VI

-- Купаться пойдешь? -- спрашивал Дима, стоя перед братом с полотенцем через плечо. -- Пойдешь, что ли, Андрюша?

Молодой князь полулежал на террасе в большом кожаном кресле и щурился от яркого света. Его прекрасные, темные глаза искрились под солнечными лучами и красивое лицо лениво улыбалось.

-- Ну, пойдешь, что ли? Говори же, Андрюша!

-- Вот пристал! -- добродушно буркнул князь Андрей и закрыл глаза.

-- Ну, какой! -- огорченно продолжал мальчик. -- Так пойдемте с вами, Вадим Петрович. Вы хорошо плаваете? С вами мама меня пустит на тот берег.

Вадим Петрович сидел в тенистом углу и читал газету.

-- Совсем не плаваю, мой милый, -- живо ответил он. -- И со мной мама не пустит.

-- Ну, Андрюша! -- плаксиво протянул мальчик и стал теребить брата за рукав.

-- Вот пристал! -- все тем же добродушным тоном повторил князь и принял еще более удобную и покойную позу.

-- А зачем вчера флигель мыли и ты ключ себе взял? -- задорно спросил Дима.

Андрей быстро поднял голову.

-- А ты почем знаешь?

-- Знаю! Я все знаю!

-- Ну, и молчи. Слышишь? Никому!..

-- А ты скажи зачем?

-- Если же ты проболтаешься, я скажу maman, что у тебя под тюфяком папиросы, и что я заплатил за тебя карточный долг.

-- Вовсе не карточный! Это в прошлом году был карточный, а теперь я просто задолжал лихачу.

-- Ну, все равно. Поросенок, а на лихачах ездит.

Дима некоторое время стоял молча.

-- Андрюша! А ты все-таки скажи, зачем флигель мыли? -- опять спросил он.

-- Тебя там пороть будут.

-- Нет, серьезно?

-- Или ты отстань, или я... -- вдруг грозно крикнул Андрей и приподнялся.

Дима отскочил и прыгнул через ступени на дорожку сада.

-- Все равно, я узнаю! -- крикнул он, убегая к пруду.

-- Холера, чума... -- со вздохом заметил Вадим Петрович, перебирая газеты.

-- Ну, что там! -- равнодушно заметил Андрей и зевнул.

-- Думаете ничего? А как вдруг возьмет да и свалит.

-- Кого?

-- Вас. Меня.

-- Ну-у! -- лениво протянул князь.

-- Я боюсь эпидемий. Какая-то нелепая, глупая, стадная смерть. Хочется умереть чем-нибудь своим, личным, чтобы хотя смерть-то отметила в тебе единицу, а не стадное животное.

-- Все равно! -- сказал князь.

-- А смерть преждевременная? Неожиданно, скоро, сейчас?..

-- Умирать один раз.

-- Вы так равнодушны к жизни? Вы? Такой молодой, счастливый?

-- Живу -- ничего, и умру -- ничего. Нет ли еще новенького?

-- Фурор! В первый раз в Петербурге! -- смеясь сказал Маров.

-- Нет! К черту! Надоело все это, -- апатично заметил князь. -- Еще чего-нибудь!

-- Андрюша, иди к maman, -- сказала Вера, заглядывая в дверь.

-- Куда? Наверх? -- с притворным ужасом спросил молодой князь.

-- Ну, да. К ней.

-- О, зачем я не ушел купаться с Димой! -- вздохнул Андрей, потянулся и стал лениво приподниматься.

-- Ты звала меня -- и я налицо, -- сказал он, входя в комнату матери.

Он тяжело опустился на низкий пуф около кресла княгини, взял ее руку и поцеловал. Княгиня сидела у окна и держала в руке крошечный носовой платок. Глаза ее были заплаканы и красны.

-- Случилось что-нибудь? -- с легкой тревогой спросил Андрей.

-- Ты спрашиваешь? -- в приподнятом тоне заговорила княгиня. -- Но разве ты сам не видишь?

-- Не вижу, maman.

-- Разве ты не знаешь, на что пошел твой отец, чтобы спасти тебя?

-- Не знаю, maman. На что он пошел?

-- Но он принужден был занять у этого... этого Гарушина. Тот еще ломался, чуть не отказал. Теперь мы принуждены принимать его, заискивать в нем... Про него ходят ужасные слухи. Все состояние свое он нажил тем, что разорял других. Ради тебя мы решились накинуть эту петлю, но она душит нас!

Княгиня заплакала.

-- Условия, кажется, не тяжелы? -- тихо заметил сын.

-- Но отчего они не тяжелы? Этот человек никогда ничего не делал даром! Когда он входит сюда, я чувствую, что он оскорбляет нас.

-- Это немножко фантазия, maman. Я, напротив, заметил, что он чрезвычайно почтителен.

-- Он оскорбляет нас! -- запальчиво повторила княгиня и слегка стукнула кулачком по столу. -- Он тешится нашей зависимостью и необходимостью переносить его присутствие. Я не могу, не могу! -- Она закатила глаза и закрыла лицо платком.

Андрей молчал и громко дышал, складываясь почти пополам на низком пуфе.

