Какъ только наши пріятели вошли въ залу ресторана, у Подобаева тотчасъ оказалось тамъ множество знакомыхъ. Онъ раскланивался на всѣ стороны, жалъ руки, улыбался и потягивалъ плечами, какъ человѣкъ который знаетъ что его всѣ любятъ и пожалуй даже заискиваютъ въ немъ. И хотя за нимъ помнили кое-что не вполнѣ благовидное, его въ самомъ дѣлѣ любили въ городѣ; и этимъ онъ былъ обязанъ единственно своей развязности и самоувѣренности.
Пріятели усѣлись за столикъ и спросили себѣ обѣдъ. Подлѣ нихъ, повернувшись къ окну, какой-то господинъ лѣтъ тридцати и можетъ-быть съ небольшимъ внимательно читалъ газету, и когда они проходили мимо, искоса взглянулъ на нихъ изъ-за листа, но тотчасъ же, какъ бы не желая быть замѣченнымъ, опустилъ глаза и углубился въ чтеніе.
-- Николай Михайловичъ! окликнулъ его Подобаевъ.
-- А, здравствуйте, отозвался тотъ, не совсѣмъ охотно оставляя газету и поворачиваясь на стулѣ.
Ильяшевъ съ этихъ первыхъ словъ замѣтилъ что тутъ Подобаевъ совсѣмъ не держалъ себя такимъ козыремъ какъ съ другими и едва ли даже не пасовалъ.
-- Что вы тамъ въ газету углубились? Не хотите ли къ намъ подсѣсть? продолжалъ онъ, подвигая тарелки чтобъ очистить на столикѣ мѣсто.-- Ильясовъ, докторъ Вретищевъ, поспѣшно познакомилъ онъ молодыхъ людей.
Докторъ неторопливо и все съ тѣмъ же оттѣнкомъ неохоты подвинулъ свой стулъ къ столику, но не забылъ взять съ собой газету. Ильяшевъ тутъ только разсмотрѣлъ его лицо, не очень полное и не худощавое, смуглое, съ мягкою и блестящею черною бородой. Оно останавливало на себѣ вниманіе отпечаткомъ какой-то внутренней жизни, спокойно проступавшей въ каждой чертѣ лица и въ особенности въ глазахъ, свѣтлосѣрый блескъ которыхъ не совсѣмъ гармонировалъ со смуглостью кожи и чернотой волосъ. Эти глаза тоже выражали чрезвычайно много спокойствія и какъ будто даже лѣни, во это выраженіе можно было бы принять и за отпечатокъ недюжинной силы.
-- Да бросьте вы эту газету, неужели вамъ Наполеоны еще не надоѣли? заговорилъ Подобаевъ и потянулъ за кончикъ печатный листъ.
Докторъ, какъ бы не замѣтивъ этого, спокойно поставилъ на газету локоть.
-- Мнѣ вотъ и климатъ здѣшній очень надоѣлъ, такъ что жъ съ этимъ дѣлать? возразилъ онъ чуть усмѣхнувшись подъ мягкими черными усами.-- А отъ Наполеоновъ гораздо труднѣе отдѣлаться, чѣмъ, напримѣръ, намъ съ вами отъ дурнаго климата.
Подобаевъ счелъ умѣстнымъ разсмѣяться, и Ильяшеву этотъ смѣхъ показался какимъ-то дрянненькимъ.
-- Вы Наполеона точно климатомъ какимъ то считаете! воскликнулъ Подобаевъ.
-- Да съ, почти что въ этомъ родѣ; потому что иначе какъ бы его стали переноситъ? отвѣтилъ докторъ, глядя куда-то въ сторону.
Подобаевъ все продолжалъ смѣяться: ему казалось что докторъ говоритъ смѣшное, и что смѣяться слѣдуетъ. Онъ разлилъ вино и подвинулъ стаканъ къ доктору.
-- Нѣтъ-съ, очень вамъ благодаренъ; я за обѣдомъ пилъ уже, отказался тотъ.
-- Да помилуйте, на шампанское времени нѣтъ, вы меня обидѣть хотите! воскликнулъ Подобаевъ.-- Я за ваше здоровье пью!
И онъ приблизилъ къ нему свой стаканъ чтобы чокнуться.
Докторъ долженъ былъ то же поднять свой стаканъ и отхлебнуть.
-- Мнѣ и пора отсюда, сказалъ онъ тотчасъ же и взялъ съ окна шляпу.
