Один из многих
1. Эпоха первая, 1895 год
Маленький мальчик Вася Усов сидел у себя в комнате в детской за старым видавшим виды столом, сплошь изрезанным и залитым чернилами -- и горько плакал.
-- О чем ты? -- спросила заглянувшая в детскую мать.
-- Ничего не знаю.
-- То есть... как это -- ничего не знаешь?
-- Да вот так-как есть решительно ничего, ничегошеньки не знаю. По географии. Все слова какие-то: Санта-фе-де-Богата. Гвадалупа, Баб-эль-Мандеб, изотерма, изохимена, меридиан...
-- Бедный мой мальчик... Ну, может быть, и выкрутишься как-нибудь... Учитель, глядишь, позабудет и не спросит.
-- Не таковский он. Пропала моя головушка.
Предчувствие не обмануло Усова Василия.
На уроке географии учитель первым долгом вызверился на Усова, как очковая змея на попугайчика:
-- А ну, ты!.. Как тебя там... Усов, что ли... хотя, брат, тебе больше подходила бы фамилия -- Безусов... Ну, вы там... загрохотали, обрадовались. Тише там! Расскажи мне, Длинноусов, об Изохимене.
-- Слушаюсь-с. Изохименой называется, которая, такое она..
-- Какое?
-- Оно длинное...
-- Так, так... Зеленый, длинный, висит в гостиной. Дернешь -- пищит. Здорово ты знаешь, Черноусов. Еще раз тебя спрашиваю: что такое Изохимена.
-- Ящерица такая -- с энергией отчаяния крикнул Усов Василий и даже зажмурился -- будто в черную пропасть прыгнул.
Безжалостный класс снова загрохотал.
-- Что ты говоришь? Какого же она цвета?
-- Такая... желтенькая, с крапинками.
-- Что ж она... опасная?
-- Ну, не очень.
-- Ну, не скажи. Для тебя она очень опасна. Этакий маленький зверек, а единицу в зубах притащил. Впрочем, ты можешь поправиться. Экватор видел когда-нибудь?
-- Не видел.
-- Что же это ты так промахнулся? Почему не видел?
-- Он же далеко. Он же в Африке.
-- А здесь почему его нет?
-- Он же водится в жарком климате...
-- Здорово, Усов, Усов! Как жалко, что и ты не водишься в жарком климате. Был бы ты сейчас далеко от меня и не принуждал бы меня оставлять тебя без обеда и писать записку родителям. Стать к стенке в угол носом, пока я напишу записку родителям. Пусть они тебя по экватору хорошенько настегают.
Шесть часов вечера. Дома -- знакомая, но тяжелая картина: отец бегает по кабинету, хватаясь за голову, и стонет, так что сердце разрывается.
-- Ну, что мне с тобой делать! Уже такой большой дурак, а изохимены не знаешь. В пастухи мне теперь тебя отдавать, что ли...
2. Эпоха вторая, 1922 год
Преподаватель Московской советской школы "Нормальсовместобуч" Василий Капитонович Усов перед уходом на занятия сидел у себя в кабинете и горько плакал.
-- Что с тобой, папа? -- спросила заглянувшая в кабинет десятилетняя дочь.
-- Ничего не знаю, ничего не понимаю.
-- Ну, например.
-- Очень меня жучат мальчишки. Такие уроки задают, что никак не выучишь. И слова все самые непонятные: "Уездземельком", "Деркамбед", "Реввоенсов", "Соввоенспец".
-- Ну, авось сегодня не вызовут...
-- Да, как же, надейся. Мы, говорят, тебя выбрали всеобщим голосованием в учителя, и ты должен знать все назубок. Все пугают: не будешь знать, говорят, мы тебя без пайка оставим и записку домой твоим детям напишем. Тебя-то, Оличка, я не боюсь, ты меня любишь и не тронешь пальцем, а сын, если узнает, выпорет так, что до зеленых веников не забуду.
И предчувствие не обмануло Усова.
