о томъ, какъ мы провели святочный вечеръ.
Въ камелькѣ пылалъ яркій огонь. Дядюшка облекся въ халатъ, закурилъ трубку и усѣлся въ свое любимое старое кресло.
-- Вы болтайте, а я слегка того... подремлю,-- сказалъ онъ.
Мы расположились около него на коврѣ. Въ печной трубѣ завывалъ вѣтеръ, непогода разыгрывалась на дворѣ, но тѣмъ уютнѣе чувствовали мы себя въ маленькой комнатѣ, озаренной теплыми лучами гостепріимнаго очага. Трепетныя тѣни причудливой формы рисовались на противуположной стѣнѣ, и между ними носъ Фили игралъ не послѣднюю роль: то протягивался онъ черезъ всю комнату до самаго угла, то пропадалъ совсѣмъ...
По совѣту Андрея Иваныча, Фиця отдѣлался отъ докучныхъ воротничковъ, и теперь, вертя свободно головою, ощущалъ извѣстный комфортъ.
-- А я совсѣмъ не хочу того... дремать,-- сказалъ онъ.-- Но странное дѣло! я не могу вамъ разсказать ни одного анекдота... Совершенно позабылъ, чѣмъ они кончаются..
Жукъ не сводилъ глазъ съ огня; въ его черныхъ зрачкахъ отражалось пламя, и лицо казалось очень оживленнымъ.
-- Ну-съ, господа, я ложусь и буду слушать то, что вы разскажете,-- рѣшилъ Филя.
-- Ты любишь огонь, Жукъ!
-- Люблю... Всѣ дикари любятъ огонь. Посмотри только, какъ тамъ весело! сколько камней самоцвѣтныхъ... Тамъ живутъ саламандры, Сеня!
-- Никогда не видалъ,-- замѣтилъ я наивно.
-- Господа, если вы будете говорить такой вздоръ, то я засну,-- объявилъ намъ Филя.
-- Засыпай, Филька, не то разбудишь Андрея Иваныча,-- сказалъ ему Жукъ и снова повернулся къ камельку.-- Когда я смотрю на огонь, мнѣ всегда представляется, что такъ-же свѣтло и весело было у насъ въ домѣ давно тому назадъ... Я былъ такой маленькій, что меня носили еще на рукахъ... Все блестѣло вокругъ. Слышались не то музыка, не то пѣсни. Мать тогда была жива, но я вижу ее какъ въ туманѣ; отецъ представляется, напротивъ, очень ясно... онъ бралъ меня на руки и танцовалъ... Андревна увѣряетъ, что ничего такого не было, что все это я видѣлъ во снѣ...
-- Отчего-же ты не спросишь у отца: было это, или нѣтъ?-- полюбопытствовалъ я.
Жукъ усмѣхнулся.
-- Отчего?!. Вотъ ты будешь у насъ и -- увидишь отчего...
-- Впрочемъ, продолжалъ Жукъ серьезно,-- если-бы отецъ и любилъ разговаривать, то именно объ этомъ я боялся-бы его спросить...
-- Когда-же вы перебрались въ деревню?
-- Съ тѣхъ поръ, какъ я себя помню... Все у насъ было такъ-же, какъ и теперь, но только отецъ и Андревна постарѣли... Никто никогда къ намъ не заглядывалъ... Онъ все рѣже со мной говорилъ, но не любилъ, чтобъ я отходилъ далеко. Я долженъ былъ непремѣнно что-нибудь пилить, строгать или вырѣзывать. Ни дѣтскихъ книгъ, ни игрушекъ у меня не было... Отецъ очень рано началъ меня учить, но не такъ, какъ другихъ учатъ, Сеня. Половина азбуки нарисована была на стѣнѣ дома, другая -- на заборѣ; самъ я писалъ буквы углемъ на чемъ попало. Чтобы написать короткое словцо, приходилось подчасъ много бѣгать, за-то и оставалось оно въ головѣ навсегда. У меня были картинки, но не такія, какъ у тебя въ книжкѣ, а большія, во весь ростъ...
-- Что-же это за картинки, Жукъ?..
Онъ усмѣхнулся.
-- Ну, вотъ, напримѣръ, у тебя дерево нарисовано и подписано ясень. Поди разбирай, что это такое? А мой ясень былъ настоящій,-- высокій такой, что голову вотъ какъ надо закинуть,-- понимаешь?.. Потомъ отвезли меня въ школу. Послѣ деревни мнѣ показалось тамъ такъ тѣсно, душно... Да и говорить-то я не привыкъ, а имъ это и любо... Доставалось мнѣ на первыхъ порахъ больше, чѣмъ тебѣ, Сеня...
