Калистъ Беатрисѣ.

"Что значитъ для меня родъ дю-Геникъ и особенно въ наше время, дорогая Беатриса! Имя "Беатриса" -- все для меня: ея радость -- моя радость; ея жизнь -- моя жизнь; ея счастье -- мое счастье. Земли наши заложены уже два столѣтія и могутъ оставаться въ такомъ положеніи еще два вѣка; онѣ отданы фермерамъ и отнять ихъ не можетъ никто. Религія моя -- видѣть васъ, любить васъ. Мысль о женитьбѣ сводитъ меня съ ума. Двухъ Беатрисъ не существуетъ, я женюсь только на васъ, хотя бы пришлось ждать для этого двадцать лѣтъ; я молодъ, а вы останетесь всегда такой же прекрасной, какъ теперь. Мать моя святая женщина, и я не смѣю осуждать ее, но она никогда не любила. Я понимаю теперь, какъ много она потеряла и какую жертву пришлось ей принести. Вы, Беатриса, научили меня еще больше любить мою мать; въ моемъ сердцѣ она живетъ вмѣстѣ съ вами, эта единственная ваша соперница, и надо-ли говорить, что вы царите въ немъ безраздѣльно. Доводы ваши оказались безсильны для моего ума. Скажите мнѣ слово, я попрошу Камиль, и она сама увѣритъ васъ, что я не люблю ее. Она расширила мой умственный кругозоръ,-- и только. Съ тѣхъ поръ, какъ я увидѣлъ васъ, она сдѣлалась для меня сестрой, другомъ; и кромѣ дружбы у насъ нѣтъ никакихъ другихъ правъ другъ на друга.

Я видѣлъ въ ней женщину до момента встрѣчи съ вами. Вы мнѣ доказали обратное. Камиль плаваетъ, охотится, ѣздитъ верхомъ, куритъ, пьетъ, пишетъ, анализируетъ сердца и книги; въ ней нѣтъ никакой женственности, -- она сильна и крѣпка, какъ мужчина. Въ ней нѣтъ ни вашихъ легкихъ движеній, ни вашей походки, напоминающей полетъ птицъ, нѣтъ вашего нѣжнаго голоса, вашего чистаго взгляда, вашихъ граціозныхъ манеръ. Она просто Камиль Мопенъ -- и только. Въ васъ же соединено все, что я люблю. При первой моей встрѣчѣ съ вами, мнѣ показалось, что вы созданы для меня. Вы смѣетесь, конечно, надъ этимъ чувствомъ, но оно роетесь все больше и мнѣ кажется невозможнымъ теперь быть разъединеннымъ съ вами. Вы моя душа, и жизнь безъ васъ не мыслима для меня. Дайте же мнѣ любить васъ. Убѣжимъ въ страну, гдѣ мы будемъ одни, и въ сердцѣ вашемъ останется только Богъ и я. Мать моя, которая любитъ васъ уже теперь, пріѣдетъ провести съ нами нѣсколько дней. Въ Ирландіи столько замковъ, и семья, моей матери предложитъ намъ одинъ изъ нихъ. Боже мой! уѣдемте! Корабль съ матросами умчитъ насъ раньше, чѣмъ узнаютъ, куда скроемся мы отъ свѣта, котораго вы такъ боитесь. Васъ не любили, я чувствую это, читая ваши письма, и если бы не существовали причины, о которыхъ вы говорили, вы отдались бы моей любви. Святая любовь, Беатриса, стираетъ прошлое. При видѣ васъ возможно-ли думать о чемъ-нибудь другомъ? Любовь моя такъ сильна, что если бы вы были даже въ тысячу разъ хуже, я обожалъ бы васъ, какъ самое святое существо.

Чувство мое къ вамъ вы называете оскорбленіемъ? Ахъ, Беатриса! Любовь такого благороднаго ребенка (вѣдь такъ называете вы меня) осчастливила бы королеву. Итакъ, влюбленные мы уйдемъ завтра въ скалы, къ морю. Подарите мнѣ день счастья, и эта ничтожная милость, не оставляя воспоминанія въ васъ, составитъ для Калиста цѣлое богатство..."

Баронесса выронила письмо, не докончивъ его. Опустясь на колѣни, она мысленно произнесла молитву, прося Бога спасти сына отъ безумія, удалить его съ ложнаго пути, на которомъ онъ стоялъ.

-- Что ты дѣлаешь?-- спросилъ Калистъ.

-- Молюсь за тебя,-- отвѣтила мать, смотря на сына глазами, полными слезъ.-- Я сдѣлала большую ошибку, прочитавъ это письмо: мой Калистъ сошелъ съ ума.

-- Это самое пріятное безуміе,-- сказалъ юноша, цѣлуя мать.

-- Мнѣ очень бы хотѣлось видѣть эту женщину.

-- Отлично, мама. Завтра мы ѣдемъ въ Круази,-- выйди на плотину.-- Онъ запечаталъ письмо и уѣхалъ въ Тушъ. Баронесса была сильно взволнована. Инстинктомъ сознавала она, что чувство сына какъ бы поддерживалъ другой, вполнѣ опытный человѣкъ. Казалось, Калистъ писалъ къ Беатрисѣ по совѣту шевалье дю-Хальга.

Глупымъ и недалекимъ существамъ доставляетъ, вѣроятно, удовольствіе играть чужой душой, разставляя ей сѣти. Беатриса знала, что стоитъ ниже Камиль. Это сказывалось не только въ умственныхъ способностяхъ, доходящихъ до геніальности, но также и въ умѣньѣ чувствовать, въ силѣ любви, переходящей въ страсть.

Когда Калистъ пріѣзжалъ въ Тушъ, летя съ пылкостью первой любви на крыльяхъ надежды, маркиза ощущала живой восторгъ быть любимой этимъ прелестнымъ юношей.,

Она не хотѣла поддаваться этому чувству, всѣми силами старалась побороть этотъ капризъ (càpriccio, какъ говорятъ итальянцы), думая такимъ образомъ подняться на одинъ уровень съ подругой. Она была счастлива сознаніемъ, что приноситъ жертву для Камиль. Однѣ француженки обладаютъ тѣмъ особеннымъ, неуловимымъ кокетствомъ, которое даетъ имъ превосходство надъ другими женщинами. Въ маркизѣ это кокетство доходило до совершенства. Сопротивляясь такой массѣ искушеній, она въ душѣ прислушивалась къ чуднымъ, полнымъ похвалъ напѣвамъ добродѣтели.

Обѣ женщины, безстрастныя на видъ, полулежали теперь на диванѣ, въ маленькой уютной гостиной,-среди массы цвѣтовъ. Окно было открыто. Южный палящій вѣтеръ подергивалъ серебристою зыбью соленое озеро, разстилавшееся передъ ихъ глазами. Солнце ярко золотило песокъ.

Въ душѣ онѣ были настолько взволнованы, насколько природа казалась покойной, отдыхая подъ вліяніемъ свѣта и тепла, подъ безоблачнымъ кровомъ лазурнаго неба. Запутанная какъ бы въ колесахъ машины, которую сама она привела въ движеніе, Камиль зорко слѣдила за собой около своего проницательнаго дружественнаго врага, котораго она сама засадила въ одну клѣтку съ собой.

Чтобы не выдать своей тайны, Камиль погрузилась въ созерцаніе таинственной природы. Заглушая страданія, она старалась отыскать смыслъ въ природѣ и успокоивалась, находя Бога въ чудномъ безпредѣльномъ небѣ. Когда невѣрующій познаетъ Бога, онъ весь предается вѣрѣ, которая одна только даетъ полное удовлетвореніе. Утромъ Камиль вышла къ маркизѣ взволнованная безсонною ночью. Калистъ казался ей небеснымъ видѣніемъ и, преданная ему безгранично, она представляла его себѣ ангеломъ-хранителемъ.

Развѣ не онъ довелъ ее до такой высоты религіи, гдѣ страданія смолкаютъ и тонутъ въ непонятной безконечности.

Торжествующій видъ Беатрисы положительно безпокоилъ Камиль. Женщина не можетъ скрыть отъ соперницы своего торжества, даже если она отрицаетъ свою побѣду. Удивительна была эта нравственная глухая борьба двухъ подругъ. Каждая изъ нихъ старалась скрыть свою тайну, каждая считала себя жертвой.

Калистъ вошелъ, держа письмо въ перчаткѣ, ожидая удобной минуты, чтобы передать его Беатрисѣ. Перемѣна въ подругѣ не ускользнула отъ наблюдательной Камиль, и она, дѣлая видъ, что не обращаетъ на нее вниманіе, зорко стала наблюдать за ней въ зеркалѣ, какъ только вошелъ Калистъ. Минута встрѣчи самая предательская для всѣхъ женщинъ. И умныя, и глупыя, правдивыя и лживыя не въ состояніи скрыть своей тайны. То слишкомъ много осторожности, то лишнее пренебреженіе, взглядъ слишкомъ простой, или полный огня, опущенныя рѣсницы -- все выдаетъ чувство, при всемъ стараніи скрыть его, и только одно равнодушіе никогда не требуетъ вуали. Женщины геніальны въ своихъ оттѣнкахъ; прибѣгая такъ часто къ нимъ, онѣ постигаютъ ихъ въ совершенствѣ. Въ этихъ случаяхъ она взглядомъ окидываетъ соперницу съ ногъ до головы; ей понятно все. Она отгадываетъ чуть-чуть замѣтное движеніе ноги, непримѣтное волненіе, находя значеніе въ томъ, что не имѣетъ смысла для мужчины. Трудно себѣ представить лучшую комедію, какъ двѣ наблюдающія другъ за другомъ женщины.

-- Калистъ сдѣлалъ опятъ глупость,-- думала Камиль, наблюдая ихъ неуловимые взгляды, понятные имъ однимъ.

Маркиза смотрѣла на Калиста, какъ на вещь, принадлежащую ей; въ ней не было ни холодности, ни притворнаго равнодушія. Калистъ былъ понять. Онъ покраснѣлъ, какъ виноватый, но счастливый человѣкъ. Въ Тушъ онъ пришелъ узнать о распоряженіяхъ на слѣдующій день.

-- Такъ вы навѣрное идете, моя милая?-- спросила Камиль.

-- Иду,-- отвѣчала Беатриса.

-- А какъ вы узнали объ этомъ?-- обратилась мадемуазель де-Тущъ къ Калисту.

-- Я только что слышалъ ваши предположенія,-- поспѣшилъ отвѣтить онъ, замѣтя взглядъ, брошенный на него m-me Рошефильдъ. Она не хотѣла, чтобы Камиль знала объ ихъ перепискѣ.

-- Какъ они понимаютъ другъ друга,-- подумала Камиль, отъ которой не ускользнули ихъ взгляды...-- Все кончено. Мнѣ остаемся только исчезнутъ.

Мысль эта давила ее, а измѣнившееся лицо заставило вздрогнуть Беатрису.

-- Что съ тобой, душечка?

-- Ничего,-- отвѣчала Камиль.-- Итакъ, Калистъ, вы пришлете моихъ и вашихъ лошадей въ Круази, чтобы намъ вернуться от

туда на лошадяхъ черезъ городъ Батцъ. Мы позавтракаемъ въ Круази, обѣдать же будемъ въ Тушѣ. Позаботьтесь также и о перевозчикахъ. Выѣдемъ мы утромъ, около восьми часовъ. Какая чудная панорама откроется передъ вами,-- говорила она Беатрисѣ.-- Вы увидите Камбремера, добровольно наложившаго на себя покаяніе на этой скалѣ за то, что убилъ сына. О, теперь вы въ первобытной странѣ, гдѣ чувства у людей необыкновенны. Калистъ разскажетъ вамъ эту исторію,-- говорила Камиль, уходя въ свою комнату. Она задыхалась.

Калистъ отдалъ письмо Беатрисѣ.и послѣдовалъ за мадемуазель де-Тушъ.

-- Калистъ, васъ любятъ, это вѣрно, но вы скрываете отъ меня что-то, не слѣдуете моимъ совѣтамъ.

-- Любимъ, я!-- воскликнулъ Калистъ, падая въ кресло.

Камиль подошла къ двери. Беатриса исчезла; это было болѣе чѣмъ странно. Женщина уходитъ изъ комнаты, гдѣ находится предметъ ея любви, только тогда, когда ей предстоитъ что-нибудь лучшее.

-- Можетъ быть, она получила письмо отъ Калиста, -- промелькнуло у ней въ умѣ. Но на такую смѣлость, ей казалось, невинный бретонецъ не былъ способенъ.

-- Если ты не послушаешь меня, все будетъ потеряно изъ-за твоей ошибки,-- строго говорила Камиль.-- Теперь оставь меня, иди, готовься къ радостямъ завтрашняго дня.

Она сдѣлала знакъ и Калистъ повиновался ей. Иногда и нѣмыя страданія говорятъ съ деспотическимъ краснорѣчіемъ.

Отправляясь съ лодочниками въ Круази, проходя песками и болотами, Калисту дѣлалось страшно: что-то фатальное звучало въ послѣдней фразѣ Камиль.

Черезъ четыре часа онъ возвратился усталый, думая отобѣдать въ Тушѣ. Его встрѣтила у дверей горничная Камиль и сказала, что этотъ вечеръ его принять не могутъ. Удивленный Kar листъ хотѣлъ поразспросить горничную, но она заперла дверь и убѣжала.

Пробило шесть часовъ на колокольнѣ Геранды. Калистъ возвратился домой, велѣлъ подать обѣдъ и въ самомъ мрачномъ настроеніи сѣлъ играть въ мушку. Эти переходы отъ счастья къ несчастью, отъ безнадежности къ увѣренности быть любимымъ убивали молодую душу, которая уносилась къ небесамъ такъ высоко, что паденіе должно было быть болѣе чѣмъ ужасно.

-- Что съ тобой, мой Калистъ?-- шепнула ему на ухо мать.

-- Ничего,-- отвѣтилъ юноша, смотря на нее потухнувшимъ взглядомъ.

Не надежда, а безнадежность служитъ мѣриломъ нашего честолюбія. Каждый отдается чуднымъ грезамъ надежды въ тайнѣ, страданія же не прикрываются флеромъ.

-- Какой вы нелюбезный,-- говорила Шарлотта, когда истощился весь запасъ ея мелкаго, провинціальнаго кокетства, переходящаго въ придирчивость.

-- Я усталъ,-- проговорилъ Калистъ, вставая и прощаясь со всѣми.

-- Калистъ очень измѣнился,-- сказала мадемуазель Пен-Холь.

-- Еще бы, у насъ нѣтъ красивыхъ платьевъ, отдѣланныхъ кружевами, мы не подымаемъ такъ рукава, мы не позируемъ, не умѣемъ смотрѣть въ сторону, поворачивать голову, -- говорила Шарлотта, передразнивая и утрируя позы и взгляды маркизы.-- У насъ нѣтъ голоса, исходящаго какъ бы изъ головы, ни этого маленькаго, интереснаго кашля -- кхе! кхе! напоминающаго вздохъ тѣни. Несчастіе наше заключается въ нашемъ крѣпкомъ здоровьѣ. Мы любимъ друзей нашихъ просто и безъ кокетства; смотря на нихъ, мы не хотимъ ужалить ихъ и не бросаемъ на нихъ лицемѣрныхъ взглядовъ. Мы не умѣемъ опускать голову на подобіе плакучей ивы и казаться любезными, поднимая ее такимъ образомъ.