-- Зачем он ездит так часто и привозит с собой своего сына? -- тоном трагической актрисы спросила княгиня.

Андрей продолжал дышать.

-- Этот сын... У него не дурные манеры, я не говорю! Но что ему надо у нас?

-- Ты думаешь, ему что-нибудь надо? -- со скукой и недоумением спросил князь. Княгиня горестно потрясла головой и развела руками.

-- Послушай, Andre, я могу говорить об этом только с тобой. Твой отец стал слаб и нервен. Последний удар сильно поразил его. Теперь он немного успокоился. Но я не спокойна! Я вижу вещи, которые... Я угадываю... Словом, мне кажется, что этот Гарушин чуть ли не метит в зятья.

Княгиня криво усмехнулась и высоко подняла голову. Андрей встрепенулся.

"Чепуха! -- сейчас же решил он про себя. -- Дочери у него нет и мне жениться там не на ком. А недурно бы! -- прикинул он приблизительную долю состояния воображаемой невесты. -- Впрочем, к черту!"

-- А если он метит? -- с ударением повторила княгиня.

-- Дочери у него нет? -- для полноты уверенности спросил Андрей.

-- У него есть сын! -- крикнула мать.

"Меня, значит, не женят", -- сообразил опять князь и вдруг лениво улыбнулся.

-- у Веры было бы крупное состояньице! При ее направлении, впрочем...

-- Но он -- Гарушин... Дед этого Александра был мошенник и пьяница, отец -- кулак.

Молодой князь не любил длинных разговоров и теперь вдруг почувствовал утомление и досаду.

-- Но ты напрасно волнуешься, maman. Пока, я не вижу оснований...

-- Что же ему нужно? -- заговорила Софья Дмитриевна, бросая платок на стол и поднося ладони к глазам так, как будто старалась разобрать что-то на них. -- Что ему нужно у нас? Постоянно? Чуть не каждый день?

-- Не вели принимать, -- рассеянно посоветовал Андрей.

-- Да ты ребенок! -- закричала княгиня. -- Ты не понимаешь, что мы не имеем права оскорблять его? Не имеем! Мы в его руках, в его власти, в его распоряжении, и наш отказ его сыну будет нашим разорением. Ты не понимаешь!

-- Зачем же вы у него брали? -- апатично спросил Андрей.

-- Где же было взять? У кого? Надо было спасать тебя, твое имя.

-- Досадный случай! -- сказал Андрей.

-- Княжна Баратынцева жена господина Гарушина! -- с горечью проговорила княгиня.

-- Я, кажется, не буду лишней? -- вдруг спросила Вера, появляясь в дверях.

-- Ты подслушивала? -- гневно вскрикнула Софья Дмитриевна.

-- Нет... Я не подозревала, что у вас с братом тайное совещание, вы говорили громко, и я слышала невольно.

Вера не трогалась с места, княгиня и Андрей повернулись к ней, ожидая, что она будет говорить. Девушка, наконец, слабо улыбнулась и провела рукой по лицу.

-- Разве это не странно, что вы уже все решили здесь за меня? -- сказала она. -- Моя мать решила, что я должна ради спасения... имущества выйти за человека, которого я не люблю и не уважаю. При этом пострадает блеск имени, но я буду отстранена, и это забудется!

-- Вера! -- строго окликнула ее княгиня. Но девушка продолжала:

-- Моя мать решила за меня, что я своей жизнью могу и должна заплатить за кутежи своего братца.

-- Ты бредишь! -- крикнула княгиня.

-- Нет, это правда! -- горячо возразила Вера. -- Я знаю тебя достаточно, чтобы утверждать, что твое решение в этом деле было принято, оставался один чисто внешний вопрос. Но я? Подумала ли ты обо мне? -- с заметной дрожью в голосе спросила она.

-- Ты пришла оскорблять меня! -- вскрикнула княгиня, хватаясь за голову.

Вера глядела на нее, и опять натянутая улыбка пробежала по ее лицу.

-- Я пришла сказать, что ни продать, ни купить меня нельзя. Мама! -- вскрикнула она вдруг, заметив внезапную бледность княгини. -- Мама, прости меня! Ну, прости...

Она бросилась к матери, опустилась на колени перед ее креслом и, завладев ее рукой, прижала ее к своему лицу.

-- Мама, не сердись... не принимай к сердцу. Если бы ты знала!.. Мне бы только чуточку уверенности, что ты любишь меня. Понимаешь, я не верю... Я мучусь. Между мной и всеми вами, моими близкими, какая-то стена. Ты никогда не хотела понять меня, а я думаю, что нельзя не понять того, кого любишь. Я зла иногда, резка, груба, может быть, но это оттого, что мне больно. Мама, скажи мне что-нибудь ласковое, одно слово!..

-- Я... хотела... продать... свою дочь? -- с расстановкой сказала княгиня. Она закатила глаза, горестно покачала головой и замолчала, словно подавленная. Потом она глубоко вздохнула, силой отняла свою руку у дочери и, поднявшись с кресла, величественно вышла из комнаты. Вера осталась на полу.

Никто не заметил, когда ушел Андрей.