить о моихъ правахъ и не желаю придавать словамъ никакого оффиціальнаго значенія, -- отвѣчалъ нѣсколько уколотый хозяинъ, -- хотя съ своей стороны долженъ замѣтить, что ужь такъ какъ я начальникъ губерніи и принялъ на себя эту обязанность, то пониманія мои и смыслъ моихъ словъ, какъ частнаго человѣка и оффиціальнаго лица, раздѣлить не могу. Но теперь позвольте васъ спросить, въ какомъ смыслѣ вы пришли за объясненіями значенія моей рѣчи?

-- Да какъ членъ мироваго института, я бы желалъ разъяснить себѣ взглядъ предсѣдателя на права института,-- сказалъ Камышлинцевъ.

-- Я вамъ сказалъ, что имѣлъ въ виду совсѣмъ не то, и притомъ долженъ замѣтить, что дѣйствія собранія относительно васъ я могу находить несправедливыми, но отказать имъ въ законности не могу.

-- Я съ вами вполнѣ согласенъ, а потому вовсе и не думалъ говорить о себѣ, -- замѣтилъ Камышлинцевъ;-- я говорилъ о посредникахъ; своимъ одобреніемъ вы ихъ выдали съ головой дворянству: по крайней мѣрѣ такъ поняли ваши слова и дворяне, и посредники.

-- Вольно же имъ!-- сказалъ Нобелькнебель.-- Впрочемъ и относительно посредниковъ я такого мнѣнія, что они, какъ и самое названіе ихъ доказываетъ, должны быть посредниками между обѣими сторонами и не возстановлять своими дѣйствіями противъ себя ни ту, ни другую. Въ этомъ случаѣ они должны нести нравственную отвѣтственность.

-- Да, нравственную и передъ общественнымъ мнѣніемъ!-- возразилъ Камышлинцевъ; -- а этакъ вѣдь, чтобы быть послѣдовательнымъ, вы должны будете и за волостными сходами признать право дѣлать выговоры посредникамъ.

-- Ну, вотъ вы куда пошли!-- сказалъ прижатый къ стѣнѣ Нобелькнебель.-- А впрочемъ что же вы хотите? Положимъ, я выразился не точно; ну, что же съ этимъ дѣлать!

-- Я желалъ бы, чтобы вы поправили эту неточность,-- наступалъ неотвязчиво Камышлинцевъ.-- Вашъ губернскій Монитеръ, а за нимъ и другія газеты повторятъ вашу рѣчь; теперь вы знаете, какое обращаютъ вниманіе на губернскія присутствія, и если въ нихъ не будетъ высказано оффиціальное осужденіе дѣйствій собранія относительно посредниковъ, то печать еще болѣе утвердитъ въ дворянствѣ тѣ понятія, которыя оно составило о своихъ правахъ, тѣмъ болѣе, что корреспонденты газетъ конечно не умолчатъ о протестѣ.

-- Такъ поэтому вы желаете, чтобы я измѣнилъ свою рѣчь?-- спросилъ Нобелькнебель.-- Какъ же это можно? Да я полагаю, что и не стоитъ придавать этому какую-нибудь важность, и лучше просто оставить все это такъ.

-- Я очень желалъ бы, чтобы вашей рѣчи придавали всѣ также мало значенія, какъ вы ей придаете сами,-- сказалъ Камышлинцевъ,-- но такъ какъ къ сожалѣнію ее могутъ принять серьезнѣе, а вы не желаете исправить ошибку, то я долженъ буду протестовать противъ нея.

Краска кинулась въ лицо Нобелькнебеля.

-- Позвольте мнѣ повторить ваши слова,-- сказалъ онъ, принимая тонъ отличной вѣжливости.-- На ваше мнѣніе, какъ частнаго человѣка, я далъ вамъ объясненіе; но если вы повторяете ваши слова, какъ оффиціальное заявленіе или какъ требованіе, то я не считаю нужнымъ отвѣчать на него,-- оно пропадетъ даромъ.

-- Я хотѣлъ предложить вамъ частно исправить вашу ошибку,-- сказалъ Камышлинцевъ, вставая; -- но если вы не соглашаетесь на это, то я не затруднюсь и оффиціальнымъ протестомъ.

Онъ поклонился, не подавая руки, и вышелъ; Нобелькнебель такъ же поклонился ему, не сходя съ мѣста.

IX.

Вмѣсто несостоявшагося дворянскаго бала, велико-ѳедорскій клубъ далъ маскарадъ. Маскарады въ губернскихъ городахъ отличаются отъ обыкновенныхъ танцовальныхъ вечеровъ тѣмъ, что на нихъ появляются совершенно неизвѣстныя высшему кругу личности; дамы впускаются даромъ, дорогой туалетъ замѣняетъ домино, часто передѣланное изъ платья или салопа, и -- потому на маскарадахъ бываетъ люднѣе и шумнѣе, хотя не такъ элегантно. Маскарады вообще демократичнѣе баловъ. Въ половинѣ или подъ конецъ вечера маски по большей части снимаются и всѣ весело начинаютъ отплясывать, если веселья не смутитъ какой-нибудь скандалъ подвыпившаго мелкаго чиновника или обидчиваго армейскаго офицера.

Въ назначенный день все происходило какъ слѣдуетъ. Большой каменный двухъ-этажный дворянскій домъ былъ ярко освѣщенъ. У подъѣзда тускло горѣли два фонаря, и будочникъ, въ ожиданіи пріѣзда начальства, перебранивался съ кучерами. Въ большихъ сѣняхъ толпа лакеевъ и горничныхъ сидѣла съ барскими салопами, а жандармъ стоялъ. для снятія и сбереженія губернаторской и штабъ-офицерской шинели. Въ дверяхъ изъ залы на лѣстницу, но болѣе. на лѣстницѣ, чѣмъ въ залѣ, стоялъ полицейскій чиновникъ, придерживая какъ-то неловко мотавшуюся у ногъ шпагу; въ большой залѣ игралъ скверный оркестръ изъ гарнизонныхъ жидковъ, переодѣтыхъ въ статское платье, нѣсколько паръ больше съ азартомъ и преданностью дѣлу, нежели съ ловкостью, вальсировали и натыкались другъ на друга, вдоль колоннады и по другихъ заламъ сидѣли и ходили маски, никого не интригуя и поджидая, -- по странному для столичнаго жителя обычаю,-- чтобы ихъ начинали интриговать. Впрочемъ, обычай этотъ былъ понятенъ; потому что большая часть масокъ была извѣстна своимъ кавалерамъ также хорошо, какъ бы ихъ лицо было совершенно открыто, но нѣкоторыя эмансипированныя любительницы маскараднаго дѣла интриговали, старались быть неузнанными, перемѣняли для этого костюмы и вообще дѣйствовали не только какъ надо быть въ маскарадахъ, но даже употребляя, какъ рыба въ мелкой водѣ, гораздо болѣе энергіи и искусства, чѣмъ въ столицахъ.

Камышлинцевъ пріѣхалъ поздно. Онъ прошелъ въ комнату, гдѣ играли въ карты и куда маски, какъ въ заповѣдный лѣсъ, не входили.

-- Что вы поздно? гдѣ пропадали?-- заговорили его партнеры.-- А мы пождали васъ, да и устроились!

-- Самъ виноватъ, пусть и страдаетъ!-- замѣтилъ кто-то изъ пріятелей.

-- Дѣлать нечего, пойду пострадаю!-- сказалъ Камышлинцевъ, направляясь въ залу.

-- Мы скоро кончимъ пульку, вы не уѣзжайте!-- кричали вслѣдъ ему.

Когда входишь въ большое общество, въ первый разъ послѣ происшествія или случая, который обратилъ на васъ общественнное вниманіе, тогда лучше всего познаешь цѣну себѣ, своему поступку и отношенія къ нему общества.

Вмѣсто того, чтобы стѣсняться и быть недовольнымъ высказавшеюся непріязнью извѣстной партіи, Камышлинцевъ чувствовалъ себя какъ-то выше, сильнѣе, хотя нѣсколько злѣе; онъ смотрѣлъ на всѣ непріятности свысока. Вообще Камышлинцевъ и самъ замѣчалъ въ себѣ перемѣну; всѣ эти передряги и непріятности какъ будто завалили его, и чѣмъ сильнѣе противъ него возставали, тѣмъ онъ болѣе чувствовалъ свое значеніе. Это его даже удивило: онъ считалъ себя всегда слабо-характернымъ и мягкимъ, а между тѣмъ по мѣрѣ давленія извнѣ чувствовалъ большую твердость, самостоятельность и ясность убѣжденій. Въ такомъ настроеніи Камышлинцевъ пошелъ по заламъ безъ всякихъ ожиданій, и безъ всякой напускной скуки и разочарованія, въ которыхъ по старой памяти парадировали человѣка два-три, хотя ихъ хандра на дѣлѣ не устаивала даже противъ замаскированной горничной. Камышлинцевъ для барышень безъ жениховъ и барынь съ приключеніями -- благодаря своимъ отношеніямъ къ Мытищевой -- потерялъ большую часть притягательной силы, и притомъ онъ сталъ человѣкомъ дѣловымъ и серьезнымъ, пересталъ почти танцовать и выбылъ даже просто изъ ряда поэтому провинціальныя, и безъ того тяжелыя на игривость маски, мало задѣвали его. Но скучать онъ тоже еще не успѣлъ; его развлекала пестрая толпа и онъ довольно весело проходилъ въ ней, перекидываясь словами и здороваясь съ знакомыми. Нѣкоторыя маски заговаривали съ нимъ прямо своимъ голосомъ, называя его Дмитріемъ Петровичемъ; двѣ ограничили интригу тѣмъ, что молча протянули ему руку и поздоровались. Такъ прошло съ полчаса, когда какая-то маска, сердито бросивъ одного юношу, взяла Камышлинцева подъ руку.

-- Что ты, пріѣхалъ развлечься и искать забвенія?-- спросила она.

-- Забвенья отъ чего?-- спросилъ Камышлинцевъ.

-- Отъ головомойки, которую тебѣ задало дворянство?-- сказала маска.

Камышлинцевъ усмѣхнулся.

-- Именно!-- сказалъ онъ;-- и я ищу сострадательной души, которая бы меня пожалѣла и утѣшила.

-- Ну, утѣшительница-та у тебя есть!-- отвѣчала маска, -- и ты въ этомъ не нуждаешься; а прибавить бы тебѣ головомойку слѣдовало: тебѣ мало досталось.

-- За что такой гнѣвъ?-- шутя, спросилъ Камышлинцевъ.

-- За то, чтобы ты не дурилъ и дѣйствовалъ какъ дѣйствительно прилично благородному дворянину,-- сказала маска, нѣсколько злясь и наставительно.

-- А что? отъ тебя за дурное обращеніе горничную что ли отобрали?-- спросилъ, продолжая смѣяться, Камышлинцевъ.

-- Нѣтъ, я не обращаюсь дурно съ моей горничной, я не такъ воспитана!-- сказала маска, обижаясь; -- я понимаю, обязанности благороднаго человѣка, да хотѣла бы и тебѣ внушить ихъ. Мнѣ жалко, что ты хорошій молодой человѣкъ и дворянинъ...

-- Ну, прощай!-- сказалъ Камышлинцевъ, опуская руку.-- Я не знаю, какова ты для прислуги, но для маскарада нестерпимо скучна.

"Чортъ знаетъ! и здѣсь отъ помѣщицъ, какъ отъ блохъ на станціи, не отдѣлаешься,-- подумалъ онъ;-- пойду спасаться въ картежную".

-- Что? Ловеласничаете и волочитесь тутъ, что ли? или невѣстъ высматриваете?-- спросилъ женскій голосъ Камышлинцева.

Онъ обернулся и увидалъ ту распорядительную барыню, которая была на памятномъ для него обѣдѣ у Мытищева. Какъ добрый блюститель порядка, она стояла на самомъ толчкѣ, и направо и налѣво давала совѣты, распоряженія, иногда и крупныя замѣчанія. Около нея было человѣка два-три молодежи, которая ее вообще любила, потому что она и повретъ, и накормитъ, и поможетъ въ трудныхъ дѣлишкахъ.

-- Нѣтъ, я въ эти игры не играю, Пелагея Филипповна!-- сказалъ Камышлинцевъ, весело здороваясь съ нею.-- Одинъ видъ ея, бодрой, всегда занятой, ничѣмъ не затрудняющейся, доставлялъ ему удовольствіе, а роль, которую она, небогатая вдова, сама создала себѣ, всегда составляла для него предметъ веселаго удивленія и наблюденія.

-- Какъ не занимаетесь! а зачѣмъ сейчасъ съ невѣстой ходили? смотрите!-- она пригрозилась ему.

-- Съ какой невѣстой?-- спросилъ Камышлинцевъ.

-- А съ Минхенъ аптекарской? развѣ я не видала?

-- Быть не можетъ!-- воскликнулъ изумленный Камышлинцевъ.

Подъ именемъ "аптекарскихъ" были извѣстны дочери аптекаря Гицблаттера, которыхъ было числомъ столько же, сколько народъ насчитываетъ сестеръ-лихорадокъ.

-- Чего не можетъ? Неужто не узнали?-- Бойкая барыня, знавшая всѣхъ масокъ наизусть, не вѣрила, чтобы можно было дѣйствительно не узнать кого-нибудь.

-- Да помилуйте! Я ихъ и безъ масокъ не различаю!-- сказалъ Камышлинцевъ:-- всѣ рыжеватыя, всѣ безцвѣтныя, всѣ съ оловянными глазами и, кажется, цѣлая дюжина.

-- Счетомъ одиннадцать! Три замужемъ, двѣ ростутъ, а шесть жениховъ ждутъ и по очереди выѣзжаютъ! сегодня очередь Миночки, Финочки и Мальхенъ,-- сообщила Палагея Филипповна.

Камышлинцевъ отъ души расхохотался.

"Тьфу, пропасть, и въ аптеку затесались дворянскія претензіи",-- подумалъ онъ и побрелъ далѣе.

Онъ уже готовъ былъ вступить въ игорную залу, которая бы по всей вѣроятности и поглотила его на весь вечеръ, какъ сзади торопливо подошла маска и слегка удержала его за руку.

-- Подожди!-- сказала она,-- мнѣ хочется поговорить съ тобой.

Камышлинцевъ обернулся и увидѣлъ передъ собой маску, въ домино, сдѣланномъ изъ турецкой шали.

-- Очень радъ,-- сказалъ онъ, подавая ей руку, -- только, пожалуйста, не говори ни о дворянскихъ выборахъ, ни о крестьянскомъ дѣлѣ.

Маска легко и какъ будто непривычно положила свою руку на его, но, услышавъ его слова, остановилась и съ удивленіемъ посмотрѣла ему въ глаза.

-- Да ты почему знаешь, что я съ тобой объ этомъ хотѣла говорить?-- сказала она.

Она не пищала и мало измѣняла голосъ, но Камышлинцеву голосъ этотъ показался незнакомымъ.

-- Да запуганъ ужь я очень этими разговорами, такъ на всякій случай беру свои мѣры!-- сказалъ Камышлинцевъ.

Маска, казалось, пришла въ затрудненіе.

-- Вѣроятно, тебѣ опротивѣли всѣ эти разговоры и непріятности, но я пріѣхала сюда нарочно за тѣмъ, чтобы отъ души пожать твою руку!..

-- За что?-- спросилъ Камышлинцевъ.-- Сдѣлай милость, пожми: у тебя, кажется, хорошенькая рука. Во всякомъ случаѣ это очень пріятно и я сопротивляться не буду.-- Камышлинцевъ взялъ кисть ея руки въ красивой сиреневой перчаткѣ (это не мѣшаетъ замѣтить, потому что тутъ были и черныя, и поношенныя), пожалъ ее и сталъ ее разсматривать.

