ГЛАВА ПЕРВАЯ.
I.
Чулковъ (читатель позволитъ мнѣ заняться имъ), проснувшись на другой день, началъ съ того чѣмъ вчера кончилъ: съ думы о самомъ себѣ. Думы эти, впрочемъ, не заключали въ себѣ ничего тревожнаго и печальнаго или способнаго разогнать сонъ, чего онъ такъ боялся наканунѣ. Чулковъ спросилъ себя на долго ли онъ пріѣхалъ въ Петербургъ и отвѣчалъ: "на неопредѣленное время". Ему однако почему-то казалось что это неопредѣленное время будетъ довольно продолжительно, и что ему даже слѣдуетъ пожить въ Питерѣ. Не вдаваясь въ разборъ "почему именно", онъ занялся вопросомъ: "на что будемъ жить?" Приведя въ извѣстность состояніе финансовъ, въ убѣдился въ необходимости достать "работишку". Соображая какую именно, онъ нашелъ что самое подходящее отправься къ нѣкоему знакомому книгопродавцу-издателю, или, какъ онъ выразился, "печатной бумаги продавцу", и достать у него переводовъ. Справившись съ часами (было около полудня) онъ рѣшилъ: сейчасъ де идти самое время, ибо утренній покупатель сбылъ, а дневной еще не наваливаетъ. Подойдя къ магазину, Чулковъ остановился въ нерѣшительности, точно предстояло войти въ нехорошее мѣсто и за нехорошимъ дѣломъ. Потолкавшись предъ витринами, полюбовавшись на роскошныя иностранныя изданія и таковыя же гравюры, прочитавъ раза по три заглавія всѣхъ выставленныхъ книгъ, изъ коихъ надъ нѣкоторыми были наклеены ярлычки "новость", онъ торопливо вошелъ въ лавку.
На спросъ о книгопродавцѣ, ему отвѣчали что Христофоръ Германовичъ сейчасъ только отправился въ типографію и вообще врядъ ли будетъ сегодня въ магазинѣ, ибо если не сегодня вечеромъ, то завтра утромъ навѣрно на недѣлю уѣзжаетъ изъ Петербурга. Такой отвѣтъ показался Владиміру Дмитричу почему-то подозрительнымъ, и онъ осмотрѣлся нѣтъ ли какого знакомаго прикащика; но всѣ лица были новыя: за три года персоналъ магазина совершенно измѣнился. Чулковъ освѣдомился у кассира съ кѣмъ разговаривалъ, куда ѣдетъ Христофоръ Германовичъ, на что тотъ отвѣчалъ:
-- Право, не знаю хорошенько, и закричалъ черезъ магазинъ:-- Рамихъ, вы не знаете куда?
Но Рамихъ, не дождавшись конца вопроса, крикнулъ "сейчасъ" и юркнулъ по лѣстницѣ въ верхнее отдѣленіе магазина. Чулковъ убѣдился окончательно что печати продавецъ никуда не ѣдетъ, и отправился побродить по Невскому. Нагулявъ черезъ полчаса аппетитъ, онъ вошелъ въ небольшой, но сравнительно дорогой, а потому мало посѣщаемый ресторанчикъ.
-- А, батюшка, это вы!
То былъ голосъ искомаго Христофора Германовича. Онъ съ самымъ беззаботнымъ и довольнымъ видомъ сидѣлъ за завтракомъ и привѣтствовалъ Чулкова словно самаго искренняго и задушевнаго друга. Такое привѣтствіе видимо не понравилось сидѣвшему напротивъ Христофора и не принимавшему участія въ завтракѣ мрачному чернявому господину; онъ съ нѣкоторою злобой закусилъ конецъ бороды и поднялся со стула. Христофоръ Германовичъ уловилъ такія движенія мрачнаго незнакомца, и еще любезнѣе и привѣтливѣе обратился къ Чулкову.
-- Закусить зашли? а? Садитесь, поболтаемъ, выпьемъ винца!
И Христофоръ, вскочивъ съ мѣста, подалъ Чулкову стулъ, опростанный незнакомцемъ.
