XIV

Когда все гости разъехались, а хозяева разошлись по своим комнатам, Андрей и Маров быстро шагали по темной дороге к дальнему флигелю.

-- Из комнаты матери видны окна, -- говорил Андрей, шагая развалисто и лениво, -- но щели ставней я приказал заклеить и промазать. Чисто.

Он тихо засмеялся.

-- Если бы музыки какой-нибудь! -- щелкнул пальцами Маров. -- Вот этих бы песенников, что за обедом пели. Как ваше мнение, князь?

-- Это можно, -- согласился Андрей. -- Кто идет? -- окликнул он.

-- Я! -- ответил тонкий голосок, и из темноты прямо под ногами идущих вынырнула маленькая фигура грума.

-- Немного спустя сбегаешь к песенникам в сарай и приведешь их к нам. Скажи, не пожалеют.

-- Приведу! -- с веселой готовностью отозвался мальчик.

-- Ты это куда?

-- Вина еще кое-какие относил, -- смеясь, ответил грум.

-- Много?

-- Насилу сволок корзину.

-- Чего ты хохочешь, дурак? Пошел! -- добродушно сказал князь, и мальчишка весело подпрыгнул и скрылся в темноте.

-- Дождя бы не было! -- озабоченно заметил Андрей.

-- Все равно намокнем, -- пошутил Маров.

-- Девки из села не придут.

-- А хотели? -- встрепенулся Маров.

-- Ну, еще бы! -- спокойно сказал князь.

За оградой в темноте можно было различить несколько экипажей, во флигеле было уже людно. На столе и на полу стояли корзины с бутылками и посудой, в бумажных мешках находилось "угощение" для девушек, состоящее из пряников и орехов. В углу, под образом на старинном кресле красного дерева сидел Александр Гарушин, брезгливо оглядывался и ежился. Гости сидели на стульях, на подоконниках, громко говорили, курили, и в комнате становилось уже шумно и душно.

-- Помогите мне разобраться, Вадим Петрович! -- закричал Андрей.

-- С удовольствием, князь, с удовольствием! ответил Маров. -- Сделаем маленькое обозрение.

-- Отец хорошо кормит, -- продолжал Андрей, но сам пить никогда не умел и толку в винах, смело скажу, не знает. Вот эта... -- сказал он и поднял бутылку, поглаживая ее сверху по этикетке, -- эта за себя постоит! Рекомендую смело.

Князь и Маров стали откупоривать бутылки, выкрикивая название вин. Все общество сплотилось вокруг стола. Раздавались отдельные голоса, требующие того или другого. Многие мужчины явились сюда уже немного навеселе и только заканчивали здесь начатую процедуру опьянения.

-- Ужасно я не люблю, когда, это, обед и тут же, это, дамы, -- рассуждал кто-то. -- Ужасно, это, стесняет.

-- Хороший коньяк! пре-екрасный коньяк! -- слышалось восторженное восклицание.

-- Вы что это, Александр Петрович, точно раскисли, -- спросил Андрей.

-- У меня что-то желудок... Вообще, я, кажется, нездоров.

-- А вот не хотите ли поправиться? -- крикнул Маров, протягивая ему стакан.

-- Я бы сельтерской... с коньяком.

Оживление быстро возрастало. Слышался смех, сквозь общий гул прорывались громкие, не всегда скромные замечания, костюмы и лица принимали растерзанный, неприличный вид.

-- Листовича нет. Где Листович?

-- Нет -- так будет, -- сказал князь.

-- А я ему говорю... -- заливаясь рассыпчатым смехом рассказывал кто-то. -- А я ему говорю, т. е. это он мне говорит... -- Смех длился беспрерывно, заглушая рассказ.

-- Да ну вас к черту! -- вспыльчиво вскрикивал, наконец, какой-нибудь потерявший терпение слушатель.

-- Вот и Листович! -- заметил князь.

Ржавые петли взвизгнули, входная дверь открылась, но в дверях стоял не Листович, а тоненькая фигура Димы. Большие глаза мальчика удивленно и радостно оглядывали комнату.

-- Ага! -- сказал он своим звонким голоском, -- попались... Я уже давно подозревал... Вот зачем Андрюша взял ключ!

-- Тебе чего? Пошел назад! -- добродушно скомандовал молодой князь. -- Иди, иди, а то сам выставлю.

-- Ну, что, Андрюша? Ну, позволь! -- плаксиво заговорил Дима с порога. -- Ну, разве я тебе мешаю? Ну, что, право...

-- Да ведь ты поросенок! -- смеясь, ответил Андрей.

-- Ну, Андрюша! -- продолжал Дима, набираясь смелости и приближаясь к столу. -- Ну, я тебя прошу!

-- Оставьте его, князь! -- вступился кто-то. -- Чем он не мужчина? Бери, брат, стакан, чокнемся.

-- Конечно! Зачем его гнать? Пусть привыкает. Не красная девушка, -- поддерживали голоса.

-- Можно, Андрюша? -- робко просил мальчик. -- Ты думаешь, я не умею пить? Ты думаешь, я не привык?

-- Ну, пришел, так уж пей! -- махнув рукой, решил князь и дружески хлопнул брата по плечу. -- За догадку! -- прибавил он.

-- Ловко ли будет? -- тихо заметил Маров. -- Все-таки он еще дитю...

-- Ну, пустяки! -- успокоил его Андрей. -- Я его знаю, он сразу напьется и заснет. У этих поросят нет меры... Чего тебе, поросенок?

Но Дима уже завладел первой попавшейся бутылкой и с жадным, сосредоточенным лицом наливал вино в стакан.

Марова, что называется, разобрало.

