ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Миша, мальчик 10-12 лет.

Его мать.

Тетя Ася.

Кондрат Григорьевич, офицер.

Действие происходит в комнате тети Аси. В глубине сцены стол, диван и кресло. Налево шкаф, направо ширмы. За кулисами слышны раздраженный голос м а тери Миши и отчаянный рев Миши.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

На сцену быстро, волоча за руку Мишу, входит мать, тащит его на середину сцены, недалеко от шкафа. Сердито кричит.

Мать. Нет, нет... не отпущу, не прощу. Реви, сколько хочешь, целый день простоишь здесь. Вчера чашка, сегодня духи. Мое терпение лопнуло.

Миша (всхлипывая). Я нечаянно...

Мать (слегка отталкивая от себя Мишу). Нечаянно, -- сиди здесь.

Миша (притворно спотыкается, падает, подкатывается к шкафу и, после н е большой паузы, стукается головой о шкаф). Ага, меня убивают. Ну, пусть убивают...

Мать. Пожалуйста, не притворяйся, не лги... не больно! Кто просил тебя лазить на комод и разливать духи из золотого флакона? Мало тебе, что оставила вчера без сладкого за разбитую чашку. (Уходит, сердито хлопая дверью.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Миша один, плачет. Пауза.

Миша. Нет, уж лучше умереть. Надоели эти вечные попреки... Нельзя лишнего яблока съесть, поиграть нельзя... Важность какая: чашку разбил или духи заграничные в золотом флаконе разлил. Так уж надо драться, толкаться? Господи Боже мой. Вот Бог их накажет. Вот возьмет Бог, да так сделает, что дом у них сгорит. (Пауза.) Вот, если дом загорится, мама выскочит на улицу, будет размахивать руками, кричать "духи, духи... спасайте мои заграничные духи в золотом флаконе", а я знаю, как спасти духи. Но я не сделаю этого. Наоборот, положу руки вот так (скрещивает руки на груди) и засмеюсь, как индеец... "Духи тебе?.. А когда я нечаянно разлил полфлакона, то сейчас толкаться?" (Пауза.) Или, может быть, так, что я нашел сто рублей... все начинают подлизываться, подмазываться ко мне... выпрашивать деньги... а я вот сделаю руки так (скр е щивает руки) и засмеюсь, как индеец. Хорошо бы иметь какого-нибудь ручного зверя. Леопарда или пантеру... Когда кто-нибудь ударит или толкнет меня, пантера бросится и растерзает его, а я сложу руки вот так и буду смеяться, как индеец. (Пауза. Он расхаживает по комнате.) Или вот если бы у меня ночью выросли какие-нибудь иголки. Как у ежа. Когда меня не трогают, чтоб они были незаметны, а как кто-нибудь замахнется, иголки приподнимутся и -- трах, напоролся! Узнала бы нынче маменька, как драться. И за что? За что? (Принимается снова плакать.) Нет, уж лучше умереть... Вот лягу здесь и умру. (Пауза.) Небось, теперь на меня никто не обращает внимания, а когда я к вечеру буду мертвым, тогда небось заплачут. Может быть, если бы они знали, что я задумал, так задержали бы меня, извинились бы... Ну, да лучше не надо. Пусть смерть... Прощайте, вспомните когда-нибудь раба Божьего Михаила. Недолго я прожил на белом свете... Интересно, что скажут все, когда меня найдут в тетиной комнате за ширмой... подымется визг, оханье, плач. Прибежит мама... "пустите меня к нему, это я виновата", а я скажу: "да, уж теперь поздно".

Голос на улице. Алексей Иванович... Что ж вы, подлец вы этакий, обе пары уволокли. Алексей Ива-а-анович... отдайте, мерзавец паршивый, хоть одну пару.

Миша. Кричат... Если бы они знали, что тут человек помирает, так не кричали бы. (Пауза.) А отчего же я умру, от какой болезни?.. Просто так никто не умирает. (Нажимает себе кулаком живот.) Урчит, -- вот оно... Чахотка. Ну и пусть! Хотя лучше спичками. Чахотка-то медленнее, так что всякое терпение лопнет. Где же спички? (Берет со стола коробку шведских спичек. Вынимает, о т кусывает.) Фу, ты какая горькая... (Зажигает одну спичку. Откусывает еще г о ловку.) И пусть, все равно уж... Лягу, как в "Ниве" лежит на картинке убитый запорожец, и умру... (Ложится за ширмой на спину и разбрасывает руки и ноги).

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Входят тетя Ася и Кондратий Григорьевич.

Тетя Ася. Ладно! Только на одну минутку, а потом я вас сейчас выгоню.

Кондрат Григорьевич. Настасья Петровна, десять минут... мы так с вами редко видимся и то все на людях. (Берет ее руки и глядит ей в глаза). Я с ума схожу.

Миша (за ширмой). Сходит с ума... Это должно быть ужасно. Наверно, будет прыгать по комнате, рвать книги, валяться по полу и кусать всех за ноги. Я знаю, так всегда с ума сходят. А что если он найдет меня?