Огонь догоралъ въ камелькѣ. Мы замолчали и задумались.
-- Вотъ странно, какъ я разговорился сегодня!-- неожиданно замѣтилъ Жукъ, озираясь по сторонамъ.
-- Хе, хе, хе!-- произнесъ дядюшка, открывая хитрые глаза и потягиваясь.
-- Дядюшка, вы спали, или нѣтъ?-- спросилъ я.
-- Спалъ, Сеня, и во снѣ слышалъ того... вашъ разговоръ, и помню твоего отца, Жукъ, не совсѣмъ такимъ, какъ ты его описалъ. Въ мое время -- это былъ того... проказникъ...
Жукъ подсѣлъ къ нему и спросилъ:
-- Когда-же вы видѣлись съ отцомъ послѣдній разъ?
-- Давненько, Жукъ! на твоихъ крестинахъ. Я уѣхалъ потомъ въ Петербургъ.
-- Такъ вы знали мою мать, Андрей Иванычъ?
-- Еще-бы!-- отвѣчалъ дядюшка.
Огонь догаралъ въ камелькѣ. Трепетныя тѣни скользнули по лицу Жука. Мнѣ показалось, что оно приняло печальное, какъ будто старческое выраженіе.
-- Отецъ не разсказывалъ тебѣ, какъ онъ оставилъ службу, какъ перебрался на хуторъ?-- спросилъ дядюшка, наклоняясь и мѣшая щипцами горячіе угли.
-- Нѣтъ,-- протяжно произнесъ Жукъ въ глубокомъ раздумьи.
-- Значитъ, и не надо.
Онъ, какъ будто, хотѣлъ что-то сказать, но вмѣсто вопроса тихо повторилъ слова:
-- Значитъ, и не надо.
За дверью послышался стукъ и голосъ мамы:
-- Братецъ, къ намъ гости!
Дядюшка всталъ и спѣшилъ одѣться.
-- Гости!-- вскричалъ Жукъ, тоже вскакивая на ноги,-- гости?! такъ позвольте мнѣ остаться здѣсь...
-- Какъ-бы не такъ!-- возразилъ дядюшка.-- Нѣтъ, почтеннѣйшій, съ этого дня ты долженъ быть того...
Мы не узнали, чѣмъ долженъ быть Жукъ, потому что дядюшка, шагая проворно по комнатѣ, набрелъ на распростертаго Филю и чуть не упалъ.
-- Это что за... того?!.-- воскликнулъ онъ.
Мы растолкали Филю; но оказалось, что если давеча онъ многое позабылъ, то теперь рѣшительно ничего не понималъ... Холодная вода привела его въ сознаніе...
-- Ахъ, гости! давно-бы вы сказали! Очень радъ...-- заговорилъ Филя.
Минутъ черезъ пять мы вышли въ залу.
Филя проскочилъ впередъ, я за нимъ; дядюшка, съ Жукомъ на буксирѣ, замыкалъ шествіе.
Въ залѣ, кромѣ мамы, сидѣли еще двѣ мамаши: тетушка Марья Сергѣвна Лямина и Анна Гавриловна Брянская, наша сосѣдка; двѣ дѣвочки, дочки ихъ: блондинка Соня, моя кузина, и брюнетка Катя, ея ровесница, ходили взадъ и впередъ по комнатѣ, взявшись подъ руки, и весело болтали между собою.
У самыхъ дверей въ столовую стоялъ высокій и плотный господинъ съ гладко выбритымъ, лоснящимся подбородкомъ,-- нашъ старинный знакомый. Мы звали его просто толстякомъ. Онъ приходилъ въ гости собственно для того, чтобы поѣсть, и теперь съ неудовольствіемъ замѣчалъ, что столъ въ столовой до сихъ поръ не былъ накрытъ.
-- Здравствуйте, Андрей Иванычъ,-- сказалъ онъ дядюшкѣ.-- Я тутъ обсерваторію устроилъ... смерть хочется чайку выпить...
-- Сейчасъ, сейчасъ!-- утѣшилъ его Андрей Иванычъ, не выпуская изъ рукъ Жука.
-- Bonjour, m-lle Sophie, bonjour, m-lle Catherine! Comment va la, santé?-- освѣдомлялся Филя, расшаркиваясь передъ барышнями.
-- Замѣчай,- Жукъ, какіе свѣтскіе люди бываютъ,-- наставлялъ дядюшка своего спутника.
