въ которой проявляется сила судьбы.
Въ понедѣльникъ утромъ, когда я подходилъ къ школѣ, у подъѣзда остановилась знакомая таратайка, и изъ нея выпрыгнулъ Жукъ.
-- Андревна,-- обратился онъ къ своей спутницѣ, указывая на меня,-- Андревна, заѣзжай къ нимъ и отдай это письмо.
-- Ага! письмо; наконецъ-то,-- сказалъ я весело, и мы поздоровались.
Онъ улыбнулся; но я замѣтилъ на его лбу морщинку, которая появлялась всякій разъ, когда Жукъ былъ чѣмъ нибудь озабоченъ или недоволенъ...
-- Филя правду говоритъ, что если кому не везетъ, такъ не везетъ,-- объявилъ онъ мнѣ на лѣстницѣ.
-- Что такое случилось?
-- Да то, что я ожидалъ... Не буду у Ляминыхъ!
-- Вотъ тебѣ разъ!!
-- Отецъ уѣзжаетъ по какому-то дѣлу на заводъ, куда мы поставляемъ лѣсъ, и желаетъ, чтобы я оставался дома...
-- Неужели нельзя его упросить?..
-- Попробуй!-- усмѣхнулся Жукъ.
-- Попробую непремѣнно!-- вскричалъ я.
-- Какъ-же такъ, Сеня?
-- Сію минуту напишу письмо къ дядюшкѣ: онъ все устроитъ...
-- Попробуй,-- повторилъ Жукъ, но уже серьезно,-- -- и, все-таки, врядъ-ли удастся попасть мнѣ къ Ляминымъ...
Въ самыхъ дверяхъ класса наскочилъ на- насъ веселый-превеселый Филя.
-- Здравствуй, Сенька! Здорово, Жукъ!
Онъ пожалъ намъ руки и сказалъ:
-- Могу сообщить вамъ очень -пріятное извѣстіе...
-- Сообщи, Филя.
-- У твоей добрѣйшей тетки въ четвергъ балъ? Сеня!
-- Не балъ, а дѣтская вечеринка.
-- Танцовать будутъ -- значитъ, балъ!-- рѣшилъ Филя.-- И знаешь-ли? мнѣ удалось устроить такъ, что безъ меня -- ни-ни, не обойдутся...
Лицо его, сіявшее удовольствіемъ, составляло въ эту минуту контрастъ съ озабоченнымъ лицомъ Жука.
-- Разскажи, какъ устроилъ?-- сказалъ я.
-- Какъ нельзя проще! Вчера встрѣтилъ твою тетушку на Соборной площади... Она отыскивала слѣпаго піаниста,-- того, что танцы на вечерахъ играетъ... Онъ беретъ за это по пяти рублей, и съ нимъ не торгуйся!
-- Что-же дальше?-- перебилъ Жукъ.
-- Я объяснилъ ей, что этотъ слѣпецъ уже перебрался на другую квартиру, въ Зарѣчьи, знаешь? въ такую трущобу, что туда воронъ костей не заносилъ...
-- Такъ и сказалъ?-- спросилъ Жукъ, улыбаясь.
-- Да! Я вызвался сходить къ музыканту, уговориться и даже привезти его въ четвергъ къ Ляминамъ, потому что безъ провожатаго бѣдняга сдѣлаетъ одинъ шагъ и -- полетитъ въ тартарары... Прощай, хозяйскіе горшки!...
-- Выходитъ, что ты какъ будто назвался къ нимъ,-- замѣтилъ Жукъ...
-- Не разсуждай о томъ, чего ты не знаешь и не видѣлъ,-- отвѣчалъ Филя.-- Правда, я сказалъ Марьѣ Сергѣевнѣ, что привезу музыканта, но ни словечкомъ не намекнулъ на то, что желалъ-бы у нихъ быть... На мою вѣжливость она отвѣчала тѣмъ-же и пригласила меня... Видишь, какъ просто и мило устроилось!
Жукъ молчалъ.
-- Кстати, мнѣ сказали, что и ты тоже будешь, Жукъ? каково?!
-- Да, я приглашенъ, но не буду...
Складка на его лбу сдѣлалась глубже.
-- Ахъ, Филя, Филя! Еслибъ на лунѣ танцовали, ты и туда попалъ-бы!
-- Непремѣнно!-- вскричалъ Филя, подпрыгивая нѣсколько разъ.-- И знаешь-ли почему?
-- Почему?
-- Я всегда слѣдую правилу, которое мой отецъ часто твердитъ: живи, пока живется! и кромѣ того, нѣмецкой поговоркѣ, тоже отецъ научилъ: man lebt nur einmal.!