Мадемуазель Пен-Холь не могла удержаться отъ смѣха, смотря на гримасы племянницы, но ни шевалье, ни баронъ не поняли этой сатиры провинціи на Парижъ.

-- А все же маркиза очень красивая женщина, -- сказала старая дѣва.

-- Завтра она поѣдетъ въ Круази. Пойдемъ туда, другъ мой,-- обратилась баронесса къ мужу,-- мнѣ такъ хочется видѣть ее.

Въ то время, какъ Калистъ ломалъ себѣ голову, думая, отчего его не приняли, въ Тушѣ между двумя подругами разыгралась сцена, отразившаяся на событіяхъ слѣдующаго дня. Письмо Калиста вызвало въ m-me Рошефильдъ особенное, ей совсѣмъ незнакомое, волненіе. На долю очень не многихъ женщинъ выпадаетъ такая молодая, чистая и искренняя любовь. До сихъ поръ Беатриса больше любила сама, чѣмъ была любима. Послѣ рабства она испытывала невыразимое удовольствіе изобразить въ свою очередь тирана. Когда она перечитывала письмо Калиста, радость ея была отравлена одною мыслью: если Калистъ и Камиль не любили другъ друга, зачѣмъ проводили они цѣлые дни вмѣстѣ послѣ отъѣзда Клодъ Виньона. Быстро припомнились ей и всѣ разговоры Камиль. И, какъ бы вызванный силой нечистаго духа, раздражая ее, предсталъ передъ ней, какъ въ зеркалѣ, весь образъ этой героини дѣвушки со всѣми ея жестами и манерами. Беатриса чувствовала, что не только не сравнялась съ Камиль, но уничтожена, раздавлена ею; не она вела игру, какъ хотѣлось ей, а ею играли. Въ рукахъ Камиль она была просто игрушкой, которую та хотѣла дать ребенку, любимому особенною любовью.

Открытіе это для такой женщины, какъ Беатриса, было цѣлымъ взрывомъ. До тонкости припомнилась ей вся недѣля. Ясно понимала она обѣ роли и чувствовала себя положительно уничтоженной. Въ порывѣ ревности, она заподозрила въ Камиль намѣреніе отомстить Конти.

Возможно, что все прошлое этихъ двухъ лѣтъ отразилось въ двухъ послѣднихъ недѣляхъ. Подстрекаемая сомнѣніями, недовѣріемъ и злобой, Беатриса была внѣ себя. Взволнованная она ходила по комнатѣ, присаживаясь на минутку, чтобы придти къ какому-нибудь рѣшенію, и не останавливалась ни на чемъ. Къ обѣду она вышла въ дезабилье. При одномъ взглядѣ на соперницу, Камиль угадала все. Холодный молчаливый видъ, нежеланіе одѣться, все показывало Камиль, до какой степени была раздражена Беатриса. Мадемуазель де-Тушъ вышла и отдала распоряженіе, такъ удивившее Калиста. Она боялась, что онъ явится во время ссоры и, безумно влюбленный и наивный, натворитъ неловкостей, и тогда Беатриса исчезнетъ для него навсегда. Ей хотѣлось остаться одной съ Беатрисой. Она знала черствую душу подруги, знала, сколько мелочности скрывалось за ея кажущейся гордостью, которую она такъ удачно называла упрямствомъ.

Обѣдъ прошелъ скучно. Тактичныя обѣ, онѣ не хотѣли объясняться при служащихъ или давать имъ возможность слушать ихъ разговоръ у дверей. Камиль была добра и мягка; она сознавала свое превосходство; маркиза, на оборотъ, рѣзка и придирчива, такъ какъ была увѣрена, что ею играютъ, какъ ребенкомъ.

Эта борьба взглядовъ, жестовъ, недосказанныхъ словъ, непонятныхъ для прислуги, предвѣщала сильную грозу. Послѣ обѣда, поднимаясь наверхъ, Камиль предложила шутливо руку маркизѣ, но Беатриса сдѣлала видъ, что не замѣтила этой любезности, и убѣжала одна. Когда слуга подалъ кофе, мадемуазель де-Тушъ сказала ему: "Оставьте насъ", и это былъ знакъ къ сраженію.

-- Вы ведете романы гораздо опаснѣе тѣхъ, которые пишете, моя милочка,-- проговорила маркиза.

-- И они обладаютъ большимъ преимуществомъ, -- отвѣтила Камиль, закуривая папироску.

-- Какимъ же, именно?

-- Они не изданы, мой ангелъ.

-- Будетъ-ли, по крайней мѣрѣ, напечатанъ тотъ, въ которомъ вы изобразите меня?-- говорила Беатриса.

-- Я не обладаю призваніемъ Эдипа, и хотя признаю въ васъ умъ и красоту сфинкса, но прошу не задавать мнѣ загадокъ, милая Беатриса.

-- Мы не гнушаемся ничѣмъ для того, чтобы дать счастье мужчинамъ; чтобы ихъ позабавить, разсѣять, мы готовы на все...

-- И получаемъ взамѣнъ только упреки за наши усилія и старанія; все это приписываютъ испорченности, -- перебила ее Камиль, бросая папироску.

-- Они забываютъ всегда, что любовь, увлекающая насъ, оправдываетъ нашу несдержанность, такъ какъ чего только не творимъ мы, если любимъ. И тогда мужчины вполнѣ показываютъ себя, они всегда неблагодарны и несправедливы, -- продолжала Беатриса.-- Всѣ женщины хорошо знаютъ, насколько онѣ лучше, благороднѣе и даже добродѣтельнѣе мужчинъ. Но теперь я только узнала, какъ справедливо мнѣніе о васъ, на которое вы когда-то жаловались. Въ васъ, милочка, есть, дѣйствительно, что-то мужское; вы ведете себя, какъ они, ни передъ чѣмъ не останавливаетесь, у васъ ихъ умъ и ихъ взгляды на насъ. Я слишкомъ откровенна и не скрываю моего неудовольствія на васъ; никто еще не наносилъ мнѣ такой раны, отъ которой я страдаю теперь. Если вы не можете любитъ, какъ женщина, вы все же женщина по мстительности. Надо быть геніальной, чтобы выбрать такъ удачно самую больную струнку. Я говорю о Калистѣ и о всѣхъ вашихъ хитростяхъ, придуманныхъ вами для меня. До чего вы дошли, Камиль Мопенъ, и что у васъ за намѣренія!

-- Все больше и больше я вижу сфинкса.-- вставила, смѣясь, Камиль.

-- Вы вообразили, что я наброшусь на Калиста?-- продолжала Беатриса,-- слишкомъ я молода для этого. Мнѣ еще понятна любовь съ ея ужасною ревностью, съ ея неодолимыми прихотями. Я не авторъ. Я не умѣю искать въ чувствахъ смыслъ и идею,-- горячилась Беатриса.

-- Успокойтесь, мой другъ, на глупую любовь вы не способны, для этого вы слишкомъ умны, -- говорила Камиль, -- и слишкомъ холодны для того, чтобы ваша голова не принимала участія въ дѣлахъ вашего сердца.

Маркиза вспыхнула отъ этой насмѣшки. Она бросила на Камиль взглядъ, полный ненависти и злобы, и самыя острыя стрѣлы изъ ея колчана полетѣли въ отвѣтъ.

Куря папироску, холодно слушала Камиль эту раздраженную тираду, полную ужасныхъ несправедливостей. Выведенная изъ себя спокойствіемъ соперницы, Беатриса дошла до того, что уколола ее годами.

-- Вы кончили?-- спросила Камиль, выпуская облачко дыма.-- Вы любите Калиста?

-- Конечно, нѣтъ.

-- Тѣмъ лучше. Я люблю его и даже слишкомъ, мой покой нарушенъ. Можетъ быть, онъ и увлекается вами,-- говорила Камиль.-- Вы вѣдь самая обворожительная блондинка въ мірѣ, я же черна, какъ кротъ. Вы стройны и гибки, у меня же слишкомъ много величія въ фигурѣ, а главное, вы молоды, и тутъ вы не хотѣли пощадить меня. Перечисляю ваши превосходства надо мной, какъ женщиной, вы сильно напоминаете журналъ, который злоупотребляетъ шутками. Я сдѣлала все, чтобы помѣшать тому, что происходитъ,-- продолжала Камиль, поднимая глаза къ небу,-- и если во мнѣ и мало женственности, то все же я достаточно еще женщина для того, чтобы соперница могла побѣдить меня только при моемъ же содѣйствіи. (Послѣднее замѣчаніе, сказанное очень просто, особенно задѣло маркизу). Вы должны считать меня очень недалекой, если думаете, что я такая, какой вамъ рисуетъ меня Калистъ. Я не такъ возвышенна и не такъ низка, я просто женщина, я слишкомъ женщина. Бросьте же этотъ тонъ и лучше дайте мнѣ вашу руку,-- сказала Камиль, овладѣвая рукой Беатрисы.-- Суть вѣдь въ томъ, что вы не любите Калиста, не горячитесь же, будьте съ нимъ завтра холодны и строги. Въ концѣ концовъ онъ покорится; я же сначала устрою съ нимъ ссору, а потомъ примиреніе. Еще не все потрачено изъ нашего арсенала. Калистъ, впрочемъ, бретонецъ; если онъ станетъ продолжать свое настойчивое ухаживаніе, скажите мнѣ откровенно и уѣзжайте тогда ко мнѣ на дачу близь Парижа. Вы будете пользоваться тамъ всѣми удобствами, а Конти можетъ пріѣхать туда. Пускай Калистъ бранитъ меня! Боже мой, самая чистая любовь и та лжетъ не менѣе шести разъ въ день. Лишній обманъ только доказываетъ силу любви.

Лицо Камиль, полное холоднаго самообладанія, пугало и волновало маркизу. Она не находила отвѣта. Камиль нанесла ей послѣдній ударъ.

-- Я слишкомъ довѣрчива и не такъ язвительна, какъ вы,-- продолжала Камиль,-- я не подозрѣваю въ васъ намѣренія скрыть подъ видомъ обвиненія цѣлую аттаку, которая испортила бы мою жизнь. Я не переживу потери Калиста, а рано или поздно я должна его потерять. Калистъ любитъ меня, въ этомъ я больше чѣмъ увѣрена.

-- Вотъ его отвѣтъ на мое письмо, гдѣ я говорила только о васъ,-- сказала Беатриса, протягивая письмо Калиста.

-- Камиль взяла его и стала читать. Глаза ея наполнились слезами. Она плакала, какъ плачутъ женщины въ самой глубокой печали.

-- Боже мой!-- сказала она,-- онъ любитъ ее. Мнѣ суждено, значитъ, умереть непонятой, нелюбимой. Нѣсколько минутъ она молчала, опустивъ голову на плечо Беатрисы. Горе ея было искренно. Она была убита также, какъ баронесса дю-Геникъ при этомъ же письмѣ.

-- Любишь-ли ты его?-- спросила она, выпрямляясь и смотря на Беатрису.-- Есть-ли въ тебѣ то безпредѣльное обожаніе, которое торжествуетъ надъ всякимъ горемъ, переживаетъ пренебреженіе, измѣну и даже сознаніе, что тебя не любятъ? Любишь-ли ты его ради него самого, и доставляетъ-ли тебѣ радость твоя любовь къ нему?

-- Милый другъ,-- сказала растроганная маркиза,-- успокойся; я уѣду завтра.

-- Нѣтъ, не уѣзжай, онъ любитъ тебя; а моя любовь къ нему такъ сильна, что я буду удручена его горемъ, его несчастіемъ. Ахъ, сколько предположеній было у меня, и вотъ всему конецъ. Онъ любитъ тебя.

-- И я люблю его,-- проговорила тогда, краснѣя, маркиза съ обворожительною невинностью.

-- Любишь и сопротивляешься!-- воскликнула Камиль.-- Нѣтъ, это не любовь.

-- Онъ пробудилъ во мнѣ что-то новое, я стыжусь самой себя,-- говорила Беатриса.-- Теперь мнѣ хочется быть добродѣтельной, хочется дать ему что-нибудь больше обломковъ моего сердца и этихъ позорныхъ цѣпей. Я не хочу неполнаго счастья ни для него, ни для себя.

-- Ты ледъ. Любить и разсуждать!-- почти съ ужасомъ воскликнула Камиль.

-- Я не хочу губить его жизни, висѣть камнемъ на его шеѣ, вызвать въ немъ вѣчныя сожалѣнія. Если я не могу сдѣлаться его женой, я не буду его любовницей. Вы посмѣетесь, конечно, надо мной, но любовь его облагораживаетъ меня.

Камиль посмотрѣла на Беатрису взглядомъ, полнымъ ненависти, какимъ только можетъ смотрѣть ревнивая женщина на свою соперницу.

-- Здѣсь, въ этомъ мѣстечкѣ, по крайней мѣрѣ, я думала, что буду одна. Разстанемся, теперь мы больше не друзья, Беатриса. Ужасная борьба начнется между нами; прибавлю одно: или ты сдашься, или исчезнешь навсегда. Съ лицомъ разъяренной львицы Фелиситэ бросилась въ свою комнату. Черезъ нѣсколько времени Камиль спросила, приподнимая портьеру:

-- Завтра вы пойдете въ Круазигъ?..

-- Непремѣнно,-- гордо отвѣтила маркиза.-- Я не убѣгу и не сдамся.

-- Я играю съ открытыми картами; я напишу Конти,-- говорила Камиль.

Беатриса поблѣднѣла, какъ ея бѣлый газовый шарфъ.

-- Каждая изъ насъ ставитъ на карту свою жизнь,-- проговорила она,-- не зная, какое рѣшеніе принять.

Буря, поднятая этой сценой въ душѣ двухъ женщинъ, утихла за ночь; обѣ рѣшили отдаться теченію времени, къ чему прибѣгаетъ большая часть женщинъ. Система восхитительная между женщиной и мужчиной, и очень плохая между двумя женщинами. Фелиситэ де-Тушъ слушала только свой внутренній голосъ, полный отваги, Беатриса же помнила строгій судъ свѣта, пугалась презрѣнія общества. Итакъ, послѣдняя уловка Фелиситэ, вызванная самою ужасною ревностью, увѣнчалась полнымъ успѣхомъ. Ошибка Калиста на этотъ разъ была исправлена, но еще одна неосторожность, и всѣ ея надежды могли рушиться.