-- Филя, ты развѣ съ ними знакомъ?-- спросилъ я на ухо.
-- Еще-бы! сколько разъ танцовалъ,-- отвѣчалъ онъ и, отведя меня въ сторону, прибавилъ:
-- Эта бѣленькая Соня мнѣ особенно нравится...
-- Моя двоюродная сестра,-- пояснилъ я ему не безъ гордости ц, чтобы доказать это, поцаловался съ ней очень фамильярно.
Филя посмотрѣлъ на меня какъ-бы съ упрекомъ и снова обратился къ дамамъ.
-- Кто этотъ черненькій, что тамъ прячется?-- спросила его Соня.
-- Оставьте его, mesdames! это дикарь съ острова, съ острова... забылъ какъ зовутъ...
-- Вѣдь онъ вашъ товарищъ?
-- Это вѣрно! но я забылъ названіе пустыннаго острова... Довольно сказать, что тамъ живутъ людоѣды, и одного изъ нихъ, вотъ этого самаго, зовутъ Жукъ
-- Ха, ха, ха!-- смѣялись дамы.
-- Приведите къ намъ этого дикаря,-- упрашивала Катя,-- я тоже дикарка, и потому его не боюсь, но мнѣ ужасно хочется посмотрѣть, какъ онъ будетъ ѣсть этого живчика Соню...
Филя почему-то медлилъ исполнить желаніе Кати.
Дядюшка, держа Жука за плечи, подвелъ его сперва къ дамамъ, сидѣвшимъ на диванѣ.
Бѣдный Жукъ, какъ видно, понялъ, что отступленіе немыслимо и принялся усердно кланяться, далеко отодвигая лѣвую ногу и придвигая къ ней правую: дядюшка тоже двигался бокомъ, и такимъ манеромъ оба они приблизились къ барышнямъ. Жукъ отвѣсилъ поклонъ...
-- Ой, ой!-- сдержанно произнесла Соня* дѣлая гримасу.
Смѣшливая Катя закрыла лицо платкомъ.
-- Нечаянно наступилъ,-- проговорилъ Жукъ, обращаясь къ своему проводнику, и затѣмъ расшаркнулся еще разъ.
-- Ухъ! какъ больно -- крикнула Катя, переставая смѣяться...
-- Еще наступилъ.-- сообщилъ Ж.укъ тѣмъ-же порядкомъ.
-- Экая бѣда, не робѣй!-- шепнулъ ему дядюшка.-- Ужь если давить, такъ лучше того... сразу, и съ колокольни долой!
Ободрительное ли слово дядюшки, или просто сознаніе, что хуже этого ничего не будетъ, но только Жуцъ поднялъ голову, тряхнулъ волосами и -- бойкіе, насмѣшливые глазки дѣвочекъ потупились при встрѣчѣ съ черными глазами дикаря.
Его взглядъ остановился на Сонѣ. Смущенное за минуту передъ тѣмъ, лицо Жука неожиданно приняло то доброе, ласковое выраженіе, которое я подмѣтилъ на немъ при первой нашей встрѣчѣ и которое мнѣ такъ нравилось. Не спуская глазъ съ бѣлокурой головки, онъ съ обычною неловкостью, но дружески взялъ обѣими руками протянутую ему ручку.
-- Excusez du peu,-- молвилъ за него нашъ насмѣшникъ Филя.
Соня не обратила вниманія на эти слова.
-- Правду-ли говорятъ, что вы дикарь?-- спросила она Жука.
-- Совсѣмъ правда,-- отвѣчалъ Жукъ со вздохомъ.
-- Тѣмъ больше я рада, что познакомилась съ вами...
-- И я тоже,-- добавила Катя, подавая ему свою руку.
Жукъ довольно любезно пожалъ и ея руку.
Мы усѣлись въ маленькій кружокъ въ уголку залы, и скоро нашъ говоръ и смѣхъ разбудили канарейку, мирно дремавшую въ клѣткѣ. Она принялась тоже чирикать. Няня вынесла ее въ другую комнату.
-- Товарищъ вашъ...-- говорила Соня, указывая глазами на Филю.
-- Мосье Жоржъ,-- подсказалъ тотъ, граціозно склоняя голову.
-- ...Мосье Жоржъ сообщилъ намъ, что вы пріѣхали съ острова, но только онъ названіе забылъ.
-- Какъ это странно!-- замѣтилъ Жукъ серьезно.-- А вѣдь онъ самъ оттуда-же прикатилъ... Мы земляки.