-- Музыки! Музыки! -- молил он, закатывая глаза и прижимая руки к жилету. -- Понимаешь ли ты, чего жаждет моя душа? -- спрашивал он, обращаясь к соседу. -- Только по этому воплю знаю я свою душу, знаю, что есть она, есть еще, подлая!

Он драматически потряс кулаком и ударил им себя в грудь.

-- Вы что смотрите на меня, Александр Петрович? -- обратился он к Гарушину. -- Вам не нравится мое заявление, что у меня есть душа? Повторяю вам, есть она! А вы, кажется, наверно знаете только то, что у вас есть желудок?

Он перегнулся через стол и насмешливо глядел в лицо Александра.

-- Отстаньте от меня! -- брезгливо ответил Гарушин. -- Ваше остроумие не забавно.

-- Желудочек! -- ласково продолжал Маров. -- Недаром, вы так часто повторяете: "У меня желудок"... А вот у меня так душа! Не веришь? -- опять обратился он к соседу. -- Думаешь, живет человек всю жизнь скотина-скотиной, пьянствует, безобразничает, все по дороге в грязь топчет, и вдруг говорит -- душа! А ведь есть она! Плачет! Ты думаешь, я себя в красивом виде представить хочу? А хочешь, я эту серебряную кружку украду? Она серебряная, ее заложить или продать можно, и я украду... Я могу украсть. Надо украсть -- украду, надо льстить -- льстить буду, надо убить... Нет, убить не могу... Струшу... Слишком я меленький, дрябленький, дрянненький... И душу в себе убить не могу... Чувствую, живет она здесь, плачет... плачет...

-- Нет, ты не плачь, -- сказал сосед, слышавший только последние слова. -- Ты лучше выпей.

Маров махнул рукой и подставил стакан.

-- Желудочек! -- сказал он, взглядывая на Гарушина, и улыбнулся ему.

-- Вы пьяны! -- презрительно ответил Александр.

-- Где вы пропадали? -- крикнул Андрей Листовичу. Тот вошел, окинул общество смеющимся взглядом и покачал головой.

-- Песенники идут! -- возвестил он.

-- Ого-го! -- закричали веселые голоса.

-- Юрочка! Душечка! -- нежно приветствовал его Маров, складывая губы сердечком. -- Радость моя!

-- Эк вы тут... -- засмеялся Листович. -- Вам, Вадим Петрович, папиросочку? Так, что ли?

-- Так, прелесть моя! У-y! Душка!

Стуча сапогами и весело улыбаясь, стали входить песенники,

-- Ого-го! -- закричали голоса, приветствуя их. Маров вскочил и ринулся им навстречу.

-- Жалобную! Слезную! -- молил он, складывая руки.

-- Ребята! Сперва промочите горло, -- скомандовал князь.

Когда хор запел, Маров опять выскочил из-за стола, встал к ним лицом и, вытянув руки, как крылья, плавно махал ими в такт, то приподнимаясь на цыпочки, то опускаясь вниз... Лицо его дрожало и глаза были полны слез.

Андрей пил много, и его прекрасные глаза начали щуриться и неестественно блестеть. Он не говорил, а только добродушно улыбался и крутил усы. Вдруг послышался шум, точно от падения тела, и раздался странный резкий крик. Это Дима, схватившись руками за голову, истерически закричал и упал с своего стула на пол.

-- Ну, вот и завизжал! -- равнодушно заметил князь Андрей. -- Я сказал -- меры нет.

Мальчика подняли и отнесли в соседнюю комнату.

-- Безобразие! Пороть бы мальчишку! -- процедил сквозь зубы Гарушин, которому крик Димы подействовал на нервы.

-- А вы, желудочек, кажется, испугались? -- насмешливо спросил его Маров.

-- Удалую! Веселую! -- требовали голоса.

Маров бросился к песенникам и опять замахал руками... Когда в приотворенную дверь флигеля заглянул ранний рассвет, в комнате царило безобразие во всей своей пьяной, безграничной силе. Гарушин иссиня-бледный, с искаженным от страдания лицом, стоял среди комнаты и покачивался на слабых ногах.

-- Мне дурно! -- задыхаясь, шептал он и искал руками опоры.

-- С водички разобрало. Вот так желудочек! -- хохотал над ним Маров.

-- Я вас раздавлю, -- тихо, но злобно ответил ему Александр и начал пробираться к двери.

-- Куда вы? -- спросил Листович.

-- Домой! Здесь общество дикарей и сумасшедших.

Но на пороге его чуть не сшиб с ног бежавший без оглядки грум.

-- Князь! Князь! -- звал он растерянно, с испуганным и побелевшим лицом. Он споткнулся на ступени и едва не упал.

-- Ты ошалел! -- гневно крикнул на него Гарушин, сторонясь и хватаясь за перила.

-- Князь! -- опять отчаянно крикнул грум. Он ворвался в комнату и, заглушая своим голосом пьяные песни и бестолковый гам, прокричал звонко и отчетливо: -- Князь Андрей Ильич! Старый князь кончаются! Княгиня велела вас будить... Еще дышит... Скорей велели, скорей! И князенка...

Песни стихли. Жуткая тишина сменила бесшабашное веселье. На пьяных лицах и в пьяных глазах мелькнуло испуганное сознание.

-- Князь Андрей Ильич! Старый князь кончаются... -- продолжал звенеть голос мальчика.

-- Как же мне? -- вдруг озадаченно проговорил молодой князь и попробовал приподняться. -- Диму тащите... Мать будет его искать... Вот еще... черт!

Но страшное известие несколько отрезвило его. Он встал и, сильно качаясь, вышел на крыльцо.

-- У меня отец умирает, -- сказал он Гарушину, проходя мимо него, и уже более твердой походкой пошел по дороге к дому.