Когда он вошел в большую, холодную комнату "Нормальсовместобуча", сначала на него никто не обратил внимания: два мальчика, сидя верхом на кафедре и болтая ногами, дружески угощали друг друга доброй понюшкой кокаина; еще один мальчик мирно завтракал бутербродом из конины, запивая его бутылкой мутного пива, прямо из горлышка. Две девочки грели на спиртовой машинке щипцы и завивали друг друга с такой яростью, что запах паленого волоса заглушал все другие запахи. Компания из шести человек сгрудилась в углу у окна, и оттуда неслись оживленные возгласы: "У меня семь очков, а у тебя. Ага. Жир. Ставлю еще пятьсот тысяч. Четыре. Три. Очко деньги съело. Иду до банка".
-- Кто сегодня дежурит? -- робко озираясь, спросил Усов.
-- А-а. Товарищ Мокроусов, -- пробормотал счастливый владелец пива, отрывая губы от горлышка. -- Чего же вы опаздываете?
-- В аптеку ходил, ей-Богу, -- соврал Усов Василий. -- Дочка больна.
-- Вечные отговорки. Ну что, приготовили урок? Или нет, как давеча, разнюнитесь.
-- Кто сегодня дежурит? -- переспросил Усов Василий, стараясь замять неприятный разговор.
-- Овсюков. Только его сегодня не будет. Пошел в комиссариат с женой разводиться.
-- Он ведь, кажется, позавчера разводился?
-- Ну, что ж такого. Позавчера с одной разводился, сегодня с другой, -- рассудительно возразила девочка, вертя на руке раскаленные щипцы. -- Послушайте, душка Усаков. Достаньте мне денатурату для машинки, я вас поцелую в носик.
-- Манька, -- строго крикнул юноша, только что отправивший в нос очередную понюшку кокаина, -- давно я тебя за косу не таскал... Ты у меня пококетничаешь.
-- Товарищ Усов! Покурим, что ли. Сахарином не интересуетесь? Могу предложить полтора кило франко сюда. А у меня, знаете, печальная новость: Катя сбежала. На какого-то латыша паршивого променяла. Вот тебе и свободная школа, черт ее подери.
-- Ну вы, шпана, -- закричал, входя, дежурный Овсюков. -- Раз учитель пришел, не будем терять золотого времени. Спросим у него урок да и айда по домам. У нас тут компашка в "Тифлис" собирается. Товарищ Усов, что вы сегодня готовили?
-- Отношение "Деркомбедов" к "Уеземелькому".
-- Ну вот, вы нам и расскажите об этом. Ступайте на кафедру. Оттуда будете говорить. Порядка не знаете, что ли?
-- Гм... кхе, кхе... Эти самые... "Деркомбеды" относятся к "Уеземелькому" как низший подвластный орган, но в случае недоразумений всякий вопрос вносится в "Губсовнархоз", который совместно с "Осотопом" и "Всеобучем".
-- С кем? С кем?
-- Я хотел сказать с "Реввоенсовом"...
-- Да вы знаете, что такое "Реввоенсов"?..
-- Это такой... военный, который.
-- Ну, что такое "Реввоенсов"? Может быть, вы думаете, что это в переводе: ревет военный, как сова? Не гогочите вы, жеребцы... Ах Усов, Усов. Что нам с вами делать?.. Ну, скажите нам, каковы функции "Ососовпатопа". Подчинен ли он... "Выссовпатопу" или нет?
-- Нет, то есть да.
-- Гм... "нет, то есть да". Ах, Длинноусов, Длинноусов... Опять придется вызывать ваших детей в ученическую -- объясняться.
-- Я старался... я учил...
-- Опять слезы. Пойдите, станьте к стенке, пока я вашим детям записку напишу. Пусть хоть они вас усовестят...
А дома была знакомая, но тяжелая сцена. Двенадцатилетний сынишка Петька бегал по детской, хватался за голову и стонал:
-- Ну, что я с тобой буду делать? До седых волос дожил, а "Реввоенсова" не знаешь. В пастухи мне тебя отдавать, что ли? -- Дочь Оля подошла к пригорюнившемуся отцу, погладила его по голове и сказала брату с упреком:
-- Ну, что ты к человеку привязался. Сегодня не выучил, завтра выучит. Я сама с ним позаймусь.