-- Неужели?! ха, ха, ха!..
-- Mesdames, вамъ ничего нельзя сказать по секрету: все разболтаете!-- съ упрекомъ проговорилъ Филя.
-- И еще онъ намъ сказалъ, что тамъ живутъ людоѣды, что вы одинъ изъ нихъ...
-- Онъ никогда не вретъ,-- объявилъ Жукъ тѣмъ-же тономъ, и затѣмъ, повернувшись всѣмъ корпусомъ къ Филѣ, прибавилъ: -- Мосье Жоржъ, готовься умирать... Я тебя сейчасъ...
-- Какъ?! на нашихъ глазахъ?-- вскричали барышни.
Видно было по всему, что манера Жука говорить смѣшныя вещи совершенно серьезно пришлась имъ очень по вкусу.
Филя перескочилъ на другой стулъ подальше.
-- Вы воображаете, mesdames, что я позволю себя съѣсть безнаказанно!-- вскричалъ онъ.
-- Что-же вы съ нимъ сдѣлаете? ха, ха, ха!
Мы не узнали, что сдѣлаетъ Филя. Подошелъ толстякъ съ извѣстіемъ, что самоваръ давно кипитъ на столѣ, и няня проситъ пить чай.
Весело болтая, мы пошли въ столовую. Жукъ настолько уже освоился съ новымъ положеніемъ любезнаго кавалера, что давалъ дорогу дамамъ; но такъ какъ въ то-же время онъ не могъ отстать ни на шагъ отъ Сони, то въ дверяхъ произошла давка.
-- Жукъ, ты, кажется, того... разошелся, пріятель,-- замѣтилъ дядюшка.
-- Даже очень того!-- подтвердилъ Филя.
Жукъ не слышалъ этихъ замѣчаній; онъ наклонился ко мнѣ и сказалъ тихо:
-- Знаешь-ли, Сенька, я никакъ не воображалъ, чтобъ могло быть такъ весело...
Немного дальше подошла ко мнѣ Соня и шепнула въ другое ухо:
-- Онъ презабавный, твой Жукъ! зачѣмъ ты мнѣ не показалъ его раньше?
Мы обступили чайный столъ. Филя поспѣшилъ сѣсть рядомъ съ Соней, но стулъ, на который онъ разсчитывалъ, вдругъ исчезъ, и мосье Жоржъ, неожиданно для всего общества, сѣлъ на полъ.
-- Вотъ тебѣ разъ!-- сказалъ онъ, удивленный не менѣе другихъ и почесывая затылокъ.-- Кто это устроилъ, господа?
Мы вопросительно взглянули другъ на друга. Жукъ, какъ-будто, потупился; но когда всѣ захохотали, то и онъ принялъ въ этомъ смѣхѣ живое участіе.
Сильное подозрѣніе пало на него.
Филя помѣстился съ Костей, и скоро оказалось, что онъ въ нѣкоторомъ отношеніи даже выигралъ: въ то время какъ намъ передавали каждый сухарь, каждую булочку, онъ, болтая и смѣясь, производилъ непосредственно страшныя опустошенія въ корзинкѣ, стоявшей возлѣ.
-- Няня, принеси-ка еще хлѣба,-- сказала мама.
-- Не надо, не надо!-- возразилъ дядюшка.
Въ его рукахъ очутился огромный мѣшокъ, изъ котораго, какъ изъ рога изобилія, посыпались всевозможныя печенья.
-- Однако,-- замѣтила Катя своему кавалеру,-- васъ, должно быть, плохо кормятъ на этомъ островѣ?
-- Ужасно плохо: одними кореньями и трав...
Филя не докончилъ и странно съежился...
-- Подавился мальчикъ,-- объявилъ намъ толстякъ, его сосѣдъ, и вслѣдъ затѣмъ онъ началъ тузить бѣднаго Филю по верхней части спины.
-- Ахъ, Боже мой!-- вскричали барышни.
-- Про... шло!-- проговорилъ Филя, вскакивая со стула...
Но колотушки не прекращались. Онъ бросился въ другую комнату, толстякъ за нимъ. Жукъ и я поспѣшили на выручку.
-- Бзынь! бзынь! бзынь!
Звуки эти неслись изъ залы и спасли Филю отъ преслѣдованія толстяка. Мы всѣ остановились въ удивленіи. На встрѣчу намъ попался дядюшка.
-- Что такое?-- посыпались вопросы.
-- Бзынь! бзынь!
-- Братецъ, что это?-- спрашивала мама, выходя въ залу съ остальными гостями.
