Прощальная вечеринка.
Въ воскресенье мы ждали гостей. Послѣ обѣдни, дядюшка отправился въ аптеку. Мама, няня и я занимались хозяйствомъ... Мое дѣятельное участіе скоро прекратилось въ виду замѣчанія, сдѣланнаго няней:
-- Оставь, Сеничка, отдохни! вторую тарелочку разбилъ. Будетъ съ тебя!
Но для меня этого казалось слишкомъ мало, чтобы наполнить промежутокъ времени до вечера. Я не давалъ дядюшкѣ прикурнуть какъ слѣдуетъ послѣ сытнаго пирога. Лишь только смерклось, мнѣ стали слышаться звонки и мерещиться гости... То и дѣло я подбѣгалъ къ двери кабинета и будилъ старика.
-- Ступай, Сеня, отвори, а я пока того...-- отвѣчалъ онъ.
Дядюшка тоже любилъ гостей.
И все напрасно! Въ сѣняхъ никого не было.
Наконецъ, подъѣхалъ Жукъ, съ узелкомъ въ рукахъ. Онъ долженъ былъ у насъ ночевать.
Жукъ забился въ укромный уголокъ кабинета и объявилъ намъ, что если много будетъ гостей, то онъ не выйдетъ.
-- Хе, хе, хе! хитришь, братъ,-- замѣтилъ дядюшка.
Мы томились въ ожиданіи. Дядюшка пробовалъ нѣсколько разъ закурить трубку, но она все гасла...
-- Кажется, звонятъ,-- сказалъ онъ и прибавилъ:-- нѣтъ, это у меня того... въ ухѣ.
Однако, звонокъ повторился очень явственно. Дядюшка оттолкнулъ меня, и самъ отворилъ дверь.
Вошли Лямины: отецъ, мать и дочь.
Петръ Петровичъ Ляминъ былъ красивый, статный мужчина. Онъ имѣлъ всегда озабоченный, дѣловой видъ и показывался въ обществѣ очень рѣдко. Вотъ причина, почему до сихъ поръ не пришлось упомянуть о немъ.
Между вновь прибывшими, къ моему удивленію, оказался Филя. На немъ было что-то въ родѣ треугольной шляпы.
-- Ахъ, какой уморительный! гдѣ онъ такую досталъ,-- сказала мнѣ Соня, показывая на Филю.
-- C'est très à la mode!-- протестовалъ онъ.
-- À la mode до тѣхъ поръ, пока директоръ тебя не поймалъ,-- рѣшилъ дядюшка, дружески съ нимъ здороваясь.
Болтая и смѣясь, перешли мы въ залу.
-- Какъ вы поздно приходите!-- жаловался я,-- мы и наговориться не успѣемъ.
-- А Жукъ-то, навѣрное, уже приползъ,-- сказалъ Филя,-- на вѣшалкѣ я видѣлъ его оболочку.
-- Не смѣйте такъ выражаться, мосье Жоржъ!-- крикнула Соня.-- Вы знаете, что мы съ нимъ друзья.
Дядюшка былъ правъ! Жукъ, заслышавъ знакомые голоса, вышелъ въ залу, слегка зацѣпивъ по дорогѣ припертую половинку дверей.
Въ эту минуту нѣсколько звонковъ, одинъ за другимъ, возвѣстили прибытіе остальныхъ гостей. Катя весело подбѣжала къ намъ. Жукъ уже оканчивалъ свои поклоны и столкнулся съ Катей.
-- Наконецъ-то мы встрѣтились, и вамъ некуда спрятаться!-- вскричала она, крѣпко пожимая его руку.
-- Если-бы и было куда,-- не спрячусь,-- молвилъ Жукъ, улыбаясь.
-- Да вы ужасно перемѣнились, и къ лучшему,-- замѣтила откровенно Катя.
-- А я все тотъ-же, и это мнѣ нравится,-- похвалилъ самъ себя Филя.
Изъ передней послышался голосъ дядюшки.