Маска слегка отняла руку: ей, кажется, не нравился веселый и шутливый тонъ, который давалъ Камышлинцевъ разговору.

-- Видишь что!-- сказала она;-- тебѣ конечно, ничего не значитъ мнѣніе какой нибудь маски, которую ты и не знаешь, и не замѣтишь никогда: тебя поддерживаетъ и ободряетъ, можетъ быть, особа, тебѣ дорогая и милая, съ которой мой голосъ не имѣетъ и претензіи равняться, но все-таки я чувствовала потребность для себя самой сказать тебѣ, что ты хорошій человѣкъ, и пожелать тебѣ силъ въ твоей борьбѣ за хорошее дѣло!

Камышлинцевъ смотрѣлъ ей въ глаза (глаза были черные) и улыбался ей съ пріятнымъ недоумѣньемъ: серьезность, которую придавала своему поступку маска, затрудненіе, съ которымъ она высказывала свои чувства, и нѣкоторый оттѣнокъ романтичности въ ея поступкѣ и пріемахъ -- все заставляло его думать, что это какая-нибудь молоденькая и неопытная въ свѣтѣ дѣвочка или женщина.

"Жена или дочь какого-нибудь чиновника",-- подумалъ онъ; но костюмъ ея, щеголеватый и изящный, сбивалъ его съ толку.

-- Спасибо тебѣ!-- сказалъ онъ, взявъ и пожавъ ея руку (она съ своей стороны крѣпко пожала его руки.) -- Мнѣ дорого твое сочувствіе и именно потому, что я не знаю тебя. Твой голосъ для меня -- голосъ изъ публики. Тебѣ, можетъ быть, пріятнѣе было бы, еслибы я его цѣнилъ наоборотъ, какъ твое личное мнѣніе, но я принимаю, какъ пріятнѣе для меня. Ты видишь, я не очень скроменъ, прибавилъ Камышлинцевъ,.-- а впрочемъ, во всякомъ случаѣ спасибо, тѣмъ болѣе, что я вовсе не такъ избалованъ ободреніями, какъ ты полагаешь!

Онъ улыбнулся, но на душѣ у него шевельнулась ѣдкая горечь при мысли о той, на чье сочувствіе намекала маска.

-- Ну да!-- сказала маска, -- понятно, что здѣсь все противъ тебя. Но иногда одинъ дорогой голосъ заглушитъ весь гулъ толпы.

Она съ любопытствомъ смотрѣла ему въ глаза и наслаждалась, казалось, возможностью затронуть трепещущій интересомъ предметъ. Никакой страстный библіоманъ не сгараетъ такъ желаніемъ заглянуть въ рѣдкую книгу, какъ молоденькая, никѣмъ не занятая и жаждущая любви женщина желаетъ заглянуть въ чужое влюбленное сердце. Это для нея интереснѣйшая страница живаго заповѣднаго романа, это вивисекція любви.

Но Камышлинцевъ не былъ фатъ; онъ не любилъ рисоваться и достаточно серьезно смотрѣлъ на свои отношенія къ Мытищевой чтобы толковать о нихъ съ кѣмъ бы то ни было.

-- Ты права!-- сказалъ онъ, шутя.-- Это было сейчасъ со мной: одинъ голосъ и очень дорогой должно быть, потому что въ ея домѣ все очень дорого цѣнится, бранилъ меня и именно за то дѣло, за которое ты хвалишь и, какъ ты выразилась, заглушилъ голосъ всей толпы: поэтому-то я и просилъ тебя не начинать извѣстнаго разговора. И, какъ ты думаешь, чей былъ это голосъ?

-- Какой-нибудь обиженной помѣщицы!-- отвѣчала маска.

-- Въ томъ-то и дѣло, что не только не помѣщицы, а вовсе и не дворянки, а женщины, отъ-роду никѣмъ не распоряжавшейся, кромѣ пустыхъ стклянокъ!

-- Что за нелѣпость!-- сказала маска.

-- Да и еще нѣмки вдобавокъ! Теперь для контраста недостаетъ только, чтобы ты была помѣщица.

Маска повидимому смѣялась.

-- А вѣдь я и въ самомъ дѣлѣ помѣщица!-- сказала она, и въ голосѣ ея была слышна искренняя веселость.

-- Не можетъ быть!-- сказалъ Камышлинцевъ.

-- Не шутя,-- отвѣчала маска.

-- Этого только не доставало для вавилонскаго смѣшенія!-- воскликнулъ Камышлинцевъ.

Оба они расхохотались.

Въ это время они дошли до крайней комнаты, упиравшейся въ уборную, и повернули направо въ небольшую, непроходную гостиную. Она была почти пуста, прохладна и только какая-то парочка, прижавшись въ углу, мирно бесѣдовала на диванѣ..

-- Ты здѣсь одинъ?-- спросила маска.

-- Одинъ, отвѣчалъ Камышлинцевъ.

-- Я тебя не оторвала ни отъ чего? Куда спѣшилъ, когда я тебя поймала? спрашивала она.

-- Въ каргы играть хотѣлъ,-- отвѣчалъ Камышлинцевъ.

-- Ну, ими ты можешь немного пожертвовать мнѣ; я для тебя нарочно сюда пріѣхала. Сядемъ здѣсь.

-- Въ самомъ дѣлѣ, для меня?-- спросилъ Камышлинцевъ.

-- Въ самомъ дѣлѣ! у меня здѣсь никого и знакомыхъ нѣтъ.

-- Ну, такъ ты имѣешь право на жертву,-- рѣшилъ Камышлинцевъ:-- сядемъ.

Они усѣлись въ противоположномъ отъ парочки углу.

-- Если у тебя здѣсь нѣтъ знакомыхъ, значитъ ты пріѣзжая?-- началъ выспрашивать Камышлинцевъ.

-- Нѣтъ, здѣшняя!

-- Такъ отчего же никого не знаешь?

-- Я мало выѣзжаю: въ монастырѣ живу,-- сказала маска.

-- Ну, это и видно, особенно по фасону домино,-- замѣтилъ Камышлинцевъ.

Маска разсмѣялась.

-- Да что, обо мнѣ нечего распрашивать; а ты разскажи про себя,-- сказала она.-- Ты давеча своей нѣмкой только разговоръ замялъ. Ты счастливый человѣкъ! Ты живешь вполнѣ, работаешь хорошему дѣлу, борешься съ врагами, и тебя любитъ и поддерживаетъ въ борьбѣ милая женщина.

-- Про кого ты говоришь?-- спросилъ Камышлинцевъ.

-- Зачѣмъ ставить точки на і?-- отвѣчала маска: ты самъ знаешь... или хочется, чтобы тебѣ разъяснили?

-- Э, все это вздоръ!-- сказалъ Камышлинцевъ.-- Я очень доволенъ, что есть у меня дѣло по душѣ, но непріятности и разныя дрязги счастья большаго не доставляютъ, и никто меня въ этомъ не поддерживаетъ.

-- Ну, что пустяки говорить!-- сказала маска:-- ты видишь, что я къ тебѣ искренно расположена, такъ будь же со мной откровененъ. Скажи мнѣ: правду ли говорятъ, что мужъ все знаетъ и благословилъ васъ?

Камышлинцевъ невольно разсмѣялся послѣднему предположенію.

-- А у тебя хорошенькіе и быстрые глаза!-- сказалъ онъ, глядя на маску.

-- Ну, оставь ихъ, -- сказала она нетерпѣливо: -- будетъ съ тебя и сѣрыхъ! Ты лучше отвѣчай на мой вопросъ.

-- Я тебѣ сказалъ уже, что все это вздоръ,-- отвѣчалъ Камышлинцевъ;-- но еслибы тутъ и было кое-что правды, то какое бы ты составила себѣ мнѣніе о человѣкѣ, который первымъ, положимъ, хорошенькимъ, но любопытнымъ глазамъ позволилъ бы заглядывать себѣ въ душу и сталъ бы разсказывать вещи, не до него одного относящіяся?

Маска задумалась.

-- Ты правъ!-- сказала она.-- Я была не скромна, но все-таки ты счастливый человѣкъ: ты вполнѣ живешь, и я тебѣ завидую.

-- Я и не жалуюсь,-- отвѣчалъ Камышлинцевъ.-- А ты развѣ несчастна?

-- Нѣтъ, и я не жалуюсь: особенно плохаго нѣтъ,-- сказала она вяло.-- Да живется мало! Живешь такъ, безъ цѣли -- день за день переваливаешь; а жить хочется...

-- Не влюблена, значитъ?-- спросилъ нѣсколько насмѣшливо Камышлинцевъ, начиная чувствовать неинтересный поворотъ въ разговорѣ.

-- Какъ будто все дѣло въ любви!-- сказала маска горячо.

-- Ну, для молоденькой женщины почти все,-- замѣтилъ Камышлинцевъ.-- А что же, ты иной дѣятельности жаждешь?-- спросилъ онъ.

-- Жажду!-- весело отвѣчала маска; понимая, что Камышлинцевъ подсмѣивается надъ ея жалобнымъ тономъ.

-- Видишь, какая ненасытная! Ну подовольствуйся сначала л'амуромъ! -- Сказалъ Камышлинцевъ, -- а тамъ въ дѣятельности твоего избранника найдешь, можетъ быть, и свою: воспособляй ему! Ты не замужемъ значитъ?

-- Нѣтъ, замужемъ!-- отвѣчала маска.

-- Что жъ у тебя дѣлаетъ мужъ?

-- Въ казенной палатѣ служитъ!-- отвѣчала сна.

-- Ну, туда тебя воспособлять не пустятъ!-- замѣтилъ Камышлинцевъ.-- Такъ по крайней мѣрѣ вари мужу щи хорошіе,-- прибавилъ онъ.-- Да нѣтъ.... ты обманываешь: у тебя глаза смѣются!

-- Вотъ этого-то мнѣ и не хочется, щи-то варить да участіе въ дѣлахъ казенной палаты принимать,-- сказала она.

-- Оттого, что не любишь,-- отвѣчалъ Камышлинцевъ.-- Какъ полюбишь, то найдешь и въ щахъ, и въ казенной палатѣ сладость неописанную. Признайся: вѣдь не любишь?

-- Не люблю,-- отвѣчала она.

-- Зачѣмъ же дѣло стало? развѣ тебя никто не любитъ?

-- Н-ну, нельзя сказать, чтобы никто. Да мнѣ-то не любится,-- жалобно прибавила она.

-- Значитъ, пора не пришла,-- сказалъ Камышлинцевъ.

-- Нѣтъ, пришла, и ужасно хочется любить,-- стыдливо сказала маска, и глаза ея и опускались, и улыбались.

-- Ну, такъ за предметомъ дѣло не станетъ: будто на свѣтѣ и людей нѣтъ!

-- Есть, да... ну вотъ я бы въ тебя влюбилась?

-- Ну что жъ, и прекрасно!-- сказалъ Камышлинцевъ.-- Дѣлу моему ты сочувствуешь?

-- Сочувствую очень.

-- Я самъ тебѣ нравлюсь?

Маска посмотрѣла ему въ лицо веселыми глазами и, кажется, наслаждалась возможностью, не стѣсняясь, разсматривать его лицо.

Камышлинцевъ, улыбаясь, выдерживалъ смотръ.

-- Ты похудѣлъ!-- сказала она, какъ-бы сравнивая его съ тѣмъ, чѣмъ онъ былъ, -- и черты лица у тебя стали рѣзче и опредѣленнѣе... но ничего! это тебя не портитъ, даже по моему лучше: выразительнѣе стало!

-- Ну такъ, значитъ, нравлюсь, и прекрасно! зачѣмъ же дѣло стало?-- сказалъ онъ.

-- Нѣтъ, ты не для насъ!-- сказала маска, отворотясь отъ него;-- да и мѣсто занято.

-- А можетъ и нѣтъ, -- сказалъ Камышлинцевъ, и въ умѣ его шевельнулась въ самомъ дѣлѣ мысль: любитъ ли онъ Ольгу по прежнему?

Маска опять пытливо посмотрѣла ему въ глаза: онъ смѣялся.

-- Нѣтъ, занято!-- сказала она:-- я знаю.

-- Ну, а если ты подозрѣваешь соперницу, такъ борись, старайся вытѣснить ее.

-- Не сладишь,-- сказала маска,-- она хорошенькая, а я дурна.

-- О, если такъ, то твое дѣло дрянь! Правда, бываетъ, что и дурныя нравятся, но надо, чтобы хорошенькихъ не было на тридцать верстъ въ окружности. Да ты лжешь, ну покажись-ка! ну покажи хоть подбородокъ!

Камышлинцева начало задѣвать за живое. Маска повернулась къ нему и открыла подбородокъ: отъ духоты ли подъ маской, или отъ стыдливости -- онъ весь покраснѣлъ.

-- Подбородокъ миленькій,-- сказалъ Камышлинцевъ разсматривая его,-- цвѣтъ лица и кожи хорошъ, и глаза живые и черные...

-- Ты меня, какъ лошадь, разсматриваешь!-- сказала маска.-- Да ужь я тебѣ говорю, что я хуже... что не понравлюсь...

-- Мужчины вовсе не такъ разборчивы, какъ ты думаешь!-- сказалъ Камышлинцевъ.-- Ну, а впрочемъ, коль не понравишься, такъ страдай: все-таки будетъ борьба чувство, жизнь!..

-- Спасибо,-- сказала маска:-- такая жизнь до петли доведетъ!.... А какіе вы всѣ, даже и лучшіе-то изъ васъ, фаты и ненасытные.... Вѣдь ты и въ самомъ дѣлѣ былъ бы не прочь, еслибъ тебя полюбили!..

-- Еще бы!-- отвѣчалъ Камышлинцевъ.

-- И такъ вы всѣ безнравственны, что полюби тебя хорошенькая, вѣдь ты бы, пожалуй, кое-что удѣлилъ?..

-- Очень можетъ быть!-- сказалъ Камышлинцевъ.-- Это еще вопросъ не рѣшенный; поглощаетъ ли одна любовь человѣка мужчину или женщину -- все равно, всего, и до такой степени, чтобы онъ не въ состояніи былъ въ то же время питать другую любовь.

-- Ты это говори только за мужчинъ,-- сказала маска горячо:-- это вы только развратились до такой степени, что допускаете подобныя вещи!

-- А вы развѣ изъ другой глины?-- спросилъ Камышлинцевъ.-- Вѣдь не ангелы же вы, въ самомъ дѣлѣ? Да и понятіе о нравственности вещь условная. Магометане, мормоны или какіе-нибудь ирокезы -- не считаютъ безнравственнымъ, если мужъ имѣетъ нѣсколькихъ женъ и если жена имѣетъ нѣсколькихъ мужей.

-- Ну, это ирокезскія понятія, а я говорю о европейскихъ,-- сказала маска.

-- Да я никакъ не защищаю необходимости, а говорю только о возможности факта, разумѣется, при благопріятныхъ обстоятельствахъ, -- и говорю именно объ искреннемъ чувствѣ. Я полагаю, впрочемъ, -- сказалъ Камышлинцевъ,-- что это только раздвоеніе чувства, напримѣръ въ одномъ нравится одно, въ другомъ другое, или при отсутствіи одного -- другой, и наоборотъ.

-- А я думаю,-- сказала маска,-- что это бываетъ, когда съ жиру бѣсятся. Спасибо за раздвоенную любовь. Я бы за нее гроша не дала!

Камышлинцевъ разсмѣялся.

-- Это называется: дай все, да и то мало!-- сказалъ онъ.-- Ну, ты, конечно, и за неизмѣнность чувства?

-- Н-нѣтъ!-- сказала она, -- я допускаю, что оно можетъ измѣниться.

-- Въ твою пользу, разумѣется! Ну, а еслибы тебѣ кто измѣнилъ, такъ глаза бы выцарапала?-- спросилъ онъ.