-- Такъ такъ, Христофоръ Германовичъ? спросилъ незнакомецъ.
-- Такъ, любезнѣйшій, такъ, съ обязательною улыбкой отвѣчалъ книгопродавецъ.
-- То-есть какъ я говорилъ?
-- Нѣтъ, любезнѣйшій, какъ я, еще обязательнѣе объявилъ торговецъ.
Мрачный господинъ стукнулъ шляпой по колѣну, точно желалъ вышибить дно у шляпы или раздробить колѣнную чашечку.-- Ну, ладно, я вечеркомъ зайду.
-- Заходите, почтеннѣйшій, заходите, только попозднѣе, когда магазинъ станемъ запирать: на досугѣ побесѣдуемъ.
Мрачный господинъ сурово глянулъ на книгопродавца, взмахнулъ шляпой, точно желая стукнуть его въ самое рожество, но удержался, и нахлобучивъ шляпу, вышелъ, со злости хлопнувъ дверью.
-- Ну, батюшка, гдѣ жь это вы? А? Давненько? столь же любезно затарантилъ Христофоръ, выливая въ свой стаканъ остатки вина, чѣмъ хотѣлъ угостить Чулкова.
Книгопродавецъ былъ человѣкъ необыкновенно живой и подвижный; скажи: ртуть попрыгунья. Разсмотрѣть его лицо не было никакой возможности; какъ бы нечаянно, сверху, сбоку или снизу вы на него ни взглянули -- вамъ попадались одни глаза; казалось, они были одарены способностью прыгать по всему лицу. Столь же не легко было опредѣлить его національность: онъ весьма удовлетворительно, но съ акцентомъ, изъяснялся на пяти языкахъ. По его восторженному космополитизму, опытный наблюдатель могъ заключить что предки Христофора Германовича не принадлежали къ семьѣ европейскихъ народовъ.
-- Да, да, беззаботно трещалъ онъ,-- такъ вы, батюшка, все больше въ провинціи?
-- Да.
-- И ничего?
-- Какъ видите.
-- Конечно тамъ образованности нѣтъ, но есть патріархальность. А у насъ, батюшка, новость: слышали, Слѣпищевъ журналъ затѣваетъ?
-- Какъ же, читалъ программу. Какъ думаете: пойдетъ?
-- О, чорта пойдетъ въ этой паршивой странѣ! А впрочемъ, кто знаетъ? У журналистовъ дом а, а найдите богатаго книгопродавца! Плохо, совсѣмъ плохо, хоть магазинъ закрывай. А? правду я говорю?
-- Вамъ лучше знать.
-- Да, да. И съ нимъ въ компаніи какой-то Кононовъ...
-- Кононовъ?
Чулковъ сталъ разспрашивать и убѣдился что сей Кононовъ есть никто иной какъ нашъ Петръ Андреичъ.
"Странно, подумалъ Владиміръ Дмитричъ,-- онъ мнѣ вчера ничего не говорилъ. Впрочемъ, онъ толковалъ о выборѣ дѣятельности и вѣроятно....-- Я знаю Кононова, сказалъ онъ вслухъ,-- онъ мнѣ пріятель.
-- Правда: богатый человѣкъ?
Чулковъ отвѣчалъ утвердительно и уловилъ жадный взоръ книгопродавца.
-- Тысящъ пятьдесятъ имѣетъ?
-- Гораздо больше, производя опытъ надъ книгопродавцемъ, отвѣчалъ Чулковъ, и затѣмъ не удержался произвести новый опытъ и прибавилъ.-- Только онъ не въ компаніи.
-- Кто жъ вамъ то сказалъ?
-- Самъ Кононовъ, отвѣчалъ Чулковъ и мысленно побранилъ себя: "Не повредить бы мнѣ пріятелю этими опытами."
Книгопродавецъ на мигъ отуманился.
"Видно, Слѣпищеву въ долгъ далъ, ну да ты не раскошелишься, и свое не сахаромъ, такъ патокой выберешь", подумалъ Владиміръ Дмитричъ, и вслухъ: -- А что?