-- Ничего, пустяки,-- объяснилъ, наконецъ, дядюшка, довольный какъ нельзя болѣе своимъ сюрпризомъ: -- Пустяки! три музыканта чуть-чуть того... не замерзли на дворѣ... вотъ я и посадилъ ихъ тутъ; пусть обогрѣются...
-- Бзынь!
-- Дай-ка имъ по стаканчику чаю, Мари,-- добавилъ дядюшка.
-- Віолончель, скрипка и кларнетъ!-- радостно вопіялъ Филя, прыгая среди музыкантовъ и хлопая въ ладоши.
-- Ну да, да! Віолончель, скрипка и кларнетъ. Что-жь тутъ такого? Простая того... случайность,-- настаивалъ дядюшка.
-- Братецъ, признайтесь, что вы ихъ пригласили еще съ утра,-- настаивала съ своей стороны мама.
-- Pour faire danser les enfants,-- добавила Анна Гавриловна.
-- Какое тамъ заранѣе? какое дансе, когда люди совсѣмъ мерзлые,-- спорилъ дядюшка.-- Скорѣе дай имъ чайку, Мари!
Музыканты прихлебывали горячій чай. Мы бродили вокругъ и, разъ допустивъ такую простую случайность, придумывали, какъ-бы ее обратить на пользу нашу.
-- Если они не умѣютъ играть, то я могу,-- предложилъ, между прочимъ, Филя.
Онъ взялъ кларнетъ и заигралъ такую какофонію вмѣсто вальса, что дѣвочки заткнули себѣ уши.
-- Нѣтъ, это совсѣмъ не того!-- согласился онъ, наконецъ.
Барышни разговаривали съ дикаремъ.
-- Какъ, мосье Жукъ! вы не танцуете?-- спросила Катя.
-- Быть этого не можетъ,-- молвила Соня.
-- Очень жаль, но это сущая правда,-- сказалъ Филя, доставая что-то изъ кармана,-- Сеня и я будемъ танцовать, а ты, Жукъ, посмотри да поучись...
Жукъ вздыхалъ, краснѣлъ и моргалъ. Видно было, что внутри его происходила отчаянная борьба.
Дядюшка подошелъ къ музыкантамъ.
-- Можетъ быть, вы случайно захватили съ собою того... ноты; такъ сыграйте-же, а мы послушаемъ,-- сказалъ онъ.
-- Зачѣмъ-же слушать? Танцовать будемъ!-- вскричали барышни.
Музыканты затянули очень нехитрый вальсъ.
-- Ахъ, какая досада!-- воскликнулъ Филя.
-- Что съ вами, мосье Жоржъ?
-- Перчатки, которыя я такъ берегъ...
-- Ну?!
-- Обѣ съ лѣвой руки!...
-- Ха, ха, ха!
-- Дай мнѣ одну, Филя,-- попросилъ Жакъ.
-- Зачѣмъ?
-- Танцовать буду...
-- Ну, нѣтъ, братъ, глупишь!-- отвѣчалъ Филя.-- Праздникъ-то на моей улицѣ... Перчатку, впрочемъ, возьми...
И, подхвативъ Соню, онъ завертѣлся по залѣ, а Жукъ принялся усердно натягивать на лѣвую руку перчатку.
-- Со мной!-- пригласила его Катя.
-- Нѣтъ, я лучше подожду,-- отвѣчалъ Жукъ, поднимая съ полу отскочившую пуговку.
-- Ну, такъ и ждите, а я пойду съ Сеней!
-- И подожду.-- рѣшилъ Жукъ.
Вальсъ между тѣмъ шелъ благополучно. Въ немъ приняли участіе и взрослые. Дядюшка провальсировалъ съ двумя дамами и мамой. Онъ: танцовалъ по старинному, въ три на: любо было смотрѣть, какъ его плотная фигура чинно и плавно описывала круги. Ободренный примѣромъ дядюшки, и толстякъ пытался вальсировать. Онъ уже ангажировалъ Марью Сергѣевну и сталъ въ позицію. какъ вдругъ вспомнилъ, что лѣвая нога его лѣтъ десять не сгибается. Среди общаго веселья, толстякъ водворилъ свою даму на прежнее мѣсто.
-- Со мной пойдете? не такъ-ли?-- ангажировала Жука сіяющая отъ удовольствія Соня.
-- Да, да, непремѣнно! Вотъ я ужь и перчатку почти надѣлъ,-- отвѣчалъ не менѣе сіяющій Жукъ.
