"Нантъ. Іюнь.
"Въ роли владѣлицы я боготворима своими вассалами, какъ будто революціи тысяча восемьсотъ тридцатаго и тысяча семьсотъ восемьдесятъ девятаго года не сдѣлали никакой перемѣны. Кавалькады въ лѣсахъ, стоянки на фермахъ, обѣды на старинныхъ столахъ, покрытыхъ такими же старинными скатертями, гомерическія блюда на допотопной посудѣ, восхитительное вино въ кубкахъ, похожихъ на кубки фокусниковъ, пальба изъ ружей и оглушительное: "Да здравствуетъ дю-Геникъ", балъ, оркестръ съ трубой, въ которую неистово трубитъ человѣкъ въ продолженіи десяти часовъ, и букеты, букеты безъ конца!
"Новобрачные приходятъ просить нашего благословенія. Пріятная усталость, исцѣленіе которой находишь въ постели, во снѣ, о какомъ до сихъ поръ я не имѣла понятія; чудное пробужденіе, полное любви, лучезарное, какъ солнце, лучи котораго свѣтятъ вамъ и сверкаютъ, смѣшанные съ тысячью мошекъ, жужжащихъ что-то на старомъ бретонскомъ нарѣчіи!.. Наконецъ, послѣ веселаго пребыванія въ замкѣ дю-Геникъ, съ окнами, напоминающими ворота, съ залами, въ которыхъ коровы свободно могли бы щипать выросшую тутъ траву, милый замокъ, который мы помялись реставрировать, чтобы пріѣзжать сюда каждый годъ при радостныхъ крикахъ молодыхъ людей, одинъ изъ которыхъ теперь несъ наше знамя, уфъ! я въ Нантѣ!..
"Въ день нашего возвращенія въ дю-Геникъ священникъ и мать со свѣчами, украшенными цвѣтами, встрѣтили и благословили насъ, выражая радость свиданія. Слезы навертываются у меня на глазахъ, когда я описываю вамъ все это. Въ роли владѣльца Калистъ напомнимъ героя Вальтеръ-Скотта. Все должное почтеніе принималъ онъ, какъ будто жилъ самъ въ XIII вѣкѣ. Подобно хору изъ комической оперы, дѣвушки и женщины говорили: "какой у насъ красивый господинъ!" Старые спорили другъ съ другомъ о сходствѣ Калиста съ тѣми дю-Геникъ, которыхъ они знавали. Благородная и прекрасная Бретань, страна вѣры и религіи! Но прогрессъ идетъ: строятся мосты, прокладываются дороги, явятся другія мысли, прощай, все возвышенное!
"Крестьяне не будутъ такими довѣрчивыми и простыми, какими я вижу ихъ теперь, когда имъ докажутъ ихъ равенство съ Калис-томъ, если, конечно, они повѣрятъ этому! Послѣ поэмы этой миролюбивой реставраціи, подписавъ контрактъ, мы покинули эту восхитительную страну, то цвѣтущую и веселую, то мрачную и пустынную, и пріѣхали сюда, принося наше счастіе той, которой мы обязаны имъ. Оба мы были полны желаніемъ поблагодарить монахиню ордена Визитаціи. Въ память Камиль Калистъ прибавитъ къ своему гербу часть герба де-Тушъ. Онъ возьметъ серебрянаго орла съ слѣдующимъ прелестнымъ женскимъ девизомъ: "Помни обо мнѣ!" Итакъ, мы отправились въ монастырь Визитаціи, куда проводилъ насъ аббатъ Гримонъ, другъ семьи дю-Геникъ. Онъ сказалъ, мама, что ваша дорогая Фелиситэ святая женщина. Для него она, конечно, должна быть такой, такъ какъ, благодаря только ея чудесному превращенію, онъ сдѣлался викаріемъ всей епархіи. Мадемуазель де-Тушъ не хотѣла принять Калиста и видѣлась только со мной. Она перемѣнилась, похудѣла и поблѣднѣла, казалось, она очень обрадовалась мнѣ.