-- А, ничего, быстро отвѣтилъ книгопродавецъ и снова затарантилъ:-- Да, да. Я самъ думаю журналецъ завести.
-- Въ какомъ родѣ?
-- Безъ брани и паршивости здѣшней. Во Франціи у всякаго книгопродавца есть homme de lettres, который ему проспекты пишетъ и газета гдѣ ихъ помѣщаютъ. Но много разъ здѣсь пробовалъ и не умѣютъ. Найдешь, и помѣститъ двѣ-три статейки, а потомъ цѣну заломитъ: не дашь, и выругаетъ. Вотъ сейчасъ сидѣлъ: ругался, а теперь прибѣжалъ: сочиненьишко проситъ издать. Паршивецъ!
-- Что жъ, издаете?
-- Въ убытокъ, и дорого далъ, но нельзя жь: ругатель.
-- Рублей десять съ листа? спросилъ Чулковъ, припомнивъ жесты мрачнаго незнакомца.
-- Какъ же то можно! засмѣялся книгопродавецъ, но не извѣстно: слишкомъ высока или слишкомъ мала показалась ему цѣна назначенная Чулковымъ.-- Да, и журналъ. И нѣтъ людей, некого въ редакторы взять....
Христофоръ пристально взглянулъ на собесѣдника. "Не на меня ли мѣтишь?" подумалъ Чулковъ.
-- Да, знаете, чтобъ честно и благородно....
"То-есть, хвалили твои изданія", подумалъ Чулковъ, и вслухъ:-- Неужели людей нѣтъ?
-- И нѣтъ же. А цѣну далъ бы большую: молодому человѣку прилично можно бы жить.
И Христофоръ опять поглядѣлъ на нашего пріятеля.
-- А именно?
-- Пятьдесятъ и даже семьдесятъ.... Христофоръ чуть не прибавилъ "пять", но вовремя спохватился.
"Дешево же цѣнишь людей, а покупать ихъ собираешься", подумалъ Чулковъ.
Христофоръ опять вызывающимъ образомъ посмотрѣлъ на Чулкова, но видя что тотъ не соблазняется, перемѣнилъ разговоръ.
-- Что жь, завтракъ кончили? Не пройдете ли ко мнѣ въ магазинъ? Можетъ, работку возьмете?
-- Если подходящая....
Они отправились. Подходя, Христофоръ обогналъ на нѣсколько шаговъ Чулкова и не то орломъ влетѣлъ, не то ужомъ скользнулъ въ двери. Онъ на мигъ остановился и осмотрѣлъ все съ потолка до полу, съ генерала-покупателя до послѣдняго мальчика.
-- Былъ? спросилъ онъ мимоходомъ у кассира.
-- Былъ, отвѣчалъ тотъ.
-- И сказалъ какъ я велѣлъ:-- не раньше недѣли вернусь? Кассиръ кивнулъ головой.
-- А больше никто не былъ?
-- А вотъ они еще спрашивали, указалъ кассиръ на входящаго Чулкова.
Христофоръ Германовичъ, точно получивъ пріятное извѣстіе, лукаво усмѣхнулся лѣвою половиной рта, еще кой съ кѣмъ побесѣдовалъ, и украдкой взглянувъ на Чулкова, какъ бы желая узнать терпѣливо ли онъ дожидается и убѣдясь что терпѣливо, снова улыбнулся и какъ бы не замѣчая нашего пріятеля, даже слегка задѣвъ его плечомъ, подлетѣлъ къ двумъ дамамъ. Чулковъ беззаботно наблюдалъ все происходившее вокругъ; присоединимся и мы къ нему. Дѣло поучительное.
-- Что жь вамъ, сударыни, угодно?
-- А вотъ по записочкѣ,
Христофора взглянулъ:
-- Этого изданія нѣтъ, все распродано. Но не угодно ли мое, въ томъ же родѣ, но лучше, и всѣми журналами одобрено.
Христофоръ вралъ; спрашиваемое изданіе было далеко не распродано.
-- Какъ же? сказала растерявшаяся дама съ записочкой, обращаясь къ другой.