Онъ энергически обхватилъ ея тоненькую талію и не двигался съ мѣста.
-- Чего-же мы стоимъ?-- спросила Соня, едва сдерживая смѣхъ.
-- Стоимъ?-- переспросилъ Жукъ и тутъ-же объяснилъ.-- Вотъ, я думаю, не перейти-ли намъ въ тотъ уголокъ: оттуда будетъ лучше начинать...
-- Въ какой?-- спросила дѣвочка, ужо не сдерживая смѣха.
-- А вонъ въ тотъ,-- съ таинственнымъ видомъ пояснялъ кавалеръ, указывая рукою направленіе.
Они перешли на другую сторону залы, я за ними.
-- Развѣ васъ не учатъ танцовать на вашемъ островѣ, мосье Жукъ?
-- И какъ еще учатъ! Всѣмъ танцамъ...
-- Ха, ха, ха!
-- Sophie! если ты такъ будешь хохотать, то я тебя домой увезу, ma chиre,-- замѣтила издали Марья Сергѣвна.
-- Душечка, мама, прости, больше не буду!-- обѣщала Соня и, обратясь къ Жуку, спросила, прикусывая губки:
-- Что такое вы шепчете?
Я не могъ разслышать отвѣта моего друга, но, вѣроятно, онъ сказалъ ей, что считаетъ тактъ.
Звонкій смѣхъ Сони снова огласилъ комнату. Мать подошла къ ней и сдѣлала строгій выговоръ.
-- Если-бъ вы знали только, мама, какой онъ забавникъ... вы бы сами...-- оправдывалась хохотунья, вытирая глаза платкомъ.
Въ эту самую минуту, къ счастію или къ несчастію, на віолончели лопнули двѣ струны, и вальсъ прекратился самъ собой.
-- Сядь со мной, успокойся!-- молвила Сонѣ Марья Сергѣвна.
-- Только, пожалуйста, не отвозите ея домой,-- упрашивалъ Жукъ, освобождая свою даму,-- лучше накажите меня.
Марья Сергѣвна смягчилась и улыбнулась:
-- Хорошо: протанцуйте съ нею кадриль: это будетъ легче, не правда-ли!
-- О, гораздо легче!-- вскричалъ любезный кавалеръ.-- Въ кадрили я знаю четыре фигуры...
Новыя струны, при содѣйствіи Фили, были скоро натянуты, и музыканты заиграли что-то въ родѣ "Чижика".
Дядюшка прислушался и рѣшилъ:
-- Ну, пусть это будетъ того... кадриль!
Кавалеры спѣшили ангажировать дамъ. Филя бросился къ Сонѣ, но по дорогѣ столкнулся съ Жукомъ, который направилъ его въ другую сторону. Толстякъ пригласилъ Марью Сергѣвну, дядюшка -- Анну Гавриловну... Я не танцовалъ, а бродилъ между танцующими и дѣлалъ наблюденія.
-- Теперь будетъ какая фигура?-- спрашивалъ Жукъ.
-- Четвертая,-- отвѣчала Соня.
-- Вотъ эту-то я и не танцую...
Вставшій было Жукъ снова сѣлъ на стулъ и прибавилъ совершенно серьезно:
-- Пусть Филя за насъ двоихъ отличается!
-- Какъ такъ?!
Соня закрылась платкомъ, и по вздрагиванію голубыхъ бантиковъ на ея плечахъ слѣдовало думать, что хохотунья забыла объ угрозѣ своей мамаши. Впрочемъ, Марьѣ Сергѣвнѣ было не до нея. Толстякъ, знавшій фигуры не тверже Жука, крайне нуждался въ добрыхъ совѣтахъ своей дамы.
-- Пятую знаете?-- спросила Соня, не отнимая платка отъ глазъ.
-- И пятую -- ни-ни! Лучше посидимъ...-- уговаривалъ Жукъ.-- Въ пятой есть solo, и для него надо очень много мѣста...
Оставивъ эту парочку, я отправился на другой конецъ залы -- къ Филѣ и Катѣ.
Имъ тоже не было скучно.
-- Время летитъ такъ скоро, когда не нужно,-- замѣтила Катя и спросила: -- Который можетъ быть часъ?
-- Который прикажете, тотъ и будетъ!-- отвѣчалъ услужливый кавалеръ, проворно вынимая изъ жилета знакомые намъ часы.
-- Неужели? Какъ мило! Я желаю,* чтобы было не больше восьми.
Филя произвелъ манипуляцію съ ключикомъ...