Когда мы усѣлись на свои мѣста, Жукъ открылъ свою мастерскую и принялся за работу; но работа нё клеилась.
-- Нѣмецкая поговорка, по-моему, черезчуръ туманна,-- сказалъ онъ, обращаясь ко мнѣ,-- а другая: "живи; пока живется", пожалуй, что хороша... Какъ ты думаешь?
Мнѣ было некогда думать: а строчилъ посланіе къ дядюшкѣ. Ничего въ жизни не писалъ я краснорѣчивѣе и безграмотнѣе!
-- Видишь это письмо, Жукъ? Оно кончено!
-- Вижу.
-- Сейчасъ я его пошлю, а завтра получимъ отвѣтъ.
-- Какой-же отвѣтъ по твоему?
-- Хе, хе, хе!-- произнесъ я, вкладывая листикъ въ конвертъ,-- хе, хе, хе! Дай мнѣ только сургучъ; чтобъ запечатать.
-- У меня нѣтъ ни сургуча, ни;печати,-- объявилъ Жукъ.
-- Кому нужно запечатать? Тебѣ, Сеня? Такъ бы и сказалъ!-- отозвался Филя.
Онъ перепрыгнулъ черезъ столъ и очутился подлѣ насъ.
-- Давай письмо! а вотъ и огарокъ... У меня есть сургучъ... вотъ онъ! и новенькія тульскія печатки, которыя не было еще случая употребить въ дѣло...
Говоря это, Филя выкладывалъ на столъ всѣ упомянутыя принадлежности.
-- Жукъ, зажги свѣчку, но, пожалуйста, ничего не трогайте... Я сдѣлаю все самъ и адресъ напишу... Только скажите мнѣ въ двухъ словахъ, о чемъ тутъ написано*?
-- Пишу къ дядюшкѣ, чтобъ похлопоталъ насчетъ его, Жука,-- сказалъ я.
-- Довольно! Понимаю! Давай печатать...
Филя взялъ колечко съ печатками и сталъ что-то искать.
-- Какой у насъ сегодня день?-- спросилъ онъ съ озабоченнымъ видомъ.
-- Понедѣльникъ,-- отвѣчалъ, я.
-- Понедѣльникъ. Прекрасно! такъ пошлемъ письмо во вторникъ.
-- Это почему?-- спросили Жукъ и я вмѣстѣ.
-- Очень просто,-- отвѣчалъ Филя,-- у меня тутъ, на печаткахъ, два вторника и ни одного понедѣльника...
-- Какія глупости!-- вскричалъ Жукъ,-- и изъ-за нихъ не посылать письма? Дай, я запечатаю пуговицей.
-- Вотъ придумалъ! Пуговицей... Какъ это можно? Mauvais genre!
Онъ положилъ наше письмо въ боковой карманъ.
-- Завтра, рано утромъ, Клейнбаумъ идетъ въ отпускъ... Онъ занесетъ письмо, куда нужно, а я пойду къ себѣ и запечатаю вотъ этимъ вторникомъ...
Прежде, чѣмъ мы могли что-либо сообразить и принять соотвѣтственныя мѣры противодѣйствія, Филя проворно забралъ всѣ вещи, въ томъ числѣ горящій огарокъ, мое собственное перо, резинку Жука и перепрыгнулъ обратно черезъ столъ...
-- Филя, какъ-же такъ?!
-- Будьте совершенно покойны!-- отвѣчалъ онъ, запирая свой ящикъ.
Приходилось оставаться покойнымъ, потому что начался урокъ, а затѣмъ, по размышленіи зрѣломъ, я согласился отправить письмо на другой день съ Клейнбаумомъ...
Увы! ни Филя, ни Жукъ, ни я не могли предвидѣть роковыхъ послѣдствій этого рѣшенія.
Клейнбаумъ не шутя собирался въ отпускъ, и причину такого событія пытался нѣсколько разъ растолковать намъ по возможности ясно.
-- Видите-ли, господа,-- начиналъ онъ,-- у моей маменьки есть сестрица...
-- Хорошо!
-- У сестрицы -- племянникъ...
-- Это ты?
-- Хи, хи, хи! въ томъ-то и штука, что не я! Маленькій, толстенькій, смѣшной такой...
-- Клейнбаумъ, кончай скорѣй!
-- У этого племянника есть двоюродная сестра... вотъ, забылъ, какъ ея фамилія...
-- Не нужно фамиліи! Кончай скорѣй, не то я выдеру тебя за вихоръ!-- вскричалъ Филя.
-- Кончать хочешь?-- вопросилъ разсказчикъ удивленнымъ тономъ и отодвигаясь въ сторону.
-- Разумѣется. Ты вѣдь слышалъ звонокъ?