Подобаевъ сконфузился: ужъ очень похоже было на то что докторъ нарочно избѣгалъ его. Онъ даже покраснѣлъ, пожимая ему руку и какъ-то нечаянно, безъ всякой надобности, чтобы только что-нибудь сказать, спросилъ:
-- А какъ Полина Матвѣевна? Давно вы у нея были?
Докторъ остановился и посмотрѣлъ на него.
-- Да вѣдь мы вчера съ вами тамъ встрѣтились? возразилъ онъ, и въ глазахъ его мелькнуло что-то такое что заставило Подобаева еще больше сконфузиться.
-- Кажется не глупый человѣкъ? обратился къ нему Ильяшевъ, когда невысокая фигура доктора скрылись за дверью.
-- Умницей первѣйшимъ здѣсь считается и очень въ ходу, отвѣтилъ съ какою-то гримасой Подобаевъ.-- Но претяжелый по-моему господинъ, и право, чортъ его знаетъ что онъ въ сущности за человѣкъ.
Ильяшевъ ограничился тѣмъ что подмѣтилъ въ отношеніяхъ доктора къ его пріятелю и не сталъ больше разспрашивать.
Подобаевъ разлилъ еще бутылку, и поднявъ стаканъ къ губамъ, поставилъ локти на столъ и лилъ малыми глотками не отрываясь. Онъ нѣсколько отяжелѣлъ, и его широкій мускулистый затылокъ сдѣлался багровымъ.
-- Такъ-то мы съ тобой главныя пружины смазали и завели сегодня, заговорилъ онъ къ Ильяшеву, раскрывая щурившіеся глаза -- Теперь только маятникъ толкнуть, и пойдетъ: чикъ-чикъ, чикъ-чикъ.
Онъ помолчалъ и опять тихо, точно прислушиваясь къ чему-то и помахивая пальцемъ, повторилъ:-- чикъ-чикъ, чикъ-чикъ...
-- Не пора ли намъ въ театръ? перебилъ его Ильяшевъ, испугавшійся чтобы Подобаева не разобрало.
Тотъ посмотрѣлъ на часы.
-- Пожалуй что пора. Эй, зельтерской воды! крикнулъ онъ человѣку.
Выливъ залпомъ два стакана зельтерской воды, онъ еще помочилъ въ ней салфетку и тутъ же въ залѣ вытеръ ею лицо.
-- Ну, ѣдемъ, обратился онъ уже совершенно освѣжившійся къ Ильяшеву.-- Главное, добавилъ онъ къ чему-то, идя по залѣ,-- обрываться не слѣдуетъ: зацѣпился и держись.
Въ театръ они поспѣли какъ разъ во-время: Нельгунова только-что вошла въ ложу и облокотившись на барьеръ полненькими съ ямочками локотками обводила биноклемъ съѣзжавшееся общество. По случаю бенифиса небольшой губернскій театръ иллюминовался a-giorno, какъ возвѣщала нѣсколько смѣло афиша, и былъ полонъ. Но Нельгунова почти никого не успѣла разглядѣть: ея вниманіе тотчасъ сосредоточилось на одной ложѣ визави въ бель-этажѣ, и бинокль, направленный на эту точку, остановился въ ея рукѣ. Она увидала молодую и щегольски одѣтую даму, которая, опустивъ на барьеръ маленькую бѣленькую ручку, полу отвернулась къ вошедшему вслѣдъ за ней мущинѣ высокаго роста и что-то говорила ему. Красивое лицо этой дамы было совершенно незнакомо Нельгуновой; но въ мущинѣ она узнала очень хорошо извѣстнаго ей Соловцова.
-- Кто это? съ самымъ живымъ любопытствомъ обратилась она къ Подобаеву, указывая на интересное визави.
Подобаевъ, лорнировавшій ложи, тоже съ величайшимъ любопытствомъ смотрѣлъ на незнакомое лицо.
-- Въ первый разъ вижу, проговорилъ онъ, пожавъ плечами.
-- Я хоть и пріѣзжій, вѣроятно одинъ могу отвѣтить на вашъ вопросъ, вмѣшался Ильятевъ.
Нельгунова съ любопытствомъ обернулась къ нему.
-- Въ самомъ дѣлѣ? вы ее знаете? спросила она.
-- Мы ѣхали вмѣстѣ изъ Петербурга и я познакомился съ ней въ вагонѣ.-- Фамилія ея Шелопатова, она въ первый разъ здѣсь въ N--скѣ.
-- Я такъ и думала... но собственно кто жъ она такая?..
