Азбука и дѣтскія книжки.-- Два учителя.-- Докторъ Мухинъ и игра въ "лѣкаря".

Читать Колю никто не училъ: грамота далась ему какъ бы сама собой, когда ему было шесть лѣтъ. Со времени Отечественной войны въ большомъ ходу были карикатуры на Наполеона, въ числѣ ихъ и иллюстрированная азбука, состоявшая изъ отдѣльныхъ картъ съ двустишіемъ подъ каждымъ рисункомъ. На первой картинѣ мужикъ догоняетъ нѣсколькихъ французскихъ солдатъ; а внизу поясненіе:

"Аль, право, глухъ мусье, что мучитъ старика.

Коль надобно чего, спросите казака"'.

На второй картинѣ мчится въ саняхъ самъ Наполеонъ, съ Даву и Понятовскимъ на запяткахъ; подпись такая:

"Бѣда! гони скорѣй съ грабителемъ московскимъ,

Чтобъ въ сѣти не попасть съ Даву и Понятовскимъ".

На третьей картинѣ нѣсколько французовъ на бивуакѣ раздираютъ на части ворону: одинъ схватилъ воронью лапку; другой, лежа на землѣ, лижетъ изъ пустого котла; комментарій къ рисунку:

"Ворона какъ вкусна! нельзя ли ножку дать?

А мнѣ изъ котлика хоть жижи полизать".

Какъ ни пошлы, ни мало остроумны были эти насмѣшки надъ побѣжденнымъ врагомъ, для Коли онѣ пошли въ прокъ, какъ первый учебникъ грамотности, а вмѣстѣ съ тѣмъ пробудили въ его дѣтскомъ сердцѣ любовь къ отечеству.

Что же читалъ онъ, научившись читать?-- Прежде всего нѣсколько дѣтскихъ книгъ съ рисунками, подаренныхъ ему отцомъ: "Зрѣлище вселенной", "Золотое зеркало для д-ѣтейѣ "Д'ѣтскні магнитьѣ "Эзоповы басни". Еще болѣе, однако, нравился ему карамзинскій журналъ "Дѣтское Чтеніе", купленный отцомъ для старшихъ дѣтей къ Новому году. Журналъ этотъ Коля перечиталъ нѣсколько разъ, и хотя потомъ зачитывался также "Робинзономъ" и "Донъ-Кихотомъ", но такого наслажденія, какъ отъ "Дѣтскаго Чтенія", онъ уже не испытывалъ.

Крыловъ въ то время составилъ уже себѣ имя, какъ баснописецъ, но басенъ его дѣтямъ еще не давали. Впервые услышалъ ихъ Коля отъ одного знакомаго, искуснаго чтеца, и съ его словъ запомнилъ три басни: "Квартетъ", "Демьянову уху" и "Тришкинъ кафтанъ"; послѣ чего и самъ уже декламировалъ ихъ съ подходящими ужимками. Потомъ онъ заучилъ наизусть и цѣлыя баллады Жуковскаго.

Изъ небольшой библіотеки отца особенно занимало его "Путешествіе по Россіи" Палласа съ изображеніями разныхъ національностей, населяющихъ Россію.

Перваго учителя пригласили для Коли, когда ему пошелъ девятый годъ. То былъ студентъ университета, стройный, красивый, съ румянцемъ во всю щеку, и большой щеголь: съ туго-накрахмаленнымъ стоячимъ воротничкомъ и бѣлыми панталонами съ синенькими полосками (для студентовъ тогда не существовало еще формы). Недовольна этимъ вѣчно-улыбающимся юношей была только няня:

-- Ишь ты, модникъ какой!-- брюзжала она.-- И воротнички-то, и рукавчики, и грудь на рубашкѣ,-- все чтобъ было крѣпко накрахмалено! Этакъ на него одного фунтъ крахмалу въ мѣюяцъ изведешь.

Эстетическій вкусъ "модника" выражался, впрочемъ, также въ любви къ поэзіи и въ собственныхъ стихотворныхъ опытахъ. Къ Рождеству Христову Коля долженъ былъ заучить поздравленіе отцу, сочиненное учителемъ и начинавшееся такъ:

"Зарею утренней румяной,

Въ одеждѣ солнечной, багряной

Направилъ ангелъ свои полетъ".

Однако у Коли и тогда уже стала проявляться его прозаическая, положительная натура: болѣе стиховъ занималъ его грамматическій разборъ частей рѣчи.

Былъ у Коли потомъ и другой учитель изъ студентовъ московской медико-хирургической академіи. Въ противоположность первому этотъ былъ низкаго роста и собой отнюдь не красавецъ. Занималъ онъ ученика не столько ученіемъ по книжкѣ и письменными работами, сколько устными бесѣдами и переводами изъ латинской хрестоматіи Кошанскаго. Но къ латыни у Коли не оказалось склонности.

Любимымъ его развлеченіемъ въ свободные часы, кромѣ чтенія, было собираніе и сушеніе цвѣтовъ. Изъ игръ онъ предпочиталъ двѣ: игру "въ войну" и "въ лѣкаря". Послѣднюю игру онъ придумалъ самъ и вотъ по какому поводу.

Въ описываемое время у родителей Пироговыхъ оставалось въ живыхъ шестеро дѣтей: три сына -- Петръ, Амосъ и Николай, и три дочери -- Екатерина,

Пелагея и Анна. Сынъ Петръ, которому тогда минуло уже двадцать лѣтъ, страдалъ сильнѣйшимъ ревматизмомъ. Призывали одного за другимъ нѣсколькихъ докторовъ, но ни одинъ не принесъ ему облегченія; изъ комнаты больного продолжали доноситься стоны. Тогда рѣшили пригласить первую знаменитость въ московскомъ медицинскомъ мірѣ -- профессора университета, доктора Ефрема Осиповича Мухина.