-- Слышалъ. Это совсѣмъ вѣрно!
-- Ну?
-- Такъ по этому случаю всѣ родные завтра собираются,-- окончилъ скороговоркою Клейнбаумъ.
-- По какому случаю?
-- По случаю его обрученія...
Въ эту минуту на порогѣ двери показался учитель Шильманъ.
На другой день, Клейнбаумъ, дѣйствительно, отправился въ отпускъ. Филя вручилъ ему мое письмо со строгимъ наказомъ отнести, ни на секунду не останавливаясь, прямо въ руки дядюшки и потомъ, въ. среду утромъ, зайти къ нему-же за отвѣтомъ....
-- Дядюшка самъ пришлетъ, протестовалъ я.
-- Нѣтъ, такъ вѣрнѣе будетъ,-- рѣшилъ Филя.
-- Первый разъ привелось мнѣ видѣть Жука въ волненіи.
-- А что, если Клейнбаумъ затеряетъ письмо?-- задавалъ онъ вдругъ вопросъ.
-- Очень вѣроятно!... у него въ карманѣ есть дырка,-- подсмѣивался Филя.
Не знаю, какъ мы дождались середы!
-- Ба! Клейнбаумъ идетъ!-- воскликнулъ Жукъ, завидѣвъ желаннаго гонца въ концѣ корридора.
Вслѣдъ за тѣмъ подошелъ, дѣйствительно, Клейнбаумъ, немного разсѣянный, но съ отвѣтнымъ письмомъ дядюшки въ рукѣ.
Отвѣтъ гласилъ, что Ильинскій позволялъ сыну идти въ гости, подъ надзоромъ и ручательствомъ его, дядюшки.
Жукъ сдѣлалъ антраша; Филя, перекувырнулся раза два въ воздухѣ и при этомъ замѣтилъ, что Клейнбаумъ еще нѣчто притащилъ изъ отпуска.
-- Что это у тебя въ коробочкѣ?
Клейнбаумъ хотѣлъ спрятать коробку въ карманъ и уронилъ ее на полъ.
-- Хи, хи, хи, тутъ хлопушки,-- отвѣчалъ онъ.
-- Покажи, покажи!
Подошло нѣсколько любопытныхъ, и Жукъ въ числѣ ихъ.
-- Хлопушки,-- продолжалъ Клейнбаумъ,-- я купилъ ихъ въ томъ магазинѣ, что возлѣ дома, гдѣ живетъ Сеня... Давно собирался купить такія... хи, хи, хи!.. да не попадалъ никакъ въ ту сторону.
-- Къ чему тебѣ эти хлопушки, Клейнбаумъ?
-- Какъ, къ чему? Ты только попробуй ихъ... Стрѣляютъ, точно пистолетики...
-- Какъ же пробовать?-- спросилъ Филя.
-- Наступи на нее ногой!
-- Ну?
Пафъ!!. выстрѣлила хлопушка.
-- Все-таки, не понимаю,-- сказалъ Жукъ, тряхнувъ головой,-- не понимаю къ чему тебѣ эта штука! Дай-ка лучше мнѣ; я что-нибудь придумаю...
-- Нѣтъ, я уже придумалъ,-- возразилъ Клейнбаумъ, хватая свою коробку.
-- Что ты придумалъ?
-- Не скажу, увидите!
Скоро послѣ того мы пошли въ классы и забыли о хлопушкахъ. Ждали Вержбина и разставили географическія карты. Клейнбаумъ суетился около каѳедры больше обыкновеннаго, но никого это не удивило, такъ какъ пристрастіе его къ Африкѣ было всѣмъ извѣстно.
Послѣ звонка дверь не замедлила отвориться, сверкнули синія очки и, вмѣсто учителя географіи, вошелъ директоръ... Мы встали и отвѣчали поклономъ на его привѣтствіе.
-- Господа!-- началъ директоръ, всходя на каѳедру...
Пафъ!
-- Это что значитъ?-- произнесъ онъ, дѣлая шагъ въ сторону.
Пафъ! пафъ!!
-- Чья эта затѣя?
Пафъ!!
Никогда такъ не сверкали синіе очки...
Мы стояли, какъ бы окаменѣлые отъ удивленія и страха, и даже не переглядывались.
Наконецъ, директоръ сошелъ съ каѳедры и осторожно подошелъ къ столамъ. Выстрѣлы прекратились.
-- Признайтесь, чья это шалость?-- сказалъ директоръ тихо, но внятно.
Нѣсколько мгновеній, которыя онъ далъ намъ на размышленіе, канули въ вѣчность.
-- Я ухожу, дѣти, и приду черезъ четверть часа,-- продолжалъ онъ тѣмъ-же спокойнымъ тономъ,-- но помните, что, если виновный не найдется, я накажу весь классъ!