-- Больше ничего не знаю, кромѣ того что прехорошенькая, отвѣтилъ Ильяшевъ.-- Посмотрите, она теперь повернулась къ намъ и опустила бинокль.
Нельгунова опять навела на нее трубку.
-- Очень хорошенькая; но совершенно имѣетъ видъ d'un oiseau de passage, отозвалась она, и съ пренебреженіемъ уронила бинокль.
-- Какъ ты мнѣ ничего во сказалъ до сихъ поръ? упрекнулъ Подобаевъ Ильяшева.
-- А у васъ уже и глазки разгорѣлись? обратилась къ нему Нельгунова.-- Посмотрите-ка, Соловцовъ раньше васъ пристроился.-- Не стыдно вамъ?
Ильяшевъ сидѣлъ за стуломъ Нельгуновой и все посматривалъ на ея плечи и спину, сквозившія подъ тюлемъ. "Чортъ знаетъ, какая красивая женщина", думалось ему.
-- Послѣ Петербурга вамъ нашъ театръ жалкимъ долженъ показаться, обратилась къ нему черезъ плечо Нельгунова.
Ильяшевъ отвѣтилъ и поддержалъ разговоръ. Онъ сообщилъ нѣсколько интересныхъ петербургскихъ новостей и разказалъ даже какой-то весьма свѣжій и занимавшій столичное общество анекдотъ; и хотя весь интересъ этого анекдота заключался въ томъ что какое-то лицо съ очень громкимъ именемъ сказало какую-то пошлость о другой особѣ съ еще болѣе громкимъ именемъ, но такое сочетаніе двухъ совершенно громкихъ именъ рѣшительно вывезло и анекдотъ, и самого Ильяшева, и Нельгунова совсѣмъ повернула къ нему свой профиль и раза два остановила на немъ продолжительный и въ высшей степени благосклонный взглядъ. У Ильяшева даже духъ слегка занялся, когда онъ пристально заглянулъ подъ ея темныя рѣсницы.
Въ эту минуту капельдинеръ стремительно распахнулъ дверь жъ ихъ ложу, и въ перспективѣ появилась фигура губернатора. Во фракѣ со звѣздой, маленькій, сухенькій, съ большимъ носомъ, узко прорѣзанными свѣтленькими глазками, тонкими губами и легкою просѣдью въ желтоватыхъ волосахъ, губернаторъ еще въ дверяхъ началъ шаркать и семенить ножками, точно дѣлалъ chassé en avant въ кадрили. Его зеленое, выбритое и сморщенное, впрочемъ не глупое лицо улыбалось такимъ совершеннымъ и безподобнымъ образомъ что съ этакою улыбкой не дурно было бы войти куда-нибудь даже особѣ дипломатическаго значенія.
Нельгунова тотчасъ представила ему Ильяшева; губернаторъ подалъ ему руку (онъ въ видахъ популярности, рѣшительно всѣмъ, даже просителямъ, подавалъ руку) и съ какимъ-то ожиданіемъ посмотрѣлъ на него своими узкими глазками, продолжая все такъ же безподобно улыбаться. Подобаевъ, откланявшись, тотчасъ шмыгнулъ куда-то за дверь, и черезъ нѣсколько минутъ Ильяшевъ увидѣлъ его въ губернаторской ложѣ, подлѣ пожилой, чрезвычайно высокой и некрасивой дамы, которую уже по однимъ величавымъ позамъ нельзя было не признать за начальницу губерніи. Разглядѣвъ тамъ своего пріятеля, Ильяшсвъ кое-что подумалъ и сообразилъ.