"И чего они всѣ боятся! и чего теряются?" подумалъ Чулковъ.
-- Надо по записочкѣ, нерѣшительно подсказала другая дама.
-- Да, намъ по записочкѣ....
-- Какъ угодно, но будете жалѣть, отрапортовалъ Христофоръ и шмыгнулъ отъ дамъ.
Дамы еще довольно долго постояли, пошептались и наконецъ ушли. Очевидно: наступи на нихъ посильнѣе Христофоръ, онѣ купили бы его изданіе, но продавецъ печатной бумаги завидѣлъ добычу получше. Онъ подлетѣлъ къ покупателю готовившемуся расплатиться за шесть отложенныхъ томовъ.
-- Ступай, приказалъ онъ мальчику и обратился съ обязательнѣйшею улыбкой къ покупателю:-- Дозвольте-съ, я скорѣ сочту. Что изволили пріобрѣсти?
-- Да вотъ для деревни, отвѣчалъ простодушный покупатель.
-- Въ деревнѣ изводите жить? Лѣтомъ сельская жизнь, конечно, какъ сказалъ нашъ великій Грибоѣдовъ, позвольте посмотрѣть что изволили взять.-- И просмотрѣвши книги:-- А серіозное чтеніе, серіозное чтеніе! Вы любитель серіознаго чтенія?
-- Да, скромно отвѣчалъ польщенный любитель серіознаго самъ не знавшій зачѣмъ купилъ тѣ, а не другія книги.
-- Это рѣдкость, особенно въ провинціи.-- Да, мы лучше другихъ знаемъ состояніе образованости. Но позвольте: въ такомъ случаѣ вамъ надо взять мое изданіе, въ томъ же родѣ, и всѣ либеральные журналы могу сказать одобрили.
При словѣ "либеральные", Христофоръ Германовичъ подмигнулъ покупателю: "мы де съ вами въ этомъ толкъ знаемъ" и обернувшись досталъ съ нижней полки томовъ десять.
Покупатель съ благоговѣніемъ сталъ разсматривать "либральныя" изданія и съ такимъ выраженіемъ: "тутъ-то, должно, все открыто". Книгопродавецъ между тѣмъ объяснялъ достоинство каждаго изданія. Хотя онъ ничего не говорилъ кромѣ словъ "интересное", "замѣчательное" "превосходное", но произносилъ эти слова столь убѣдительно и при томъ такимъ довѣрчивымъ тономъ: "мы де съ вами понимаемъ", что любитель серіознаго чтенія, совѣстясь какъ это онъ доселѣ не зналъ, даже не слыхалъ заглавій оныхъ замѣчательныхъ сочиненій и въ то же время польщенный тономъ ловкаго издателя, отложилъ для себя два заглавія.
-- А это не возьмете?
-- Нѣтъ, не рѣшительно отвѣчалъ покупатель.
-- Весьма жаль.... Дѣтокъ имѣете?
-- Нѣтъ.
-- Весьма жаль.... Дѣти есть тоже въ деревнѣ рай. И у меня громадный выборъ дѣтскихъ книгъ для всѣхъ возрастовъ, отъ двухъ до семнадцати лѣтъ: смѣло можете рекомендовать знакомымъ. Да, не безъ вздоха добавилъ книгопродавецъ-издатель,-- не мы, кто жъ позаботился бы о подростающемъ поколѣніи.... Дѣти -- да, они наши подростающія.... именно подростающія силы, какъ совершенно вѣрно сказалъ одинъ нѣмецкій педагогъ.
"Какой однако образованный человѣкъ этотъ книгопродавецъ", подумалъ любитель серіознаго чтенія, сокрушаясь о неимѣніи дѣтей.
Образованный человѣкъ между тѣмъ вдругъ перемѣнилъ тонъ.
-- А это изданьице не возьмете?
-- Покуда нѣтъ.
-- Напрасно: книга идетъ весьма шибко и продаемъ послѣдніе экземпляры. А второе изданіе? Да.... Но притомъ цензура.
Любитель серіознаго чтенія поспѣшилъ купить изданіе, которое, въ скобкахъ, шло весьма плохо.