-- Кто тамъ того... скребется?
Молодежь поспѣшила къ нему.
-- Кто тамъ?-- повторилъ дядюшка.
-- Это я,-- отвѣчалъ голосъ изъ сѣней,-- ищу звонокъ и... не нахожу!
-- Ва! это Клейнбаумъ!-- вскричали Филя и Жукъ.
Намъ почему-то такъ стало при этомъ весело, что мы захлопали въ ладоши.
Дверь отворилась, и на темномъ фонѣ дѣйствительно обрисовался Клейнбаумъ. Аплодисменты усилились. На добромъ лицѣ Клейнбаума сіяла улыбка. Дядюшка и мама встрѣтили гостя самымъ дружескимъ образомъ, какъ стараго знакомаго.
-- Чего ты такъ запыхался, Клейнбаумъ?-- освѣдомился я.
-- Пріѣхалъ,-- отвѣчалъ онъ.
-- Не верхомъ-ли на...?-- спросилъ Филя.
-- Почти!-- отвѣчалъ Клейнбаумъ.
Это п_о_ч_т_и было такъ забавно, что барышни положительно заинтересовались Клейнбаумомъ. Мы поспѣшили познакомить ихъ другъ съ другомъ.
Между тѣмъ, наша крошечная зала наполнилась гостями, и молодежь съ трудомъ нашла себѣ мѣсто въ уголку. Соня и Катя усѣлись на одномъ стулѣ, а мы, четыре кавалера, стояли; Клейнбаумъ возвышался надъ нами.
-- Знаете-ли, mesdames,-- замѣтилъ Филя,-- если вы только дадите намъ инструменты, то мы сыграемъ вамъ квартетъ.
-- Какой того... квартетъ?-- спросилъ дядюшка, проходя мимо.
-- Изъ басни Крылова,-- отвѣчалъ Филя,-- не знаемъ лишь -- какъ сѣсть.
-- Однако, ты порядочная того... егоза!
Вслѣдъ за тѣмъ дядюшка перевелъ насъ въ свой кабинетъ, гдѣ мы и усѣлись.
-- На чемъ-же я буду играть?-- поинтересовался Клейнбаумъ.
-- На чемъ хотите, но только, чтобы мы могли танцовать,-- сказала Катя.
Соня покачала головой.
-- Нѣтъ, мы не будемъ танцовать; теперь весна, а танцы хороши зимою.
-- Пропали всѣ твои па, Жукъ!-- произнесъ Филя съ глубокимъ вздохомъ.
-- Ахъ, какая жалость!-- воскликнула Катя.
-- Пригодятся еще, не жалѣйте!-- рѣшила Соня.
Затѣмъ она съ живостью крикнула Жуку, сидѣвшему визави:
-- Что вы тамъ нашли на потолкѣ, мосье Жукъ? О васъ говорятъ, за васъ заступаются, а вы и не моргнете...
Жукъ, дѣйствительно, пребывалъ въ глубокой задумчивости и смотрѣлъ въ потолокъ. Восклицаніе Сони заставило его опустить глаза.
-- Онъ нашелъ тамъ первую муху,-- объяснилъ намъ Филя.
Встрепенувшійся Жукъ слегка ударилъ Филю по затылку.
-- Не отвѣчай, когда тебя не спрашиваютъ!
Филя возвратилъ ударъ.
-- Не зѣвай, когда съ тобой говорятъ!
-- Поссорились!-- какъ бы въ испугѣ вскричала Соня.-- Сеничка, сядь между ними, а то они съѣдятъ другъ друга.
Задумчивость Жука прошла, и онъ захохоталъ вмѣстѣ съ нами.
-- Господа, перестаньте, наконецъ, смѣяться,-- увѣщевала Соня.-- Прежде всего намъ надо рѣшить вопросъ, какъ намъ быть? гдѣ встрѣтиться? для этого-то мы и собрались.
