Мое свиданіе съ кузиной.
Вскорѣ послѣ описанныхъ событій произошло свиданіе мое съ кузиною.
Я сидѣлъ въ своей комнатѣ у окна и углубился въ раскрашиваніе картинки, изображавшей рыцаря верхомъ на конѣ...
-- Сеня, здравствуй!
Я вздрогнулъ, и, вслѣдствіе этого, синяя краска, предназначенная для пояса, попала на лицо рыцаря.
-- Ха, ха, ха,-- засмѣялась Соня, наклоняясь ко мнѣ,-- такъ-то мою картинку отдѣлалъ!
Мы поцѣловались, и она сѣла напротивъ меня.
-- Я зашла къ тебѣ на минутку,-- продолжала Соня,-- чтобы разсказать о вчерашнемъ дѣтскомъ-балѣ...
-- Хорошо! Но нельзя-ли только это поправитъ?..
-- Что такое?
-- Щеку рыцаря...
-- Можно; сдѣлай ему густые бакенбарды черной краской.
Я сдѣлалъ бакенбарды и, вздохнувъ свободнѣе, устремилъ взглядъ на Соню.
Мнѣ было какъ-то особенно пріятно ее видѣть. Она сидѣла предо мною, оперевъ голову на руку, блѣдная и немного утомленная. Свѣтлые шелковистые волосы ея разсыпались по плечамъ; небольшой носъ, чуть-чуть приподнятый, придавалъ лицу насмѣшливое выраженіе, которое не пропадало и тогда, когда она ласково смотрѣла на меня темно-голубыми глазами. Нѣжный цвѣтъ кожи, маленькія прожилки на лбу и крошечныя уши также не ускользнули отъ моей наблюдательности. Въ общемъ, вся ея фигурка была изящна и подвижна въ высшей степени.
Я слушалъ разсказъ кузины очень внимательно...
-- Соня, я думаю, ты была всѣхъ лучше?
-- Это весьма любезно, но не совсѣмъ вѣрно, милый братецъ,-- сказала она, привставая и дѣлая книксенъ.
-- Я это говорю серьезно, Соня.
-- И ошибаешься... Тамъ были покрасивѣе, и понаряднѣе меня... Мама говоритъ, что послѣ двухъ турокъ вальса я сдѣлалась похожа на маковый цвѣтъ.
-- А развѣ этотъ цвѣтъ дуренъ?
-- Хорошъ въ полѣ, въ глуши, въ деревнѣ.
-- Какъ жаль, что ты не любишь деревни; тамъ много хорошаго, Соня...
-- Да, лѣтомъ, а теперь зима. Послушай-ка, что разсказываетъ про деревню твой товарищъ, мосье Жоржъ.
-- Филя?-- спросилъ я, улыбаясь.
-- Да, Филя! Онъ говорилъ мнѣ и Катѣ про волка, совершенно сѣраго, который началъ было его ѣсть; онъ спасся тѣмъ, что зарылся въ глубокій снѣгъ...
-- Ты танцовала съ нимъ?..
-- Очень много. Онъ ловкій танцоръ, и весело съ нимъ, но только злой же онъ, должно быть: надъ всѣми смѣется...
-- Да вѣдь ты сама...
-- Что такое?
-- Не прочь посмѣяться.
-- Во первыхъ, я не насмѣхаюсь, а просто хохочу, и во-вторыхъ, я не люблю этого въ другомъ комъ-нибудь... Представь, что онъ продѣлалъ съ однимъ чудакомъ, тоже съ вашего острова! Какъ его зовутъ -- не помню: высокій, худой и съ длинными ушами...
-- Клейнбаумъ!-- вскричалъ я, хлопая въ ладоши.
-- Этотъ Филя уговорилъ его танцовать мазурку и устроилъ такъ, что когда нашъ кругъ разорвался, то бѣдный Клейнбаумъ упалъ и его волочили по полу, чуть не черезъ всю залу...
Я расхохотался...
-- Вотъ и мы тоже хохотали,-- продолжала Соня,-- такъ ужь принято; но развѣ это хорошо? Я увѣрена, что твой черненькій дикарь никогда-бы такъ не поступилъ съ товарищемъ...