-- Надѣюсь, что удержусь; но конечно съ удовольствіемъ сдѣлала бы это,-- сказала маска, съ свѣтившимися глазами.

-- Нѣтъ, ужь если ты вздумаешь меня любить, такъ дай слово, что удержишься! А то, хоть я и не вѣтренъ, но все-же, на всякій случай...

Въ это время въ комнатку вошла бойкая барыня, и окинула ее взглядомъ. Она какъ будто исполняла свою обязанность дозора: "пойти-де посмотрѣть, что тамъ у меня дѣлается?"

Увидавъ Камышлинцева, бойкая барыня кивнула ему головой снизу вверхъ, какъ-бы говоря: "Эге! смотри ты у меня!" и въ тоже время пристально взглянула на сидящую съ Камышлинцевымъ маску.

-- Пелагѣя Филипповна,-- сказалъ Камышлинцевъ, нарочно подзывая къ себѣ бойкую барыню.-- Вотъ маска, которая не знаетъ, кого полюбить. Я ей предлагаю себя: поддержите рекомендацію!

-- Что же! какого тебѣ кавалера еще надобно?-- спросила Пелагѣя Филипповна, инквизиторски, съ ногъ до головы оглядѣвъ маску и впиваясь въ нее глазами. Ей хотѣлось вызвать ее на разговоръ.

-- Я въ немъ начинаю разочаровываться,-- сказала маска, не пища, но скрывая свой голосъ.-- Прощай!-- сказала она, вставая.

-- Куда жъ ты?-- спросилъ ее Камышлинцевъ, тоже вставая, и спросилъ только для того, чтобы сказать что-нибудь: ему уже начинала прискучатъ болтовня съ ней.

-- Мнѣ пора домой, а тебѣ въ карты играть, -- сказала маска.-- Хотѣла было я тебѣ сдѣлать еще вопроса два, да ужь послѣ, можетъ, когда...

-- Про любовь?-- спросилъ Камышлинцевъ.

-- Нѣтъ, подѣльнѣе,-- отвѣчала маска, какъ-бы не хотя:-- про общій трудъ и артель.-- Она, кажется, думала привлечь этимъ вниманіе Камышлинцева; но его точно варомъ обварило.

-- Ну, нѣтъ! уволь!-- отвѣчалъ онъ;-- во первыхъ, я считаю любовь гораздо серьезнѣе, а во вторыхъ, вдвое занимательнѣе. Объ ней если хочешь...

-- Будетъ! хорошенькаго по немножку!-- сказала маска, взявъ его подъ руку.-- Проводи меня: это по пути!

-- А ты, кажется, въ самомъ дѣлѣ разочаровалась во мнѣ, или чѣмъ-то недовольна? Видишь, герои должны себя держать въ отдаленіи...

-- Я глупа!-- сказала маска, разсмѣявшись.-- Мнѣ досадно стало, что ты эту бабу подозвалъ, да еще нашъ разговоръ ей сталъ передавать.

-- Такъ ты во мнѣ разочаровалась?-- спросилъ Камышлинцевъ съ тѣмъ эгоизмомъ, который подбиваетъ всякаго человѣка узнавать, что о немъ думаютъ?

-- Немножко,-- отвѣчала маска.-- Я думала, что ты серьезнѣе и... и... и постояннѣе...

-- Эге! такъ ты уже, значитъ, начинаешь надѣяться, что меня влюбить не такъ трудно, какъ ты думала сначала?-- спросилъ Камышлинцевъ.

Маска была какъ будто сама удивлена этимъ выводомъ.

-- Пожалуй, что и такъ,-- смѣясь, сказала она.

-- Ну, и ты намѣрена начать опытъ?

-- Мм...-- не знаю еще.... Покуда спасибо и прощай! Я глупо сдѣлала, что долго задерживала тебя болтовней и надоѣла тебѣ; ты ужь и забылъ, зачѣмъ я пріѣзжала, но мнѣ не часто приходится съ умными людьми говорить, и я не выдержала. Ты самолюбивъ; а все-таки ты хорошій человѣкъ, и я еще разъ желаю тебѣ силы и успѣха въ твоей борьбѣ!-- Она крѣпко пожала ему руку и пошла на лѣстницу.

-- Спасибо! Да ты одна? дай же я тебя провожу до экипажа.

-- Нѣтъ! не надо, не надо!-- торопливо сказала она:-- я не люблю услугъ.

-- Это хорошо!-- замѣтилъ Камышлинцевъ, останавливаясь у балюстрады.-- А въ слѣдующій маскарадъ пріѣдешь?

Маска остановилась, подняла на него голову и посмотрѣла, какъ-бы подсмѣиваясь, или раздумывая.

-- Можетъ быть!-- сказала она, кивнула ему головой и рѣзво сбѣжала съ лѣстницы.

Возвратясь въ залу, Камышлинцевъ отыскалъ бойкую барыню.

-- Пелагѣя Филипповна, кто такая моя маска?-- спросилъ онъ.

-- Развѣ не знаете?-- а я хотѣла у васъ спросить,-- отвѣчала она, нѣсколько встревоженная.

-- Нѣтъ, я не знаю! Да притомъ я вотъ этого великана,-- Камышлинцевъ указалъ на офицера аршинъ трехъ росту,-- надѣнь онъ маску, не узнаю!..

-- Ну съ кѣмъ она, по крайней мѣрѣ, пріѣхала, въ какомъ экипажѣ?

-- А Богъ ее вѣдаетъ! Она была одна; я ее проводилъ только до лѣстницы.

-- Поповъ, бѣгите скорѣе внизъ, посмотрите, можетъ, она не уѣхала: съ кѣмъ, на чьей лошади? разузнайте, торопитесь!-- отдала она приказъ одному изъ бывшихъ при ней молодыхъ людей, который тотчасъ же бросился.

-- Да живѣе! разспросите у людей, или швейцара!-- кричала она ему вслѣдъ.

-- Обѣщайте этому Попову, что мы его за отличіе въ Протопоповы произведемъ!-- подсказалъ Камышлинцевъ.

-- Ну, а васъ бы разжаловать слѣдовало,-- сказала, искренно сердясь, Пелагѣя Филипповна.-- Э-эхъ вы! два часа сидѣли, а ничего не узнали! Что она говорила вамъ про себя?

-- Говорила, что мужъ въ казенной палатѣ служитъ, да я думаю, лжетъ: она, кажется, дѣвушка...

-- Въ казенной палатѣ? кто же бы это?-- сказала Пелагѣя Филипповна, и мысленно стала перебирать всѣхъ тамъ служащихъ. "У Симагина жена не высока, у Ершова дочери -- тоже низенькія и толстенькія"...-- Э, постойте!.. Иванъ Степановичъ! кто у васъ на мѣсто Ермакова поступилъ?-- спросила она проходившаго пожилаго господина.

-- Свиристелевъ, -- отвѣчалъ онъ.-- На что вамъ?

-- Что онъ, женатый?

-- Женатый.

-- Высокая у него жена?

-- Высокая, на одну ногу хромаетъ.

-- Нѣтъ! не она!.. Ну, ступайте!-- сказала бойкая барыня, отпуская пожилаго господина.-- Думала я, что изъ Хрустихиныхъ кто-нибудь: у нихъ есть этакой французскій платокъ -- да нѣтъ! у этой турецкая шаль, лежалая и подержанная, а турецкая. Впрочемъ, не Богъ вѣсть, изъ какихъ щеголихъ: башмаки-то Сивоерцевской работы, -- замѣтила она.

Въ это время возвратился Поповъ и объявилъ, что маска уѣхала и узнать онъ про нее ничего не успѣлъ.

-- Эхъ вы!-- презрительно сказала Пелагѣя Филипповна.

-- На крыльцо выходилъ, Пелагѣя Филииповна, продрогъ, у будочника и кучеровъ разспрашивалъ -- дураки!-- ничего не знаютъ! "Много, говорятъ, ихней братьи: кто за ними присматривать будетъ!" -- оправдывался молодой человѣкъ.

-- Ну, Пелагѣя Филипповна, не ожидалъ я отъ васъ, чтобы вы маски не узнали!-- замѣтилъ Камышлинцевъ, уходя.

-- Самъ сплошалъ,-- возражала обидчиво барыня,-- да на меня валитъ! Постойте, въ другой разъ пріѣдетъ, такъ ужь не уйдетъ!-- утѣшала его она.

Камышлинцевъ пришелъ въ игорную.

-- Гдѣ вы пропадали?-- заговорили, его обычные партнеры.-- Мы васъ искали, искали, да новую начали!

-- Впрочемъ скоро эту кончимъ, такъ третью можемъ составить,-- отвѣчалъ одинъ ненасытный.-- Только сидите здѣсь!

Но Камышлинцевъ его не послушался, закусилъ и уѣхалъ домой.

Оставшись наединѣ и ложась спать, Камышлинцевъ чувствовалъ то пріятное ощущеніе, которое сопровождаетъ на сонъ грядущій человѣка, когда онъ покончитъ какое-нибудь трудное дѣло и вообще сдѣлаетъ или испытаетъ что-либо хорошее. Маска сама по себѣ мало занимала его, но ея одобреніе, какъ отзывъ честнаго и молодаго поколѣнія, было ему очень пріятно. Нѣкоторыя мѣста его болтовни съ ней тоже приходили ему на умъ и заставили его критически взглянуть на свое чувство къ Ольгѣ. При этомъ, отъ сравненія съ маской, еще сильнѣе припомнилось Камышлинцеву враждебное расположеніе Ольги къ его образу мыслей, которое, вмѣсто того чтобъ сглаживаться, проявлялось все рѣзче и рѣзче и заставляло его глубже задумываться. Но его досада и озлобленіе противъ Ольги не сопровождались уже той горечью, безъ которой онъ не могъ прежде объ этомъ подумать; надъ ними уже звучала какая-то успокоивающая и утѣшающая нота. Ему, -- самому невѣдомо, казалось, уже блеснулъ какой-то слабый свѣтъ, который, поддерживая его, указывалъ поворотъ отъ стѣны, въ которую онъ нечаянно уперся. Онъ спокойно заснулъ со своимъ пріятно поглаженнымъ самолюбіемъ, и на другой день всталъ съ новой бодростью, силами и твердостью.

X.

Размолвка Камышлинцева съ губернаторомъ была улажена, благодаря вмѣшательству Мытищева. Узнавъ о ней, Мытищевъ принялъ, разумѣется, сторону Камышлинцева, заставилъ сознаться въ своемъ промахѣ Нобелькнебеля и по возможности исправить его. Въ губернскомъ Монитерѣ, рѣчь губернатора вовсе не была напечатана, но вмѣсто того появилась сообщенная статья, въ которой излагалось постановленіе дворянства на счетъ посредниковъ и замѣчалось при этомъ, что оно признано вполнѣ незаконнымъ и ни въ какомъ случаѣ де должно имѣть значенія. Камышлинцевъ, вслѣдствіе этой уступки, не заводилъ уже оффиціальнаго вопроса, а Нобелькнебель, при встрѣчѣ съ Камышлинцевымъ, любезно съ нимъ поздоровался и наивѣжливѣйше замѣтилъ ему:

-- Вы видите, что если я могу въ неприготовленной рѣчи употребить выраженіе, которое подаетъ поводъ къ превратному толкованію, то я дѣломъ сейчасъ же разъясняю истинное его значеніе: журналъ о посредникахъ не былъ и не можетъ быть мною утвержденъ, безъ всякихъ постороннихъ указаній.

Миръ былъ, повидимому, заключенъ. Предоставляемъ догадываться, простилъ ли только Нобелькнебель Камышлинцеву это оскорбленіе своего самолюбія.

Утромъ, съ недѣлю спустя послѣ маскарада, Камышлинцеву доложили, что къ нему пріѣхалъ помѣщикъ Барсуковъ. Камышлинцевъ зналъ Барсукова прежде и ежедневно встрѣчался на выборахъ, гдѣ онъ былъ однимъ изъ представителей такъ-называемыхъ "малодушныхъ", т. е. имѣющихъ менѣе ста душъ и пользующихся правомъ голоса собирательно. У самого Барсукова состояло душъ 60. Это былъ кругленькій, съ добродушнымъ и всегда потнымъ лицомъ человѣкъ, лѣтъ сорока. У Камышлинцева онъ никогда не бывалъ, и тотъ затруднялся даже, какъ назвать его, и по отчеству дочери только припомнилъ, что его зовутъ, должно быть, Иваномъ.

Барсуковъ извинился, что побезпокоилъ, и, получивъ увѣреніе въ противномъ, усѣлся.

-- А я заходилъ сейчасъ -- сказалъ онъ,-- къ Ольгѣ Ѳедоровнѣ, но ни ихъ ни Иванъ Сергѣича дома не засталъ, -- сказалъ онъ.

-- Да, они, кажется, выѣхали,-- замѣтилъ Камышлинцевъ.

Барсуковъ переминался и раза два отеръ лицо платкомъ, хотя на дворѣ было 15 градусовъ мороза.

-- Вы не имѣете ли имъ передать что-нибудь? Если я могу быть вамъ полезенъ, то сдѣлайте одолженіе, располагайте мною,-- сказалъ Камышлинцевъ, видя затрудненіе Барсукова.

-- Да-съ, дѣльце есть, -- отвѣчалъ тотъ.-- Признаться, я ѣхалъ просить совѣта Ольги Ѳедоровны объ одномъ домашнемъ обстоятельствѣ. Впрочемъ, еслибы вы были такъ добры... такъ какъ я ихъ не засталъ, то... позвольте сообщить вамъ-съ и спросить, какъ будетъ на этотъ счетъ ваше мнѣніе, такъ какъ я имъ очень дорожу-съ (онъ привсталъ и поклонился) и оно можетъ быть въ этомъ случаѣ полезно.

-- Сдѣлайте одолженіе,-- сказалъ Камышлинцевъ.-- Вы курите?-- онъ подвинулъ къ Барсукову папиросы и сигары.

-- Трубочку, еслибы позволили, такъ какъ я вижу, у васъ она есть,-- сказалъ Барсуковъ, указывая на алжирскую трубку, которая висѣла у Камышлинцева вмѣстѣ съ разнымъ оружіемъ.

Камышлинцевъ тотчасъ же соорудилъ ему трубку.

-- Извольте видѣть, какое обстоятельство,-- сказалъ Барсуковъ, попыхивая.-- Дочка у меня есть, вы вѣроятно изволите знаете ее: Анюта!

-- Какъ же, знаю,-- сказалъ Камышлинцевъ:-- она у васъ старшая, кажется?

-- Старшая-съ! Да она одна и есть, а то два сынишка еще поменьше. Такъ вотъ -- она-съ. Дѣвушка она, безъ лицепріятія сказать, не глупая-съ; а вдругъ ей какая странная мысль пришла-съ! Даже совѣстно сказать...-- Барсуковъ остановился, какъ-бы не рѣшаясь выговорить.

-- Хочетъ, -- сказалъ онъ наконецъ, весь сконфузясь,-- швейный магазинъ открыть-съ!

-- Почему же это ей вздумалось?-- улыбаясь, спросилъ Камышлинцевъ.