Наступалъ конецъ августа. Небо было прозрачной синевы. Безконечный океанъ, сливаясь съ горизонтомъ, серебрился на подобіе южныхъ морей. У береговъ играли чуть замѣтныя волны. Золотистыя пылинки сверкали въ солнечныхъ, перпендикулярныхъ лучахъ; воздухъ становился тропическимъ. Въ ямахъ для стока воды соль покрывалась маленькими, бѣленькими пузырьками. Храбрые соловары, одѣтые преимущественно въ бѣлое, для противодѣйствія солнцу, съ утра стояли на мѣстахъ, вооруженные длинными лопатками. Одни, прислонясь къ землянымъ валамъ, отдѣляющимъ одно владѣніе отъ другого, созерцали эту химическую работу природы, знакомую имъ съ дѣтства; другіе весело играли съ дѣтьми и женами. Надсмотрщики покойно курили длинныя трубки. Чѣмъ-то восточнымъ вѣяло отъ всей этой картины, и парижанинъ, неожиданно перенесенный сюда, не могъ бы представить себя во Франціи. Баронъ и баронесса пришли, подъ предлогомъ посмотрѣть сборъ соли. Они стояли на плотинѣ, восхищаясь молчаливой картиной. Слышался только ровный прибой морскихъ волнъ, виднѣлись лодки, а зеленыя полосы обработанной земли были полны особенной прелестью, такъ какъ ихъ рѣдко можно было видѣть на всегда пустынныхъ берегахъ океана.

-- Какъ я радъ, что увидѣлъ болота Геранды еще разъ, прежде чѣмъ умереть, друзья мои, -- говорилъ баронъ соловарамъ, толпившимся вокругъ него.

-- Развѣ дю-Геникъ умираетъ!-- сказалъ одинъ изъ соловаровъ.

Въ это время компанія изъ Туша подошла къ маленькой дорожкѣ. Маркиза одна впереди, за нею подъ руку Калистъ и Камиль. Шагахъ въ двадцати сзади Гасселенъ.

-- Мой отецъ и моя мать,-- сказалъ Калистъ, указывая на барона и баронессу.

Маркиза остановилась. Баронесса дю-Геникъ почувствовала сильное волненіе при видѣ Беатрисы, одѣтой очень къ лицу. На ней была итальянская шляпа съ большими полями, украшенными незабудками и свѣтло-сѣрое платье съ длиннымъ голубымъ кушакомъ. Вся она имѣла видъ принцессы, переодѣтой въ пастушку.

"Женщина безъ сердца", мелькнуло въ умѣ баронессы.

-- Баронесса дю-Геникъ и мой отецъ,-- сказалъ Калистъ Камиль.

Потомъ, обращаясь къ отцу и къ матери:

-- Мадемуазель де-Тушъ и маркиза де-Рошефильдъ, рожденная Кастеранъ.

Баронъ поклонился мадемуазель де-Тушъ. Она отвѣтила баронессѣ скромнымъ, полнымъ признательности, поклономъ.

-- Эта любитъ моего сына, -- подумала Фанни, -- она какъ будто благодаритъ меня за то, что я произвела на свѣтъ Калиста.

-- Вы, вѣроятно, пришли сюда, такъ же, какъ и я, посмотрѣть на сборъ соли? У васъ, впрочемъ, больше основанія интересоваться этимъ,-- говорилъ баронъ Камиль,-- такъ какъ это отчасти ваши владѣнія.

-- Барышня самая богатая изъ владѣтелей,-- сказалъ одинъ изъ соловаровъ,-- и да хранитъ ея Богъ за доброту.

Обѣ компаніи раскланялись и разошлись.

-- Мадемуазель де-Тушъ нельзя дать больше тридцати лѣтъ -- говорилъ баронъ.-- Она еще очень красива. Удивляюсь, какъ Калистъ предпочитаетъ эту клячу, парижскую маркизу, восхитительной дѣвушкѣ Бретани.

-- Къ сожалѣнію, это такъ,-- отвѣтила баронесса.

Лодка ждала у плотины, и компанія отчалила въ далеко не радостномъ настроеніи. Маркиза сидѣла гордая и холодная. Камиль побранила Калиста за непослушаніе, и сказала ему, въ какомъ состояніи находились его сердечныя дѣла. Онъ, удрученный глубокой безнадежностью, бросалъ на Беатрису взгляды, полные любви и ненависти. Молча проѣхала компанія отъ Геранды до Круази, мѣста нагрузки соли. Женщины носятъ соль въ большихъ чашахъ, держа ихъ на головѣ, и имѣютъ видъ каріатидъ. Женщины ходятъ босикомъ и носятъ только коротенькую юбочку, у многихъ свободно развѣваются платки, прикрывающіе ихъ бюстъ. Многія одѣты только въ однѣ рубашки; онѣ гордятся этимъ, такъ какъ, чѣмъ меньше одежды на женщинѣ, тѣмъ больше выказываетъ она благороднаго цѣломудрія.

Нагрузка маленькаго датскаго судна уже кончалась. Пріѣздъ двухъ красивыхъ особъ вызвалъ любопытство носильщицъ соли. Чтобы избавиться отъ нихъ, а также изъ желанія услужить Калисту, Камиль быстро скрылась въ скалахъ, оставивъ его Беатрисѣ. Гасселенъ шелъ въ ста шагахъ отъ нихъ. Со стороны моря полуостровъ Круази окруженъ гранитными скалами самыхъ причудливыхъ формъ, оцѣнить которыя могутъ только путешественники, изучающіе величіе этой дикой природы.

Возможно, что скалы Круази и даютъ ту красоту дороги La grande Chartreuse, которая отличаетъ ее отъ другихъ узкихъ долинъ. Ни берега Корсики, гдѣ гранитъ образуетъ самые разнообразные рифы, ни природа Сардиніи, полная грандіозныхъ ужасающихъ эффектовъ, ни базальтовыя скалы сѣверныхъ морей, не могутъ дать такой законченной характеристики. Фантазія представляетъ здѣсь безконечныя арабески, самыхъ причудливыхъ фигуръ. Тутъ можно встрѣтить всевозможныя формы. Воображеніе удовлетворяется вполнѣ въ этой безконечной чудовищной галлереѣ, куда во время бурь яростно врывается море, сглаживая всѣ неровности. Подъ природнымъ сводомъ, только отчасти напоминающимъ Брунелески, потому что самое высшее искусство остается всегда скромнымъ подражаніемъ природѣ, вы видите отшлифованный бассейнъ, въ видѣ мраморной купальни, усыпанной ровнымъ, тонкимъ и бѣлымъ пескомъ; купаться здѣсь можно безопасно на глубинѣ четырехъ футовъ тепловатой воды. Дальше, вы любуетесь небольшими бухтами, крытыми портиками, высѣченными изъ камня, хотя грубо, но величественно, на подобіе дворца Питти, еще одно изъ подражаній капризамъ природы. Вы встрѣчаете здѣсь массу неожиданностей, и самой требовательной фантазіи не остается желать ничего большаго. Здѣсь встрѣчается растеніе въ видѣ кустарника, родъ бука, который составляетъ особенную рѣдкость въ Круази, гдѣ не растутъ деревья, кустарникъ этотъ растетъ въ одной милѣ отъ гавани, на самой высокой точкѣ берега. На одномъ изъ южныхъ мысовъ, образованномъ гранитомъ, на высотѣ, до которой даже во время сильныхъ бурь не достигаютъ волны, благодаря дождевымъ прихотямъ, образовалась впадина фута въ четыре глубиной. Въ этой разсѣлинѣ случаемъ, а, можетъ быть, и человѣкомъ, нанесена плодородная земля, достаточная для роста невысокаго, густого бука, посѣяннаго, вѣроятно, птицами. Форма корней показываетъ, что они существуютъ, по крайней мѣрѣ, лѣтъ триста. Внизу скала неожиданно и круто обрывается. Землетрясеніе, слѣды котораго оставили здѣсь неизгладимый, характерный отпечатокъ, унесло неизвѣстно куда обломки гранита. Не встрѣчая подводныхъ рифовъ, море свободно подходитъ къ подножію этой обрѣзанной скалы, гдѣ глубина равняется пятистамъ футамъ. Скалы, идущія кругомъ, лежатъ на уровнѣ моря, что ясно показываетъ клокотаніе пѣны, представляющей грандіозное зрѣлище. Много надо имѣть мужества и рѣшительности, чтобы взобраться на этотъ маленькій Гибралтаръ, съ совершенно круглой вершиной. Нѣсколько порывовъ вѣтра свободно сносятъ любопытнаго въ море, или, еще хуже, сбрасываютъ его въ скалы. Этотъ гигантскій стражъ напоминаетъ собою башню стараго замка, откуда слѣдили за нападеніями, окидывая взоромъ всю страну. Оттуда виднѣются колокольни, безплодныя земли Круази, пески и дюны, угрожающіе воздѣланнымъ полямъ и завладѣвшіе почти всѣми окрестностями города Батцъ. Многіе старцы увѣряютъ, что въ далекомъ прошломъ здѣсь стоялъ укрѣпленный замокъ. Этой далеко виднѣющейся въ морѣ скалѣ рыбаки дали какое-то названіе. Въ настоящее время это трудное бретонское имя совершенно забыто.

Калистъ поднялся съ Беатрисой на эту скалу, откуда открывался дивный видъ, гдѣ гранитныя декораціи превосходили всѣ ожиданія. Надо-ли объяснять, почему Камиль скрылась такъ быстро. Какъ дикое раненое животное, стремилась она къ уединенію. Своимъ неожиданнымъ появленіемъ она спугивала изъ норокъ крабовъ, занятыхъ своеобразной жизнью, застигая ихъ врасплохъ. Чтобы не быть связанной женскимъ платьемъ, она надѣла вышитыя панталоны, короткую блузу, касторовую шляпу, палку ей замѣнилъ хлыстикъ. Камиль всегда гордилась силой и ловкостью. Въ этомъ костюмѣ она выглядѣла гораздо красивѣе Беатрисы. Небольшая красная шелковая косынка по дѣтски перекрещивалась у нея на груди. Блуждающимъ огонькомъ мелькала Камиль передъ Беатрисой и Калистомъ по возвышенностямъ и надъ пропастями, пренебрегая опасностями, стараясь заглушить страданія. Она первая достигла скалы, поросшей букомъ, сѣла подъ тѣнью и глубоко задумалась.

Чего могла ждать женщина отъ жизни въ ея годы? Она испила чашу своей славы, какъ всѣ великіе таланты, которые слишкомъ жадны для того, чтобъ вкушать по частицамъ пустыя радости честолюбія, и осушаютъ ихъ однимъ глоткомъ.

Тамъ подъ вліяніемъ одного ничтожнаго обстоятельства, которое людямъ зауряднымъ кажется всегда пустымъ вздоромъ, а въ людяхъ глубокихъ вызываетъ часто бездну идей, она приняла рѣшеніе покончить съ общественной жизнью. Она вынула коробочку съ земляничными пастилками и съѣла нѣсколько изъ нихъ.

Глотая ихъ, она не могла не замѣтить, что хотя самой земляники и не было, но весь ароматъ ея сохранился. Такъ, думала она, можетъ быть и съ людьми. Безконечность раскинутаго передъ ней моря наводила ее на мысль о безсмертіи души. Она вынула флаконъ съ португальской водой и стала вдыхать ея ароматъ. Но разъ возникшая мысль не оставляла ее. Ея старанія бросить Беатрису въ объятія Калиста казались ей теперь такими ничтожными. Она чувствовала, какъ умирала въ ней женщина. Освобождаясь отъ тѣлеснаго одѣянія, какъ бы выдѣлялось другое чистое, ангельское существо. Къ чему привели ее знанія, умъ и ложное чувство? Что дали они? Одна только всепрощающая мать и утѣшительница скорбящихъ, римская церковь, поэтичная для поэтовъ, ласковая для дѣтей, полная глубины и таинственности для безпокойныхъ, неразвитыхъ умовъ, одна она даетъ удовлетвореніе безконечнымъ сомнѣніямъ. Припомнились ей всѣ уловки, которыя заставлялъ ее продѣлывать Калистъ, и Камиль невольно сравнила ихъ съ извилинами дороги въ этихъ скалахъ. Калистъ представлялся ей все же вѣстникомъ неба, божественнымъ указателемъ пути. Она заглушала любовь земную ради небесной.

Молча шли Калистъ и Беатриса. Красота океана, такъ отличающаяся отъ Средиземнаго моря, вызвала восторженныя восклицанія и Беатрисы, и Калистъ не могъ не сравнить свою любовь по глубинѣ и вѣчности съ этимъ безпредѣльнымъ океаномъ.

-- И она окружена скалами,-- сказала смѣясь Беатриса.

-- Не говорите такъ со мною,-- сказалъ онъ, бросая на нее божественный взглядъ,-- у меня ангельское терпѣніе, когда я съ вами, когда я вижу васъ, слушаю васъ, но вы бы сжалились надъ мной, если бы могли видѣть меня, когда я остаюсь одинъ. Моя мать не можетъ удержать слезъ при видѣ моихъ страданій.

-- Послушайте, Калистъ, надо покончить съ этимъ,-- сказала маркиза, ступая на песчаную дорожку.-- Можетъ быть, для нашихъ разговоровъ это самое подходящее мѣсто, по крайней мѣрѣ, въ моей жизни никогда такъ природа не гармонировала съ моими мыслями. Я видѣла Италію, гдѣ все говоритъ о любви, Швейцарію, полную счастія, счастья труда, гдѣ зелень и воды, и чудныя очертанія, все окружено снѣговыми Альпами, и ничто не рисовало мнѣ такъ рельефно пустоту моей жизни, какъ эта маленькая равнина, высохшая отъ морского вѣтра, изрытая морскими приливами, съ ея песчаной растительностью, такой ничтожной въ сравненіи съ цвѣтущей Бретанью, откуда подымаются башни вашей Геранды. Я вся здѣсь передъ вами, Калистъ. Не привязывайтесь ко мнѣ. Я люблю васъ, но я никогда не буду принадлежать вамъ. Слишкомъ сильно во мнѣ сознаніе моей внутренней пустоты. Если бы знали, какъ жестоко я поступаю съ собой, говоря вамъ все это. Нѣтъ, вы не увидите вашего идола, если только я идолъ для васъ, обезславленнымъ; онъ не падетъ съ той высоты, на которую вы возвели его. Я страшусь теперь страсти, порицаемой свѣтомъ и религіей. Я не хочу униженій, и я не могу прятать свое счастье, Я останусь тѣмъ, чѣмъ я есть, этой песчаной пустыней, лишенной растительности, безъ единаго цвѣтка, безъ зелени.

-- А если васъ бросятъ?-- спросилъ Калистъ.

-- Я буду молить о милости, я унижусь передъ человѣкомъ, котораго оскорбила, но никогда не рискну отдаться счастью, близкій конецъ котораго я предвижу.

-- Конецъ?!.-- воскликнулъ Калистъ.

-- Да, конецъ,-- сказала маркиза, перебивая его тономъ, не допускающимъ возраженія.

Эти слова вызвали въ Калистѣ внутреннее раздраженіе, такъ хорошо знакомое безнадежно влюбленнымъ. Молча прошли они еще триста шаговъ, не замѣчая ни моря, ни скалъ, ни полей Круази.