-- Какъ разъ восемь!-- молвилъ онъ, предъявляя Катѣ свой хронометръ.-- Ни больше, ни меньше!..
-- Дайте поближе посмотрѣть эти чудные часы!
-- Извольте... но только намъ танцовать!
Когда они возвратились на мѣсто, Филя посмѣшилъ исполнить желаніе дамы; часы брякнулись на полъ.
-- Боже мой, какое несчастіе! воскликнула жалостнымъ тономъ Катя.
-- M-lle Catherine, успокойтесь!-- спѣшилъ утѣшить ее Филя.-- Ни малѣйшаго несчастія нѣтъ и не было... Стекло давно пропало, а внутри очень и очень немного осталось... Voyez! presque rien...
Кадриль кончилась. Музыканты утирали свои лбы платками; барышни обмахивались вѣерами, которые мы смастерили изъ бумаги. Мы втроемъ ходили за ними. Когда онѣ поворачивались, то занятый разговоромъ Жукъ наталкивался или на Катю, или на Соню.
-- Вы никогда не извиняетесь?-- спросила, улыбаясь, Соня.
-- Никогда!-- подтвердилъ Жукъ.-- Я только даю себѣ слово быть ловчѣе въ другой разъ...
-- Я боюсь, что мы не доживемъ, mesdames, до этого другаго раза,-- замѣтилъ Филя.
-- Дѣтки, дѣтки, посторонитесь! Дессертъ несутъ!-- хлопоталъ нашъ пріятель толстякъ, прочищая дорогу нянѣ съ подносомъ.
На подносѣ возвышалась дѣлая гора сластей; тутъ былъ и миндаль, купленный дядюшкою въ аптекѣ.
-- Кушайте безъ церемоніи,-- приглашалъ насъ толстякъ, наполняя тарелку.
-- Merci,-- сказала Катя, протягивая руку.
Но оказалось, что этотъ эгоистъ меньше всего думалъ о ней. За-то Филя дѣйствовалъ какъ вполнѣ свѣтскій человѣкъ. Онъ усердно угощалъ дамъ и, казалось, совсѣмъ забылъ о себѣ.
-- Мосье Жоржъ, что же вы сами-то?-- поинтересовалась Катя, усаживаясь въ уголокъ съ своей тарелкой.
-- Jamais de ma vie!-- отвѣчалъ Филя.-- Ça gâte les dents...
Добрая Катя настояла, чтобы онъ раздѣлилъ съ нею ея долю: финиковъ, изюму и миндалю. Мосье Жоржъ согласился только изъ любезности; но не прошло и минуты, какъ мы услышали жалобное восклицаніе:
-- Оставьте же мнѣ хоть что-нибудь, мосье Жоржъ!
Порѣшивъ съ Катей, Филя направился къ Сонѣ, но тарелка ея была уже пуста: Жукъ и я помогли ей своевременно...
-- Il fait trop chaud... Allons nous promener,-- предложилъ мосье Жоржъ, подавая Сонѣ руку и бросая на насъ взглядъ, полный упрека.
-- Послушай, Сеня,-- обратился ко мнѣ Жукъ шепотомъ,-- я не трогаю его даму, зачѣмъ же онъ?...
На лбу Жука появилась морщинка. Онъ, Кажется, вообразилъ, что Соня была его дамой не только на кадриль, но и на весь остальной вечеръ.
-- Ахъ, Жукъ, какой ты странный! Ему вѣдь тоже хочется поболтать съ нею.
Жукъ тряхнулъ хохолкомъ.
Къ намъ подскочила Катя.
-- Полно вамъ буку изъ себя представлять!-- вскричала она.-- Пойдемте смотрѣть фокусы.
Мы отправились къ столу, гдѣ сидѣли взрослые.
Дядюшка, съ картами въ рукахъ, показывалъ дамамъ и толстяку фокусъ съ валетомъ пикъ. Это былъ, помнится, единственный фокусъ, который зналъ Андрей Иванычъ, и на немъ онъ всегда попадался.
-- Вотъ это... того... валетъ пикъ, не такъ ли?
-- Такъ, такъ!-- отвѣчали хоромъ зрители.
-- Теперь я подброшу его -- и вотъ вамъ того... король червей!...
-- А гдѣ же валетъ пикъ?-- приставала Катя.
Дядюшка показалъ на потолокъ.
-- Нѣтъ же! Я видѣла, какъ вы его въ рукавъ положили.
Дядюшка сдѣлалъ очень сердитое лицо.
-- Докажите ей, Андрей Иванычъ, что она ошибается: тряхните рукавомъ,--предложила одна изъ дамъ.