-- Да вотъ-съ; ума не приложу!-- разводя руками, сказалъ Барсуцовъ.-- Добро бы, ей жить было плохо:-- вѣрите ли Богу, слова ей не поперечимъ! Да и поперечить не зачѣмъ, такая она заботливая... благоразумная... Правда, жена моя ей приходится мачихой... Ея-то мать, съ позволенія сказать, родами умерла, и ее годовую оставила, -- замѣтилъ Барсуковъ.-- Да она выросла на рукахъ мачихиныхъ. Такъ какъ дочери у насъ не было, такъ она, ее за мѣсто родной любитъ, и какъ она всегда почтительна и послушна была, то всѣ ея желанія исполняетъ. И вѣрите ли, Дмитрій Петровичъ, хоть бы ссора какая у насъ вышла, или этакъ размолвка, а то ни-ни!.. Я, признаюсь, можете себѣ представить, просто ошалѣлъ, какъ она мнѣ это сказала. Этакое невиданое въ дворянскомъ сословіи дѣло, чтобъ дочь дворянина, хоть и не большаго, да все-же дворянина, швейный магазинъ открыла! И добро бы, нужда-съ! А то, слава Богу; конечно, достатка большаго нѣтъ, а особенно по нынѣшнимъ временамъ трудненько, очень трудненько, -- да все-же отъ нужды еще Богъ избавилъ, и хоть скромненько, а все-же живемъ и кусокъ хлѣба есть! Опять же отъ ея матери покойницы остался капиталецъ -- пять тысячъ рублей, ассигнаціями-съ: тогда на серебро счету еще не было -- и я эти пять тысячъ не только неприкосновенными сохранилъ, но они -- съ процентами удвоились, и въ билетѣ на ея имя доселѣ лежатъ.-- Онъ отеръ лицо и остановился.

-- Такъ вотъ-съ, спрашиваю я ее,-- продолжалъ Барсуковъ,-- скажи, молъ, ты мнѣ, какая причина тебя заставляетъ рѣшиться на это дѣло: житье ли тебѣ дурное, нужда ли, притѣсненіе ли ты видишь какое? И что же она, какіе резоны приводитъ? "Нѣтъ, говоритъ, всѣми я вами довольна, да сама дѣлать что-нибудь хочу и хлѣбъ зарабатывать!"

Отъ изумленія онъ только плечами пожалъ.

-- Да чтоже,-- спрашиваю я,-- развѣ нѣтъ у тебя этого хлѣба? или попрекаютъ имъ? или мало тебѣ его? Лучше развѣ, говорю, будешь ты жить своимъ-то трудомъ, коль еще сможешь прокормиться-то имъ? "Ну, говоритъ, какое тамъ житье ни будетъ, да попытаюсь!" Къ женѣ присталъ: не вышло ли, молъ, у васъ чего? Та образъ со стѣны снимаетъ, что нѣтъ! Ничего и придумать не можетъ. Я опять не повѣрилъ ей: быть не можетъ, думаю! Улучилъ Анюту одну и спрашиваю: да скажи ты мнѣ на милость, мнѣ, отцу родному, наединѣ, что тебя гонитъ? Клятву, молъ, тебѣ даю, что никто не узнаетъ! Слезы даже меня тогда прошибли...-- При этомъ Барсуковъ заморгалъ глазами и такъ засосалъ трубку, что она захрипѣла.-- Что же бы вы думали? Клянется и цалуетъ меня: "да нѣтъ, говоритъ, папенька, клянусь вамъ, что ничего не произошло! Просто, говоритъ, работать хочется!.."

-- Матушка! говорю я, да неужто за работой дѣло? Ну, ворохъ тебѣ шерсти или тамъ гарусу куплю, "Вотъ очень нужно вздоръ-то этотъ! Это, говоритъ, для богатыхъ хорошо!" Ну, на себя и на братьевъ шей -- говорю; хлѣбы, пожалуй, мѣси! Какъ вкругъ дома дѣла не найти? Да и вздоръ все, потому что она и безъ того никогда безъ дѣла не сидѣла: трудолюбива она у насъ. Такъ нѣтъ-съ! все свое! И что же бы вы думали еще? Полагалъ я наконецъ, она на свое счастіе хочетъ мастерскую завести: она мастерица, дѣйствительно, все это шить по женской части. Ну, счастье свое хочетъ испробовать, думаю; такъ и то нѣтъ? Я, говоритъ, товарокъ найду, и мы артель устроимъ! Артель-съ, -- изволи ли вы это слышать?-- точно плотники!

Добрый старикъ съ огорченія пустилъ сквозь зубы слюну тончайшей струйкой.

"Ассоціація!" -- подумалъ Камршлинцевъ: тогда о ней уже были толки въ литературѣ.

-- И догадываюсь я, откуда это забрело къ ней,-- таинственно понижая голосъ, продолжалъ Барсуковъ.-- Потому эдакій бредъ не можетъ-съ, сами изволите согласиться, дѣвушкѣ въ голову войти. Студентъ тутъ сосланный завелся у насъ. Малый, говорятъ, и ученый, да грубый; не то чтобы къ старшимъ, но и къ отцу родному почтительности не имѣетъ! Ну, а что безъ этого: какой толкъ выйдетъ? Такъ это онъ, должно быть, ее надоумилъ. Онъ все съ ней про разныя книжки да такія матеріи толкуетъ, что и не поймешь. Начнетъ разсуждать какъ будто о дѣлѣ, а глядишь -- чортъ знаетъ, прости Богъ, что выходитъ! Я было его къ парнишкѣ своему въ учителя взялъ, да отказалъ. Зловредный человѣкъ-съ!-- Барсуковъ опять злобно пустилъ фонтанчикъ слюны.

-- Послушайте, Иванъ... извините не знаю, какъ по батюшкѣ...

-- Степановъ-съ,-- подсказалъ Барсуковъ.

-- Иванъ Степановичъ конечно, это дѣло непривычное, особенно артельное устройство, но, собственно говоря, вѣдь что же тутъ дурнаго!-- попробовалъ мягко замѣтить Камышлинцевъ.-- Вѣдь трудъ дѣло почтенное, а Анна Ивановна трудиться хочетъ: видите вѣдь, какія времена-то пришли!

Барсуковъ былъ нѣсколько озадаченъ, но неопредѣленный намекъ на времена видимо объяснилъ ему многое.

-- Такъ-то такъ-съ! Самъ я вижу, что ныньче все совсѣмъ иначе пошло. Такія дѣла, такія дѣла, просто не виданныя!-- и онъ развелъ руками.-- Да не хочется мнѣ, чтобъ съ меня-то это началось. Ну пусть, что тамъ приказано будетъ, или что всѣ начнутъ дѣлать-съ! а то съ чего же именно намъ-то? Вѣдь слава Богу, еще дышемъ! И потомъ, положимъ, она у меня дѣвка благонравная, и ведетъ себя строго, но какъ же это одной-то жить?.

-- Да вѣдь вы, кажется, говорили, что она товарокъ хотѣла найти,-- замѣтилъ Камышлинцевъ.

-- Ну-съ, какія еще товарки! Иная только собьетъ! Другое дѣло, какую бы нибудь солидную женщину, да какая солидная тутъ пойдетъ?

-- Отчего же, еслибы поискать,-- проговорилъ Камышлинцевъ.-- Такъ чего же желали-бы вы отъ Ольги Ѳедоровны?-- спросилъ онъ.

-- Да, вотъ-съ, Дмитрій Петровичъ!-- встрепенувшись, сказалъ Барсуковъ:-- лицо его приняло нѣжно-просительное выраженіе и онъ почтительно положилъ трубочку, -- хотѣлъ я попросить Ольгу Ѳедоровну, такъ какъ она знаетъ и любитъ мою дѣвочку, не будетъ ли она такъ добра, чтобы поговорить съ ней на счетъ этого? Она такая дама... и притомъ, вы изволите знать, женщины свои резоны всегда имѣютъ: наши-то онѣ какъ-то трудно принимаютъ-съ,-- такъ, можетъ, она и уломаетъ дочурку-то-съ!

-- Очень хорошо, я ей съ удовольствіемъ передалъ,-- сказалъ Камышлинцевъ,-- хотя, признаться вамъ, полагаю, что если ваши убѣжденія уже не подѣйствовали, то постороннія -- врядъ-ли!..

-- Дѣйствительно-съ: она у меня, признаться, поизбалована, должно быть. Ну, сами знаете: одна вѣдь дочь, -- такъ нѣсколько упряма вышла. Ужь что задумаетъ такъ, рано ли, поздно ли, а настоитъ: мать у нея этакая стойкая была. И не то, чтобы дерзостью, или нахрапомъ: а просто выдержкой устоитъ. Однако все-таки, можетъ быть, такъ какъ Ольга Ѳедоровна такая дама вліятельная...

-- Очень хорошо, я ей передамъ, и увѣренъ, что она исполнитъ ваше желаніе...

-- Только вотъ обстоятельство...-- смущенно сказалъ Барсуковъ:-- боюсь я, не сердита ли на нее Ольга Ѳедоровна, потому дочурка-то моя у нея до сихъ поръ не была! Пріѣхали мы на время, экипажа нѣтъ, посылалъ я ее, признаться...

-- Не безпокойтесь;-- сказалъ Камышлинцевъ,-- я вамъ ручаюсь, что Ольга Ѳедоровна не сердится и, если угодно, то она пришлетъ экипажъ за Анной Ивановной.

-- Ахъ, много, много бы обязали! А я дочуркѣ скажу, что Ольга Ѳедоровна узнала, что она здѣсь, и пожелала видѣть ее. Только нельзя ли будетъ коснуться этого предмета такъ какъ-нибудь, стороной, чтобы не подумала дочка-то, что я на нее жаловаться пріѣзжалъ?..

-- Это все можно устроить: вы знаете, женщины на это мастерицы!

-- Э, что и говорить! Особенно Ольга-то Ѳедоровна: одно слово, златоустъ! Да ужь если позволите, Дмитрій Петровичъ,-- Барсуковъ всталъ и поклонился,-- замолвите и вы словечко и Ольгѣ Ѳедоровнѣ, да и моей-то дурочкѣ. Вѣдь ваше слово, что тамъ ни говори, а много значитъ, Дмитрій Петровичъ, и особенно для молодежи-съ: она васъ слушаетъ-съ! ваше слово много значитъ-съ!

-- Съ удовольствіемъ, съ удовольствіемъ, Иванъ Степановичъ!-- говорилъ Камышлинцевъ пожимая руку Барсукова, который откланивался.

-- А что это дворянство затѣяло противъ васъ, Дмитрій Петровичъ,-- смущенно говорилъ, уходя, Барсуковъ,-- такъ это все напрасно-съ! Мы люди маленькіе, говорить намъ не приходится-съ, а тоже чувствуемъ-съ!-- Что же, въ самомъ дѣлѣ; наши-то члены смотрятъ, коли они правы? Нѣтъ-съ, значитъ, не въ моготу-съ супротивъ васъ!.. Значитъ вы по правдѣ-съ, и всякій, кто къ вамъ обращался, не можетъ ничего сказать-съ...

-- Ну, что объ этомъ говорить, Иванъ Степановичъ,-- сказалъ Камышлинцевъ;-- современемъ все выяснится; а теперь вы видите, время новое, все еще кипитъ да мечется.

-- И не говорите!-- сказалъ Барсуковъ, отчаянно махнувъ рукой:-- такія времена., такія времена, и-и!... Мое истинное почтеніе!-- сказалъ онъ, еще разъ пожимая руку.-- Такъ позвольте надѣяться! -- Онъ еще разъ поклонился съ умиленнымъ лицомъ и скрылся.

Камышлинцевъ въ этотъ же день передалъ просьбу Барсукова Ольгѣ. Ольга выказала полную готовность, принять участіе въ этомъ дѣлѣ, только не совсѣмъ по желанію Барсукова. Намѣреніе его дочери нисколько не возмутило Мытищеву и не показалось ей дикимъ. Мысли объ ассоціаціи или артели она пропустила мимо ушей, какъ какой-то ненужный придатокъ или непрактичный хозяйственный пріемъ, который легко устранить; но заведеніе моднаго магазина ей даже понравилось. Что его хотѣла завести дворянка, это по ея мнѣнію ничего не значило, потому что въ ея глазахъ важно было не дворянство, а "общество", къ которому принадлежало лицо. Она даже смѣялась надъ опасеніями Барсукова.

-- Да! это дѣйствительно страшно, если фамилія Барсуковыхъ снизойдетъ до торговли,-- говорила она.-- У насъ здѣсь нѣтъ порядочнаго магазина, а у Анюты это дѣло пойдетъ, -- замѣтила Ольга: -- она мастерица шить и у нея вкусъ есть -- это главное! И потомъ, она дѣвушка практичная. Я лучше постараюсь уговорить старика отца и уладить это дѣло!-- рѣшила она, и принялась работать.

Согласно обѣщанію, за Анютой въ этотъ же день былъ посланъ экипажъ съ маленькой запиской, въ которой Ольга упрекала ее, что та ее забыла, и просила пріѣхать. Анюта не заставила себя ждать. Она пріѣхала въ сумерки. Мытищева нарочно выбрала это время, потому что тогда не бывало никого изъ постороннихъ, и даже графъ Гогенфельдъ, сдѣлавшійся домашнимъ человѣкомъ, уходилъ въ эти часы домой.

Всѣ сидѣли въ маленькой гостиной; мужчины курили; Ольга сидѣла съ ногами на диванѣ (эту привычку она взяла со времени своей беременности); на столѣ горѣла лампа подъ абажуромъ. Высокая, стройная Анюта вошла свободно, держа въ рукѣ муфту и платокъ. На ней было сѣренькое платье, темные волнистые волосы причесаны были просто, но лицо молодое, свѣжее, румяное, съ черными глазами подъ длинными рѣсницами и тонкими, рѣзко очерченными бровями, съ энергическимъ выгибомъ переносья и небольшимъ, прямымъ носомъ, дышало энергіей, молодостью, смѣлостью... Она поздоровалась съ Ольгой, подала руку Мытищеву, но когда изъ темнаго угла поднялся Камышлинцевъ и поклонился ей, непослушный румянецъ, который, къ крайней ея досадѣ, вспыхивалъ при каждомъ малѣйшемъ волненіи, вдругъ облилъ ея лицо; свѣтъ отъ лампы ударилъ на него (она усаживалась противъ Ольги), Камышлинцевъ увидалъ ея вдвойнѣ розовый, отъ природы и волненья, подбородокъ съ маленькой ямкой и невольно улыбнулся: онъ узналъ его.

Когда кончились первыя привѣтствія, объясненія, отчего не видались и пр., наступила маленькая пауза. Анюта, какъ съ ней всегда случалось, когда она была сколько-нибудь смущена или хотѣла подсмѣяться, смотрѣла нѣсколько изъ-подлобья, но весело, и какъ будто съ, вызывающимъ лицомъ. Камышлинцеву показались въ ея лицѣ какая-то рѣшимость и какъ будто иронія. Точно она думала: "ну, что же, начинайте атаку, я жду!"

Атака началась.

-- Знаете, милая,-- сказала Ольга,-- я очень, очень рада васъ видѣтъ, и заѣхала бы сама или послала за вами, во всякомъ случаѣ, какъ только узнала о вашемъ пріѣздѣ; но я должна предупредить васъ, что вы находитесь въ средѣ заговорщиковъ и что противъ васъ составился заговоръ.

-- Я протестую, -- сказалъ Камышлинцевъ, -- и прошу меня исключить изъ него.

-- Ну, вамъ всегда лишь бы протестовать, -- сказала Ольга.

-- Я знаю о заговорѣ, -- взглянувъ изъ подлобья и съ улыбкой, отвѣчала Барсукова.-- Я слышала, что и вы съ ними?-- сказала она, обращаясь къ Камышлинцеву.

-- Вы, вѣрно, выпытали все отъ отца?

-- Мнѣ это не стоило большаго труда, -- замѣтила Анюта: -- какъ только онъ завелъ рѣчь о свиданіи съ вами, я тотчасъ догадалась, и сказала ему, зачѣмъ онъ ѣздилъ; и онъ сейчасъ же сознался.

-- Да, но чего вы не знаете, -- сказала Ольга,-- это то, что заговоръ-то составился противъ вашего отца, и мы всѣ переходимъ на вашу сторону.