-- Я сдѣлалъ бы васъ такой счастливой,-- заговорилъ опять Калистъ.

-- Каждый изъ васъ обѣщаетъ намъ счастье, а вмѣсто него насъ ожидаетъ обманъ, пренебреженіе и измѣна. Я не хочу упрекать того, кому должна остаться вѣрной. Онъ ничего не сулилъ мнѣ; я сама добровольно ушла съ нимъ. Я остаюсь вѣрна первой сдѣланной мною ошибкѣ. Къ чему вторая? Только одной, единственною, вѣчною привязанностью могу я искупить, хотя до нѣкоторой степени, свою вину.

-- Скажите лучше, что просто не любите меня,-- заговорилъ Калистъ.-- Полюбивъ васъ, я узналъ, что чувство не разсуждаетъ. Нѣтъ жертвы, на которую я не былъ бы способенъ. Приказывайте, я сдѣлаю все невозможное. Тотъ не любилъ, кто возненавидѣлъ любимую женщину за то, что, бросивъ перчатку львамъ, она требовала возвратить ей ее обратно. Онъ не признавалъ вашего права испытывать наше чувство, не понималъ, что вы сдаетесь только тому, кто заставляетъ васъ сложить оружіе нечеловѣческими усиліями. Я жертвую для васъ всѣмъ: семьей, именемъ, моимъ будущимъ.

-- Жертва, жертва! Это слово уже оскорбленіе, -- сказала Беатриса съ упрекомъ.

Только однѣ женщины, дѣйствительно любящія или просто кокетки, могутъ такимъ образомъ воспользоваться неудачнымъ словомъ, чтобы показать величіе своей души. Умъ и чувство тутъ выражаются одинаково, разница только въ томъ, что любящая женщина огорчается, кокетка же чувствуетъ презрѣніе.

-- Вы правы, -- отвѣчалъ тоскливо Калистъ, -- и слово это вырвалось у меня невольно, какъ самое сильное доказательство моего чувства.

-- Молчите,-- проговорила Беатриса, тронутая искреннимъ чувствомъ Калиста,-- довольно ошибокъ, не искушайте меня!

Они подошли къ подножію скалы. Калистъ испытывалъ несказанный восторгъ, поддерживая маркизу и взбираясь вмѣстѣ съ нею; она хотѣла непремѣнно дойти до самой вершины. Онъ держалъ ее за талію, чувствовалъ ея волненіе: онъ былъ нуженъ для нея. Все это кружило ему голову и, не помня себя, онъ обхватилъ талію Беатрисы.

-- Это еще что?-- проговорила она строго.

-- Неужели вы никогда не будете моей?-- спрашивалъ Калистъ, задыхаясь.

-- Никогда, мой другъ,-- отвѣчала она,-- Беатриса останется для васъ навсегда мечтой. И, вѣрьте, такъ лучше: не будетъ ни горя, ни раскаянія.

-- Значитъ, вы опять возвратитесь къ Конти?

-- Конечно!

-- Такъ никому же ты не достанешься!-- крикнулъ Калистъ, бѣшено толкнувъ маркизу. Онъ хотѣлъ услыхать шумъ ея паденія, прежде чѣмъ броситься за ней, но онъ услыхалъ только глухой стонъ, рѣзкій звукъ рвущейся матеріи и, наконецъ, тяжелый шумъ упавшаго на землю тѣла. Беатриса должна была бы полетѣть въ море, но она, пошатнувшись, упала въ чащу бука; она все равно покатилась бы въ бездну, если бы разорванное платье не зацѣпилось за выступъ скалы и не удержало бы тѣло въ кустарникѣ.

Мадемуазель де-Тушъ видѣла эту сцену; отъ ужаса она не могла кричать и сдѣлала только знакъ Гасселену, призывая его на помощь. Калистъ наклонился изъ чисто животнаго любопытства и содрогнулся, увидѣвъ опасное положеніе Беатрисы. Казалось, она молилась въ ожиданіи смерти, чувствуя, что букъ не сдержитъ ея. Съ внезапной ловкостью и легкостью, которыя придаютъ любовь и молодость при видѣ опасности, Калистъ соскользнулъ съ девяти футовой высоты до выступа скалы, цѣпляясь за ея неровности. Поднявъ во время маркизу, онъ взялъ ее на руки, рискуя упасть съ ней вмѣстѣ въ море. Беатриса была безъ сознанія. Въ этомъ воздушномъ пространствѣ онъ чувствовалъ ее своей, и радость охватила его,-- Простите меня,-- говорилъ Калистъ.-- Откройте глаза, или я умру вмѣстѣ съ вами.

-- Умереть!-- открывая глаза, прошептала маркиза блѣдными губами.

Слово это Калистъ встрѣтилъ поцѣлуемъ. Дрожь же, пробѣжавшая по маркизѣ, еще болѣе восхитила его.

Наверху послышались желѣзные сапоги Гасселена; за нимъ слѣдовала Камиль. Они придумывали средство спасти влюбленныхъ.

-- Остается только одно, барышня,-- говорилъ Гасселенъ,-- я брошусь туда, они встанутъ мнѣ на плечи, а вы протяните имъ руки.

-- А ты-то какъ же?-- спросила Камиль.

Слуга былъ пораженъ, что могли думать о немъ, когда господинъ его находился въ опасности.

-- Иди за лѣстницей въ Круазигъ,-- проговорила Камиль въ полномъ изнеможеніи.

-- Трудновато это, однако,-- говорилъ Гасселенъ, спускаясь внизъ.

Беатриса слабымъ голосомъ попросила положить ее, она совершенно обезсилѣла. Калистъ тотчасъ положилъ ее между гранитомъ и букомъ на свѣжую землю.

-- Я все видѣла,-- обратилась Камиль къ Калисту.-- Умретъ-ли Беатриса, или нѣтъ, происшествіе это останется простою случайностью.

-- Она возненавидитъ меня,-- тоскливо сказалъ Калистъ съ влажными отъ слезъ глазами.

-- Напротивъ, она станетъ обожать тебя, -- отвѣтила дѣвушка.-- Прогулка наша кончена. Надо перенести Беатрису въ Тушъ.

-- А что было бы съ тобой, если бы она умерла?-- спросила Камиль.

-- Я послѣдовалъ бы за ней.

-- А мать твоя?-- потомъ помолчавъ немного:-- А я?-- тихо сказала она.

Прислонясь къ граниту, Калистъ стяолъ весь блѣдный и недвижимый.

Быстро возвратился Гасселенъ съ лѣстницей, добытой имъ на одной изъ маленькихъ фермъ, разбросанныхъ въ полѣ. Беатриса немного пришла въ себя. Гасселенъ спустилъ лѣстницу, попросивъ Калиста продѣть красную шаль Камиль подъ руки Беатрисы и перебросить ему конецъ; онъ помогъ маркизѣ приподняться на круглую площадку. Тогда Гасселенъ взялъ ее на руки, какъ ребенка, и снесъ на берегъ.

-- Отъ смерти я не отказалась бы, но страданія!-- слабымъ голосомъ сказала Беатриса Камиль. Маркиза была такъ слаба и разбита, что рѣшили отнести ее на ферму, гдѣ Гасселенъ взялъ лѣстницу. Всѣ трое сняли съ себя лишнюю одежду, устроили изъ нея на лѣстницѣ родъ матраца и, положивъ Беатрису, понесли ее какъ на носилкахъ. На фермѣ ее положили на кровать. Гасселенъ отыскалъ лошадей, которыя поджидали гуляющихъ, и уѣхалъ за хирургомъ въ Круазигъ, приказавъ лодочникамъ ждать въ самой ближайшей бухтѣ отъ фермы. Калистъ сѣлъ на скамейку и только движеніемъ головы и односложными словами отвѣчалъ на вопросы Камиль, сильно взволнованной состояніемъ Беатрисы и Калиста. Больной стало легче, какъ только ей пустили кровь. Она заговорила, согласилась ѣхать. И въ пять часовъ вечера была въ Тушѣ, гдѣ и ждалъ докторъ. Съ невыразимой быстротой слухъ о происшествій распространился между изрѣдка показывающимися обитателями этой пустынной стороны.

Калистъ вмѣстѣ съ Камиль провелъ ночь въ Тушѣ у кровати Беатрисы. Докторъ увѣрялъ, что на завтра у маркизы останется одна только слабость. У Калиста отчаяніе смѣшивалось съ радостью. Онъ сидѣлъ у кровати Беатрисы; смотрѣлъ, какъ она спала или пробуждалась; видѣлъ ея блѣдное лицо, слѣдилъ за ея каждымъ движеніемъ. Камиль грустно улыбалась, отгадывая, что Калистъ полонъ страсти, которая кладетъ неизгладимый отпечатокъ на душу и способности человѣка, если охватываетъ его въ эпоху юности, когда никакая работа, никакія заботы не могутъ помѣшать ея развитію. Никогда Калистъ не узнаетъ настоящей Беатрисы. Какъ старается онъ отгадать ея малѣйшее, желаніе! Находясь въ ея комнатѣ, у ея кровати, онъ думалъ, что она уже его. Съ какимъ вниманіемъ слѣдилъ онъ за каждымъ ея движеніемъ. Его нѣжная внимательность и его счастіе проявлялись такъ наивно, что одну минуту обѣ женщины, улыбаясь, перекинулись взглядами. Когда Калистъ замѣтилъ въ красивыхъ зеленоватыхъ глазахъ больной выраженіе любви и смущенія, смѣшаннаго съ насмѣшкой, онъ покраснѣлъ и отвернулся.

-- Не говорила-ли я вамъ, Калистъ, что вы, мужчины, сулите намъ счастіе, а кончаете тѣмъ, что бросаете насъ въ пропасть,-- сказала Беатриса.

-- Услышавъ эту шутку, сказанную ласковымъ голосомъ, обозначающимъ какъ бы перемѣну въ сердцѣ маркизы, Калистъ, опустясь на колѣни, поцѣловалъ ея влажную руку съ полной покорностью.

-- Вы въ правѣ оттолкнуть мою любовь навсегда, и я не скажу ни слова,-- проговорилъ онъ.

-- Ахъ!-- воскликнула Камиль, замѣтивъ выраженіе лица Беатрисы и вспомнивъ жалкіе результаты своей дипломатіи,--любовь умнѣе всего на свѣтѣ.

-- Примите успокоительное и старайтесь уснуть, мой другъ,-- сказала она Беатрисѣ. Ночь эту Калистъ проводилъ у мадемуазель де-Тушъ. Она просматривала книги по мистической теологіи, Калистъ читалъ Индіану, первое произведеніе знаменитой соперницы Камиль, гдѣ изображался молодой человѣкъ, любившій преданно, раболѣпно, скрытно и настойчиво женщину въ такомъ же ложномъ положеніи, какъ и Беатриса. Эта книга послужила роковымъ примѣромъ для Калиста.

Ночь эта оставила неизгладимые слѣды въ сердцѣ бѣднаго юноши, которому Фелиситэ постаралась дать понять, что всякая женщина, если только она не чудовище, должна быть польщена и счастлива, что послужила поводомъ для преступленія.

-- Меня вы, навѣрно, не бросили бы въ воду,-- прибавила бѣдная Камиль сквозь слезы.

Только къ утру заснулъ усталый Калистъ въ креслѣ. Теперь была очередь маркизы любоваться этимъ прелестнымъ ребенкомъ, поблѣднѣвшимъ отъ впечатлѣній и волненій первой любви; она услышала, какъ онъ прошепталъ ея имя во снѣ.

-- Онъ любитъ меня, даже когда спитъ,-- сказала маркиза Kar миль.

-- Надо отправить его спать домой,-- сказала Фелиситэ и разбудила его.

Въ замкѣ дю-Геникъ никто не безпокоился: Фелиситэ написала раньше нѣсколько словъ баронессѣ. Къ обѣду Калистъ вернулся въ Тушъ.

Беатриса встала блѣдная, слабая, изнеможенная, но въ ея взглядѣ и въ голосѣ не было ни малѣйшей жесткости. Въ этотъ вечеръ все было мирно въ Тушѣ. Камиль сѣла за рояль, давая возможность Калисту остаться съ Беатрисой. Калистъ молча жалъ руку маркизы. Фелиситэ какъ бы больше не существовало. Женщины холодныя, гордыя, хрупкія, слабыя, какъ маркиза Решефильдъ, женщины, которыми оскорбительно увлекаются ради ихъ красивой шеи, напоминаютъ собою кошачью породу, съ душою, вполнѣ подходящей къ цвѣту ихъ свѣтлыхъ, зеленыхъ и сѣрыхъ глазъ. И чтобы пробить такіе камни, необходимъ взрывъ.

Бѣшеная любовь Калиста, его покушеніе на ея жизнь были для Беатрисы тѣмъ ударомъ грома, которому повинуется все и покоряются натуры самыя мятежныя и упорныя. Беатриса чувствовала себя перерожденной: искренняя, чистая любовь наполняла ея сердце чистой радостью. Она наслаждалась незнакомыми ощущеніями, чувствуя себя и лучше и возвышеннѣе, какъ бы достигая того пьедестала, на которомъ стоятъ женщины Бретани. Она восхищалась обожаніемъ этого ребенка, счастье котораго удовлетворялось ея жестомъ, взглядомъ и словомъ. За ничто она получала цѣлое-сердце; и это особенно умиляло ее. Перчатка ея была для него дороже, чѣмъ вся она для того, кто долженъ былъ бы боготворить ее. Какая женщина устоитъ противъ подобнаго обожанія! Ее поняли, ей поклоняются! Скажи она Калисту пожертвовать жизнью ради ея минутной прихоти, онъ, не задумываясь, исполнилъ бы ея желаніе.

Въ Беатрисѣ проглядывало теперь что-то благородное и возвышенное. Узнавъ такую глубокую любовь, она старалась казаться лучшей женщиной въ глазахъ Калиста, желая властвовать надъ нимъ безгранично. Чѣмъ слабѣе чувствовала она себя, тѣмъ болѣе ухищрялась въ своемъ кокетствѣ. Съ обворожительной ловкостью представлялась она больной цѣлую недѣлю. Подъ руку съ Калистомъ ходила она по саду и заставляла Камиль снова переживать тѣ страданія, которыя она испытала первую недѣлю ея пребыванія въ Тушъ.

-- Ахъ, моя милая, ты заставляешь его дѣлать слишкомъ большой обходъ,-- сказала Камиль маркизѣ.

Какъ-то вечеромъ, еще до прогулки въ Круази, обѣ женщины болтали о любви, смѣялись надъ разными способами мужчинъ дѣлать объясненія, соглашаясь, что самые ловкіе, и менѣе любящіе, не долго блуждаютъ въ лабиринтѣ чувствительности, и, конечно, правы, а что съ любящими искренно женщины всегда сначала очень дурно обращаются.

-- Они приступаютъ къ женщинамъ, какъ Лафонтенъ въ Академіи,-- сказала тогда Камиль.