-- Это совсѣмъ вѣрно!-- замѣтилъ Клейнбаумъ.-- И я уже почти рѣшилъ вопросъ: какъ намъ быть?
Онъ сидѣлъ рядомъ съ Жукомъ и не спускалъ съ него глазъ.
-- Разскажите-же,-- приставали барышни.
Но, какъ и въ прошлый разъ, толстякъ помѣшалъ намъ со своимъ чаемъ.
-- Пожалуйте скорѣй, дѣти, а то мѣста вамъ не будетъ,-- сказалъ онъ.
Мы поспѣшили въ столовую; Филя впереди всѣхъ.
-- Жукъ, сюда!-- крикнула Соня, занимая мѣсто, и такъ громко, какъ будто мы играли въ кошки-мышки или горѣлки, причемъ толстякъ изображалъ изъ себя перегородку.
-- Соня, ты захотѣла домой, ma chère,-- отозвалась не безъ грусти Марья Сергѣвна.
Жукъ и безъ приглашенія былъ уже тутъ какъ тутъ.
Толстякъ предсказалъ вѣрно: Клейнбаумъ бродилъ вокругъ стола, ища мѣста, и при этомъ чуть не вышибъ сухарную корзинку изъ рукъ няни.
-- Сеничка, кто это такой?-- освѣдомилась старушка, наклоняясь ко мнѣ...
-- Тоже морякъ, няня,-- отвѣчалъ я шепотомъ.
Мама выручила Клейнбаума изъ затрудненія: она
усадила его рядомъ съ собой у маленькаго столика, на которомъ стоялъ самоваръ. Всякому другому такое сосѣдство съ самоваромъ показалось бы не особенно удобнымъ, но нашему путешественнику оно пришлось по вкусу.
-- Тепло тутъ,-- сказалъ мнѣ Клейнбаумъ, потирая руки,-- тепло, точно въ Африкѣ!
-- Что вы все молчите?-- справлялась Катя у своего кавалера.
-- Je ne parlerai pas! c'est très dangereux! Vous savez...-- отвѣчалъ Филя, прихлебывая свой чай и закусывая кренделемъ.
-- Ха, ха, ха! Какъ жаль, что вы стали такъ осторожны... Помните, года два тому назадъ?..
-- Никогда ничего не забываю,-- увѣрялъ ее Филя,-- mais je ne parlerai pas.
-- Сеня говорилъ, что вашъ французскій языкъ идетъ, успѣшно, мосье Жукъ,-- сказала Соня...
-- Пожалуйста, называйте меня такъ, какъ вы уже разъ назвали: просто Жукъ.
-- Охотно! Какъ французскій языкъ, Жукъ?
-- Ça va!-- отвѣчалъ Жукъ и засмѣялся.
-- Что тамъ за сова,?-- спросилъ Филя, давшій слово молчать.
Барышни захохотали.
Всѣмъ было весело и уютно. Соня болтала, Жукъ прислушивался, Клейнбаумъ хихикалъ изъ-за самовара, поглядывая то на Жука, то на его даму, Катя захлебывалась отъ остроумія Фили. Дядюшка, по обыкновенію, двигался. Онъ разсказывалъ длинную исторію и въ то же время все чего-то искалъ... Принесъ изъ кабинета трубку -- забылъ кисетъ; принесъ кисетъ -- забылъ трубку.
-- Я вамъ принесу.-- предлагала Соня.
-- Нѣтъ, душечка, ты не можешь... Жукъ тогда того...-- говорилъ дядюшка, подмигивая своему пріятелю.-- Жукъ сбѣжитъ...
Филя фыркнулъ отъ смѣха.
-- Опять!-- воскликнула Катя, отодвигаясь въ сторону.
-- Rien, rien!-- успокаивалъ Филя.-- Я о чемъ-то смѣшномъ вспомнилъ...
Задвигались стулья. Большіе окончили свой чай и снова перешли въ залу. Дядюшка только что получилъ газеты и обѣщалъ прочесть вслухъ новости. Но намъ было не до политики и, по совѣту няни, мы остались за круглымъ столомъ.