-- Въ самомъ дѣлѣ!-- сказала Анюта, приподнявъ голову и радостно взглянувъ на Ольгу. Лицо ея по обыкновенію вспыхнуло на минуту, глаза засвѣтились, и вся она какъ-будто просіяла. Этотъ переходъ въ ней, этотъ ясный и прямой взглядъ, послѣ стыдливаго взгляда изъ-подлобья, былъ чрезвычайно оригиналенъ и полонъ неожиданной прелести.

-- Да, мы не находимъ ничего дурнаго въ вашемъ намѣреніи, а напротивъ -- только хорошее. И я еще болѣе хотѣла завлечь васъ сюда, чтобы уговориться, какъ-бы помочь вамъ.

-- О, я очень рада!-- сказала Анюта. Мнѣ досадно было думать, что вы противъ моей мысли, потому что вашъ совѣтъ въ этомъ дѣлѣ могъ бы много помочь мнѣ.

-- Да и практика!-- замѣтилъ Мытищевъ, подсмѣиваясь надъ страстью жены къ нарядамъ.

-- Да, и практика!-- подтвердила, улыбаясь изъподлобья, Анюта;-- я очень нуждаюсь во вкусѣ и указаніяхъ Ольги Ѳедоровны; ея поддержка будетъ дорога во всѣхъ отношеніяхъ.

-- Я рада душевно и готова вамъ помогать, сколько и чѣмъ могу, но дѣло въ томъ, какъ бы уломать вашего старика! Какую вы тамъ артель, или что-то такое, придумали?

-- Я хотѣла бы найти нѣсколько подругъ или даже просто мастерицъ, съ которыми бы держала магазинъ и жила вмѣстѣ, съ тѣмъ, чтобы выгоды отъ магазина дѣлились поровну, т. е. чтобы не нанимать ихъ, а имѣть ихъ сотрудницами.

-- Ну, это поэзія!-- рѣшила Ольга.-- Вы это свѣтскую общину хотите завести, а кто же у васъ будетъ: мать Досиѳея?

Мать Досиѳея была сухая и строгая настоятельница женской общины, существующей не подалеку отъ Велико-Ѳедорска.

-- Я бы думала безъ матери Досиѳеи обойтись, -- сказала Анюта.

-- Ну, ничего и не выйдетъ! дѣло только тогда хорошо можетъ идти, когда имъ кто-нибудь заправляетъ. Нѣтъ, вы эту поэзію-то оставьте! Вы ее гдѣ-нибудь въ книгахъ вычитали? Ныньче какая-то мода пошла объ этихъ скучныхъ вещахъ въ журналахъ толковать: я ихъ всегда пропускаю. Но знаете что? хотя у васъ будетъ и не община... на что-нибудь подобное и благословенія моего вамъ не будетъ...-- прибавила Ольга,-- но вамъ нѣчто въ родѣ Досиѳеи надо завести себѣ: знаете, вмѣсто парасоля или маменекъ, которыя на балахъ у стѣнъ садятся. Я всегда предлагаю нарисовать ихъ тамъ одинъ разъ навсегда, да живыхъ ужь больше и не впускать. Нѣтъ ли у васъ родственницы какой, тетки, завалящей какой-нибудь, или старой кузины?

-- Тетка есть,-- сказала Анюта.

-- Не злая? одинокая?

-- Не злая и одинокая. Она у насъ въ домѣ живетъ, и меня очень любитъ.

-- Вотъ и отлично! Съ ней и старичекъ вашъ легче согласится васъ отпустить. Ну, надо вамъ будетъ хорошенькаго матеріала закупить да закройщицу знающую выписать: все бы это надо изъ Петербурга. Деньги есть у васъ?

-- Есть маленькій капиталъ: отъ матушки остался, отецъ дастъ, пожалуй, часть. Но я бы хотѣла просто швейную,-- замѣтила Анюта.

-- Ахъ, душа моя! ну, посудите сами, какая здѣсь можетъ держаться швейная? Бѣлье -- небогатые шьютъ у себя, а богатые выписываютъ; платье, если не будетъ у васъ отдѣлки и матеріи, тоже шить не будутъ отдавать. Нѣтъ! одна швейная не пойдетъ: нужны швеи, моды, нужны хорошенькіе матеріалы для отдѣлки, а тамъ кстати и все прочее... Постойте! Maman скоро хочетъ уѣхать въ Петербургъ...

-- Это давно ли задумано?-- спросилъ Мытищевъ.

-- На дняхъ говорили; братъ совѣтуетъ ей съѣздить къ петербургскимъ докторамъ, или въ Берлинъ, посовѣтоваться на счетъ ея болѣзни.

-- Ну, если братъ твой посовѣтовалъ, то значитъ, навѣрное поѣдетъ!-- замѣтилъ флегматично Мытищевъ. Онъ вообще сталъ насмѣшливо относиться въ семьѣ Ольги.

-- Такъ вотъ вамъ бы съ ней было отлично поѣхать; а для нея такая спутница, какъ вы, будетъ, кладъ. Она же васъ очень любитъ.

Анюта молча слушала, какъ за нее все устраивала Мытищева.

-- Ну, мы, кажется, совсѣмъ исполнили просьбу вашего батюшки, -- расхохотавшись, замѣтила Ольга.-- Теперь надо подумать, какъ его уговорить.

-- Я его слегка уже приготовилъ,-- замѣтилъ Камышлинцевъ.

-- Да, я это замѣтила,-- сказала Барсукова, и съ благодарной улыбкой кивнула ему головой.

Ольга Ѳедоровна, принявшись за это дѣло съ рвеніемъ, свойственнымъ всѣмъ, ничѣмъ дѣльнымъ не занятымъ особамъ, всегда радующимся, когда есть какое-нибудь легкое средство наполнить свой досугъ, предложила заѣхать сама къ Барсуковымъ и попробовать уговорить отца и мачиху. Рѣшено было, чтобы Мытищева пріѣхала какъ-бы отдать визитъ, или взять съ собой Анюту, но чтобы Анюта, для большей свободы переговоровъ, на это время куда-нибудь отлучилась.

-- А если мнѣ не удастся, такъ мы, пожалуй, и maman напустимъ, а при случаѣ и братъ, если встрѣтитъ вашего батюшку, тоже замолвитъ слово.

-- Ну, ужь противъ такой тяжелой артиллеріи кто устоитъ!-- сказалъ Мытищевъ.-- Впрочемъ, я полагаю, достаточно будетъ и твоихъ дипломатическихъ способностей,-- прибавилъ онъ.

-- Вы главное упирайте на нынѣшнія времена, -- замѣтилъ Камышлинцевъ.-- Говорите только, что время такое -- и требуйте, чего хотите! Это самое слабое мѣсто старика.

-- Да, это правда, -- подтвердила Анюта, улыбнувшись.

Разговоръ перемѣнился и тѣмъ кончились исполненія просьбы старика Барсукова.,

Дипломатическій визитъ Ольги Мытищевой и внушенія, пущенныя искусно съ разныхъ сторонъ, увѣнчались успѣхомъ. Старики Барсуковы согласились на предпріятіе Анюты, и отецъ отдалъ въ ея распоряженіе материнскій капиталъ.

-- Ты, матушка, совершеннолѣтняя: дѣлай, что хочешь!-- сказалъ онъ съ недовольнымъ смиреніемъ, и не утерпѣлъ, что-бы не прибавить:-- видно, мудренѣе отцовъ дѣти стали ныньче, скоро поспѣваютъ, да своимъ умомъ жить хотятъ!..-- Онъ эту фразу повторялъ всѣмъ, кому разсказывалъ о предпріятіи дочери, но за тѣмъ, въ видѣ утѣшенія себѣ и въ оправданіе дочери, всегда прибавлялъ: -- что дѣлать, знать ужъ ныньче времена такія пришли!

Поѣздка старухи Нобелькнебель въ Петербургъ была рѣшена, она съ удовольствіемъ брала съ собою Анюту,-- и все устраивалось такъ, какъ предполагала Мытищева.

XI.

Ровно чрезъ двѣ недѣли послѣ предъидущаго маскарада въ клубѣ, назначенъ былъ другой. Въ урочный часъ Камышлинцевъ отправился въ клубъ, и, противъ обыкновенія, на предложеніе партіи отвѣчалъ, что много сидѣлъ и хочетъ побродить. Онъ увѣрялъ себя, что дѣлаетъ это съ чисто гигіенической цѣлью, но въ сущности онъ ждалъ своей маски, хотя не хотѣлъ въ этомъ сознаться. Не могъ онъ только не сознаться, что ждалъ чего-то пріятнаго, и чувство это тѣмъ слаще щекотало его, что въ послѣднее время онъ ничего особеннаго пріятнаго для себя не ждалъ. Жизнь его, казалось, вошла въ опредѣленныя формы. Успѣхъ крестьянскаго дѣла, общій успѣхъ развитія Россіи -- все это живо интересовало его. Для этого онъ готовъ былъ отдать и отдалъ всего себя; но для себя лично ничего особеннаго не предвидѣлъ. Наслѣдства и почестей онъ ни откуда не ждалъ. Любовь?.. но любовь была, и онъ зналъ ее всю, и отъ нея новаго ничего не ждалъ. И вдругъ, какое-то ожиданіе чего-то неопредѣленнаго, но новаго и живаго!..

Камышлинцевъ, впрочемъ, вскорѣ имѣлъ случай убѣдиться, что онъ ждалъ гораздо нетерпѣливѣе, чѣмъ думалъ. Онъ прошелъ нѣсколько разъ по залѣ, но маска, та маска, которую онъ искалъ глазами не подходила, и онъ невольно начиналъ злиться.

Прошло съ часъ.

Камышлинцевъ разсѣянно говорилъ съ кѣмъ-то изъ знакомыхъ, когда онъ увидѣлъ издали свою маску: она, казалось, искала кого-то.

-- Маска! ты кого-то ищешь?-- спросилъ онъ.

-- Тебя!-- отвѣчала она, взявъ его подъ руку.

-- А я думалъ, что ты уже не пріѣдешь. Я тебя давно жду здѣсь.

-- Ты меня ждалъ?-- опросила она, поглядѣвъ на него пристально:-- Мнѣ нельзя было раньше: меня задержали.

Они прошли нѣсколько шаговъ.

-- Ну, что, мы сегодня о чувствахъ будемъ говорить, или объ ассоціаціяхъ?-- спросилъ, подсмѣиваясь, Камышлинцевъ.

-- Объ ассоціаціяхъ!-- смѣясь, отвѣтила маска.-- Я съ вами въ тотъ разъ хотѣла о нихъ заговорить, да боялась, что вы меня узнаете.

-- Постой, объ ассоціаціяхъ я говорить, пожалуй, и буду, но вы въ маскарадахъ не говорятъ: я тебя не знаю. Да эдакъ и откровеннѣе.

Маска промолчала.

-- Ну, скажи мнѣ: Зачѣмъ одна моя знакомая хочетъ уйти изъ семьи, гдѣ ей хорошо, и открыть магазинъ?-- спросилъ Камышлинцевъ.

-- Да отъ того, вѣроятно,-- отвѣтила маска,-- что твоей знакомой вѣрно лѣтъ около двадцати, и ей просто хочется жить на свободѣ. Вѣдь это несносно быть вѣкъ цодъ опекой -- положимъ, хоть и подъ очень мягкой опекой, и постоянно считаться несовершеннолѣтней. Отъ этого мы, русскія женщины, и не практичны, и мало развиты! Мнѣ... ну, все равно!-- сказала она, замѣтивъ, что проговорилась, -- мнѣ просто душно въ семьѣ, я хочу жить своимъ умомъ и на свободѣ!

-- Дѣло! сказалъ Камышлинцевъ,-- семья, какъ улей, должна выпускать рой; когда онъ подростетъ и войдетъ въ силу. Да съ мужчинами, по большей части такъ и бываетъ. Крестьянинъ прямо отдѣляется, а вы, народъ цивилизованный, на службу, или подъ другимъ; предлогомъ, но тоже отъ опеки-то отлыниваете. Я знаю; что нѣкоторые нарочно въ другую губернію перепрашивались, чтобы на свободу уйти: однѣ мы только въ вѣчной кабалѣ! Насъ держатъ дома; пока нельзя одать въ другую опеку -- мужу.

-- А ты на службу не хочешь ли?-- спросилъ, подтрунивая, Камышлинцевъ.

-- Ну, до этого не дошло еще; а будетъ! Только не на службу: мы народъ не такой дисциплинированный, какъ вы, и къ службѣ не способны, а нѣкоторыя мѣста и теперь могли бы занимать,-- хотя бы уѣздныхъ почтмейстеровъ. Вѣдь во Франціи завѣдуютъ же этимъ женщины. Развѣ мы не могли бы письма-то принимать: только вотъ за лошадьми смотрѣть, да, какъ тамъ?.. съ хвоста, что ли... брать, ну это, конечно, намъ неудобно!

-- Подожди, милая маска, -- сказалъ Камышлинцевъ,-- мы и мужчинамъ мѣста не находимъ, хотя все охаемъ, что и рукъ мало, и головъ мало. И что тамъ ни говори, а мужчина физически все-таки сильнѣе васъ, и потому теплыхъ мѣстъ онъ вамъ не уступитъ!

-- Ну, и пусть его лежитъ на нихъ, да намъ не мѣшаетъ работать, тамъ, гдѣ мы ему не мѣшаемъ, мѣста еще много!

-- А какъ же ты рѣшила на счетъ ассоціаціи?-- спросилъ Камышлинцевъ съ улыбкой.

-- Да такъ же, какъ и думала!-- отвѣчала Барсукова.-- Я съ твоей барыней объ этомъ не распространялась: она добрая и милая, да этихъ вещей не понимаетъ, такъ что же понапрасну спорить!

-- Это очень благоразумно,-- сказалъ Камышлинцевъ, нѣсколько задѣтый легкимъ презрѣніемъ, съ которымъ отзывалась Барсукова о Мытищевой; -- но моя барыня, какъ ты ее называешь, кажется, судитъ въ этихъ случаяхъ болѣе здраво, чѣмъ ты.

-- Какъ?-- спросила маска,-- ты... ты тоже противъ ассоціацій?.. Тебѣ ужь это нейдетъ!

Камышлинцевъ усмѣхнулся.

-- А я полагаю, напротивъ, -- сказалъ онъ,-- что ко всякому идетъ то убѣжденіе, которое онъ выработалъ себѣ, а не взялъ на вѣру у другихъ. Я не противъ ассоціаціи, а противъ... Ну, да объ этомъ говорить не мѣсто!.. У тебя есть знакомыя дѣвушки, съ которыми ты сговорилась?..

-- Нѣтъ, но я буду нанимать швей, съ тѣмъ, чтобъ имъ выдѣлять часть барыша,-- сказала Барсукова.

-- А капиталъ чей?

-- Мой.

-- А убытокъ, коли будетъ?-- спросилъ Камышлинцевъ.

Маска задумалась.

-- Я объ убыткѣ не думала.-- сказала она.-- Ну, да разумѣется, тоже общій!

-- Ну, такъ желаю тебѣ найти товарищей и еще съ капиталами,-- сказалъ Камышлинцевъ.

-- А вотъ увидимъ!-- упрямо сказала маска.-- Я думала, что ты мнѣ поможешь совѣтомъ, -- прибавила она укоризненно, -- а ты меня, кажется, хочешь съ толку сбить!

-- Нѣтъ!-- отвѣчалъ Камышлинцевъ, -- я хочу только, чтобы ты выяснила себѣ хорошенько чего хочешь. Если хочешь коммерческое дѣло вести, такъ и веди его на коммерческомъ основаніи; пожалуй, если найдешь выгоднымъ, -- замѣть: выгоднымъ, -- заинтересуй рабочихъ долею въ барышѣ; а если филантропическое дѣло затѣяла, такъ и филантропничай, какъ хочешь, но ужъ и не называй это ни артелью, ни ассоціаціей! Артель хороша между равными, понимающими и сознающими ея выгоды, а выдуманныя артели не удаются.