Тетя Ася. Вы говорите вздор, Кондрат Григорьевич. Не понимаю, почему вам сходить с ума?

Кондрат Григорьевич. Ах, Настасья Петровна... Вы жестокая, злая женщина.

Миша. Ого! Это она-то злая? Ты бы мою маму попробовал, она бы тебе показала.

Тетя Ася. Почему же я злая? Вот уж этого я не нахожу.

Кондрат Григорьевич. Не находите?! А мучить, терзать человека это вы находите? (Крутит флакон с туалетного столика.)

Миша. Как она его там терзает (выглядывает из-за ширмы.) Нет, не терзает... Вот уронишь еще баночку, она тебе задаст.

Тетя Ася (крутя зеркальце на шейной цепочке). Я вас терзаю? Чем же я вас терзаю, Кондрат Григорьевич?

Кондрат Григорьевич. Чем? И вы не догадываетесь?

Миша. Вот то здорово вертит... Надо бы потом попробовать. Можно взять коробочку от кнопок, привязать ее к веревочке и тоже так вертеть... Еще почище теткиного вертенья будет.

Кондрат Григорьевич. И вы не догадываетесь...

Тетя Ася. Нет.

Кондрат Григорьевич (становясь на колени). Так знайте же, что я люблю вас больше всего на свете.

Миша (становясь на колени). Вот оно, уж начал с ума сходить. На колени стал. С чего спрашивается? Чудак!

Кондрат Григорьевич. Я день и ночь о вас думаю, ваш образ все время стоит передо мной. Скажите же. А вы... А ты любишь меня?

Миша. Вот еще, на "ты" говорит, что она ему горничная что ли?

Кондрат Григорьевич. Ну, скажи мне. Я буду тебя на руках носить... Я не позволю на тебя пылинке сесть.

Миша. Что-о такое... Что он такое хочет делать? (Смеется.)

Кондрат Григорьевич. Ну, скажи, любишь? Одно слово... да?.. Любишь? Только меня?

Тетя Ася (закрывая лицо руками). Да.

Миша. Только его?! Вот тебе раз, а меня, а папу, маму? Хорошо же... Пусть-ка она теперь подойдет ко мне. Я ее отбрею.

Тетя Ася. А теперь уходите. (Встает.) Мы и так тут засиделись. Неловко.

Кондрат Григорьевич. Настя, сокровище мое, я за тебя жизнью готов пожертвовать.

Миша. Это ловко! Это он молодец!

Тетя Ася. Ах, мне так стыдно. Неужели, я когда-нибудь буду вашей женой?

Кондрат Григорьевич. О, это такое счастье... Подумай: мы женаты, у нас дети...

Миша. Гм... дети... странно, что у тети до сих пор детёв не было. У мамы есть дети. У полковницы на верхней площадке есть дети. А одна тетя без детёв. Наверно, без мужа их не бывает. Нельзя; некому кормить.

Тетя Ася. Иди, иди, милый.

Кондрат Григорьевич. Иду. О, радость моя, один только поцелуй.

Тетя Ася. Нет, ни за что...

Кондрат Григорьевич. Только один, и я уйду.

Тетя Ася. Нет, нет ради Бога...

Миша. Чего там ломаться, целовала бы лучше... Будто трудно. Сестренку Труську целый день ведь лижет.

Кондрат Григорьевич. Один поцелуй. Умоляю. Я за него жизнь отдам. (Обн и мает ее и целует.)

Миша. Черт знает, что такое. Целуются, будто маленькие. Разве напугать их для смеху. Высунуть голову и прорычать, как дворник "вы чего тут делаете... Нету на вас угомону". (Тетя Ася и Кондрат Григорьевич убегают.)

Миша. А ловко это он: я за тебя, говорит, жизнью готов пожертвовать. И пожертвует. Приведут его на площадь, поставят на колени, и палач будет ходить с топором, весь в красном... "Настя", скажет офицер, "сейчас я буду жертвовать за тебя жизнью". А тетя заплачет и скажет: "Ну, жертвуй, что ж делать". Трах, и голова падает с плеч. А палач сделает руки вот так и засмеется. Как индеец. (Пауза.)

В соседней комнате пьют чай, слышно, как звякают ложками.

Миша. Ложками звякают, а меня не позовут. Хоть с голоду подыхай.

Мать (голос из другой комнаты). Миша! Мишуха, где ты? Иди пить чай.

Миша. Сейчас будет извиняться.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Мать. Где ты был, Мишутка? Идем чай пить.

Миша (про себя). Не извиняется. Эх! Ну, и Бог с ней. Если она забыла, так и я забуду. Все ж таки она меня кормит, обувает. Полжизни за поцелуй!.. (В ы ходя из-за ширм. Громко.) Мама, поцелуй-ка меня.

Мать. Ах ты, поцелуйка! Ну, иди сюда. (Целует.) Ну, а теперь идем чай пить с молочком. Живо. (Уходит.)...

Миша (один). Что тут особенного -- не понимаю? Полжизни за поцелуй. Прямо умора! (Смеется.)

Занавес