-- Прикажете счесть?
-- Да, пожалуста.
-- А! вы и легкимъ чтеніемъ не пренебрегаете? сказалъ Христофоръ разсматривая купленныя книги.
-- Да, знаете для смѣху.... совѣстливо началъ покупатель.
-- А! похвально. Но въ такомъ случаѣ вамъ надо взять въ томъ же родѣ и совершенно новомъ вкусѣ.-- И Христофоръ уже не показывая отложилъ для любителя смѣха два или три изданія.-- Итого семьдесятъ два рубля сорокъ копѣекъ.
-- Семь....
-- Такъ точно, семьдесятъ два и сорокъ, но сорокъ копѣечекъ уступаю.... А супругу жь имѣете?-- И по утвердительномъ отвѣтѣ закричавъ мальчику: "Прохоровъ, завяжи для господина", Христофоръ умчался въ другое отдѣленіе.
Едва успѣлъ смущенный любитель серіознаго и легкаго чтенія вынуть радужную для расплаты какъ торговецъ вернулся съ кипой кипсековъ.
-- Извольте.... Для супруги въ подарокъ изящный и всегда въ гостиной.... И не дорого.... Напримѣръ вотъ этотъ.... Позвольте....
Взглянувъ на свою замѣтку, онъ быстро перевелъ талеры на рубли и по торопливости вмѣсто 25 рублей сказалъ 37.
-- Нѣтъ.... ужь я.... получите, оборвалъ вдругъ покупатель.
-- Позвольте, съ любезнѣйшею улыбкой и обязательно принимая деньги сказалъ Христофоръ.-- А вотъ сдачка-съ.
-- Но вы бы уступку.... Это въ обычаѣ.
-- Я уже сдѣлалъ и не могу, честью увѣряю не могу... И притомъ еслибы мои изданія, но мы сами сорокъ и больше процентовъ. И притомъ журналисты вредятъ. Вы знаете, все ругаютъ. И авторскій гонораръ.... Они Крезами живутъ, а мы... За труды надо же..., и вы не повѣрите!
Покупатель смутно соображалъ что за пять минутъ слышалъ совсѣмъ иныя рѣчи.
-- А супругѣ жъ?
Но при имени супруги, покупатель сталъ усиленно прощаться. Христофоръ Германовичъ съ любезнѣйшими рѣчами самъ вынесъ "пакетецъ", благодаря и восхваляя любителя серіознаго и легкаго чтенія.
Чулковъ съ затаеннымъ смѣхомъ любовался на сцену купли-продажи.
"Такъ тебѣ дураку и надо, проводилъ онъ мысленно любителя чтенія,-- будь хоть на столько человѣкомъ чтобы знать что тебѣ нужно и чего не надо покупать. "А супругу жь имѣете?" припомнилось ему Христофорово причитаніе. И Чулкову стало рисоваться какъ явится благовѣрный домой и разъяренная благовѣрная со злостью швырнетъ пакетецъ и скажетъ: "Хоть бы читалъ дуракъ, а то...." Но на этомъ мѣстѣ мечты были прерваны. Христофоръ Германовичъ коснулся его локтя и сказалъ: "Пойдемте". Они пошли было въ комнатку за магазиномъ, но имъ заступила дорогу чуйка.
-- Къ вашей, Христофоръ Германовичъ, милости.
-- Сказано: по вечерамъ, гнѣвно отвѣчала его милость.
-- Сказывали, ѣхать сегодня изволите....
-- Да, ѣду конечно.
-- Сдѣлайте божескую милость: безъ копѣйки сижу.
-- Да, безъ копѣйки! А Исторію Проституціи какъ сброшюровалъ? Тутъ дама паршивая цѣлый бунтъ, а въ магазинѣ пропасть народу.... Двухъ листовъ не хватало.
-- Прослетучею не я-съ, ей-Богу не я-съ.
-- А кто жь?
-- Должно Ѳерапонтовъ.... А я Костетучею.... А вы ему еще дороже платите.
-- Ну, сколько жь тамъ?