"Скажи Калисту,-- такъ сказала она,-- что мнѣ разрѣшено свиданіе съ нимъ, но такъ поступаю я ради своей совѣсти и послушанія. Я предпочитаю лишить себя нѣсколькихъ минутъ счастія, чѣмъ потомъ испытывать за нихъ цѣлые мѣсяцы страданія. Ахъ, если бы ты знала, какъ мнѣ трудно отвѣчать на вопросы: "о чемъ вы думаете?" Начальница же послушницъ не можетъ себѣ представить всю массу мыслей, толпящихся у меня въ головѣ. Порой мнѣ представляются и Италія, и Парижъ въ связи, конечно, съ Калистомъ, солнцемъ моихъ воспоминаній". Говорила она съ той прелестной, поэтичной манерой, которая такъ хорошо вамъ знакома въ ней." Я была слишкомъ стара для ордена Кармелитокъ и поступила въ орденъ св. Франциска Салійскаго, ради его изрѣченій: я умерщвлю ваши мысли, вмѣсто того, чтобы умерщвлять вашу плоть. Больше всего конечно, грѣшитъ голова. Святой епископъ совершенно основательно издалъ строгія, ужасныя правила, чтобы обуздать умъ и волю, къ этому именно я и стремилась. Такъ какъ голова моя самая преступная, она обманывала меня въ моемъ сердцѣ до того фатальнаго возраста, когда если и выпадаютъ минуты въ сорокъ разъ счастливѣе юношескихъ, за то позднѣе расплачиваешься за нихъ въ пятьдесятъ разъ большимъ горемъ".
"-- Счастлива-ли ты?-- спрашивала она меня, съ видимымъ удовольствіемъ, превращая разговоръ о себѣ".
"-- Вы видите меня въ упоеніи любви и счастія,-- отвѣчала я.
"-- Калистъ такъ же добръ и невиненъ, какъ благороденъ и красивъ,-- сказала она серьезно.-- Я сдѣлала тебя моей наслѣдницей, ты же обладаешь не только моимъ богатствомъ, но и двойнымъ идеаломъ, о которомъ мечтала я!.. Я радуюсь тому, что сдѣлала. Не обольщайся только черезчуръ, дитя мое, слишкомъ легко досталось тебѣ счастіе, ты только протянула за нимъ руку, старайся же сохранить его. Совѣты моей опытности пусть заплатятъ тебѣ за путешествіе ко мнѣ. Калистъ въ настоящую минуту переживаетъ страсть, которой ты заразила его, но не зажгла въ немъ. Чтобы продлить твое счастіе, старайся, дитя, исправить это. Въ интересахъ васъ обоихъ попробуй быть капризной, кокетливой, немного суровой,-- все это необходимо. Я учу тебя не гнуснымъ разсчетамъ или тиранству, а преподаю цѣлую науку. Между скаредностью и расточительностью существуетъ еще экономія, моя дорогая. Умѣй честно пріобрѣсти власть надъ Калистомъ. Это мои послѣднія свѣтскія слова; ихъ я берегла для тебя; совѣсть мучила меня, что я принесла тебя въ жертву ради спасенія Калиста. Привяжи же его къ себѣ, дай ему дѣтей, пусть онъ уважаетъ въ тебѣ ихъ мать... Главное, устрой такъ,-- продолжала она взволнованнымъ голосомъ,-- чтобы онъ никогда не видалъ Беатрисы!..
"Имя это привело насъ въ какое-то оцѣпенѣніе, и мы молча смотрѣли другъ на друга, испытывая одинаково сильное волненіе.
"-- Вы возвращаетесь въ Геранду?-- спросила она.
"-- Да,-- отвѣчала я.
"-- Помните же, никогда не ходите въ Тушъ...-- Я сдѣлала ошибку, отдавъ его вамъ.
"-- Отчего?
"-- Тунгъ для тебя, дитя, тотъ же кабинетъ Синей Бороды Нѣтъ ничего опаснѣе, какъ разбудить уснувшую страсть.