-- Такъ что же по твоему, все, что пишутъ о вредѣ эксплуатаціи, вздоръ?-- спросила маска.

-- Нѣтъ,-- отвѣчалъ Камышлинцевъ, -- большею частью правда. Да, видишь, гораздо легче находить дурное въ томъ, что дѣйствительно имѣетъ много дурнаго,-- нежели придумать, какъ устранить зло. Вѣковыя-то задачи не такъ просто разрѣшаются! Римъ строился не въ пять дней, и если онъ выстроился такъ, а не иначе, такъ на это были конечно, и весьма основательныя, причины.

-- А я все-таки попытаюсь!-- сказала маска.

-- И хорошо сдѣлаешь!-- отвѣчалъ Камышлинцевъ,-- можетъ, я и ошибаюсь. А если хочешь, я дамъ тебѣ письмо въ Петербургъ къ одной моей знакомой барынѣ: она больше занимается міровыми вопросами, а по части модъ держится своихъ собственныхъ воззрѣній... У нихъ теперь свои моды, говорятъ, пошли: вѣдь ужъ вы безъ этого не можете!.. Однако, она знаетъ толкъ и въ другихъ... Да кстати и въ вопросы ассоціаціи тебя посвятитъ: у нихъ одна артель уже разбѣжалась. Довольно однако объ этомъ. Скажи-ка ты мнѣ лучше объ учителѣ твоемъ, Благомысловѣ.

-- Да что объ немъ сказать?.. Хорошій юноша!-- отвѣчала маска.

-- И счастливый!-- прибавилъ Камышлинцевъ:-- для нихъ нѣтъ темныхъ вопросовъ и неразрѣшенныхъ задачъ.

-- Я, во всякомъ случаѣ, ему много обязана, и онъ мнѣ многое разъяснилъ,-- сказала Барсукова.

-- Ну, а въ выгоды коммунъ онъ тебя посвятилъ?

-- Посвятилъ,-- сказала она, смѣясь;-- да я не очень ихъ поняла. Я думаю, что для нихъ надо быть или аскетомъ, или очень высоко развитой личностью.

-- Да вѣдь тебѣ Мытищева сказала, что онѣ ужъ монахами давно выдуманы,-- сказалъ Камышлинцевъ.

Маска посмотрѣла на него вопросительно.

-- Однако, ты съ ней во многомъ сходишься, -- сказала Барсукова.-- Ну, а какъ на крестьянскій-то вопросъ, такъ же начинаешь смотрѣть, какъ и она?

-- Нѣтъ!-- сказалъ Камышлинцевъ, усмѣхнувшись булавкѣ, которою хотѣла уколоть его Барсукова.-- Я съ ней на немъ, кажется, такъ же далеко разошелся,-- продолжалъ онъ, слегка вздохнувъ,-- какъ и во всѣхъ остальныхъ. Она ближе подходитъ складомъ идей въ Благомыслову, чѣмъ ко мнѣ.

Барсукова опять посмотрѣла на него вопросительно.

-- Ты смѣешься?-- спросила она.

-- Нѣтъ,-- отвѣчалъ спокойно Камышлинцевъ: -- и онъ, и она приняли свои воззрѣнія на-вѣру; для нихъ нѣтъ борьбы и сомнѣній; дороги имъ ясно видны и опредѣлены, они не пробиваются ежедневно сквозь трущобы и черезъ камни разныхъ условій, и не прокладываютъ ежедневно сами своей тропы! Одна думаетъ и дѣлаетъ такъ, какъ всѣ, потому что такъ думаютъ и дѣлаютъ всѣ,-- а другой думаетъ и мечтаетъ сдѣлать, какъ никто, потому что ему сказали такъ его пророки, на основаніи откровеній своей фантазіи. Да и нетерпимость у нихъ одинакая. Ты слышала, какъ насъ называютъ поэтами, что въ переводѣ значитъ "дураки". А новые-то адепты, тѣ ужь совсѣмъ не церемонятся и, безъ перевода всѣхъ, кто не съ ними, называютъ пошляками и идіотами.

Барсукова задумалась.

-- А все-таки они честные и полезные люди, и они -- сила, потому что ихъ много!-- замѣтила она.

-- Они хорошіе люди, потому что желаютъ хорошихъ вещей; они и полезны -- потому что на дѣло вниманіе обращаютъ; но они не сила, потому что нѣтъ у нихъ матеріалу и знанія мало. Одни пророки сойдутъ, явятся другіе, и Богъ вѣсть, куда еще повалятъ они!

-- Зачѣмъ сомнѣваться?-- сказала съ упрекомъ маска.

-- Да потому, что они не испытаны ни сорокалѣтней пустыней, ни семью язвами, и думаютъ, что обѣтованная земля подъ бокомъ и что имъ стоитъ къ ней только руку протянуть! А испытаніе великая вещь: много въ немъ пыли и грязи отстанетъ!

-- Ты на меня раздумье наводишь,-- сказала маска,-- и я тебя лучше начинаю понимать, хотя и вижу, что ошибалась въ тебѣ. Твоя тропа межъ двухъ огней не такъ легка, какъ я думала, да и расчистка не спора: не много васъ!

-- И не такъ мало, какъ ты думаешь, -- сказалъ Камышлинцевъ.-- Вѣдь большинство такъ или иначе, а въ сущности хочетъ и думаетъ служить одному дѣлу: вся бѣда въ вавилонскомъ смѣшеніи понятій да въ нетерпимости. Всякій добросовѣстный человѣкъ, встрѣтясь съ другимъ, подаетъ ему руку и, если случай есть, такъ и поможетъ. Вотъ скверно,-- вздохнувъ, прибавилъ Камышлинцевъ,-- если свои, тѣ, кого любишь и съ кѣмъ бы хотѣлъ вмѣстѣ идти, камни подворачиваютъ!

Можетъ быть, говоря эти слова, Камышлинцевъ подразумѣвалъ подъ именемъ своихъ любимыхъ совсѣмъ не ту, про кого думала Барсукова, но она была увѣрена, что онъ намекалъ на Ольгу Мытищеву, и ей стало жаль Камышлинцева.

-- Я не знаю, въ какой степени я годна въ модистки, а для маскарадовъ рѣшительно не гожусь,-- сказала маска.-- Я пріѣзжала нарочно для тебя, а между тѣмъ въ тотъ разъ нагнала на тебя скуку, а ныньче хандру. Бросимъ всѣ серьезные разговоры, пройдемся и поболтаемъ: перемелится, все мука будетъ!-- Она взяла его подъ руку и пошла.

-- Да, это будетъ не столь назидательно, но гораздо пріятнѣе,-- сказалъ онъ.-- Ну, разскажи мнѣ; предмета не нашла еще?

-- Нѣтъ! да я и не ищу,-- отвѣчала она, смѣясь.-- Самъ придетъ!

-- Ну, а наставникъ твой: неужели не влюбился въ тебя?

-- Я чужихъ тайнъ не спрашиваю, а что знаю, не выдаю,-- отвѣчала Барсукова.

-- Это похвально. Какъ же ты не влюбилась въ него? Это не въ порядкѣ вещей! Истинное воспитаніе взрослой дѣвицы начинается съ того, что учитель и ученица влюбляются другъ въ друга.

-- Хорошій онъ малый... и подумывала я о немъ... да не нравится! что прикажешь дѣлать?-- сказала она съ сожалѣніемъ.-- Грубоватъ онъ очень да и... неряшливъ -- прибавила она вполголоса, какъ бы каясь:-- а я около васъ, приличныхъ, набаловалась.

-- У него, бѣднаго, можетъ, на приличность-то и средствъ нѣтъ!-- сказалъ Камышлинцевъ: -- пришли-ка его ко мнѣ, я ему работу дамъ.

-- Ты, кажется, передумалъ и вмѣсто себя-то ужь его сегодня мнѣ прочишь?-- спросила она.

-- Да что же дѣлать, коли самому не везетъ?-- отвѣчалъ Камышлинцевъ.-- По крайней мѣрѣ доброму человѣку услужить!

Маска пріостановилась и посмотрѣла ему въ глаза.

-- О, фатъ нестерпимый!-- сказала она: -- лжетъ и не краснѣетъ! вѣдь ты въ глубинѣ души убѣжденъ, что мнѣ не только нравишься... ты мнѣ нравишься и въ самомъ дѣлѣ.... но что я, если не влюбилась еще въ тебя, то только и жду, чтобы влюбиться! Зачѣмъ же казанской сиротой-то прикидываешься?

Камышлинцевъ расхохотался.

-- Да, еслибы въ васъ была искренность, такъ съ вами бы не хитрили,-- сказалъ онъ.-- А то вѣдь изъ васъ каждый намекъ надо клещами вытаскивать; скверная привычка такая у васъ.

-- Нѣтъ, я не такая!-- сказала маска: -- я правду говорю.

-- А вотъ сейчасъ увидимъ! Ну, говори: что же у тебя тамъ, въ душѣ-то, рѣшено, что ли, мной заняться?

-- Нѣтъ, я еще до такой нужды не дошла, чтобы другихъ вытѣснять или самой съ ними уживаться,-- сказала Барсукова, смѣясь.

Они подошли въ это время къ выходу.

-- Ну прощай!-- сказала она, протягивая.ему руку.

-- Постой! Ну, если квартира-то будетъ не занята?-- спросилъ Камышлинцевъ, кокетничая.

-- Тогда, если я не пристроюсь, можно будетъ ее осмотрѣть!-- Маска засмѣялась и побѣжала съ лѣстницы.

-- А въ слѣдующій маскарадъ придешь осматривать?-- сказалъ ей вслѣдъ Камышлинцевъ.

-- Нѣтъ! я уѣду отсюда!-- Она ему кивнула головой и скрылась.

По прежней привычкѣ, Камышлинцевъ любилъ поиграть съ женщинами, по маленькой, въ нѣжныя чувства, полагая, что всегда можно оставить игру, если она начнетъ принимать серьезный оборотъ. Партія по большой уже была у него составлена; но и мужчины, и женщины рѣдко, и развѣ только въ самый разгаръ этой игры, бываютъ такъ заняты ей, чтобы у нихъ не достало ни времени, ни желанія, ни мелкой монеты, для маленькихъ шаловливыхъ ставокъ. Камышлинцевъ не былъ въ себѣ строже другихъ въ этомъ случаѣ; а борьба его за свое дѣло не требовала такихъ усилій, которыя бы всецѣло заняли его время и вниманіе. Онъ былъ молодъ и не видѣлъ нужды бояться хорошенькой женщины, какъ орудія искусителя рода человѣческаго

Въ теченіе вечера Камышлинцевъ наткнулся на бойкую барыню, которая, какъ бдительный стражъ, исполняла свои добровольныя обязанности.

-- Ну что, проводили вы Анюту Барсукову?-- спросила она его.

-- Да вы почему думаете, что это она?-- спросилъ, въ свою очередь, нѣсколько озадаченный, Камышлинцевъ.

-- Боже мой! Какая трудность узнать ее! Я не знала, что она здѣсь, а какъ встрѣтила ее въ магазинѣ, такъ сейчасъ же и догадалась. Вы ей скажите лучше, чтобы она, если хочетъ, чтобы ее не узнавали, такъ плечами-то не пожимала бы, когда ей чуть что не понравится.

-- Знаете, Пелагѣя Филипповна,-- сказалъ Камышлинцевъ,-- Фуше былъ передъ вами мальчишка, и ваши дарованія напрасно пропадаютъ въ глуши!

-- Ну, ну, хорошо! Не понравилось видно, что секретъ-то узнали!-- сказала она наугадъ, дружески-сердито, не понявъ сравненія, но не предполагая, чтобы Камышлинцевъ сказалъ что-либо обидное.-- Ходитъ цѣлый вечеръ, какъ пришпиленный, у всѣхъ на глазахъ и воображаетъ, что всѣ слѣпые!-- Однакоже, когда Камышлинцевъ отошелъ, то Пелагѣя Филипповна на всякій случай сочла нужнымъ навести справку на счетъ сравненія: не такая была она барыня, чтобы оставить что-либо для себя темнымъ.-- Аѳанасій Лукичъ!-- крикнула она на сидѣвшаго по близости директора гимназіи, -- кто такой былъ Фуше?

Директоръ гимназіи былъ нѣсколько озадаченъ вопросомъ. Возобновивъ въ памяти все, что уцѣлѣло въ ней по этой части, онъ, по своему обыкновенію, завелъ рѣчь съ исторіи революціи, думая отдѣлаться общими мѣстами. Но Пелагѣю Филипповну провести было трудно!

-- Не юлите! лекцій мнѣ вашей не нужно! вы скажите мнѣ просто, какой человѣкъ онъ былъ?

-- Это зависитъ отъ точки зрѣнія, съ которой смотрятъ на него,-- сказалъ тотъ:-- въ своей спеціальности, какъ начальникъ полиціи, дѣйствительно, Фуше собаку съѣлъ, но...

-- Ну, больше мнѣ ничего и не надо, -- сказала успокоенная Пелагѣя Филипповна:-- ступайте о своихъ штатахъ толковать!..

XII.

Вскорѣ Барсуковы уѣхали въ деревню, откуда, собравшись въ Петербургъ, Анюта должна была воротиться въ Велико-Ѳедорскъ. Черезъ нѣсколько дней послѣ ея отъѣзда, къ Камышлинцеву пришелъ Благомысловъ. Онъ былъ по прежнему сумраченъ и въ одеждѣ его виднѣлся еще большій изъянъ.

-- А! очень радъ васъ видѣть!-- сказалъ Камышлинцевъ.-- Я не думалъ, чтобы Барсукова такъ скоро исполнила мою просьбу.

-- Какую просьбу?-- спросилъ Благомысловъ.

-- Я ее просилъ передать вамъ, что у меня есть для васъ работа. Развѣ вы ее не видали?

-- Нѣтъ! мы съ ней разъѣхались!-- сказалъ Благомысловъ.-- А работа, если есть, то кстати будетъ, потому что я совсѣмъ на бобахъ.

-- Только я затрудняюсь, -- сказалъ Камышлинцевъ, -- какъ вы ее будете пересылать и обмѣнивать: вѣдь вашъ домъ довольно далеко?

Благомысловъ горько усмѣхнулся.

-- Мой домъ очень близко,-- сказалъ онъ: -- онъ тамъ, гдѣ я стою! Я съ отцомъ совсѣмъ разошелся,-- прибавилъ онъ.

Камышлинцевъ, разумѣется, не спросилъ о причинѣ.

-- Для работы это будетъ лучше,-- сказалъ онъ.-- Я могу вамъ предложить больше занятія.

-- И для всего лучше!-- отвѣчалъ Благомысловъ:-- чище дѣло. И то, давно намъ было надо разойтись! Какое ужъ житье волку съ добрымъ пастыремъ!

Камышлинцевъ сказалъ ему, въ чемъ будутъ его занятія и какую плату онъ можетъ предложить ему, прибавивъ, что со временемъ, если увеличатся средства губернскаго присутствія, ее можно будетъ увеличить.

-- Спасибо! Это все будетъ хорошо,-- сказалъ Благомысловъ,-- и мзда достаточная, а впрочемъ, коль будетъ больше, тѣмъ лучше. Я хоть себя не балую, многаго на свою особу не трачу, но лишней копѣйкѣ буду радъ: кровь ужь видно такая скверная во мнѣ.

-- Ну, не бойтесь, не иного останется лишняго,-- сказалъ Камышлинцевъ; -- а если останется, такъ на университетъ пригодится. Вы гдѣ же пріютились?

-- А у Крестопоклонскаго на чердакѣ есть мурья эдакая: мнѣ и удобно. Я ему по библіотекѣ помогу, а мнѣ книги подъ бокомъ. Ну, прощайте!-- Онъ пожалъ крѣпко руку Камышлинцеву и ушелъ.