Замѣчаніе это заставило маркизу вспомнить весь разговоръ, и она не могла не упрекнуть себя въ фальшѣ. Маркиза Рошефильдъ имѣла неограниченную власть надъ Калистомъ: однимъ жестомъ или взглядомъ она напоминала ему его необузданность на берегу моря. Онъ умолкалъ, заглушая въ себѣ желанія и страданія съ такимъ геройствомъ, которое тронуло бы всякую другую женщину. Своимъ кокетствомъ она довела его до такого отчаянія, что онъ какъ-то бросился на шею Камиль, умоляя ее дать ему совѣтъ.

Изъ письма Калиста Беатриса сдѣлала выписку, гдѣ говорилось, что любить -- это первое счастье, быть любимымъ -- второе. И этой аксіомой она удерживала его страсть въ границахъ почтительнаго обожанія, что нравилось ей. Она упивалась восторженными словами любви и благоговѣнія, которыя сама природа подсказываетъ юношамъ. Сколько неподдѣльнаго искусства, невиннаго соблазна въ голосѣ, мольбы въ восклицаніяхъ, сколько надежды на будущее! Но Беатриса ничего не обѣщала. Она уже сказала, что боится.

Ребенокъ этотъ, не думая о своемъ счастьѣ, молилъ только о позволеніи любить ее, стремясь овладѣть ея нравственнымъ міромъ". Женщина, сильная на словахъ, на дѣлѣ часто оказывается очень слабой. Столкнувъ Беатрису въ море и этимъ какъ бы достигнувъ нѣкотораго успѣха въ любви, Калистъ не сталъ добиваться счастія подобнымъ путемъ. Восторженная святая любовь юноши стремится всегда достигнуть всего духовной силой, въ чемъ и заключается ея возвышенность. Наконецъ, выведенный изъ терпѣнія, горя желаніемъ, Калистъ сталъ горячо жаловаться Камиль на поведеніе Беатрисы.

-- Я думала, что излечу тебя, если помогу тебѣ поскорѣе сойтись съ ней, но ты самъ все испортилъ своимъ нетерпѣніемъ. Десять дней назадъ ты господствовалъ надъ ней, теперь же ты опять рабъ, мой бѣдный мальчикъ. Вѣрно у тебя не хватитъ никогда силъ исполнять мои приказанія,-- говорила Камиль.

-- Что же я могу сдѣлать?-- спрашивалъ Калистъ.

-- Попробуй затѣять съ ней ссору изъ-за ея холодности: женщины вспыльчивы въ разговорѣ, пусть она обидитъ тебя, а ты не приходи въ Тушъ, пока она не позоветъ тебя,-- сказала Камиль.

Сильная болѣзнь заставляетъ больного принимать противное лекарство и рѣшаться на самыя опасныя операціи. Въ такомъ состояніи былъ теперь Калистъ. Онъ выслушалъ совѣтъ Камиль и пробылъ два дня дома, но на третій уже стучался въ дверь комнаты маркизы, говоря, что Камиль и онъ ждутъ ее завтракать.

"Опять промахъ", думала Фелиситэ, видя несдержанность Калиста.

Во время этихъ двухъ дней Беатриса часто подходила къ окну, откуда виднѣлась дорога въ Геранду. Когда же Камиль заставала ее, Беатриса дѣлала видъ, что любуется эффектными золотистыми цвѣтами, ярко освѣщенными сентябрьскимъ солнцемъ. Камиль открыла секретъ маркизы, и однимъ словомъ могла бы осчастливить Калиста, но она молчала. Слишкомъ еще она была женщина, чтобы толкнуть его на поступокъ, котораго такъ боятся юныя сердца, какъ бы предчувствуя, что этимъ они могутъ погубить свой идеалъ.

Беатриса не выходила долго. Другому это было бы понятно, потому что въ туалетѣ маркизы проглядывало желаніе обворожить Калиста, сдѣлать его отсутствіе невозможнымъ. Послѣ завтрака Беатриса ушла въ садъ, выражая желаніе побывать на скалѣ, гдѣ чуть не погибла. Влюбленный юноша былъ внѣ себя отъ радости.

-- Пойдемте туда одни,-- просилъ онъ умоляющимъ голосомъ.

-- Если я не соглашусь, вы, пожалуй, подумаете, что я боюсь васъ,-- сказала Беатриса,-- я говорила вамъ тысячу разъ и повторяю, что принадлежу другому и останусь вѣрна, хотя, отдаваясь ему, я не имѣла понятія о любви. Двойная ошибка вызываетъ двойное наказаніе.

Когда она говорила такъ съ чуть замѣтными слезами на глазахъ, къ чему такъ часто прибѣгаютъ подобныя женщины, Калистъ чувствовалъ къ ней состраданіе, и раздраженіе его смягчалось. Въ эти минуты онъ боготворилъ ее, какъ Мадонну. Отъ различныхъ характеровъ также нельзя требовать одинаковаго выраженія чувствъ, какъ нельзя требовать одинаковые плоды съ разныхъ деревьевъ.

Въ эту минуту въ Беатрисѣ происходила сильная борьба: она выбирала между собой и Калистомъ, между свѣтомъ, въ который надѣялась еще вернуться, и полнымъ счастьемъ; между надеждой на общественное прощеніе за свою первую вину и между второй страстью, которая должна была погубить ее навсегда.

Она слушала безъ всякаго раздраженія, хотя бы напускного, слова слѣпой любви; она отдавалась нѣжнымъ рукамъ состраданія. Уже не разъ она была растрогана до слезъ обѣщаніями Калиста вознаградить ее своей любовью за все, что теряла она въ свѣтѣ. Онъ упрекалъ ее за привязанность къ такому фальшивому человѣку, какъ Конти. Беатриса давала ему высказаться. Сама она разсказывала ему о горѣ и страданіяхъ своихъ въ Италіи, когда она узнала, что не одна царитъ въ сердцѣ Конти. Уроки Камиль не пропали даромъ. Калистъ умѣлъ воспользоваться ими.

-- Я буду любить васъ самоотверженно,-- сказалъ онъ,-- вы не найдете во мнѣ генія, я не доставлю вамъ радостей, какія даетъ растроганная толпа высокому таланту. Моя любовь къ вамъ, вотъ мой единственный талантъ; ваши радости будутъ моими радостями, другія женщины не будутъ существовать для меня, бояться соперницъ вамъ будетъ нечего; бывать я буду только тамъ, гдѣ будете приняты вы,-- говорилъ Калистъ, цѣлуя руки маркизы.

Она слушала его, опустивъ голову, молча соглашаясь, что она въ самомъ дѣлѣ была непризнаннымъ ангеломъ.

-- Прошлое не даетъ мнѣ покоя, оно отравитъ мнѣ будущее.

Утро, когда Калистъ, придя въ Тушъ въ семь часовъ, замѣтилъ у окна Беатрису въ той же шляпѣ, въ которой она была въ день прогулки, было для него полно прелести. У него кружилась голова: всѣ мелочи туалета усиливаютъ страсть. Однѣ француженки обладаютъ особеннымъ умѣньемъ поражать тонкостями кокетства, благодаря своему уму, который у нихъ никогда не мѣшаетъ силѣ чувства. Идя подъ руку съ Калистомъ, маркиза почти не опиралась на нее. Изъ сада они вышли прямо на дюны; Беатриса любовалась песками. Замѣтивъ небольшое жесткое растеніе съ розовыми цвѣтами, она сорвала нѣсколько цвѣтковъ, прибавила къ нимъ гвоздики Шартрёзъ, встрѣчающейся тоже въ этихъ сухихъ пескахъ, и съ особеннымъ значеніемъ отдала половину Калисту, для котораго эти цвѣты и эта зелень должны были обратиться въ вѣчный образъ всего мрачнаго и зловѣщаго.

-- Мы прибавимъ туда еще немного буку, -- шутила Беатриса. Они остановились на плотинѣ; Калистъ въ ожиданіи лодки разсказывалъ о своихъ ребяческихъ выходкахъ въ день ея пріѣзда.

-- Я знала объ этомъ, оттого и была такъ холодна съ вами, -- сказала она.

Во все время прогулки, маркиза говорила шутливымъ тономъ любящей женщины, ласково и непринужденно. Калистъ могъ думать, что любимъ ею. Проходя песками вдоль скалъ, они спустились въ прелестную бухточку, куда волны набросали необыкновенные разноцвѣтные обломки самаго поразительнаго мрамора. Они шалили и забавлялись, какъ дѣти, отыскивая лучшіе изъ нихъ. Но когда, не помня себя отъ восторга, Калистъ предложилъ Беатрисѣ бѣжать въ Ирландію -- она вдругъ преобразилась, и приняла опять гордый видъ. Взявъ подъ руку Калиста, она направилась съ нимъ къ скалѣ, которую называла своей Тарпейской скалой.

-- Другъ мой, -- сказала Беатриса, медленно поднимаясь по чудной гранитной скалѣ, которая должна была сдѣлаться ея пьедесталомъ.-- Я не могу больше сдерживаться, я скажу вамъ все

Въ продолженіи десяти лѣтъ не испытывала я подобнаго счастія, какимъ была полна сейчасъ, собирая раковины и камешки; я закажу изъ нихъ ожерелье и буду цѣнить его дороже брилліантовъ; я чувствовала себя ребенкомъ, дѣвочкой четырнадцати -- пятнадцати лѣтъ, когда только я собственно и была достойна васъ; любовь ваша возвысила меня въ моихъ собственныхъ глазахъ; со мной произошло что-то магическое; вы сдѣлали меня самой гордой, самой счастливой женщиной. Воспоминанія о васъ будутъ жить во мнѣ долго, и скорѣе вы забудете меня, чѣмъ я васъ.

Они достигли вершины скалы, откуда съ одной стороны про стирался безконечный океанъ, съ другой разстилалась Бретань съ ея золотыми островами, феодальными башнями, цвѣтущими растеніями. Лучшей декораціи не могло быть для признанія.

-- Я не принадлежу себѣ,-- продолжала она,-- связала я сама себя сильнѣе всякаго закона. Поймите же мое несчастье и довольствуйтесь тѣмъ, что мы страдаемъ оба. Вѣдь Данте не удалось увидѣть еще разъ Беатриче, Петрарка никогда не обладалъ Лаурой. Такія невзгоды постигаютъ только великія души! Ахъ, если меня бросятъ, если я опущусь еще ниже, если отъ твоей Беатрисы отречется свѣтъ, что будетъ болѣе, чѣмъ ужасно, тогда, милое дитя мое, ты одинъ будешь знать, что она лучше всѣхъ, а, опираясь на тебя, она станетъ выше всѣхъ. Когда же, мой другъ, ты захочешь бросить ее, не удерживай удара: конецъ твоей любви -- конецъ моей жизни.

Калистъ обнялъ ее и прижалъ къ сердцу. Маркиза Рошефильдъ закончила свои слова, поцѣловавъ Калиста въ лобъ самымъ чистымъ, самымъ робкимъ поцѣлуемъ. Они сошли съ вершины, мирно разговаривая между собою, какъ люди, хорошо понимающіе другъ друга. Она была увѣрена, что успокоила Калиста, онъ же не сомнѣвался въ своемъ счастьѣ -- и оба ошибались. Основываясь на замѣчаніяхъ Камиль, Калистъ надѣялся, что Конти будетъ радъ оставить Беатрису. Маркиза же отдавалась теченію обстоятельствъ, ожидая удобнаго случая. Но Калистъ былъ слишкомъ невиненъ и любилъ слишкомъ сильно для того, чтобы устроить этотъ случай. Они вернулись въ садъ Туша въ самомъ радостномъ настроеніи. Было шесть часовъ вечера. Опьяняющее благоуханіе, теплый воздухъ, золотистые отблески вечерней зари -- все гармонировало съ ихъ настроеніемъ, съ ихъ нѣжными рѣчами. И походка, и всѣ движенія ихъ выражали любовь и полное согласіе мыслей. Въ Тушѣ царила глубокая тишина. Стукъ, произведенный. калиткой, раздался по всему саду. Калистъ и Беатриса сказали все другъ другу; волненія утомили ихъ, и теперь они шли тихо, не произнося ни слова. На новоротѣ аллеи Беатриса вдругъ вздрогнула, какъ бы отъ прикосновенія гада. Страхъ этотъ сообщился и Калисту раньше, чѣмъ онъ узналъ причину. На скамьѣ, подъ развѣсистыми вѣтвями ясеня, сидѣли Конти и Камиль. Дрожь, пробѣжавшая по Беатрисѣ, доказала Калисту, насколько онъ былъ дорогъ этой женщинѣ, которая подняла уже завѣсу между нимъ и ею и черезъ нѣсколько дней должна была быть его. Въ одну минуту цѣлая трагическая драма разыгралась въ ихъ сердцахъ.

-- Вы не ждали меня такъ скоро,-- говорилъ артистъ, здороваясь къ Беатрисой.

Маркиза освободила руку изъ руки Калиста и подала ее Конти. Это движеніе и безпрекословное повиновеніе, оскорблявшее ихъ чувство новой любви, удручало Калиста. Онъ бросился на скамью возлѣ Камиль, холодно кланяясь своему сопернику. Масса ощущеній боролись у него въ душѣ. Увѣренный въ любви Беатрисы, Калистъ хотѣлъ крикнуть, что она его, и вырвать ее у артиста. Но внутреннее содроганіе этой несчастной женщины, выдававшее ея страданія, которыми теперь она расплачивалась за свои ошибки, такъ растрогало Калиста, что онъ остался недвижимъ, покоряясь, какъ и она, неизбѣжной дѣйствительности. Съ тѣхъ поръ, какъ онъ любилъ Беатрису, онъ ни разу не испытывалъ такого сильнаго волненія, какое произвела въ немъ теперь борьба двухъ противоположныхъ ощущеній. Калистъ лежалъ на скалѣ возлѣ Камиль. Маркиза, проходя съ Конти мимо нихъ, бросила на свою соперницу одинъ ихъ тѣхъ ужасныхъ взглядовъ, которыми женщины говорятъ все. Беатриса избѣгала взгляда Калиста, дѣлая видъ, что слушаетъ Конти, который, казалось, подшучивалъ надъ нею.

-- Что могутъ говорить они?-- спросилъ Калистъ Камиль.

-- Ахъ, -- отвѣчала Камиль,-- сколько ужасныхъ правъ еще остается у мужчинъ надъ женщиной, если даже у нея нѣтъ больше любви къ нему. Беатриса должна была подать ему руку. Теперь онъ, навѣрно, вышучиваетъ ея чувство, которое онъ не могъ не угадать по вашему отношенію къ нему.

-- Какъ онъ смѣетъ глумиться надъ нею!-- крикнулъ гнѣвно юноша.

