-- Это что же эт-то такое, а? -- угрюмо спросил русский, упершись кулаками в боки.
-- Да, действительно! Как назвать этот поступок? -- подхватил француз, подозрительно поглядывая на болгарина.
-- Нечего сказать, -- хороши, -- покачал головой огорченный, в свою очередь, англичанин. -- Разве можно так поступать?
-- А еще славяне! -- упрекнул серб.
-- Немцы вы, -- болгары, -- а не славяне, -- съязвил черногорец.
Болгарин замахал руками.
-- Тише, господа, тише! Не все сразу... В чем дело?
-- Нечего прикидываться, -- с горечью сказал русский. -- Будто не знаете...
-- А вот же, ей-Богу, не знаю, -- воскликнул болгарин, ударив себя в грудь кулаком. -- Да в чем дело, господа? На что вы обижены? Кажется, нейтралитет я держу...
-- Держите?! Нечего сказать, хорошо держите... А зачем шестьсот немецких солдат через свою страну в Турцию пропустили?
-- Это не мы пропустили, -- сказал болгарин. -- Это, наверное, какая-нибудь другая страна пропустила. Это Норвегия пропустила.
-- Не говорите вздора! Где Норвегия, а где Турция! Мы имеем сведения, что это вы пропустили их через свою страну.
-- Во-первых, мы их через свою страну не пропускали, -- внушительно заявил болгарин. -- Во-вторых, их было не шестьсот, а пятьсот девяносто восемь! А в-третьих, когда они проезжали, мы не знали, что это немцы.
-- Кто же они такие были, по-вашему? Едут из Германии в Турцию, взяли целый поезд, говорят по-немецки.
-- А мы думали, что это -- американцы!
-- Да, ведь, по-немецки же они говорили?!
-- Ну, да. Мы думали, что это -- образованные американцы, которые на разных языках говорят.
-- Почему же вы у них никаких документов не спросили? Ведь, теперь время тревожное!
-- Мы забыли. Захлопотались, знаете. До того ли.
-- Ну, отговариваться вы можете, как угодно, а нейтралитет вы все-таки в пользу Германии нарушили!
Болгарин заплакал.
-- Грех вам нас обижать. Мы -- народ маленький, все нас угнетают... А тут вы еще нас ругаете. Грех вам!
-- А зачем немцев пропустили?
-- Что вы пристали -- зачем, да зачем? Вот мы сейчас дипломатическое объяснение вам напишем -- вы и узнаете, зачем.
Через несколько часов союзникам был представлен следующий официальный документ болгарского правительства:
"Болгарское правительство самым категорическим образом утверждает, что оно не имело никаких сведений о предполагавшемся проезде немцев или иностранцев в специальном поезде".
"Болгарское правительство считает необходимым протестовать против подозрений, которые могли бы быть высказаны относительно искренности его решения соблюдать строжайший нейтралитет" {Дословное объяснение болгарского правительства.}.
-- Врут, наверное, шепнул француз русскому. -- Белыми нитками шито.
-- Ну, ладно, -- сказал русский. -- Но только, чтобы это было последний раз.
-- Господи! Да разве ж мы, что же! Нешто ж мы! Куда же это!.. Да не доведи Господи! Да если что, так уж что же это будет!.. Уж будьте покойны! Маковой росинки во рту не будет.
-- До маковых росинок и до вашего рта нам нет дела... Маковых росинок может быть во рту сколько угодно. А немцев пропускать не имеете права. Слышите?
Болгарин поклонился и ударил себя кулаком в грудь так, что внутри что-то зазвенело. Он покраснел и подумал про себя:
-- Эки черти эти немцы! Платят золотом -- не могли чеком заплатить!
-- Что это у вас звенит?
-- В груди что-то неладно. Годы мои уж не те.
Русский, француз, англичанин, серб и черногорец пожевали губами и, ничего не сказав, ушли.
На пограничной болгарской станции происходила страшная суматоха: немецкие драгуны загоняли в товарные вагоны своих лошадей, грузили на платформы пушки, садились сами в вагоны и вообще шумели невыносимо.
Шумели так, что подошел даже начальник станции в сопровождении двух болгарских офицеров.
-- Что это вы, братцы? -- спросил он, почесывая затылок.
-- В Турцию едем, -- отвечал командир.
-- А вы кто же... турки?
-- Нет, мы так... вообще.
-- Кто же вы по национальности?
-- Мы оптимисты.
-- А-а. Не был там. Не знаю. Сколько же вас?
-- Нас-то? А полторы тысячи.
-- Зачем же вы едете все вместе?
-- Да так компанией, знаете, веселее.