Время пошло своимъ чередомъ. Наступилъ великій постъ: Барсукова возвратилась изъ деревни и вскорѣ уѣхала въ Петербургъ, какъ предполагалось, со старухой Нобелькнебель. Камышлинцевъ далъ ей обѣщанное письмо. Ихъ взаимныя отношенія были дружественны, но отнюдь не переходили въ короткость. То, что позволялъ себѣ Камышлинцевъ въ маскарадѣ и съ маской, онъ не позволялъ при встрѣчахъ въ обществѣ. Онъ былъ на карнавалѣ въ Римѣ и вполнѣ цѣнилъ то чувство приличія итальянцевъ, которое запрещаетъ узнавать маску внѣ маскарада и претендовать на продолженіе съ ней той безцеремонности и даже знакомства, которыя существовали во время карнавала. Да, по правдѣ сказать, Камышлинцевъ, и позволяя ее себѣ на полчаса, вовсе не желалъ ея постоянно: онъ зналъ, что она обязываетъ и неслышно завлекаетъ.

Въ городѣ Велико-Ѳедорскѣ и въ уѣздахъ губерніи вскорѣ по окончаніи выбора всѣ ждали смѣны Камышлинцева или по крайней мѣрѣ разрѣшенія дворянской жалобы. Но приходила почта за почтой и не привозила никакого отвѣта ни дворянству, ни Камышлинцеву. Стороной онъ узналъ, что дворянская протестація, какъ незаконная, оставлена безъ послѣдствій. Дворяне пождали, поворчали и ждать перестали.

Камышлинцевъ по вечерамъ, кончая занятія, довольно часто уѣзжалъ въ послѣднее время въ клубъ. Бесѣдовать съ Ольгой онъ не находилъ о чемъ. Ольга, вращаясь въ кругу людей, занятыхъ дѣлами, невольно стала сама принимать въ нихъ участіе, хоть на словахъ; но по мѣрѣ того, какъ она переставала быть нарядной и беззаботной бабочкой и начинала трактовать о серьезныхъ вопросахъ, Камышлинцевъ замѣтилъ, что между ихъ взглядами все болѣе и болѣе разступалась пропасть и что убѣжденіе и любовь Камышлинцева не могли перевести Ольгу на другую сторону, -- замѣтилъ онъ это и пожалѣлъ о прежней красивой и блестящей бабочкѣ! Воспитаніе, неизбѣжное вліяніе среды, въ которой она выросла, наконецъ настоящіе взгляды ея родныхъ и особенно брата, на авторитетъ котораго она въ затруднительныхъ обстоятельствахъ любила опираться, какъ на гранитную скалу, -- все сказалось въ ней теперь и пересиливало вліяніе Камышлинцева и мужа. Вмѣсто прежняго безотчетнаго вѣрованія въ нихъ, она, какъ только вздумала отнестись къ нимъ критически, нашла ихъ, какъ находили ихъ и другіе, прихотливыми и упрямыми исключеніями, и, разъ составивъ себѣ это понятіе, она уже не задумывалась надъ ними болѣе: ихъ мнѣнія были для нея разгаданы и осуждены безапелляціонно.

Конечно, такое отношеніе во взглядахъ не могло заохотить Камышлинцева въ бесѣдамъ съ Ольгой, тѣмъ болѣе, что перевоспитать или переубѣждать ее не было возможности; она не любила ни во что вдумываться и допускала разныя нововведенія только въ дѣлѣ моды. Къ тому же, постоянное присутствіе графа Гогенфельда, съ его всесглаживающей пустотой, наводило на Камышлинцева скуку усыпляющую, и по этой-то причинѣ онъ, въ свободные отъ занятія вечера, уходилъ обыкновенно въ клубъ и отдыхалъ за картами.

Разъ вечеромъ Камышлинцевъ засидѣлся за работой долѣе обыкновеннаго. Кончивъ ее, онъ взглянулъ на часы: было четверть двѣнадцатаго; ѣхать въ клубъ ему показалось поздно; онъ спросилъ, есть ли кто на верху, и получивъ отвѣтъ, что Ольга Ѳедоровна одна, пошелъ въ ней.

Изъ его комнатъ было два хода на верхъ. Одинъ, черезъ пріемную и прихожую выходилъ на парадную лѣстницу, другой изъ спальной, черезъ корридоръ, велъ по маленькой внутренней лѣстницѣ прямо въ небольшую комнату, находящуюся позади кабинета Ольги и соединенную съ ней маскированной обоями дверью. Этимъ путемъ Камышлинцевъ никогда не ходилъ въ Ольгѣ, если у нея бывалъ кто нибудь; но какъ тутъ идти было ближе, нежели въ обходъ, черезъ парадную лѣстницу и всѣ пріемныя комнаты, а у Ольги никого не было, то онъ на этотъ разъ предпочелъ этотъ путь.

Спросивъ встрѣтившуюся горничную, что дѣлаетъ Ольга Ѳедоровна, и получивъ въ отвѣтъ, что она въ кабинетѣ, Камышлинцевъ вошелъ въ него -- и остановился нѣсколько смущенный. Ольга была не одна; она сидѣла по обыкновенію съ ногами на диванѣ; полнота, обыкновенно сопровождающая беременность, дѣлала ее, изъ прелестной женщины, роскошною, а развитіе стана было не замѣтно и искустно скрыто широкимъ капотомъ. На низенькой табуреткѣ, у ея изголовья, сидѣлъ графъ Гогенфельдъ и держалъ ея руку въ своей...

Услышавъ, широко отворяющуюся дверь, Гогенфельдъ и Мытищева быстро отдернули руки. Это было сдѣлано мгновенно, инстинктивно; Камышлинцевъ могъ замѣтить и не замѣтить движенія, но они оба смутились; смутился на минуту и Камышлинцевъ, но потомъ вошелъ, какъ бы ничего не видавъ.

Дверь, въ которую онъ вошелъ, была въ слабо освѣщенномъ углу. Ольга черезъ лампу не скоро разсмотрѣла вошедшаго. Она прикрыла рукой глаза и, узнавъ Камышлинцева, раздражительно сказала:

-- Ахъ, какъ вы перепугали меня! вошли какъ тать и еще съ задней лѣстницы!

-- Виноватъ,-- сказалъ онъ,-- мнѣ лѣнь было обходить кругомъ; но я сейчасъ довольно громко разговаривалъ съ вашей горничной, и думалъ, что вы меня слышали.-- Онъ поздоровался съ флигель-адъютантомъ.

-- Гдѣ жъ мнѣ слышать ваши разговоры съ горничными!-- сказала Ольга.-- Я прощалась съ графомъ, но надѣюсь, что теперь вы, ради такого рѣдкаго гостя, посидите еще, -- прибавила она, обращаясь въ Гогенфельду.

Смущенный графъ пристукнулъ шпорами и пробормоталъ, что очень радъ.

-- Какимъ это образомъ вы измѣнили клубу?-- спросила Ольга.

Камышлинцевъ объяснилъ ей. Зашелъ какой-то пустенькій разговоръ, поддерживаемый болѣе всего Ольгой. Черезъ четверть часа графъ Гогенфельдъ взялъ фуражку и на этотъ разъ простился въ самомъ дѣлѣ. Камышлинцевъ проводилъ его и возвратился въ Ольгѣ.

Ольга по прежнему сидѣла на диванѣ, и только для того, чтобы дѣлать что-нибудь, нюхала изъ флакончика спиртъ. Камышлинцевъ молча сѣлъ противъ нея.

-- Я тебя просила, -- сказала Ольга, -- не ходить черезъ эту дверь, если у меня есть кто-нибудь! тебѣ, кажется, доставляетъ удовольствіе меня компрометировать!

-- Мнѣ мой Иванъ сказалъ, что ты одна! Я еще именно спросилъ про графа, и получилъ отвѣтъ, что онъ давно уѣхалъ. Впрочемъ я не думалъ, чтобы входъ черезъ ту или другую дверь могъ что-нибудь значить.

-- Ну, если ты этого не понимаешь, то я не могу тебя переувѣрить!-- сказала. Ольга.-- А Иванъ твой глупецъ, который ничего не видитъ. Графъ дѣйствительно уѣзжалъ въ десять часовъ, по моей же просьбѣ, въ магазинъ, но вскорѣ воротился.

-- Иванъ не виноватъ, что не видалъ его возвращенія, -- сказалъ Камышлинцевъ: -- я ему не поручалъ наблюдать за тобою и графомъ.

-- Еще бы!-- сказала Ольга презрительно.

Камышлинцевъ замолчалъ, кажется, выжидая, не начнетъ ли говорить Ольга чего-нибудь; но Ольга тоже молчала, сохраняя недовольный видъ и отъ времени до времени понюхивая спиртъ.

Тогда Камышлинцевъ рѣшился дотронуться до больнаго мѣста.

-- Послушай, Ольга!-- сказалъ онъ:-- мы съ тобой не связаны никакими обѣтами, никакими общими интересами; у насъ одна связь -- наше взаимное чувство, и если оно хоть съ одной стороны проходитъ или прошло, то намъ насильно удерживать его или обманывать другъ друга не изъ чего.

-- Разумѣется!-- сказала Ольга хладнокровно.

Онъ опять замолчалъ, какъ бы выжидая продолженія отъ Ольги.

-- Ты этимъ хотѣлъ напомнить мнѣ, что я дурно дѣлала, обманывая для тебя мужа что-ли?-- спросила она, видя, что Камышлинцевъ выжидаетъ чего-то.

-- Нѣтъ, -- сказалъ Камышлинцевъ, -- не мнѣ въ этомъ упрекать тебя. Я хотѣлъ только сказать, что если бываютъ причины скрывать свои чувства, или имъ по возможности противиться, то мы совсѣмъ не въ этомъ положеніи. Притомъ ты знаешь, я не вѣрю въ вѣчность чувства и знаю, что оно умираетъ и перерождается. Поэтому я и хотѣлъ спросить тебя, не замѣчаешь ли ты, что наше чувство подрывается?-- спросилъ онъ.

-- Это ты, по случаю твоихъ отношеній къ Барсуковой, нашелъ нужнымъ заговорить?-- спросила она.

"Она вѣрно видѣлась съ Пелагѣей"!-- подумалъ Камышлинцевъ.

-- Нѣтъ, по случаю твоихъ къ Гогенфельду!-- сказалъ Камышлинцевъ, сколь возможно спокойнѣе.

Ольга вспыхнула. "Онъ все видѣлъ!" -- подумала она, и тутъ явилась другая досадная мысль. Въ тѣ минуты откровенности или, правильнѣе сказать, совершенной распущенности, когда мужчина и женщина не считаютъ нужнымъ и просто лѣнятся таить что-либо одинъ отъ другаго, Ольга, желая подразнить чувство Камышлинцева, говаривала ему, какъ Гогенфельдъ ухаживаетъ за ней, и пересказывала разные его подходы.

"О, какъ мы бываемъ глупы, когда все открываемъ мужу или любовнику", -- подумала Ольга, но все это промелькнуло у нея мгновенно.

-- Если ты находилъ нужнымъ скрывать свои свиданія съ Барсуковой, -- сказала Ольга, -- то, кажется, меня нельзя упрекать въ скрытности. Я развѣ не имѣла глупости разсказывать тебѣ всѣ ухаживанія графа? Вѣдь немогу же я запретить любить меня, если нравлюсь?

-- Еслибы мнѣ кто-нибудь и говорилъ о своихъ чувствахъ, такъ я бы не сказалъ этого никому, потому что это чужая тайна: но съ Барсуковой у насъ ничего не было подобнаго! и мнѣ таиться нечего! Но и я не спрашиваю тебя о чувствахъ къ тебѣ Гогенфельда.

-- Да; но ты считаешь нужнымъ замѣтить мнѣ, что я дурно дѣлала, разсказывая тебѣ о нихъ!-- перебила Ольга.-- Да; я въ этомъ сознаюсь, и очень, очень раскаяваюсь: я была глупа непростительно!-- сказала она, горячась.

Ревность, скрытность и увертки Ольги, все возмущало и волновало до глубины души Камышлинцева, но онъ старался говорить по возможности хладнокровно и безобидно.

-- Все не то!-- сказалъ Камышлинцевъ;-- я не дѣлаю и не хочу дѣлать никакихъ намековъ; я просто спрашиваю тебя и жду откровеннаго отвѣта: не находишь ли ты, что твое чувство ко мнѣ измѣнилось?

-- Что жъ это ты, увѣреній въ любви что- ли, желаешь?-- насмѣшливо спросила Ольга, -- Говорилъ бы лучше прямо!-- сказала она, вспыхнувъ и рѣшившись идти на проломъ.-- Ты меня ревнуешь въ графу, потому что увидѣлъ, какъ онъ меня держалъ за руку! Великая важность, если-бы я и въ самомъ дѣлѣ, дала ему руку! Но я тебѣ сказала, что онъ прощался...

-- Да, и, кажется, очень нѣжно!-- замѣтилъ какъ-бы вскользь Камышлинцевъ.

Ольга, казалось, вознегодовала.

-- И ты меня подозрѣваешь, -- горячась, сказала она,-- послѣ всего, что я для тебя сдѣлала! послѣ того, какъ я всѣмъ для тебя пожертвовала! И еще въ то время, когда я ношу твоего ребенка!..

-- Ну, кто жъ его знаетъ, совсѣмъ-ли онъ мой!-- сказалъ Камышлинцевъ. Онъ сказалъ это повидимому хладнокровно, но въ душѣ у него накипѣло негодованіе. Ольга вся позеленѣла. Казалось, духъ у ней заняло отъ этой безпощадной обиды. На мгновеніе она не находила слова, достаточно сильнаго для отвѣта. Но потомъ приподнялась съ дивана, чтобы приблизиться къ Камышлинцеву и сильнѣе бросить ему въ лицо свой отвѣтъ:

-- Vous êtes un infame!-- сказала она.

Ея прелестные голубые глаза тоже, казалось, позеленѣли; они сверкнули и какъ кинжалъ хотѣли вонзиться взглядомъ въ Камышлинцева.

Камышлинцевъ медленно всталъ, поклонился и вышелъ.

XIII.

Мы не знаемъ, какъ провела эту ночь Ольга. Женщины, въ дѣлахъ любви, требующихъ скрытности, выносятъ молча такія мученія, о которыхъ и понятія не имѣетъ мужчина. Ольга боялась пуще всего огласки. И потомъ, на чье утѣшеніе и соболѣзнованіе разсчитывать ей?.. Мужа? Камышлинцева? Скорѣе мужа, чѣмъ Камышлинцева; но и прибѣгать къ нужу она ни за что не желала! То, что она перечувствовала въ эту ночь, осталось ея тайной. Только на другой день, блѣдная, утомленная, но съ затаеннымъ негодованіемъ, она вышла по обыкновенію въ утреннему завтраку. Она, можетъ быть, все обдумала и приготовилась въ той таинственной битвѣ, которую ведутъ иногда между собою любовники на глазахъ общества, такимъ образомъ, что оно или вовсе не замѣтитъ ея, или мало въ ней пойметъ. Но на этотъ разъ приготовленія Ольги, если только были они, оказались излишними. Сраженіе не состоялось за неимѣніемъ врага. То же самое было и за обѣдомъ: Камышлинцевъ не вышелъ ни къ завтраку, ни въ обѣду; и эта тактика врага нѣсколько смутила Ольгу. Мытищевъ поутру спрашивалъ о Камышлинцевѣ, ему отвѣчали, что онъ завтракалъ у себя, въ обѣдъ -- что его нѣтъ дома. Это случалось и прежде, но рѣдко. Вскорѣ послѣ обѣда Ольга сказала, что она дурно провела ночь и хочетъ отдохнуть, и ушла, извиняясь передъ графомъ (онъ по обыкновенію обѣдалъ у нихъ), что она и вечеромъ къ нему не выйдетъ. Почему она не хотѣла встрѣчи съ нимъ наединѣ -- это тоже остается тайной чисто женскихъ побужденій. Графъ выразилъ сожалѣніе, и замѣтилъ, что и самому ему врядъ-ли было бы возможно пріѣхать, такъ какъ онъ далъ кому-то слово.