-- Не понимаю, про какого дикаря ты говоришь, Соня?
-- Про твоего Жука! Отлично понимаешь, не притворяйся. Почему онъ не былъ? Вѣдь я его приглашала...
-- Ты шутишь, Соня! Онъ никогда не бываетъ въ обществѣ и къ намъ попалъ тогда потому, что ужъ очень я приставалъ... Живетъ онъ далеко отсюда...
-- Въ деревнѣ, я знаю,-- перебила Соня,-- но вѣдь можно и изъ деревни пріѣхать?
-- Онъ совсѣмъ плѣхо танцуетъ, и, пожалуй, ему пришлось-бы хуже, чѣмъ Клейнбауму,-- защищалъ я своего друга.
Соня громко засмѣялась, вспомнивъ, вѣроятно, танцы Жука.
-- Пусть учится,-- сказала она.
-- Я ему это передамъ.
-- И передай! Не думаешь-ли ты, что я его очень боюсь?
-- Хе, хе, хе!-- произнесъ я такъ тихо, что никто кромѣ меня не слышалъ.
-- Знаешь-ли, Сеня, что моя мама нашла твоего Жука очень интереснымъ и обѣщала мнѣ пригласить его вмѣстѣ съ тобой, если у насъ будетъ вечеринка.
-- Это хорошо, Соня, но только одно жаль: онъ не пріѣдетъ!
-- Это почему?
-- Потому, что онъ дикарь, живетъ на островѣ...
-- Пускай садится въ лодку и пріѣзжаетъ!
Противъ этого я ничего не могъ возразить. Надо-же ему, въ самомъ дѣлѣ, рѣшиться когда-нибудь сѣсть въ лодку и выѣхать въ свѣтъ.
-- Послушай, Соня,-- сказалъ я серьезно, выводя въ то-же время затѣйливые узоры синей краской,-- скажи мнѣ, зачѣмъ ты надъ нимъ смѣешься?
Она всплеснула руками съ самымъ забавнымъ видомъ.
-- Сеня! ничего-то ты не понимаешь!
И это въ ту минуту, когда я, казалось, понималъ её.
-- Вы точно сговорились!-- вскричалъ я, подскочивъ на стулѣ.-- Не прибавишь-ли ты къ этому еще, что я -- глупенькій?
По моему, она никакъ не могла этого прибавить.
-- Конечно, Сеничка! А ты что-же воображалъ?
Къ крайнему удивленію, мн.ѣ опять не удалось разсердиться. Тонъ, которымъ она произнесла эти слова, ласковый жестъ, ихъ сопровождавшій, производили впечатлѣніе подкупающей искренности...
-- Сеничка, ты знай, что мальчики всегда бываютъ глупенькіе, пока не вырастутъ.
-- Ну-съ, а потомъ?-- спросилъ я, откидываясь на спинку стула.
-- Потомъ... многіе изъ васъ дѣлаются умными, умнѣе насъ.
Значитъ, для меня, не все еще было потеряно.
-- Ха, ха, ха! Выходитъ, по твоему, Соня, что и Жукъ, и Филя...
-- Разумѣется, глупенькіе,-- докончила кузина самымъ убѣжденнымъ тономъ.
Признаюсь, что такое открытіе, вмѣсто того, чтобъ огорчить, окончательно меня развеселило.
-- Мы заболтались, а мнѣ пора домой!-- сказала Соня, взглянувъ на часы и вставая.
-- Посиди! что тебѣ дома дѣлать?
-- Спать ужасно хочется... Вчера поздно вернулись... Вотъ ты заходи вечеркомъ, еще о многомъ потолкуемъ...
Она торопилась надѣть шляпку.
-- Чуть не забыла! Тутъ у меня въ карманѣ три конфетки со вчерашняго бала. Нарочно выбрала самыя красивыя...
-- Что-же съ ними дѣлать?
-- Двѣ изъ нихъ съѣшь самъ, а вотъ эту съ фигуркой подари... кому хочешь.
-- Merèi, Соня! но кому-же дать третью?
-- Говорю тебѣ: кому хочешь. Какой- непонятливый! До свиданія!
Она поцѣловала меня и исчезла такъ-же быстро, какъ и появилась.