Нельгунова, между тѣмъ, желая завязать общій разговоръ, упомянула о только-что сообщенномъ Ильятевымъ анекдотѣ; оказалось что особы съ громкимъ именемъ были близко извѣстны губернатору, и потому онъ этимъ анекдотомъ заинтересовался и попросилъ Ильяшева повторить его. Ильяшевъ съ удовольствіемъ повторилъ; и тутъ оказалось кромѣ всего что особа сказавшая пошлость приходилась губернатору сродни, а особа которой была сказана пошлость совсѣмъ не пользовалась его расположеніемъ; изъ всего этого произошло что пошлость была принята губернаторомъ такъ точно какъ а петербургскими сферами, то-есть за отмѣнную остроту, и доставала сановнику отмѣнное удовольствіе. Онъ даже попросилъ Ильяшева еще разъ сказать самую суть анекдота и даже въ полголоса повторилъ за нимъ составлявшую эту суть французскую фразу и въ заключеніе выразилъ удивленіе что кузина баронесса С. ничего не написала ему объ этомъ изъ Петербурга. Короче, анекдотъ произвелъ самое пріятное и многообѣщающее впечатлѣніе, какого Ильяшевъ даже не ожидалъ. Нѣсколько вопросовъ сдѣланныхъ затѣмъ губернаторомъ сообщили разговору такой удачный оборотъ что Ильяшеву представился случай заявить даже о своемъ намѣреніи поступить на службу, и притомъ въ самыхъ ловкихъ и мастерски польстившихъ губернатору выраженіяхъ. Въ подходѣ этомъ обнаружилось со стороны Ильяшева столько ловкости что даже Нельгунова, которой такой разговоръ насколько не касался, вслушивалась въ него съ удовольствіемъ, именно за его ловкость, и наградила молодаго человѣка продолжительнымъ и еще болѣе благосклоннымъ взглядомъ.
Во второмъ антрактѣ Подобаевъ вернулся въ оожу, а Ильяшевъ вышелъ въ фойе, въ надеждѣ встрѣтить тамъ Шелопатову. Дѣйствительно, черезъ минуту она явилась, сопровождаемая Соловцовымъ, а замѣтивъ Ильяшева, тотчасъ подозвала его и познакомила съ генераломъ. Молодому человѣку было очень лестно познакомиться съ генераломъ такой представительной наружности и очевидно принятымъ въ самомъ лучшемъ обществѣ, и онъ тутъ же, сохраняя пріятную и не лишенную достоинства улыбку, сказалъ кое-что совсѣмъ не глупое и не лишенное для генерала значительнаго интереса. Катерина Петровна взяла его тотчасъ подъ руку; Соловцовъ воспользовался этимъ чтобъ обойти знакомыя ложи, гдѣ его всюду забросали вопросами о его дамѣ, на которые онъ отвѣчалъ хотя очень правдоподобно и даже складно, но весьма не близко къ истинѣ; губернаторшѣ же онъ прямо сказалъ что IIIелопатова вдова, пріѣхавшая въ N--скую губернію навѣстить родственниковъ, и что у нея есть братъ, гвардейскій полковникъ. Катерина Петровна въ это время отвела Ильяшева къ себѣ въ ложу, попрекнула что онъ до сихъ поръ не навѣстилъ ее и завела оживленный разговоръ, въ которомъ вначалѣ и какъ-то очень кстати появился все тотъ же гвардейскій полковникъ, а подъ конецъ оказалось даже что и Степанъ Андреичъ Соловцовъ приходится ей какъ-то сродни, впрочемъ не очень близко. Такимъ образомъ Ильяшевъ просидѣлъ съ ней третій актъ, а вернувшись въ ложу Нельгуновой, опять нашелъ случай занять вниманіе начальника губерніи нѣкоторыми свѣдѣніями о Катеринѣ Петровнѣ, которую описалъ женщиной чрезвычайно не глупою и интересною. При этомъ, конечно, онъ далъ понять что ему вовсе не безызвѣстна нѣкоторая двусмысленность въ положеніи Катерины Петровны, но что онъ считаетъ совершенно не нужнымъ объяснять это въ томъ отмѣнномъ обществѣ въ которомъ теперь находится.
Къ концу спектакля его ожидалъ еще одинъ значительный и чрезвычайно пріятный успѣхъ, на который онъ менѣе всего смѣлъ разчитывать. Именно Подобаевъ, успѣвшій опять побывать въ губернаторской ложѣ, спѣшно вызвалъ его и сообщилъ что начальница губерніи, заинтересованная анекдотомъ о двухъ особахъ съ громкимъ именемъ, пожелала видѣть его и услышать этотъ анекдотъ отъ него самого. Ильлшеву, разумѣется, оставалось только радостно повиноваться; и одушевляемый необычайными успѣхами этого дня, онъ разказалъ свой анекдотъ такъ весело и твердо что произвелъ на начальницу губерніи самое пріятное впечатлѣніе, и тутъ же, послѣ краткаго и благосклоннаго осмотра, получилъ приглашеніе на четверги.
Вернулся онъ домой въ наиболѣе счастливомъ настроеніи духа и даже не разсердился на дворника, полчаса не отпиравшаго ему калитку; предъ разгоравшеюся зарей благополучія онъ могъ относиться съ чувствомъ прощенія къ этимъ мелкимъ невзгодамъ домашней жизни.