-- Это и верно. Вы извините, что я вас так подробно допрашиваю, но время сейчас тревожное, мы держим нейтралитет, и нам нельзя допускать, чтобы немцы проезжали в Турцию. Вы, значит, не немцы?
-- Мы драгуны.
-- Не был, не знаю. А что это за странная у вас одежда? У всех одинаковая.
-- Мода у нас такая.
-- Красивая мода. Красные штаны, голубые куртки... Очень мило! А что это у вас на плечах такие штучки с номером? Для чего это?
-- А это номер дома, где живет каждый.
-- А это, знаете, не так глупо! Скажем, человек напился пьяный, ни "папа", ни "мама" не говорит... Где он живет? Куда его отвезти? Неизвестно! А тут -- поглядел на плечо -- вот он где! А знаете?.. Меня удивляет только одна вещь...
-- Что именно?
-- Зачем это у вас сбоку такие длинные кривые ножики висят?..
-- Это для разрезания книг. Читаешь, скажем, книгу, а она неразрезанная. Возьмешь и разрежешь.
-- Образованные, -- восторженно шепнул начальник станции болгарскому офицеру. -- Слышали?
-- Да! -- с уважением качнул головой болгарский офицер. -- Если у них такой длины ножи для разрезания книг -- какой же величины должны быть книги!..
Начальник станции в это время хозяйским оком заглядывал во все вагоны... Остановился. Удивился.
-- Господи, Ты Боже мой! Это ваше?
-- Наше.
-- Что это такое?
-- Это? Позвоночное, однокопытное.
-- А совсем, как лошадь.
-- Что вы! Как можно... Разве мы допустим.
-- Для чего ж вы их везете?
-- Просто привыкли к ним. Будем по улице на ленточке водить.
-- Чудеса в решете! Если бы вы не сказали, что это позвоночное однокопытное, -- прямо бы можно подумать, что лошадь.
-- Да, ведь, на лошади ездят? -- спросил командир драгун.
-- Ну, да. Ездят.
-- А это само сейчас ехать будет. Какое же оно -- лошадь?
-- И то верно.
Потом начальник станции взглянул на одного солдата и улыбнулся.
-- Что вы?
-- Какая у него смешная штука за плечами. Вроде дудки, а внизу на конце деревянное...
-- Да... Хорошая штука. Машинка для снимания сапог.
-- Что вы говорите! Как же их снимать?
-- Очень просто. Вы сразу поймете. Берется эта штука и ставится в угол. Потом человек садится на стул или на кровать и снимает рукой сапог.
-- Ловко удумано! Этакую штуку только немец и мог выдумать. Да, послушайте... Может, вы немцы?
-- Говорят же вам, что мы кавалеристы.
-- Не знаю, не был. А это что? Ой-ой... какие большие. Это ваше?
Немец погладил рукой дуло пушки и сказал:
-- Наше.
-- Что это такое? Первый раз вижу: труба, колеса, ящики какие-то...
-- Да это труба.
-- Для чего ж она?
-- Труба-то?
-- Да.
-- На солнце смотреть.
-- Зачем?
-- Это астрономический прибор, понимаете? Будем наблюдать затмение солнца.
-- Эва! Хватились... Да, ведь, затмение было!
-- Что вы говорите?!
-- Конечно. Уже недели две, как было...
-- Экая досада! Даром только таскать с собой придется, -- вздохнул командир.
-- Жаль мне вас, -- сочувственно засмеялся начальник станции. -- Влопались вы! Ну, сделаю вам, так и быть, одолжение. Ничего не возьму за провоз этих штук!
-- Спасибо. Вы бы уж и за людей ничего не брали. Ну, за что, в самом деле? Ведь, они такие же люди, как и мы с вами... Вагонов вам не испортят... А паровоз, все равно, даром гуляет.
-- Положим, это верно, -- нерешительно сказал начальник станции. -- Ну, ладно. Поезжайте так. Когда-нибудь сочтемся!
Поезд тронулся...
* * *
-- Опять вы пропустили полторы тысячи немецкой кавалерии?! До каких пор это будет продолжаться? И амуницию? На что это похоже?!
-- Так это... пушки были? -- вскричал обескураженный болгарин. -- То-то мы смотрели, как будто дуло... колеса... А они говорят, что это для затмения солнца!.. Значит, это немцы были?
-- Немцы!!! Конечно, немцы!!!
-- Кто бы мог подумать?! Ну, и народ... Всякого вокруг пальца обведет. А уж, кажется, мы так осторожны были -- все расспросили...
-- Свинство это, вот что я вам скажу!!
-- Грех вам так на нас кричать. Конечно, нас всякий обидеть может, всякий унизить может, а за что, спрашивается? За то только, что мы простой, беззащитный народ!.. Да?..