-- C'est très bien, няня!-- сказалъ Филя, который далеко не разрѣшилъ еще вопросъ о булкѣ съ масломъ и сыромъ.
-- Нянюшка, садись и ты съ нами...
-- Вотъ погодите, уберу со стола, чулокъ возьму, тогда и присяду.
-- Съ условіемъ, няня, что ты навяжешь, то мы распустимъ,-- объявила плутовка Соня, взглянувъ на меня.
Она положила обѣ руки на столъ и весело поглядывала на всѣхъ.
-- Здѣсь намъ никто не помѣшаетъ говорить серьезно... Прошу только не прерывать.
-- Я буду ѣсть и слушать,-- сказалъ Филя.
-- Не прерывать?.. Это совсѣмъ вѣрно!-- замѣтилъ Клейнбаумъ, не спуская глазъ съ Жука.
-- Клейнбаумъ, цыцъ!-- огрызнулся Филя.
-- Цыцъ!-- повторилъ тотъ и прибавилъ:-- правда!
-- Господа, перестаньте же, наконецъ!-- прикрикнула на нихъ Соня и обратилась съ вопросомъ:
-- Мосье Клейнбаумъ, вы что-то хотѣли сказать давече, на счетъ того, какъ намъ быть...
-- Да, хотѣлъ сказать!-- воскликнулъ обрадованный Клейнбаумъ.-- Въ Петербургѣ мы будемъ жить всѣ вмѣстѣ... Это дѣло рѣшеное. Я переговорилъ съ папенькой и маменькой.
-- Это, вѣдь, невозможно!-- сказали Соня и Катя одновременно.
-- Тамъ, въ Петербургѣ,-- продолжалъ между тѣмъ Клейнбаумъ,-- у насъ есть дяденька...
-- А у дяденьки есть тетенька,-- докончилъ за него Филя.
Жукъ и барышни протестовали и заставили замолчать нашего болтуна.
-- Продолжай, Клейнбаумъ!
-- У дяденьки есть очень большая квартира. Онъ очень добрый и живетъ на Острову...
-- Вотъ тебѣ разъ! какъ же къ нему подъѣхать?-- опять вмѣшался Филя.
-- Мостъ есть,-- пояснилъ Клейнбаумъ.
-- Я понимаю васъ! это прекрасная мысль,-- сказала Соня,-- и вы, и всѣ ваши товарищи по Морскому Корпусу могутъ тамъ помѣститься.
-- Совсѣмъ вѣрно! но было бы еще лучше, еслибъ...
-- Что такое?
-- Еслибъ и вы тамъ помѣстились... отдѣльная квартира есть очень просторная...
-- Я объ этомъ подумаю!-- молвила Соня, среди общаго смѣха.
-- И я тоже... Всѣхъ нашихъ знакомыхъ перевеземъ къ тебѣ,-- добавилъ Филя.
Подсѣла няня съ чулкомъ, и мы наперерывъ объяснили ей, какъ все у насъ хорошо устраивается.
-- Эхъ, молодость! Хорошо-то хорошо, да больно вы уже прытки!..
-- Я еще не все сказалъ,-- объявилъ Клейнбаумъ, поднимаясь съ своего мѣста.
-- Говори!-- сказалъ Жукъ.
-- Сеня мнѣ нѣсколько разъ толковалъ насчетъ лодки и насчетъ взморья...
-- Да, мы рѣшили кататься по взморью,-- подтвердила Соня.-- Неужели и лодка готова?
-- Мы рѣшили... это вѣрно! Но я грести не умѣю, плавать не умѣю и воды боюсь, какъ огня,-- закончилъ Клейнбаумъ и сѣлъ.
-- Зачѣмъ же ты поступаешь въ Морской Корпусъ?-- спросилъ Жукъ за всѣхъ насъ.
-- Зачѣмъ я поступаю въ Морской Корпусъ?..