Но что подѣлывалъ въ это время Камышлинцевъ?

Возвратясь отъ Ольги, которую онъ оскорбилъ повидимому такъ хладнокровно, Камышлинцевъ долго ходилъ въ волненіи по комнатамъ. Онъ сознавался, что поступилъ жестоко и, можетъ быть, несправедливо. Да, можетъ быть потому что онъ въ Ольгѣ теперь не былъ нисколько увѣренъ! Но сознавая это, онъ сознавалъ въ то же время, что двуличность и изворотливость Ольги много оправдывали его: онъ хотѣлъ, чтобы Ольга прямо и откровенно высказалась ему. Онъ думалъ, что если она и разлюбила его, то они разойдутся тихо и мирно, сохранивъ другъ къ другу уваженіе и пріязнь. Ему казалось, что ничто ни могло этому препятствовать. Но онъ не принялъ въ соображеніе, что разрывъ съ нимъ, самый тихій, все-таки узнается, что этотъ разрывъ во всякомъ случаѣ подастъ поводъ къ толкамъ, догадкамъ и заключеніямъ. Онъ упустилъ изъ виду боязнь Ольги за ея репутацію. Съ другой стороны Камышлинцевъ былъ ревнивъ, да и кто, даже и не любящій, но бывшій любимымъ, не ревнивъ? чье самолюбіе не страдаетъ отъ измѣны любовницы? Камышлинцевъ видѣлъ ухаживанія Гогенфельда, онъ зналъ какъ въ глазахъ Ольги много значатъ имя и положеніе, какъ ей пріятно это ухаживаніе. Разсказы Ольги о графѣ, иногда изъ желанія похвастаться, иногда чтобы подстрекнуть Камышлинцева, утверждали его въ привязанности графа; онъ замѣчалъ тоже, что въ послѣднее время, Ольга, -- дурной знакъ,-- избѣгала разговоровъ съ нимъ о графѣ и на его вопросы отвѣчала уклончиво и неохотно. Подозрѣнія копошились въ Камышлинцевѣ; но, ревнуя ее, онъ вмѣстѣ съ тѣмъ признавалъ всю нелогичность этого чувства и ни словомъ, ни взглядомъ не далъ замѣтить Ольгѣ своихъ подозрѣній. Кромѣ того онъ самъ сознавалъ, что ничего не дѣлаетъ для поддержанія расположенія Ольги; ее, какъ балованное дитя, надо было занимать и тѣшить, а не учить. Расходящіяся воззрѣнія безпрестранно увеличивали рознь между ними, и онъ не думалъ пополнить образующуюся между ними пустоту -- перевоспитаніемъ Ольги. Это впрочемъ свидѣтельствовало отчасти о притупившемся чувствѣ. Еслибы онъ болѣе дорожилъ имъ, онъ бы вступилъ въ борьбу съ соперникомъ; онъ бы съумѣлъ на столько занять Ольгу, чтобы не сдѣлать присутствіе Гогенфельда развлеченіемъ и необходимостью для, нея. Но онъ дѣйствовалъ въ этомъ случаѣ, какъ гордый и богатый баринъ, который не хочетъ нисходить въ борьбѣ съ маленькимъ врагомъ; онъ дѣйствовалъ, какъ дѣйствуютъ мужья, полные вѣры въ собственныя права и достоинства.

"Если предпочитаетъ мишуру графа моему -- ему совѣстно было сказать достоинству... ну, однимъ словомъ, мнѣ, такъ пусть ее!" давно сказалъ самъ себѣ Камышлинцевъ, и не шевельнулъ пальцемъ, чтобы отодвинуть соперника, -- и развѣ только изрѣдка короткимъ словцомъ или ужимкой подчеркивалъ какую-нибудь его пошлость.

Теперь, когда Камышлинцевъ разомъ порѣшилъ съ своими чувствами и отношеніями въ Ольгѣ, Камышлинцеву было грустно и досадно; но вмѣстѣ съ тѣмъ онъ чувствовалъ какое-то облегченіе, какъ будто разомъ сбросилъ что-то привычное и пріятное, но начинавшее уже тяготить его. Дѣти по смерти родителей, а жены послѣ смерти мужей чувствуютъ нѣчто подобное.

"Я былъ съ ней жестокъ", говорилъ самъ себѣ Камышлинцевъ. "Она могла полюбить Гогенфельда: онъ ей болѣе по плечу, онъ безпрестанно вертѣлся около нея,-- все это понятно; но зачѣмъ она не хотѣла прямо сказать, что не любитъ меня (а можетъ, и любитъ еще? шепнуло ему что-то)? зачѣмъ обманывать меня?" И въ его памяти промелькнулъ весь рядъ этихъ милыхъ хитростей, обмановъ, безумнаго риска, на которые рѣшалась для него Ольга, которые такъ красятъ скрытную любовь и составляютъ одну изъ ея незамѣнимыхъ прелестей. "И все это она употребляетъ теперь противъ меня!" -- подумалъ онъ, -- и кровь облила ему сердце, и онъ злобно стиснулъ губы.

-- Пускай ее!-- сказалъ онъ, вспомнивъ оскорбленіе, которое ей сдѣлалъ:-- она испорчена до мозга костей!-- Онъ забывалъ только, что у такихъ женщинъ какъ Ольга, ничто не проникаетъ до мозга костей. Ему хотѣлось оправдать себя, смягчить ту занозу, которая остается въ человѣкѣ послѣ всякаго, несогласнаго съ добросовѣстностью, поступка.

На другой же день послѣ ссоры, Камышлинцевъ, едва всталъ и одѣлся, какъ почувствовалъ крайнюю неловкость своего положенія. Встрѣтиться съ Ольгой и не выказать ничѣмъ разрыва или, по крайней мѣрѣ, необычной вѣжливостію и знакомъ уваженія въ ней, не дать повода къ открытію истины -- все это могъ и предполагалъ сдѣлать Камышлинцевъ. Но ежедневно пить и ѣсть въ ея домѣ, сидѣть за ея столомъ, изъ-за котораго она не можетъ выгнать его, не обнаруживъ полученнаго оскорбленія, воспользоваться тѣмъ, что стыдъ и приличіе не позволятъ Ольгѣ выказать тѣхъ чувствъ, которыя вѣроятно она теперь имѣетъ къ нему,-- этого не хотѣлъ себѣ позволить Камышлинцевъ. А между тѣмъ, вдругъ перестать бывать у Ольги -- все равно, что прокричать на улицахъ о своей ссорѣ! Камышлинцевъ не зналъ, что дѣлать. Отговариваясь работой, онъ въ тотъ день завтракалъ въ своихъ комнатахъ; заѣхавъ къ знакомымъ, онъ остался у нихъ обѣдать. Но все это, не возбуждая подозрѣнія, могло продолжаться только день или два: надо было какъ-нибудь покончить. И вотъ вечеромъ, узнавъ, что Ольга одна, онъ рѣшился переговорить съ ней и послалъ спросить: можетъ ли она принять его. Получивъ въ отвѣтъ, что можетъ,-- онъ пошелъ въ Ольгѣ.

Онъ нашелъ ее въ кабинетѣ и на томъ же диванѣ; только въ головахъ у нея высоко лежали подушки; она, почти сила, оперлась на нихъ; возлѣ стоялъ маленькій столъ, на немъ колокольчикъ, флаконъ и какое-то питье. Въ рукѣ Ольга держала какой-то англійскій или французскій романъ, который положила при входѣ Камышлинцева; словомъ, она расположилась, какъ обыкновенно располагаются дома не совсѣмъ здоровыя женщины, когда не намѣрены никого принимать. На ней была хорошенькая, вышитая, бѣлая блуза; завитыя колечки волосъ нѣсколько взбились и спутались отъ подушки. Взглянувъ на ея блѣдную и прелестную головку, на полную, точно изваянную изъ мрамора, обнажившуюся по локоть руку, сердце нѣжно и болѣзненно шевельнулось въ груди Камышлинцева, и онъ почувствовалъ, что еще мила, и дорога ему эта женщина!

Камышлинцевъ слегка поклонился Ольгѣ и сталъ противъ нея, опершись руками на спинку стула.

-- Я васъ не обезпокою?-- спросилъ онъ.

-- Если не пришли оскорблять меня, такъ ничего!-- холодно отвѣтила Ольга.

-- Я очень сожалѣю, -- сказалъ Камышлинцевъ,-- что не совладалъ вчера съ собою и высказалъ оскорбительное подозрѣніе; послѣ этого я конечно не позволилъ бы себѣ придти къ вамъ, еслибы дѣло шло не о васъ. Я хотѣлъ спросить васъ, какъ вы желаете, чтобы я поступилъ послѣ всего случившагося?

-- Я думаю, это можетъ вамъ сказать ваша деликатность!-- отвѣчала Ольга.

Камышлинцевъ слегка поклонился.

-- Я думалъ, что послѣ всего мною сказаннаго мнѣ не слѣдуетъ оставаться и показываться въ вашемъ домѣ,-- сказалъ онъ.

Лицо Ольги слегка вспыхнуло.

-- Конечно такъ, -- сказала она, -- если-бы вы этимъ не заставили всѣхъ говорить о нашей ссорѣ.

-- Я подумалъ то же самое, замѣтилъ Камышлинцевъ, -- и поэтому, остановился переѣздомъ и рѣшился спросить васъ...

-- Я не вижу причины мѣнять вамъ при другихъ ваше обхожденіе; конечно наши отношенія перемѣнились,-- сказала она, сдѣлавъ удареніе на словѣ конечно,-- но это наше дѣло, которое ни до кого не касается и должно остаться между нами.

-- Но я не хотѣлъ подвергать васъ непріятности -- сносить общество человѣка, оскорбившаго васъ и не имѣть возможности избѣгать его или отказать ему отъ дому,-- сказалъ Камышлинцевъ.

-- О, стоитъ ли объ этомъ думать!-- сказала Ольга съ горькой усмѣшкой.-- Мы, женщины, должны сносить все, если разъ уклонились отъ прямаго пути!...

Камышлинцевъ угрюмо насунился.

-- Во всякомъ случаѣ, -- сказалъ онъ, -- подобное положеніе долго длиться не можетъ: оно столько же тяжело и для меня, какъ и для васъ. Надобно придумать предлогъ, чтобы я могъ оставить вашъ домъ.

Ольга задумалась.

-- Къ этому можетъ быть одинъ предлогъ, -- сказала она: -- помѣщеніе для будущаго ребенка. Если онъ,-- какъ вы говорите,-- не совсѣмъ вашъ... то ему съ вами и церемониться нечего...

Камышлинцевъ не выдержалъ и разсмѣялся.

-- Ну, полноте, Ольга!-- сказалъ онъ.-- Вы не великодушны!-- Вѣдь я вамъ сознался, что не правъ. Вѣдь не прощенія же мнѣ просить...

-- Отчего же и нѣтъ!-- спросила она.

-- Оттого, что это унизительно, да и ни къ чему не ведетъ! Вѣдь если вы дѣйствительно глубоко оскорблены, такъ хоть на колѣняхъ ползай, а этого не вытащишь...

-- Слышите! Глубоко ли я оскорблена? Я думаю, есть чѣмъ?-- сказала Ольга, уже не сердясь, а только будируя.

-- Конечно, до нѣкоторой степени!-- отвѣчалъ, улыбаясь, Камышлинцевъ.-- Но во-первыхъ, я сказалъ нелѣпость, невозможность!..

-- Это очень мило!-- прервала его Ольга.-- Онъ мнѣ теперь будетъ доказывать лекціей изъ естественной исторіи, что оскорбленія не было!... Ну, а во-вторыхъ?

-- А во-вторыхъ, -- сказалъ онъ,-- женщинъ, говорятъ, не оскорбляютъ вещи, которыя дѣлаются изъ ревности: это своего рода доказательство любви....

-- На русскій ладъ: кого люблю, того и бью!-- сказала Ольга.-- Ну нѣтъ, ужъ пожалуйста, вы мнѣ этимъ своихъ чувствъ не доказывайте!

-- Ну, такъ миръ?-- спросилъ Камышлинцевъ, протягивая Ольгѣ руку, и прибавилъ, вздохнувъ:-- и разойдемся друзьями!

Ольга подала ему руку, но при послѣднихъ словахъ посмотрѣла на него удивленными глазами.

-- Послушай!-- сказала она,-- ты правъ: это глупо, но я, дѣйствительно, вчерашнимъ мало оскорбилась!.. Но теперь? Неужели ты вѣришь?..

-- Нѣтъ, другъ мой!-- сказалъ Камышлинцевъ, держа и пожимая ея руку, -- я не вѣрю, чтобы ты совсѣмъ измѣнила мнѣ, но и безъ графа мы съ тобой расходимся каждый день и въ каждомъ словѣ! Ты вчера не хотѣла сознаться въ этомъ, но вѣдь это правда?

-- Конечно,-- сказала она,-- я съ графомъ немного кокетничала и, можетъ быть, позволила ему немного болѣе, чѣмъ бы слѣдовало.... Но что жъ мнѣ дѣлать, если ты совсѣмъ забываешь меня? Вѣдь мнѣ скучно!-- жалобно прибавила она.-- Брось ты это глупое дѣло, будь ты тѣмъ, чѣмъ былъ прежде: веселымъ, милымъ и ласковымъ... И мы будемъ счастливы по старому!...

Ольга такъ нѣжно глядѣла ему въ глаза, что ему вспомнились тѣ далекіе, первые, исполненные такой невыразимой прелести дни!

-- И графъ совсѣмъ провалится!-- тихо прибавила она съ своей игривой, лукавой улыбкой.

Камышлинцевъ держалъ ея руку и печально смотрѣлъ на это прелестное, оживленное и всегда милое лицо.

-- Нѣтъ, другъ мой, не будемъ мы по старому!-- сказалъ онъ, вздохнувъ.-- И ты не та, и я не тотъ теперь.... Убѣжденія наши стали между нами!... Страсть могла насъ соединить, но она проходитъ; а ежедневнаго любовнаго согласія между нами нѣтъ и не можетъ быть. Не зачѣмъ намъ себя обманывать! А ломать себя? Поздно... да и не хочу я этого!-- добавилъ Камышлинцевъ.

Ольга опустила голову и печально молчала. Возражать было нечего. Прошло нѣсколько минутъ грустнаго безмолвія.

-- Такъ разстанемся же мирно, -- сказалъ Камышлинцевъ, -- и будь счастлива! Онъ пожалъ крѣпко ее руку и хотѣлъ было идти, но Ольга удержала его, обернулась къ нему лицомъ и привлекла къ себѣ. Онъ наклонился въ ней, Ольга обняла его годову обѣими руками и крѣпко; крѣпко поцаловала.

Когда она отпустила его, онъ взглянулъ еще разъ на ея лицо, и видѣлъ, какъ по немъ точно посыпались крупныя, безмолвныя слезы. Она закрыла его руками и тихо плакала.

Камышлинцевъ поспѣшно и не оборачиваясь вышелъ. Слезы накипали и душили его самого.

На другой день Камышлинцевъ и Ольга сошлись въ обыкновенное время. Они были невеселы, но непосвященный въ ихъ разрывъ не замѣтилъ бы никакой перемѣны въ ихъ отношеніяхъ. Только они стали внимательнѣе, какъ бы нѣжнѣе другъ къ другу: такая нѣжность замѣчается между близкими наканунѣ долгой разлуки.