-- Не волнуйся, пожалуйста, -- уговаривала его Камиль,-- иначе ты потеряешь и послѣднюю надежду на счастіе. Если онъ будетъ слишкомъ колоть ея самолюбіе, она, не задумываясь, сама растопчетъ его; но онъ слишкомъ уменъ и хитеръ, чтобы обходиться съ ней такимъ образомъ. Ему въ голову не придетъ, что гордая маркиза Рошефильдъ можетъ измѣнить ему. Было бы слишкомъ, конечно, любить человѣка только за его красоту. Беатрисѣ онъ изобразитъ тебя тщеславнымъ ребенкомъ, желающимъ увлечь маркизу и держать въ рукахъ судьбу двухъ женщинъ. Конти придумаетъ самыя обидныя подозрѣнія, чтобы оправдать себя. Беатриса должна будетъ все отрицать, а онъ потомъ воспользуется ея словами, чтобы снова овладѣть ею.

-- Онъ не любитъ ее,-- говорилъ Калистъ.-- Я бы предоставилъ ей свободу; когда любишь, можно все терпѣть: жертвы укрѣпляютъ чувства, слѣдующій день оправдываетъ предъидущій, увеличивая цѣну нашихъ радостей. Чрезъ нѣсколько дней онъ уже не засталъ бы насъ здѣсь. И что привело его сюда?

-- Шутливое замѣчаніе одного журналиста, -- отвѣчала Камиль.-- Опера, на успѣхъ которой онъ разсчитывалъ, провалилась окончательно. "Тяжело терять за разъ и славу и любовницу!" -- сказалъ въ фойе Клодъ Виньонъ, -- и эти слова оскорбили тщеславіе Конти. Любовь, основанная на мелочахъ, безжалостна. Я говорила съ нимъ, но какъ вѣрить такой лживой натурѣ? Онъ, кажется, удрученъ своимъ несчастіемъ, своей любовью, жизнь прискучила ему. Онъ жалѣетъ, что такъ открыто сошелся съ маркизой и, разсказывая о своемъ минувшемъ счастіи, онъ создалъ мнѣ цѣлую грустную поэму, черезчуръ, впрочемъ, умную, для того, чтобы быть правдивой. Осыпая меня любезностями, онъ, вѣроятно, разсчитывалъ узнать отъ меня про вашу любовь.

-- Ну, и что же дальше?-- спрашивалъ Калистъ, слѣдя за Конти и Беатрисой, и не слушая больше.

Камиль изъ осторожности приняла оборонительное положеніе, она не выдала секрета Беатрисы и Калиста. Конти могъ обойти всѣхъ. Она совѣтовала Калисту остерегаться его.

-- Для тебя насѣдаетъ теперь критическое время,-- говорила Камиль,-- вооружись ловкостью и осторожностью, если не хочешь быть игрушкой въ рукахъ этого человѣка. Теперь я ничѣмъ не могу уже помочь тебѣ.

Колоколъ зазвонилъ къ обѣду. Конти предложилъ руку Камиль. Беатриса пошла съ Калистомъ. Камиль пропустила впередъ маркизу и, приложивъ палецъ къ губамъ, дѣлала знаки Калисту, совѣтуя быть сдержаннымъ. Конти былъ особенно веселъ за обѣдомъ. Можетъ быть, это была просто уловка для того, чтобы наблюдать за маркизой, которая плохо выдерживала свою роль. Если бы она кокетничала, она могла бы обмануть Конти, но она любила, и онъ отгадалъ это. Хитрый музыкантъ, казалось, не видѣлъ ея замѣшательства. За дессертомъ онъ завелъ разговоръ о женщинахъ, восхваляя благородство ихъ чувствъ.

-- Женщины,-- говорилъ онъ,-- часто готовы бросить насъ въ счастіи, но жертвуютъ всѣмъ для насъ, если мы несчастны. Въ постоянствѣ женщины стоятъ неизмѣримо выше мужчины; надо сильно оскорбить ее, чтобы оторвать отъ перваго любовника, она дорожитъ имъ, какъ счастьемъ; вторую любовь женщины уже считаютъ постыдной и т. д. и т. д.

Конти казался въ высшей степени благороднымъ. Онъ курилъ ѳиміамъ передъ жертвенникомъ, гдѣ обливалось кровью сердце, пронженное тысячью стрѣлъ. Только Камиль и Беатриса понимали всю жестокость его похвалъ, прикрывавшихъ самыя злыя эпиграммы. Минутами обѣ вспыхивали, но сдерживались по мѣрѣ возможности. Послѣ обѣда Беатриса и Камиль поднялись подъ руку наверхъ и, какъ бы по взаимному соглашенію, прошли по темной залѣ, гдѣ нѣсколько минутъ могли остаться однѣ.

-- Я не могу позволить Конти такъ обращаться со мной,-- говорила тихо Беатриса.-- Каторжникъ всегда вѣдь въ зависимости отъ своего товарища по цѣпи. Опять должна я нести иго любви, возврата мнѣ нѣтъ. И ты довели меня до этого, вы нарочно выписали его; я узнаю вашъ адскій авторскій талантъ. Месть ваша удалась: развязка близка.

-- Я могла сказать, что напишу, но сдѣлать это... я не способна!-- воскликнула Камиль.-- Ты страдаешь и я прощаю тебѣ.

-- Что будетъ съ Калистомъ?-- продолжала маркиза съ наивнымъ самолюбіемъ.

-- Развѣ Конти увозитъ васъ?-- спросила Камиль.

-- А вы уже думаете торжествовать?-- воскликнула Беатриса. И ненависть исказила ея прекрасныя черты. Камиль, подъ напускной грустью, старалась скрыть свое счастье, но блескъ глазъ выдавалъ ее. Беатриса не могла ошибаться, сама хорошо изучивъ искусство притворяться. Когда зажгли огонь и онѣ сѣли на диванъ, гдѣ въ продолженіи трехъ недѣль разыгрывалось столько комедій и началась, наконецъ, трагедія; обѣ женщины въ послѣдній разъ окинули другъ друга взглядомъ. Глубокая ненависть раздѣляла ихъ.

-- Калистъ остается съ тобою, -- говорила маркиза, слѣдя за Камиль,-- но въ сердцѣ его буду жить только я; ни одной женщинѣ не удастся замѣнить меня.

Отвѣтъ Камиль, полный неподражаемой ироніи, задѣлъ Беатрису: она привела ей извѣстныя слова, сказанныя племянницей Мазарини Людовику XIV:

"Ты царствуешь, ты любишь и ты уѣзжаешь".

Въ продолженіи этой горячей сцены ни та, ни другая не замѣтили отсутствія Конти и Калиста. Артистъ остался за столомъ, прося юношу составить ему компанію и допить оставшуюся бутылку шампанскаго.

-- Намъ есть о чемъ поговорить,-- сказалъ Конти, предупреждая отказъ Калиста.

При ихъ отношеніяхъ молодому бретонцу было неудобно уйти.

-- Другъ мой,-- сказалъ музыкантъ ласковымъ голосомъ, когда юноша выпилъ два стакана вина,-- мы оба славные малые и можемъ поговорить откровенно. Меня привело сюда вовсе не подозрѣніе: я знаю, что Беатриса любитъ меня,-- прибавилъ онъ самодовольно,-- но я не люблю ея. Не увезти ее пріѣхалъ я, а покончить съ ней, предоставляя ей всю честь этого разрыва. Вы слишкомъ молоды, чтобы понять, какъ выгодно казаться жертвою, когда чувствуешь себя палачемъ. Молодые люди мечутъ громъ и молнію, порывая съ женщиной и, презирая ее, они часто вызываютъ въ ней ненависть. Люди опытные заставляютъ женщину отказаться отъ нихъ, принимаютъ огорченный видъ, вызывая такимъ образомъ въ женщинѣ и сожалѣніе къ нимъ, и сознаніе ея превосходства. Немилость божества еще можно смягчить, отреченіе же отъ него кладетъ конецъ всему. Къ счастью, вы незнакомы съ тѣми безумными обѣщаніями, которыхъ по глупости женщины требуютъ отъ насъ. Мы же плетемъ эту паутину только для того, чтобы пополнить счастьемъ свободное время. Клянутся, вѣдь, даже вѣчно принадлежать другъ другу. Когда ухаживаешь за женщиной, увѣряешь ее, что отдаешь ей всю жизнь, съ нетерпѣніемъ какъ будто ждешь смерти мужа, желая въ душѣ ему полнаго здравія. Встрѣчаются провинціалки, забавныя дурочки, которыя послѣ смерти мужа прибѣгаютъ къ вамъ, говоря:-- Я ваша, я свободна!-- Никто изъ насъ не свободенъ. Это умершая любовь является къ вамъ обыкновенно совершенно неожиданно, но въ полный разгаръ новыхъ тріумфовъ и новаго счастья. Я замѣтилъ ваши чувства къ Беатрисѣ и, не сводя ея съ пьедестала, оставилъ кокетничать съ вами, чтобы подразнить этого ангела Камиль Мопенъ. Итакъ, мой другъ, любя ее, вы мнѣ оказываете большое одолженіе. Ея гордость и добродѣтель совсѣмъ не по мнѣ. Но возможно все же, что, несмотря на мое согласіе, для такого chassé-croisé потребуется не мало времени. Гуляя съ ней сейчасъ, я думалъ сказать ей все и поздравить съ новымъ счастьемъ, но она разсердилась. Самъ я безумно влюбленъ теперь въ молодую красавицу m-elle Фальконъ и хочу жениться на ней. Да, я дошелъ до этого. Если когдат-нибудь вамъ удастся быть въ Парижѣ, вы увидите, что маркизу замѣнила королева.

На лицѣ Калиста выражалось счастье: онъ признался въ своей любви, а Конти только этого и хотѣлъ.

Какъ бы человѣкъ ни былъ пресыщенъ и испорченъ, но въ моментъ, когда грозитъ опасное соперничество, чувство вспыхиваетъ въ немъ опять; желая бросить женщину, никто не хочетъ быть брошеннымъ ею. Въ этомъ положеніи и мужчина, и женщина стараются оставить первенство за собою; ]рана, нанесенная самолюбію, всегда слишкомъ глубока. Возможно, что здѣсь играетъ роль больше общественное мнѣніе, чѣмъ личное самолюбіе, кажется будто лишаешься всего капитала, а не одного только дохода. На вопросы артиста Калистъ разсказалъ все, что произошло за эти недѣли, и остался въ восторгѣ отъ Конти, который скрылъ свой гнѣвъ подъ видомъ чарующаго добродушія.

-- Поднимемтесь,-- проговорилъ музыкантъ,-- женщины недовѣрчивы, онѣ вѣрно вообразятъ, что мы передрались и, пожалуй, еще подслушаютъ наши разговоры. Я же стану помогать вамъ насколько возможно. Съ маркизой буду невыносимъ, грубъ, ревнивъ, стану упрекать ее въ измѣнѣ, и это лучшее средство заставить женщину измѣнить на самомъ дѣлѣ. Вы получите счастье, я -- свободу. Возьмите сегодня на себя роль неотступнаго влюбленнаго, я же изображу подозрительнаго и ревниваго. Умоляйте маркизу отдаться вамъ, плачьте, наконецъ, вы молоды, вы можете плакать, я же не могу, а потому и успѣхъ останется на вашей сторонѣ.

По просьбѣ своего соперника Конти спѣлъ лучшія музыкальныя произведенія, возможныя для исполненія любителей, изъ извѣстной Pria che spunti Гогога, которую и самъ Рубини не начиналъ безъ волненія и которая такъ часто доставляла полный тріумфъ Конти. Въ этотъ вечеръ самъ онъ былъ какой-то особенный; масса ощущеній волновала его грудь. Калистъ былъ на седьмомъ небѣ. Съ первыхъ словъ каватины, Конти бросилъ взглядъ на маркизу, придавая особое значеніе словамъ, и все было понято. Камиль, аккомпанируя, замѣтила этотъ приказъ, заставившій Беатрису опустить голову. Ей казалось, будто Калистъ опять попался, несмотря на всѣ ея совѣты. Еще больше увѣрилась она въ этомъ, когда Калистъ, прощаясь съ Беатрисой, поцѣловалъ ей руку, пожимая ее съ самонадѣяннымъ, лукавымъ видомъ.

Въ то время, какъ Калистъ возвращался въ Геранду, люди укладывали вещи въ карету Конти, которая съ восходомъ солнца, какъ онъ сказалъ, должна была увезти Беатрису на лошадяхъ Камиль до первой станціи. Темнота давала возможность маркизѣ Рошефильдъ бросить послѣдній взглядъ на Геранду съ ея башнями, освѣщаемыми утренней зарей.

Глубокая грусть охватила Беатрису; здѣсь оставляла она лучшій цвѣтъ своей жизни: такую любовь, о которой могутъ мечтать только самыя юныя дѣвушки. Страхъ передъ обществомъ разбивалъ первую искреннюю любовь этой женщины, оставляя въ ней слѣды на всю жизнь. Какъ свѣтская женщина, маркиза подчинялась законамъ свѣта, она приносила любовь въ жертву приличіямъ, какъ многія женщины приносятъ его въ жертву религіи и долга. Гордость заставляетъ часто женщину быть добродѣтельной. Какъ много женщинъ подвергаются подобной участи.

На слѣдующій день Калистъ пришелъ въ Тушь въ полдень. У окна, гдѣ вчера онъ видѣлъ Беатрису, теперь стояла Камиль. Она бросилась къ нему на встрѣчу и внизу лѣстницы бросила ему жестокое слово: "уѣхала!"

-- Беатриса?-- спросилъ пораженный Калистъ.

-- Конти обманулъ васъ и я... ничего не могла подѣлать, такъ какъ вы ничего не сказали мнѣ.

Она привела Калиста въ маленькую гостиную; онъ упалъ на диванъ, гдѣ такъ часто сидѣла Беатриса, и зарыдалъ. Фелиситэ молча курила, понимая невозможность облегчить первый взрывъ такого глубокаго, жгучаго горя. Не зная на что рѣшиться, Калистъ цѣлый день былъ въ какомъ-то оцѣпенѣніи. Послѣ обѣда Камиль удалось заставить Калиста выслушать ее.

-- Страданія, которыя ты причиняешь мнѣ, болѣе, чѣмъ ужасны, мой другъ,-- говорила она,-- а впереди у меня нѣтъ тѣхъ радостей, какія испытаешь еще ты. И весна, и любовь, исчезли навсегда для меня, утѣшеніе свое найду я только въ Богѣ. Наканунѣ пріѣзда Беатрисы я говорила тебѣ много о ней, показывала ея карточку, обрисовывая ее, я не хотѣла бранить ее, думая, что ты припишешь все это моей ревности. Сегодня я выскажусь откровенно. Пойми, наконецъ, что Беатриса недостойна тебя; паденіе ея не требовало вовсе огласки; она съ умысломъ надѣлала шуму, чтобы обратить на себя вниманіе; это одна изъ тѣхъ женщинъ, которыя предпочитаютъ блестящій скандалъ покойному счастью; бросая вызовъ обществу, онѣ взамѣнъ получаютъ заслуженное злословіе; во что бы то ни стало, онѣ стремятся заставить говорить о себѣ. Тщеславіе не даетъ ей покоя. Богатствомъ и умомъ она не достигла того пьедестала, къ которому она стремилась. Она хотѣла добиться извѣстности графини де-Ланге и виконтессы Босеанъ, но свѣтъ справедливъ: онъ признаетъ только истинное чувство. Итакъ, играя комедію, Беатриса и была признана актрисой второго разряда. Къ побѣгу ея не было препятствій, Дамокловъ мечъ вовсе не угрожалъ ея любви. Въ Парижѣ можно быть счастливой, если любить искренно и держаться въ сторонѣ. Во всякомъ случаѣ, если бы она любила тебя, она не могла бы уѣхать съ Конти.