-- По книжкѣ....-- И чуйка вытащила изъ голенища засаленную книжку.
-- То сколько жь? морщась на книжку спросилъ образованный книгопродавецъ.
-- Пятьдесятъ семъ рублей, ей-Богу жь пятьдесятъ семь.
-- Ну жь, въ послѣдній разъ.... Зайковскій, крикнулъ Христофоръ черезъ весь магазинъ кассиру,-- выдайте ему сполна что слѣдуетъ.... То сколько жь? еще разъ спросилъ онъ чуйку.
-- Пятьдесятъ семь.
-- Семнадцать рублей, громогласно приказалъ хозяинъ кассиру.
Чулковъ, проходя за книгопродавцемъ, слышалъ какъ чуйка ударила руками о полы и со вздохомъ прошептала:
-- Господи мой Боже, чтожь я теперь буду дѣлать!
Но судьбѣ видно вздумалось сегодня обучать терпѣнію не одну чуйку и Чулкова. Не успѣлъ Христофоръ взяться за ручку дверей въ комнату какъ наружная дверь въ магазинъ отвориласъ съ громомъ и дребезгомъ: едва стекло не вылетѣло. Книгопродавецъ бросился на встрѣчу шумливому посѣтителю.
-- Что жь угодно? спросилъ онъ вѣжливо не пуская шумливаго на середину магазина.
-- Вышла наконецъ послѣдняя часть?
И шумливый съ дерзкимъ жестомъ сунулъ чуть не въ лицо Христофору билетъ.
-- Нѣгтъ-съ еще, успокоительно отвѣчалъ торговецъ.
-- Когда же? выставляя зубы озлобленно спросилъ подписчикъ.
-- Неизвѣстно, потому....
Но подписчикъ былъ не расположенъ слушать резоны.
-- Это чортъ знаетъ что такое! Это надувательство! Я напечатаю въ газетахъ! Въ образованныхъ странахъ такъ не дѣлается! Я васъ!... Это мошенничество!
-- То-жь мы выдаемъ переводъ, а оригиналу не вышло, видимо сдерживая себя доложилъ торговецъ.
-- А мн ѣ какое дѣло! Я свои деньги заплатилъ.
-- Когда жь авторъ заболѣлъ!
-- А мн ѣ какое дѣло! Повторяю, это мошенничество! И я!....
-- Прохоровъ, сбѣгай за городовымъ!
Посылка за городовымъ видно показалась шумливому господину ссылкой болѣе убѣдительною чѣмъ авторская болѣзнь.
-- Вы думаете что наша публика глупа и давно не выбила у васъ всѣхъ стеколъ, такъ и я.... Нѣтъ, его мошенничество!
Проговоривъ эту рѣчь необычайно быстро, буянъ еще быстрѣе скользнулъ изъ магазина, не забывъ однако хлопнуть изо всѣхъ силъ дверью.
-- Видѣли? сказалъ Христофоръ Чулкову, входя весь блѣдный въ замагазинную комнатку.-- А, то-жь народъ: только въ морду и понимаетъ. Паршивецъ на паршивцѣ! А за границей -- то-то-жь смирные: Нѣмца боятся.
И Христофоръ Германовичъ задребежжалъ злостнымъ смѣхомъ. Чулковъ сидѣлъ, опустя голову.
-- Ахъ да, вамъ что же? съ неудовольствіемъ заговорилъ книгопродавецъ.-- Ей Богу, времени такъ мало....
-- Да вы-же сами пригласили меня, возвысивъ голосъ отвѣчалъ Чулковъ.
-- Ахъ да! работки желаете?-- Книгопродавцева злоба, видимо, утихала.-- Вотъ, батюшка, уѣхали и хоть бы адресъ оставить. Вѣдь и въ провинціи могли работать, или времени нѣтъ и занятій масса?
-- Нѣтъ, время выпадало и свободное....