-- Зачѣмъ?-- повторилъ Жукъ.
-- Какъ зачѣмъ? поступаю потому, что ты поступаешь!
Это было наивно, но такъ сердечно сказано, что никто не улыбнулся, а я даже одобрительно кивнулъ головою.
-- Итакъ, это дѣло рѣшенное,-- сказала она,-- сперва ѣду я, потомъ Жукъ и вы, Клейнбаумъ...
-- Да, вмѣстѣ! и прямо къ дяденькѣ.
-- Потомъ, мосье Жоржъ и Сеня...
-- А съ кѣмъ же я останусь?-- спросила Катя со вздохомъ.
-- Со мной,-- сказалъ ей Филя,-- я провожу ихъ до первой станціи и вернусь къ вамъ, а они пускай себѣ тонутъ, если есть охота.
-- Ахъ, какой же вы милый, мосье Жоржъ!
-- Toujours le même,-- добавилъ Филя.
-- Нянюшка, голубушка...-- послышался изъ другой комнаты голосъ толстяка.-- Что же это? тамъ всѣ ждутъ дессерта, а вы здѣсь прохлаждаетесь, моя милая!
Няня засуетилась. Нѣкоторые изъ насъ взялись помогать ей: остальные пошли въ залу.
Послѣ дессерта дядюшка придумалъ весьма замысловатыя шарады; но такъ какъ Клейнбаумъ не могъ разгадать ни одной, причемъ у него съ языка срывалась постоянно слово картофель, то мы рѣшили перейти къ чему-нибудь болѣе разнообразному.
-- Сеня,-- сказалъ мнѣ Жукъ,-- я бы предложилъ игру, да боюсь...
-- Почему боишься?
-- Много мебели поломаемъ.
-- Это преинтересная должна быть игра,-- отозвалась Катя.-- Какъ она называется?
-- Жмурки.
-- Мама, позволь сыграть намъ въ жмурки!-- приставалъ я къ мамѣ.
Она была въ нерѣшимости... Дядюшка завѣрилъ, что игра эта сама по себѣ очень скромная.
Минуту спустя, сцена представляла невообразимую суматоху, частью благодаря дядюшкѣ, который принялъ въ игрѣ непосредственное участіе...
-- Однако, Филя, ты того... плутъ!-- кричалъ Андрей Ивановичъ, освобождаясь изъ его объятій.
-- Плутъ, почему!-- спросилъ Филя.
-- Плутъ потому, что твои глаза смотрятъ изъ подъ платка!
-- Штрафъ, штрафъ!-- провозгласило все общество.
-- Это не мои глаза!-- тщетно увѣрялъ Филя.
Его оштрафовали: онъ долженъ былъ молчать втеченіи двухъ минутъ.
Изъ рукъ Фили дядюшка попалъ въ руки Жука, который игралъ совсѣмъ честно, съ крѣпко надѣтой повязкой на глазахъ.
-- Огонь, огонь!-- сказалъ дядюшка и повернувъ Жука за плечи, толкнулъ его на право. Бѣдный Жукъ поймалъ опять толстяка.
-- А я здѣсь!-- крикнула Соня тоненькимъ голосомъ.
Жукъ бросился по этому направленію и схватилъ Соню за руку. Она сняла съ него повязку.
Интереснѣе другихъ игралъ нашъ Клейнбаумъ. Онъ распростеръ руки и двигался впередъ съ такими предосторожностями, что никого не могъ настичь. Наконецъ, удалось ему наткнуться на круглую печку и онъ заключилъ ее въ свои объятія.
Игра кончилась. Мы всѣ нуждались въ отдыхѣ. Я искалъ Жука и Соню. Заглянувъ въ столовую, я увидѣлъ, что они сидѣли рядкомъ у окна. Наклонивъ, но своему обыкновенію, голову, онъ что-то ей разсказывалъ. Она слушала и улыбалась.
Дня черезъ два послѣ этой вечеринки, Соня укатила въ Петербургъ.