Долго и краснорѣчиво говорила Камиль, но всѣ ея старанія оказались тщетными. Калистъ движеніемъ выражалъ свою полную вѣру въ Беатрису. Фелиситэ принудила его сидѣть во время обѣда, ѣсть онъ не могъ; только въ молодости испытываются подобныя волненія; позднѣе человѣческая натура грубѣетъ и привыкаетъ ко всему. Нравственныя потрясенія только тогда могутъ взять верхъ надъ физической системой и привести къ смертельной болѣзни, когда организмъ сохраняетъ еще свою первоначальную хрупкость. Горе, убивающее юношу, переживается въ зрѣломъ возрастѣ не только однѣми нравственными, но и окрѣпшими физическими силами. Мадемуазель де-Тушъ была испугана покойнымъ состояніемъ Калиста, послѣ перваго взрыва отчаянія. Раньше, чѣмъ покинуть Тушь, онъ вошелъ въ комнату маркизы и легъ на подушку, гдѣ такъ часто покоилась голова Беатрисы.

-- Я безумствую, -- говорилъ онъ, прощаясь съ глубокой грустью съ Камиль.

Возвратясь домой, онъ засталъ тамъ, какъ всегда, все общество за пулькой и просидѣлъ цѣлый вечеръ возлѣ матери. Священникъ, шевалье дю-Хальга, мадемуазель Пен-Холь, всѣ знали объ отъѣздѣ маркизы Рошефильдъ и всѣ радовались, что Калистъ снова вернулся къ нимъ. Молчаливость его ни отъ кого не укрылась, но никто въ старомъ замкѣ но могъ себѣ представить, чѣмъ кончится эта первая искренняя, чистая любовь Калиста.

Первые дни Калистъ аккуратно посѣщалъ Тушъ, онъ каждый день бродилъ по лугамъ, гдѣ столько разъ гулялъ подъ руку съ Беатрисой; часто доходилъ до Круази, поднимался на скалу, откуда бросилъ ее. Цѣлыми часами лежалъ въ тѣни бука и, изучивъ всѣ точки опоры этого откоса, онъ свободно спускался и подымался по немъ.

Эти одинокія, прогулки, молчаливость и мрачное настроеніе духа пугали мать Калиста. Черезъ двѣ недѣли, въ продолженіи которыхъ Калистъ напоминалъ собою звѣря, запертаго въ клѣтку; мѣткой же этого безнадежно-влюбленнаго, по выраженію Лафоитэна, были мѣста, освященныя слѣдами ногъ и освѣщенныя глазами Беатрисы. Онъ превратилъ свои прогулки къ морю. У него едва хватило силъ, чтобы дойти до дороги Геранды, откуда виднѣлось окно, въ которомъ онъ видѣлъ Беатрису. Семья его, счастливая отъѣздомъ "Парижанъ", какъ называли ихъ провинціалы, не замѣчала въ Калистѣ ничего болѣзненнаго и опаснаго. Обѣ старыя дѣвы и священникъ, преслѣдуя цѣль, удерживали Шарлотту Кергаруэтъ, которая вечерами -кокетничала съ Калистомъ, получая отъ него въ отвѣть только совѣтъ, какъ играть въ мушку. Калистъ сидѣлъ обыкновенно Между матерью и своей бретонской невѣстой. Священникъ, тетка и Шарлотта наблюдали за нимъ, а возвращаясь домой, говорили объ его удрученномъ состояніи духа; равнодушіе его приписывали его согласію на ихъ планы. Какъ-то разъ Калистъ рано простился и ушелъ спать; всѣ оставили карты и тоскливо переглянулись, смотря вслѣдъ юношѣ.

-- Съ Калистомъ что-то происходить,-- сказала баронесса, вытирая слезы.

-- Ровно ничего, просто надо его женить,-- отвѣчала мадемуазель Пен-Холь.

-- И вы думаете, что это разсѣетъ его?-- проговорилъ шевалье.

Шарлотта сердито посмотрѣла на дю-Хальга. Въ этотъ вечеръ онъ былъ ей особенно непріятенъ. Она находила его испорченнымъ, безнравственнымъ и смѣшнымъ съ его собакой, несмотря на замѣчанія тетки, которая защищала стараго моряка.

-- Завтра я побраню Калиста,-- проговорилъ баронъ, котораго считали уснувшимъ.-- Передъ смертью мнѣ такъ хотѣлось бы видѣть внука, бѣленькаго, розовенькаго дю-Геника, въ бретонскомъ чепчикѣ, въ колыбелькѣ.

-- Онъ такъ молчаливъ и почти ничего не ѣстъ,-- продолжала старая Зефирина,-- и если онъ питается въ Тушѣ, то эта дьявольская кухня не приноситъ ему пользы.

-- Просто онъ влюбленъ,-- застѣнчиво рискнулъ высказать свое мнѣніе шевалье.

-- Ай-да старый угадчикъ,-- шутила мадемуазель Пен-Холь,-- вы ничего не положили въ корзину. Онъ забываетъ все, когда начинаетъ вспоминать свою молодость.

-- Приходите къ намъ завтра завтракать,-- предложила Зефирина Шарлоттѣ и Жозефинѣ.-- Братъ мой вразумитъ сына, мы покончимъ вопросъ. Клинъ клиномъ вышибаютъ.

-- Только не у бретонцевъ,-- вставилъ шевалье.

На другой день Шарлотта одѣлась съ особеннымъ стараніемъ. Калисгъ, слушая рѣчь отца о бракѣ, не находилъ отвѣта.

Знакомый съ невѣжествомъ отца, матери, тетки и ихъ друзей, занимаясь и пріобрѣтая знанія, онъ чувствовалъ себя одинокимъ, и семья ему была чужда. Онъ просилъ отца подождать нѣсколько дней, что очень обрадовало старика и онъ не замедлилъ передать эту пріятную новость баронессѣ Завтракъ прошелъ весело; Шарлотта, которой баронъ сдѣлалъ знакъ, была оживлена. Черезъ Гасселена новость эта разнеслась по всему городу; всѣ говорили о союзѣ семьи дю-Геникъ съ Кергаруэтъ. Послѣ завтрака Шарлотта и Калистъ ушли въ садъ; онъ предложилъ ей руку и повелъ къ бесѣдкѣ. Родственники стояли въ это время у окна, нѣжно смотря на нихъ!

Шарлотта, взволнованная молчаніемъ жениха, обернулась къ красивому фасаду дома и воспользовалась этимъ обстоятельствомъ, чтобы начать разговоръ.

-- Они наблюдаютъ за нами,-- сказала она.

-- Но не слышатъ насъ,-- отвѣтилъ ей Калистъ.

-- А все же видятъ.

-- Сядемте здѣсь, -- взявъ ее за руку, ласково проговорилъ Калистъ.

-- Правда-ли, что когда-то вашъ флагъ развѣвался на этой витой колоннѣ?-- спрашивала Шарлота, любуясь домомъ, какъ своимъ собственнымъ.-- Это было красиво! Какъ можно счастливо жить тамъ! Конечно, вы ся ѣлаете только нѣкоторыя измѣненія внутри дома.

-- Врядъ-ли успѣю, милая Шарлотта,-- отвѣтилъ Калистъ, цѣлуя ея руки.-- Признаюсь вамъ, я слишкомъ глубоко люблю одну особу, которую вы видѣли, и которая любить меня, чтобы составить счастье другой женщины, а между тѣмъ я знаю, что насъ предназначили другъ для друга съ дѣтства.

-- Вѣдь она замужемъ, Калистъ,-- сказала Шарлотта.

-- Я буду ждать,-- отвѣчалъ юноша.

-- И я тоже,-- сказала Шарлотта съ слезами на глазахъ.-- Вы не можете любить долго женщину, которая, какъ говорятъ, уѣхала съ пѣвцомъ.

-- Выходите замужъ, милая Шарлотта, -- перебилъ ее Калистъ,-- съ капиталомъ, какой предназначаетъ вамъ тетя, и который считается громаднымъ въ Бретани, вы выберете кого-нибудь лучше меня, вы найдете человѣка съ титуломъ. Я привелъ васъ сюда не для того, чтобы говорить о томъ, что вы уже знаете, но умолить васъ, во имя нашей дѣтской дружбы, взять на себя нашъ разрывъ, отказать мнѣ. Скажите, что вы не хотите человѣка, сердце котораго не свободно, и такимъ образомъ страсть моя, по крайней мѣрѣ, не причинитъ вамъ горя. Если бы вы знали, какъ тяжела мнѣ жизнь, я не способенъ ни на какую борьбу, я обезсилѣлъ, какъ человѣкъ, потерявшій и душу и принципы жизни. Если бы смерть моя не причинила горя матери и тетѣ, я бросился бы въ море. И въ тотъ день, когда я почувствовалъ этотъ неодолимый соблазнъ, я прекратилъ прогулки въ скалы Круази. Не говорите никому объ этомъ, прощайте, Шарлотта!

Поцѣловавъ дѣвушку въ голову, Калистъ скрылся въ аллеи и ушелъ къ Камиль, гдѣ оставался до глубокой ночи. Возвратясь въ часъ ночи, онъ засталъ мать за вышиваніемъ, она дожидалась его. Онъ вошелъ тихо, пожалъ ей руку и сказалъ:

-- Шарлотта уѣхала?

-- Она уѣзжаетъ завтра съ своей теткой; обѣ въ отчаяніи. Уѣдемъ въ Ирландію, мой Калисть,-- говорила она.

-- Сколько разъ мечталъ я бѣжать туда,-- сказалъ онъ.

-- Вотъ какъ!-- воскликнула баронесса.

-- Только съ Беатрисой,-- прибавилъ онъ.

Черезъ нѣсколько дней по отъѣздѣ Шарлотты Калисть гулялъ съ шевалье дю-Хальга по площадкѣ для прогулокъ; онъ сѣлъ на скамью на солнышкѣ и смотрѣлъ на виднѣющіеся флюгера Туша и рифы, обозначенные пѣнящейся волной, играющей на подводныхъ камняхъ. Калисть выглядывалъ слабымъ и блѣднымъ; силы измѣняли ему, лихорадочная дрожь пробѣгала по немъ. Въ глазахъ его, окруженныхъ синевой, свѣтилось выраженіе, которое бываетъ у людей, преслѣдуемыхъ одной неотвязной мыслью, или рѣшающихся на битву. Одному рыцарю только повѣрялъ онъ иногда свои мысли, угадывая въ старикѣ сторонника своей религіи, угадывая въ немъ такую же вѣчную преданность первой любви.

-- Любили вы въ своей жизни нѣсколькихъ женщинъ?-- спросилъ Калистъ, когда они во второй разъ совершали второй кругъ.

-- Одну, единственную,-- отвѣчалъ капитанъ дю-Хальга.

-- Свободную?

-- Нѣтъ,-- отвѣчалъ капитанъ,-- мнѣ много пришлось страдать; она была жена моего товарища, моего покровителя, моего начальника. Но мы такъ любили другъ друга!

-- Она любила васъ?-- спросилъ Калистъ.

-- Страстно,-- отвѣчалъ шевалье съ несвойственной ему живостью.

-- Были вы счастливы?

-- До конца ея жизни. Она умерла сорока девяти лѣтъ въ Петербургѣ, куда она эмигрировала и климатъ котораго убилъ ее. Ей должно быть очень холодно въ могилѣ.. Мнѣ часто приходитъ на мысль положить ее въ нашей дорогой Бретани возлѣ меня. Но она живетъ въ моемъ сердцѣ.

Рыцарь вытеръ слезы. Калистъ крѣпко сжалъ его руки.

-- Я больше дорожу этой собакой, чѣмъ моей жизнью,-- продолжалъ онъ, показывая на животное,-- она напоминаетъ мнѣ ту, которая ласкала ее своими прелестными ручками, брала на колѣни; смотря на Тизбе, я вижу всегда руки адмиральши.

-- Видѣли вы мадамъ Рошефильдъ?-- спросилъ Калистъ шевалье.

-- Вотъ уже пятьдесятъ восемь лѣтъ какъ я не обращаю вниманія на женщинъ, исключая вашей матери, въ цвѣтѣ лица которой есть что-то напоминающее мнѣ адмиральшу.

Черезъ три дня, гуляя по площадкѣ, шевалье говорилъ Калисту:

-- Дитя мое, у меня всего сто сорокъ луидоровъ, когда вы узнаете, гдѣ находится мадамъ Рошефильдъ, возьмите ихъ и поѣзжайте къ ней.

Калистъ поблагодарилъ старика, жизни котораго онъ завидовалъ. Съ каждымъ днемъ Калистъ становился мрачнѣе; онъ сторонился всѣхъ; ему казалось, что всѣ его оскорбляютъ, онъ былъ по прежнему ласковъ только съ баронессой, которая съ страхомъ слѣдила за прогрессирующей болѣзнью и одна умѣла заставить Каглиста съѣсть что-нибудь. Въ началѣ октября, больной юноша прекратилъ прогулки съ шевалье, несмотря на просьбы и шутки старика.

-- Мы поболтаемъ о маркизѣ Рошефильдъ, я разскажу вамъ свое первое любовное приключеніе.

-- Вашъ сынъ положительно боленъ,-- сказалъ рыцарь баронессѣ, когда всѣ его усилія оказывались тщетными.

На всѣ вопросы Калистъ отвѣчалъ, что чувствуетъ себя отлично и, какъ всѣ юные меланхолики, мечталъ о смерти. Онъ никуда не ходилъ и цѣлые дни проводилъ въ саду, грѣясь подъ слабыми лучами осенняго солнца, сидя на скамьѣ, одинъ съ своей думой, избѣгая людей.

Съ того дня, какъ Калистъ пересталъ ходить къ Камиль, она просила священника изъ Геранды навѣщать ее. Частыя посѣщенія аббата Гримона, который каждое утро проводилъ въ Тушѣ, оставаясь иногда и обѣдать тамъ, скоро заинтересовали весь городъ; слухъ о нихъ дошелъ даже до Нанта. Несмотря на это, священникъ каждый вечеръ проводилъ въ отелѣ дю-Геникъ, гдѣ царило горе. Хозяева и слуги, всѣ были удручены упрямствомъ Калиста, но никто не подозрѣвалъ угрожающей ему опасности, никому не приходило въ голову, что юноша могъ умереть отъ любви. Во всѣхъ путешествіяхъ и воспоминаніяхъ шевалье не было примѣра подобной смерти. Всѣ думали, что Калистъ худѣетъ отъ недостатка питанія. Мать становилась передъ нимъ на колѣни, умоляя съѣсть что-нибудь. И чтобы успокоить мать, Калистъ побѣждалъ свое отвращеніе, но пища, принятая насильно, производила изнурительную лихорадку, снѣдавшую юношу.