Онъ ушелъ, хлопнувъ дверью, а мы все еще не могли выйти изъ оцѣпенѣнія; за-то, когда заговорили, то всѣ вдругъ; гамъ поднялся невообразимый.
Клейнбаумъ рыдалъ, но никто не утѣшалъ его. Между тѣмъ надъ его поникшей головою носился грозный вопросъ:
-- Выдавать, или не выдавать, господа?!
-- Господа, я замѣчу только одно, что если не выдадимъ, то насъ всѣхъ по одиночкѣ... того... Впрочемъ, дѣлайте какъ знаете!-- сказалъ Филя.
На лицѣ его написано было и сожалѣніе къ несчастному Клейнбауму, и крайнее нежеланіе получить, какъ онъ выражался, того...
Шумъ усилился, но вмѣстѣ съ тѣмъ и лай Клейнбаума сдѣлался явственнѣе.
-- Не выдавайте! меня исключатъ... папенька... маменька... умрутъ!..
Все это было очень смѣшно со стороны, но намъ-то было не до смѣха.
-- Зачѣмъ ты это сдѣлалъ, Клейнбаумъ?
-- Я думалъ, что стрѣлять будетъ... не директоръ... а Вержбинъ! Онъ разсѣянъ, вотъ я и думалъ... ему помочь...
-- Однако, Клейнбаумъ, ты не напрасно катался на ослѣ!-- не утерпѣлъ Филя.
-- А что?
-- Самъ сталъ осломъ! да еще какимъ! весь классъ свалилъ!
-- Это совсѣмъ... вѣрно!-- согласился Клейнбаумъ, не переставая лить слезы.
-- Господа, теперь разговаривать поздно; надо на что-нибудь рѣшиться,-- сказалъ Жукъ.
-- Надо! время уходитъ!-- послышались голоса.
Жукъ подошелъ къ Клейнбауму и сказалъ.
-- Не то гадко, что ты напроказилъ, а то, что ты блудливъ какъ кошка и трусливъ какъ заяцъ!...
-- Кошка... и заяцъ... правда!-- согласился Клейнбаумъ.
-- Перестань ревѣть; слышишь1? и давай мнѣ коробку!
-- Бери, голубчикъ... вотъ... только не стрѣляй! Дверь снова отворилась. Вмѣсто директора появился нашъ инспекторъ, Ѳедоръ Ѳедорычъ, котораго мы очень любили. Опять стало тихо.
-- Дѣти! я пришелъ по порученію директора,-- произнесъ Ѳедоръ Ѳедорычъ, ни на кого не глядя,-- и вызнаете зачѣмъ?...
Всѣ молчали.
-- Надумались, или нѣтъ еще?-- спросилъ, онъ немного погодя.
-- Это я сдѣлалъ, Ѳедоръ Ѳедорычъ, а вотъ и хлопушки,-- сказалъ кто-то твердымъ голосомъ...
Среди тишины, особенно звучно раздались чьи-то шаги...
-- Жукъ!-- воскликнулъ Ѳедоръ Ѳедорычъ, протягивая руки.-- Жукъ! мнѣ жаль тебя, голубчикъ!
Странный гулъ пронесся по классу.
Инспекторъ взялъ Жука за руку..
-- Нечего дѣлать! Пойдемъ со мной...
-- Позвольте, Ѳедоръ Ѳедорычъ! Я сейчасъ возьму кое-что...
Тутъ только я увидѣлъ его лицо. Оно имѣло тотъ странный отпечатокъ, который я подмѣтилъ когда-то при трепетномъ свѣтѣ камелька. Онъ подбѣжалъ къ своей мастерской и торопливо вынулъ какія-то вещи.
-- До свиданія, Сеня! Если можно будетъ, заходи...
-- Жукъ! Жукъ!-- тутъ и тамъ послышались голоса.
Онъ кивнулъ головою направо и налѣво, улыбнулся и своей неловкой походкой направился къ двери, вслѣдъ за Ѳедоромъ Ѳедорычемъ...
Дверь затворилась.
-- Однако, господа, какъ-же это такъ?!-- спрашивали мы другъ друга въ недоумѣніи.
Многіе, въ томъ числѣ и Филя, повскакали со своихъ мѣстъ, хотѣли бѣжать за нимъ по горячимъ слѣдамъ и объяснить директору и всѣмъ... Но что объяснить? Что сказать? Никто не могъ опредѣленно отвѣтить.
Въ концѣ концовъ, случилось то, что всегда случается при такихъ обстоятельствахъ... Жукъ ушелъ одинъ, а мы всѣ остались въ классѣ здравыми и невредимыми!