-- Какой восторг! -- говорил Маров, поднимаясь по ступеням большой стеклянной галереи, сплошь заставленной растениями. -- Какой восторг! Природа, воздух, простор... После городского шума, пыли, духоты... -- Он замолчал и остановился при виде двух незнакомых лиц.
-- Вы незнакомы? -- протяжно заговорила высокая, полная дама и медленно протянула руку по направлению к Марову.
-- Нет, княгиня! Не имею чести.
-- Вадим Петрович Маров. Артист, музыкант, поэт. Приехал к нам погостить из столицы. Юрий Дмитриевич Листович, наш добрый сосед. Вероятно, встречались? Петр Иванович, Александр Петрович Гарушины.
-- Я говорю: какой здесь восторг, Софья Дмитриевна! -- повторил Маров и с умилением прижал обе руки к груди.
-- Да? Вам у нас нравится? -- спросила княгиня, и ее лицо увядшей красавицы приняло благосклонное выражение. -- Прошу к столу. Аня, налейте чаю.
Молодая, хорошенькая девушка в простеньком ситцевом платье, притаившаяся за самоваром, встрепенулась и потянулась за стаканами.
-- Как чувствует себя князь Илья Борисович? -- заботливо осведомился Маров.
-- Отдыхает еще, -- с легкой снисходительностью в голосе ответила Софья Дмитриевна.
-- Не утомила ли его наша партия после обеда?
-- Может быть... немножко. Он любит игру в шахматы, -- ласково заметила княгиня и улыбнулась. Когда она улыбалась, около глаз ее собирались морщинки, и это шло к ней и старило ее в одно и то же время.
Юрий Дмитриевич сел рядом с Верой.
-- Разве они бывают у вас? -- шепотом спросил он ее, указывая на Гарушиных.
-- Всего второй раз. У отца с... этим дело, -- также шепотом ответила девушка.
-- Ваш стакан, Юрий Дмитриевич! -- громко сказала княгиня. Листович быстро поднял голову: Аня, вся заливаясь румянцем, протягивала ему стакан, а когда глаза ее встретились с его глазами, она вспыхнула еще больше, и рука ее слегка задрожала.
-- Мальчик! -- позвал Александр Петрович прислуживающего грума. -- В передней висит мое пальто. Принеси сюда. Вы позволите, княгиня?
-- Но неужели вам холодно? -- с сдержанной улыбкой удивилась Софья Дмитриевна.
-- В нашем климате нет вечера, -- раздраженно заметил Александр, -- есть только сырость.
-- Вы провели эту зиму заграницей? -- спросила княгиня.
-- К сожалению, только два месяца.
-- Где именно?
-- Я кочевал... Частью в Париже, частью в Ницце.
-- Ах, Ницца! Какая это прелесть! -- вздохнула княгиня и томно прищурила глаза.
-- Вы, княгиня, конечно, много изволили путешествовать? -- вмешался в разговор Петр Иванович.
-- О, да! Я была... -- Софья Дмитриевна принялась перечислять все города и курорты, где ей когда-либо приходилось быть.
-- Вера Ильинишна! -- тихо позвал Маров, -- а музыка будет?
-- Аккомпанировать вам? -- спросила княжна.
Маров сложил молитвенно руки и с умоляющим выражением покачал головой.
-- С большим удовольствием! -- согласилась Вера.
-- Мы опять проиграем концерт Мендельсона, -- не меняя выражения, продолжал Маров. -- О, отчего у меня нет голоса! Я хотел бы петь. Музыка -- это особый мир. Я хотел бы слиться с этим миром всем существом своим, непосредственно.
-- У нас Аня поет, -- сказала княжна, смеясь.
-- Нет, нет! -- поспешно отказалась Аня и опять залилась румянцем.
-- А вы, княжна, недавно вернулись в наши места? -- спросил Петр Иванович и с преувеличенной почтительностью повернулся к девушке.
-- Да, я жила зиму в Москве, -- сухо ответила Вера.
-- Много ли теперь веселятся в первопрестольной? Бывало, прежде...
-- Не сумею вам ответить, -- холодно прервала его Вера. -- Вы, вероятно, про балы, выезды?..
-- Я предполагал, что для молодой девицы этот род веселья самый заманчивый. Потанцевать...
-- Я давно не танцую.
-- Давно! -- воскликнул Петр Иванович и любезно рассмеялся. -- В ваши годы, еще нельзя говорить "давно".
-- Своих лет я не скрываю: мне 25, -- резко заметила княжна.
-- Вам скрывать еще нечего! -- сказал Петр Иванович и слегка поклонился.
-- А! Князь! -- радостно приветствовал Маров.
В дверях террасы стоял высокий старик, с бодрой еще и молодцеватой осанкой. В чертах лица, в манере держать себя еще чуялось что-то гордое и властное, но взгляд уже потух, а высоко закинутая голова часто подергивалась непроизвольным нервным движением.
Князь улыбался. Но когда он подошел ближе к столу и узнал Гарушиных, в потухших глазах его промелькнул испуг, и улыбающиеся синеватые губы, передернулись болезненной гримасой.
-- Петр Иванович! Это очень любезно... Я рад, -- сказал он тихим, словно упавшим голосом и сейчас же повернулся к жене.
-- Друг мой! Я заспался. Отчего ты не приказала разбудить меня?
И затем, точно оправившись, он обратился ко всей компании и с ласковой улыбкой сделал приветственный жест.
-- Добрый вечер, друзья!