Въ послѣднихъ числахъ октября Калистъ не могъ подниматься больше во второй этажъ. Кровать его перенесли внизъ. Онъ почти все время проводилъ въ семьѣ, которая, наконецъ, обратилась къ помощи врача Геранды. Докторъ попробовалъ остановить лихорадку хиной, и на самомъ дѣлѣ на нѣсколько дней она прекратилась. Онъ предписалъ Калисту физическія упражненія и разнаго рода развлеченія. Тогда баронъ нашелъ въ себѣ настолько силы, чтобы сбросить свою апатію, и помолодѣлъ въ то время, когда сынъ его выглядывалъ старикомъ. Взявъ Калиста, Гасселена и двухъ чудныхъ охотничьихъ собакъ, баронъ пошелъ съ ними охотиться на нѣсколько дней. Они бродили изъ лѣса въ лѣсъ, посѣщали друзей въ сосѣднихъ замкахъ, но ничто не могло вызвать веселости и улыбки у Калиста. Его блѣдное, угрюмое лицо выражало полную пассивность.

Баронъ вернулся домой въ полномъ изнеможеніи. Калистъ находился въ томъ же состояніи. Вскорѣ по возвращеніи отецъ и сынъ опасно заболѣли и, по совѣту доктора Геранды, послали въ Нантъ за двумя знаменитостями. Наружный видъ Калиста поражалъ барона. Проникнутый тѣмъ поражающимъ даромъ ясновидѣнія, какимъ природа одѣляетъ умирающихъ, баронъ дрожалъ, какъ ребенокъ, при мысли, что его родъ можетъ исчезнуть; онъ ни говорилъ ни слова, но складывалъ руки и молился Богу. При каждомъ движеніи своего сына онъ вздрагивалъ, какъ будто бы колебалось пламя его жизни.

Баронесса все время проводила въ этой комнатѣ, гдѣ у камина съ вязаньемъ въ рукахъ сидѣла Зефирина, охваченная страшнымъ безпокойствомъ. У нея требовали дровъ, такъ какъ отецъ и сынъ постоянно зябли; дѣлали нападенія на провизію, и она просила освободить ее отъ ключей, не будучи въ состояніи поспѣвать за Маріоттой; но знать она хотѣла все и вполголоса, отводя въ сторону, разспрашивала Маріотту и невѣстку о здоровьѣ брата и племянника. Однажды вечеромъ, когда Калистъ и отецъ находились въ полудремотномъ состояніи, Пен-Холь сказала, что надо быть готовымъ къ смерти барона: вязаніе выпало у Зефирины изъ рукъ. Она вынула изъ кармана четки чернаго дерева и, перебирая ихъ, произнесла горячую молитву, которая вызвала такое чудное, выраженіе на ея старомъ высохшемъ лицѣ, что подруга послѣдовала ея примѣру, и по знаку священника всѣ присоединились къ молитвѣ мадемуазель дю-Геникъ.

-- Я первая обратилась къ Богу,-- говорила баронесса, вспоминая роковое письмо Калиста, -- но Богъ не хотѣлъ услышать меня!

-- Не будетъ-ли лучше, если мы попросимъ мадемуазель де-Тушъ навѣстить Калиста?-- предложилъ священникъ.

-- Ее, эту виновницу нашихъ несчастій,-- возмутилась старая Зефирина.-- Она отняла его у семьи, у всѣхъ насъ, давая ему безнравственныя книги, сдѣлала его еретикомъ. Да будетъ она проклята, пусть Господь никогда не проститъ ей этого! Она разрушила семью дю-Геникъ.

-- Она и возстановитъ ее,-- уговаривалъ мягко священникъ.-- Это святая и добродѣтельная особа, я ручаюсь за нее, у нея хорошія намѣренія, дай только Богъ привести ей ихъ въ исполненіе.

-- Пожалуйста, только предупредите меня объ ея пріѣздѣ, я уйду;-- кричала старуха,-- она убила отца и сына. Вы думаете, я не слышу слабаго голоса Калиста, онъ насилу говоритъ.

Въ эту минуту вошли три доктора. Они утомили Калиста разспросами; объ отцѣ же вопросъ былъ рѣшенъ быстро и безповоротно; они удивлялись, что онъ еще живъ. Относительно Калиста докторъ Геранды передалъ баронессѣ, что ему придется, пожалуй, ѣхать въ Парижъ, чтобы посовѣтоваться тамъ съ свѣтилами науки, выписать же ихъ сюда обойдется болѣе ста луидоровъ.

-- Отъ всего умираютъ, только не отъ любви,-- утѣшала Пен-Холь.

-- Какая бы ни была причина,-- говорила баронесса;-- вѣрно только то, что Калистъ умираетъ, у него всѣ признаки чахотки, этой самой страшной болѣзни моей родины.

-- Калистъ умираетъ,-- проговорилъ баронъ, открывая глаза; двѣ крупныя слезы медленно покатились по его морщинамъ. Можетъ быть, это были первыя слезы въ его жизни.

Онъ всталъ, приблизился къ кровати сына и, не спуская съ него взгляда, взялъ его за руки.

-- Что ты хочешь, отецъ?-- спросилъ Калистъ.

-- Хочу, чтобы ты жилъ!-- вскричалъ баронъ.

-- Я не могу жить безъ Беатрисы, -- отвѣтилъ Калистъ старику, сново упавшему въ кресло.

-- Гдѣ достать сто луидоровъ, чтобы выписать докторовъ изъ Парижа, пока еще не поздно?-- сказала баронесса.

-- Развѣ сто луидоровъ могутъ спасти Калиста?-- вскрикнула Зефирина.

Не дожидаясь отвѣта, она развязала нижнюю юбку, которая, падая, произвела глухой звукъ. Отлично зная мѣста, гдѣ были зашиты луидоры, она распорола ее въ одинъ моментъ, и золотыя монеты, звеня, падали на юбку одна за другою. Въ нѣмомъ изумленіи смотрѣла на нее Пен-Холь.

-- Вѣдь васъ всѣ видятъ,-- говорила она на ухо подругѣ.

-- Тридцать семь, -- отвѣчала Зефирина, продолжая считать.

-- Всѣ слышатъ, какъ вы считаете.

-- Сорокъ два,-- продолжала Зефирина.

-- Новые двойные луидоры! откуда они у васъ? Вѣдь, вы ничего не видите?

-- Я пробовала ихъ на ощупь.

-- Вотъ сто сорокъ луидоровъ, -- крикнула Зефирина, -- довольно этого?

-- Что случилось?-- спросилъ вошедшій шевалье, пораженный видомъ старой подруги съ юбкой, полной луидоровъ.

Въ двухъ словахъ Пен-Холь объяснила все.

-- Я зналъ объ этомъ и въ свою очередь принесъ сто сорокъ луидоровъ въ распоряженіе Калиста.

Рыцарь вынулъ два свертка. При видѣ такого богатства, Марріотта велѣла Гасселену затворить дверь.

-- Золото не возвратитъ ему здоровье,-- сказала баронесса съ слезами на глазахъ.

-- По крайней мѣрѣ, это даетъ ему возможность послѣдовать за маркизой. Такъ вѣдь, Калистъ?-- прибавилъ шевалье.

Калистъ привсталъ на постели и радостно вскрикнулъ:

-- Ѣхать, ѣхать!

-- Онъ будетъ жить!-- проговорилъ баронъ упавшимъ голосомъ.-- Я могу умереть спокойно: пошлите за священникомъ.

Слова эти объяли всѣхъ ужасомъ. Калистъ плакалъ, видя, какъ поблѣднѣлъ отецъ отъ волненія.

Священникъ, зная приговоръ врачей, пошелъ за мадемуазель де-Тушъ. Прежняя ненависть къ ней смѣнилась теперь восторженнымъ поклоненіемъ, и онъ защищалъ ее, какъ пастырь свою любимую овечку. Вѣсть о безнадежномъ положеніи барона собрала на улицѣ цѣлую толпу. Крестьяне, соловары и слуги Гераиды стояли на колѣняхъ, пока священникъ напутствовалъ стараго бретонскаго воина. Всѣ смотрѣли на прекращеніе такого древняго бретонскаго рода, какъ на общественное несчастіе. Обрядъ этотъ поразилъ Калиста, и на минуту горе заглушило любовь. Во время агоніи стойкаго защитника монархіи, Калистъ стоялъ на колѣняхъ и, рыдая, слѣдилъ за приближеніемъ смерти. Старикъ скончался въ креслѣ, окруженный семьей.

-- Я умираю вѣрный королю и религіи. Да продлитъ Господь за мое усердіе жизнь Калисту,-- шепталъ онъ.

-- Я буду жить, отецъ, и буду повиноваться вамъ, -отвѣчалъ юноша.

-- Если ты хочешь, чтобы смерть моя была такъ же спокойна, какъ моя жизнь съ Фанней, дай мнѣ слово, что женишься.

-- Я обѣщаю тебѣ, отецъ.

Много трогательнаго было въ Калистѣ или, лучше сказать, въ призракѣ Калиста, поддерживаемомъ шевалье, который слѣдовалъ за гробомъ: Казалось, привидѣніе вело тѣнь. Церковь и маленькая площадка передъ ней были полны народу, который стекался сюда на десять миль въ окружности.

Баронесса и Зефирина были сильно огорчены, замѣтивъ, что, несмотря на желаніе повиноваться отцу, Калистъ по прежнему находился въ мрачной апатіи. Въ день погребенія баронесса ушла съ нимъ въ садъ, сѣла на скамейку и долго разспрашивала его. Онъ отвѣчалъ ласково и покорно, но въ отвѣтахъ его звучала полная безнадежность.

-- Мама,-- говорилъ онъ,-- пойми, что нѣтъ во мнѣ жизни; пища не питаетъ меня, воздухъ не живитъ мою кровь, солнце не грѣетъ меня, и когда оно освѣщаетъ нашъ домъ, какъ теперь, когда ты видишь нашъ домъ, залитый свѣтомъ, мнѣ онъ представляется неяснымъ туманнымъ пятномъ. Будь Беатриса здѣсь, все засіяло бы мнѣ. Напоминаютъ ее мнѣ только вотъ эти цвѣты,-- говорилъ онъ, вынимая спрятанный на груди завялый букетикъ, подаренный маркизой.

Баронесса ни о чемъ больше не спрашивала Калиста: отвѣты его причиняли ей еще больше горя, чѣмъ его молчаніе. Увидавъ Камиль въ окно, Калистъ вздрогнулъ, такъ сильно напомнила она ему Беатрису. Этой радостной минутой обѣ убитыя горемъ женщины были обязаны Камиль.

-- Калистъ,-- сказала Фелиситэ,-- карета готова, отправимся вмѣстѣ искать Беатрису.

Блѣдное изнеможенное лицо юноши вспыхнуло и улыбка на минуту оживила его.

-- Мы спасемъ его,-- сказала мадемуазель де-Тушъ матери, которая со слезами радости сжимала ея руки.

Итакъ, чрезъ недѣлю послѣ смерти барона, мадемуазель де-Тушъ и Калистъ съ матерью уѣхали въ Парижъ, оставивъ всѣ дѣла на рукахъ Зефирины. Фелиситэ готовила Калисту чудную будущность.

Связанная родствомъ съ семьей де-Грандльё, герцогская вѣтвь которыхъ заканчивалась пятью дочерями, Камиль описала герцогинѣ де-Грандльё всю исторію Калиста, извѣщая ее, что продала свой домъ на улицѣ Монбланъ, за который, спекуляторы предлагали два милліона пятьсотъ тысячъ франковъ; вмѣсто него, ея повѣренный пріобрѣлъ красивый отель въ улицѣ Бурбонъ, за семьсотъ тысячъ франковъ. Изъ оставшихся денегъ отъ продажи дома милліонъ назначался на выкупъ земель дю-Геникъ, а все свое остальное богатство она завѣщала Сабинѣ де-Грандльё. Она знала намѣреніе герцога и герцогини отдать младшую дочь за виконта де-Грандльё, наслѣдника ихъ титула; знала также, что вторая дочь Клотильда-Фредерика не хотѣла выходить замужъ, но не постригалась въ монахини, какъ старшая; оставалась только предпослѣдняя, хорошенькая двадцатилѣтняя Сабина, ей и поручила Камиль излечить Калиста отъ его страсти къ маркизѣ Рошефильдъ. Во время путешествія Фелиситэ посвятила баронессу въ свои намѣренія. Отель въ улицѣ Бурбонъ предназначался Калисту, если бы ея планъ увѣнчался успѣхомъ.

Всѣ трое остановились въ отелѣ де-Грандльё, гдѣ баронессу встрѣтили съ должнымъ ей почетомъ. Камиль совѣтовала Калисту осмотрѣть Парижъ, пока она займется розысками Беатрисы, и познакомила его съ всевозможными удовольствіями парижской жизни. Герцогиня, двѣ ея дочери и ихъ подруги показали Калисту Парижъ въ самый сезонъ праздниковъ. Движеніе Парижа доставляло громадное развлеченіе юному бретонцу. Онъ находилъ большое сходство по уму между маркизой Рошефильдъ и Сабиной, которая къ тому же была самая красивая и самая прелестная дѣвушка парижскаго общества. Онъ поддался ея кокетству, чего не могла бы достичь ни одна другая женщина. Сабина де-Грандльё особенно удачно исполняла свою роль, потому что Калистъ ей чрезвычайно нравился. Все шло такъ хорошо, что зимою 1837 года юный баронъ дю-Геникъ, цвѣтущій здоровьемъ и молодостью, выслушалъ спокойно свою мать, которая напомнила ему объ обѣщаніи, данномъ отцу, и совѣтовала жениться на Сабинѣ. Но, исполняя свое обѣщаніе, Калистъ все же не могъ скрыть тайнаго равнодушія, такъ хорошо знакомаго баронессѣ. Но она надѣялась, что счастливый бракъ разсѣетъ его послѣднюю печаль. Въ день, когда вся семья де-Грандльё и баронесса съ родственниками, пріѣхавшими изъ Англіи, сидѣли въ большой залѣ отеля, и Леопольдъ

Ганнекенъ, ихъ нотаріусъ, объяснялъ контрактъ, прежде чѣмъ прочесть его, Калистъ съ мрачнымъ видомъ наотрѣзъ отказался воспользоваться тѣмъ, что предназначала ему мадемуазель де-Тушъ, видя въ этомъ жертву со стороны Камиль, которая теперь, какъ онъ думалъ, разыскивала Беатрису. Въ этотъ моментъ къ удивленію всей семьи вошла Сабина. И туалетъ ея, и вся она, хотя брюнетка, сильно напоминала собою мадамъ Рошефильдъ. Сабина передала Калисту слѣдующее письмо.