-- То-то-жь! И вотъ, ей-Богу, на прошлой недѣлѣ васъ вспоминалъ. Была работка, тысящи на полторы, и вы всегда аккуратно и прекрасно.... Но отдалъ, вчера отдалъ, и паршивцу отдалъ.... Да, такъ вамъ работки? И какъ на грѣхъ ничего нѣтъ! А я васъ люблю, ей Богу-жь, и всегда готовъ... Молодой человѣкъ, и со свѣдѣніями и...-- Христофоръ чуть было не сказалъ "и не паршивецъ", но вовремя вспомнилъ что его любимое словцо въ похвалѣ было бы не кстати.-- И... и вполнѣ порядочный... Да, такъ работки? Не Хотѣлъ издавать, но длѣ васъ... Прохоровъ! крикнулъ онѣ въ форточку.
Явился мальчикъ.
-- Видѣлъ же какъ я продавалъ?...
-- Видѣлъ-съ, отвѣчалъ мальчишка, лукаво взмахнувъ бойкими глазенками.
-- Учись же, а то продалъ на пятнадцать цалаковыхъ и радъ! Ну, ступай, и спроси у Раниха десять книжечекѣ, малыхъ, что я вчера отложилъ на верху. Онъ знаетъ. На третьей полкѣ, литера Б. Понялъ? Повтори.
-- У Рамиха десять книжекъ, на третьей полкѣ, литера Б, отбарабанилъ мальчишка.
-- Ну, живо же, маршъ!
Нальчикъ улетучился.
-- Давайте жь серіозао разговаривать. Мы, можетъ, еще сойдемся.
Христофоръ на минуту умолкъ, точно соображая дальнѣйшую рѣчь, Потомъ кашлянулъ и началъ тономъ, если не откровеннымъ, то довѣрительнымъ. Въ тонѣ слышалось еще что-то, я назвалъ бы это нѣчто задушевностью еслибы Христофоръ, посвящая Чулкова въ свои тайны и излагая ему свои завѣтныя думы, въ то же время не соображалъ: пойдетъ-ли Владиміръ Дмитріевичъ на удочку, и если пойдетъ, то до какой степени можно его эксплуатировать.
-- А то, батюшка, вы меня давно знаете и хвалить себя я не намѣренъ, повѣствовалъ честный книгопродавецъ.-- И скажу вамъ только: тружусь я двѣнадцать или болѣ лѣтъ, и вы знаете какъ тружусь. Вотъ и сейчасъ съ вами бесѣдую, а за магазиномъ слѣжу и все что тамъ дѣлается вижу.
Тутъ Христофоръ вскочилъ со стула, поглядѣлъ черезъ форточку въ магазинъ, крикнулъ на мальчишку чтобы не сопѣлъ, приказалъ прикащику отправитъ завтра книги въ Екатеринбургъ и спросилъ кассира вернулся ли артельщикъ съ почты. Послѣ такихъ блестящихъ доказательствъ неустаннаго труда, хозяинъ приступилъ къ дальнѣйшему повѣствованію.-- Да, батюшка, тружусь, и хотя не могу сказать что бѣдствую, однако и настоящихъ наградъ за трудъ не вижу и цѣли своей не достигъ. А сколько-жь брани и пакости вытерпѣлъ, то лучше не вспоминать!
Послѣ сего краткаго, но яснаго изложенія прошлаго и настоящаго положенія дѣлъ, Христофоръ, какъ человѣкъ просвѣщенный, обратилъ вниманіе не на сущность дѣла, а на вредныя и полезныя вліянія. Вредъ ему наносили, по его мнѣнію, сотоварищи по торговлѣ и журналисты. Чтобъ умалить сей вредъ надлежало уничтожить соторговцевъ, а уничтожить ихъ можно только при помощи журналистовъ. Но заручиться журналистами, по нѣкоторымъ причинамъ, дѣло весьма трудное.