-- Разумѣется, того... ошибается.
Онъ тряхнулъ рукавомъ: валетъ пикъ полетѣлъ на полъ, а за нимъ еще два какіе-то туза.
Заслышавъ смѣхъ, Филя и Соня не замедлили къ намъ присоединиться.
Въ общему удовольствію, толстякъ объявилъ, что онъ тоже можетъ показать фокусъ... Сказавъ это, онъ взялъ въ одну руку горсть миндалю, а въ другую горсть изюму.
-- Прекрасно!-- рѣшилъ Филя и тоже прихватилъ съ подноса малую толику.-- Что-же дальше?...
-- Теперь,-- продолжалъ толстякъ,-- я скажу: разъ, два, три... Въ правой рукѣ ничего, а въ лѣвой и того меньше...
-- То-же самое, что и у меня,-- перебилъ Филя, раскрывая руки и проворно работая челюстями.
-- Хе, хе, хе!-- твердилъ дядюшка, поглядывая на подносъ, который быстро пустѣлъ.
Въ самый разгаръ фокусовъ няня объявила, что за Филей лакей пришелъ.
-- Вотъ увѣряли насъ, что вы большой, а за вами лакея присылаютъ,-- замѣтила ему Соня.
-- Cest une méprise,-- объявилъ Филя.
Всѣ поднялись съ своихъ мѣстъ и стали прощаться.
Напрасно Филя показывалъ свои часы со стрѣлкою на цифрѣ восемь, напрасно увѣрялъ дядюшка, что еще слишкомъ рано... того... даже толстякъ взялся за шапку и, посматривая на пустой подносъ, говорилъ, что пора бай-бай.
-- Когда же мы увидимся?-- спрашивала Соня Жука, который помогалъ ей одѣваться.
-- Я думаю, что никогда,-- грустно отвѣчалъ онъ.
-- Пріѣзжайте на дѣтскій балъ въ четвергъ... Танцовать будемъ подъ настоящую музыку.
-- Я пріѣду непремѣнно.-- отвѣчалъ Филя.-- А его, mesdames, и не упрашивайте: онъ у насъ совсѣмъ не того...
Дядюшка, на прощанье, взялъ Филю за ухо:
-- Будешь меня передразнивать, такъ я тебя хорошенько того...
Проводивъ гостей, мы вернулись въ комнаты; Жукъ послѣ всѣхъ. Само собою разумѣется, что онъ долженъ былъ ночевать въ моей комнаткѣ. Няня приготовила ему постель на диванѣ.
-- Какъ это странно,-- говорилъ Жукъ, бережно складывая свои вещи на табуретъ,-- всего нѣсколько часовъ прошло, какъ я сидѣлъ одинъ одинешенекъ въ деревнѣ, а мнѣ кажется, что это было такъ давно...
-- Это бываетъ, когда спать очень хочется,-- пояснилъ я.
-- Нѣтъ, Сеня, это не оттого.
-- А отчего?
-- Прежде всѣ дни проходили однообразно, а сегодня...
Онъ докончилъ свою рѣчь прыжкомъ, схватилъ меня за плечи и тряхнулъ порядкомъ.
-- Понимаешь, Сеня? Никогда мнѣ не было такъ весело.
-- Понимаю, и покойной ночи, Жукъ...
Сонъ одолѣвалъ меня.
-- Одно только непріятно,-- продолжалъ неугомонный Жукъ,-- надо учиться танцовать и говорить по-французски...
Я не видалъ его лица, но, судя по тону голоса, оно было грустное.
-- Къ чему это, Жукъ? Ты мнѣ нравиться такъ гораздо больше.
-- Тебѣ?-- произнесъ онъ и прибавилъ:-- я не хочу, чтобы на до мной смѣялись въ обществѣ.
Несмотря на сонъ, я почувствовалъ обиду; мнѣ показалось, что Жукъ совсѣмъ не дорожитъ мною, считаетъ меня дурачкомъ, а потому я съ досадой отвѣчалъ:
-- Совсѣмъ я не такъ глупъ, какъ ты воображаешь.
Казалось все конченнымъ между нами, и мнѣ грезились уже фантастическія вещи.
-- Сеня,-- спросилъ меня, какъ ни въ чемъ небывало, спустя минуту, Жукъ: -- послѣдній вопросъ тебѣ и больше не буду...
-- Говори!
-- Она всегда была такая насмѣшница?
-- Кто?
-- Да эта Соня.
-- Всегда, Жукъ...