Въ ожиданіи его всѣ въ домѣ еще съ утра принарядились; въ столовой былъ накрытъ чайный столъ со всевозможнымъ печеньемъ и вареньемъ; прислугѣ было внушено, какъ снимать съ почетнаго гостя верхнее платье. Когда подошелъ наконецъ часъ, въ который долженъ былъ прибыть великій эскулапъ, общее лихорадочное возбужденіе достигло высшей точки; отецъ, не дождавшись, ушелъ на службу; мать же и дѣти бродили но комнатамъ, какъ потерянныя, оглядываясь, все ли въ порядкѣ, нѣтъ ли еще гдѣ пылинки. Коля суетился не менѣе другихъ, то и дѣло подбѣгалъ къ окошку, выскакивалъ на крыльцо. Вдругъ кричитъ кто-то:

-- Ѣдетъ! ѣдетъ!

Всѣ кинулись къ окнамъ. У крыльца остановилась двухмѣстная карета, запряженная четверкой. Съ козелъ соскочилъ ливрейный лакей раскрылъ дверцы кареты и высадилъ высокаго, сановитаго старика.

Мать поспѣшила въ переднюю. Коля изъ-за двери во всѣ глаза уставился на входящаго. Вблизи докторъ производилъ впечатлѣніе еще болѣе внушительное.

Выдающійся подбородокъ придавалъ его симпатичному вообще облику выраженіе сильной воли.

-- Гдѣ же, сударыня, вашъ больной?-- спросилъ онъ, чинно здороваясь съ хозяйкой.

-- Пожалуйте за мною,-- заторопилась она и ввела его въ спальню больного сына.

Коля незамѣтно проскользнулъ вслѣдъ. Первымъ дѣломъ Мухинъ ощупалъ пульсъ больного, велѣлъ показать ему языкъ; тутъ только мать замѣтила присутствіе меньшого сына и выслала его вонъ изъ комнаты. Немного погодя она вмѣстѣ съ докторомъ вышла также оттуда.

-- Пошлите, значитъ, сейчасъ же въ москательную лавку за сассапарельнымъ корнемъ,-- говорилъ Мухинъ:-- да пусть возьмутъ такого, чтобы при разломѣ давалъ пыль.

-- А потомъ выпарить въ горшкѣ?

-- Да, хорошенько; но, прежде чѣмъ ставить въ печь, замажьте горшокъ сверху, какъ сказано, наглухо тѣстомъ. Не забудьте и сѣрную ванну. А засимъ, сударыня, до свиданья.

-- А стаканчикъ чаю, докторъ? Чай уже заваренъ...

-- Покорно благодарю. Меня ждутъ другіе паціенты.

-- Какой онъ важный!-- замѣтила дѣтямъ мать по уходѣ доктора.-- Но сейчасъ видно, что знаетъ свое дѣло.

-- А онъ надѣется, маменька, вылѣчить Петю?

-- Обѣщаетъ. И невольно какъ-то вѣрится.

Черезъ нѣсколько дней больной, дѣйствительно, сталъ чувствовать себя значительно лучше, а еще черезъ недѣлю ревматизма у него словно никогда и не бывало. Тутъ уже вся семья Пироговыхъ окончательно увѣровала въ искусство Мухина; а Колѣ загорѣлось разыграть также его роль.

-- Ну, няня,-- сказалъ онъ Михайловнѣ:-- дай-ка я полѣчу тебя; ложись на кровать.

-- Что ты это вздумалъ, шалунъ?-- отвѣчала няня.-- Я, слава Богу, здорова.

-- Такъ притворись, что ты больная.

-- А ты лѣкарь, что ли?

-- Лѣкарь.

-- Ну, ладно.

Улеглась она на кровать, а Kоля, взъерошивъ волосы, чтобы больше походить на Мухина, подошелъ къ ней съ такой же важной миной и осанкой, взялъ ее за пульсъ и сталъ вполголоса считать:

-- Разъ, два, три, четыре... О, о, о! У тебя, матушка, сильный жаръ. Покажи-ка языкъ.

Старушка, едва удерживаясь отъ смѣха, высунула кончикъ языка.

-- Больше, матушка, больше. Гм! весь обложенъ.

Не болитъ ли у тебя и подъ ложечкой?

-- Болитъ, сударь, такъ и колетъ!

-- М-да. Тутъ одно средство -- касторка.

И, подойдя къ столу, онъ вырвалъ изъ тетрадки чистую страницу и начерталъ: "Oleum ricini. Dr Pirogofl".

-- Сейчасъ пошли въ аптеку и прими всю склянку, а на ночь положи себѣ согрѣвающій компрессъ. Засимъ, матушка, до свиданья. Меня ждутъ другіе паціенты.

И, величаво кивнувъ паціенткѣ, онъ направился къ выходу.

Няня не преминула, разумѣется, разсказать объ этой сценкѣ другимъ домашнимъ, и тѣ, чтобы потѣшить общаго своего любимчика, охотно давали ему также "лѣчить" себя. Свою игру "въ лѣкаря" онъ постепенно разнообразилъ и совершенствовалъ. Такъ, онъ принималъ, напр., заразъ нѣсколькихъ больныхъ, въ томъ числѣ и кошку Машку, разодѣтую дамой.

То была дѣтская игра, но въ ней какъ бы сказывалось уже настоящее призваніе будущаго спѣшила медицины.