-- А не скажу жь чтобы всѣ они дураки были, излагалъ Христофоръ,-- есть и понимающіе. И кто понимаетъ, беретъ, но положитъся невозможно. И всѣ жалуются. И вчера еще видѣлъ одного господина: почтенный человѣкъ и домъ собственный имѣетъ, и въ дѣлахъ толкъ знаетъ. И вотъ разказывалъ: затѣвалось общество одно, на акціяхъ. И двѣ газетишки паршивыя ругаться сейчасъ стали, предпріятіе жъ новое, публикѣ незнакомое. Ну, побоялись что подпискѣ повредятъ и, дѣлать нечего, обѣдъ устроили. И редакторамъ подъ куверты въ пакетикахъ по тысящѣ рублей положили. Тѣ народъ ловкій, смекнули и пакетики такъ-то прекрасно въ карманъ что кто слѣдилъ за ними, и тѣ не замѣтили когда спрятали. И предъ подпиской статьи напечатали отличныя, лучше требовать нельзя. И подписка жь удалась. Но что дальше? недѣля, другая прошла, одинъ изъ редакторовъ опять заругался. Но будь журналисты умнѣе, клянусь вамъ, всѣхъ бы книгопродавцевъ убилъ. И мнѣ лучше бы было, да и литературѣ русской хорошо было бы. Вотъ, ей-Богу жь, деньги порядочныя платилъ бы. А то жъ, батюшка, взялись бы, и дѣло полезное. Я говорилъ за редакторство 40 цалковыхъ, такъ ли? Такъ больше жь дамъ, до пятидесяти рублей не пожалѣю.
Чулковъ, вспомнивъ давешнюю цѣну, рѣшилъ что черезъ недѣлю Христофоръ и двадцати-пяти рублей за редакторство не пожалѣетъ. Чувство гадливости стало овладѣвать имъ, и онъ боялся: не пустился бы Христофоръ въ дальнѣйшія нѣжности. По счастію мальчикъ принесъ книги.
-- Ну вотъ, батюшка, книжки, смотрите и рѣшайтесь скорѣе, сказалъ Христофоръ подавая томики Чулкову.
Христофоръ говоря это точно другимъ человѣкомъ сталъ; тонъ его изъ конфиденціальнаго сдѣлался дѣловымъ, даже нѣсколько рѣзокъ стадъ.
-- Ну, почемъ возьмете?
-- Цѣна извѣстная. Съ листа....
-- Терпѣть не могу съ листа платать; берите круглую цифру съ тома. Изданіе жь вамъ извѣстное, тра года назадъ такія жь книжки переводили... Почемъ за томикъ брали?
-- Сто двадцать приходилось.
-- Ну, берите круглымъ счетомъ по сту.
-- Помалосердуйте, Христофоръ Германовичъ: тамъ шрифтъ былъ другой, этотъ мельче и сжатѣе.
-- А что жь шрифтъ? Шрифтъ пустяки. А если мельче, то и мнѣ за наборъ дороже платить придется.
-- И въ тѣхъ книжкахь было по десяти, много по двѣнадцати, а здѣсь....
Христофоръ не далъ Чулкову счесть сколько листовъ въ книжкѣ, и пробормотавъ: "рѣшайтесь, а то право жь некогда", побѣжалъ въ магазинъ.
Чулковъ принялся высчитывать среднее число листовъ въ томѣ. Въ шести книжкахъ ихъ оказалось около ста; стало, за листъ приходилось около шести вмѣсто прежнихъ десяти, не говоря уже о величинѣ листа. Чулковъ вздохнулъ.
-- Что жь, согласны? спросилъ вихремъ влетѣвшій книгопродавецъ.
-- Дешево очень, по шести съ листа...
-- А цѣны жь Богъ строитъ, сами знаете. И по-моему еще дорого, я за пять и за четыре сдамъ...
-- Вѣрю, только переведутъ скверно...
-- А то все равно. Хорошихъ переводовъ не цѣнятъ. Газеты паршивыя все равно разругаютъ, а публика паршивая, кромѣ заглавія, ничего не пойметъ. Я знаю, вы человѣкъ знающій и образованный, и я лично готовъ для васъ, но противъ рожна, или какъ это говорится... Что жь согласны? берете? И съ Богомъ. А то, честью клянусь, некогда: и въ типографію, и въ цензуры, и въ двадцать мѣстъ еще поспѣть надо....
-- Э, чортъ, давайте ужь! отвѣчалъ Чулковъ.
Сдѣлка была заключена.