"Вотъ, дорогая мама, сущность нашего разговора. Заставивъ меня говорить, мадемуазель де-Тушъ заставила много и думать. Оцьяненная путешествіемъ и увлеченная Калистомъ, я забыла о своемъ тяжеломъ нравственномъ состояніи, о которомъ писала вамъ въ первомъ письмѣ.
"Полюбовавшись Нантомъ, этимъ чуднымъ, восхитительнымъ городомъ, посѣтивъ на Бретонской площади мѣсто благородной гибели Шарета, мы проектировали возвратиться по Луарѣ въ С.-Назеръ, такъ какъ сухимъ путемъ ѣхали изъ Нанта въ Геранду. По моему, пароходъ хуже кареты. Путешествіе въ обществѣ положительно модная чудовищная выдумка, монополія. Три молодыхъ, довольно красивыхъ женщины изъ Нанта кривлялись на палубѣ, доходя до того, что я называю "кергаруэтизмомъ", шутка, которую вы поймете, когда я опигау вамъ семью Кергаруэтъ. Калистъ велъ себя очень хорошо и, какъ настоящій джентльменъ, нашелъ меня лучше ихъ. Удовлетворенная вполнѣ, какъ ребенокъ, получившій первый барабанъ, я нашла, что теперь-то и представился лучшій случай испытать систему Камиль Мопенъ. Вѣдь не отъ монахини же я слушала все это.-- Я надулась. Калистъ встревожился, на вопросъ: что съ тобой?... сказанный мнѣ на ухо, я отвѣчала правду:-- Ничего! И тутъ только поняла, какъ мало успѣха имѣетъ правда. Ложь -- лучшее средство, когда требуется быстро спасти женщину или государство. Калистъ сдѣлался особенно внимателенъ и казался взволнованнымъ. Я повела его на переднюю часть парохода, гдѣ была навалена масса веревокъ, и голосомъ, полнымъ тревоги, если не слезъ, сказала ему о своемъ горѣ, объ опасеніяхъ женщины, мужъ которой первый красавецъ въ свѣтѣ.
"-- Ахъ, Калистъ,-- говорила я,-- въ нашемъ союзѣ кроется большое несчастіе. Вы не любили меня, и не вы избрали меня. Вы не остановились вкопаннымъ, какъ передъ статуей, увидѣвъ меня въ первый разъ. Своей любовью, привязанностью и нѣжностью вызвала я ваше чувство ко мнѣ, и когда-нибудь вы накажете меня упреками за принесенныя вамъ сокровища чистой, невольной любви молодой дѣвушки. Я должна быть злой кокеткой и не нахожу для этого силъ. Если бы ужасная женщина, пренебрегшая вами, была на моемъ мѣстѣ, вы, конечно, не обратили бы вниманія на этихъ двухъ невозможныхъ женщинъ, которыхъ Парижъ въ правѣ причислять къ разряду животныхъ.
"У Калиста, мама, навернулись слезы, и, чтобы скрыть ихъ отъ меня, онъ отвернулся. Онъ увидѣлъ Нижнюю-Индру и пошелъ просить капитана высадить насъ здѣсь. Такіе вопросы не остаются безъ отвѣта, особенно, когда приходится сидѣть въ плохой гостинницѣ Нижней-Индры, гдѣ завтракъ нашъ состоялъ изъ холодной рыбы, въ маленькой комнаткѣ, какія обыкновенно изображаютъ жанровые художники, въ окна несся шумъ кузницъ съ другого берега Луары. Увидѣвъ, какъ удаченъ былъ этотъ первый опытъ, я воскликнула:
"-- О! милая Фелиситэ! {Félicité -- счастіе, блаженство.}.
"Калистъ, не способный подозрѣвать совѣты монахини и лукавства моего поведенія, сложилъ чудный каламбуръ и прервалъ меня слѣдующими словами:
"-- Сохранимъ воспоминаніе объ этомъ, пришлемъ художника снять пейзажъ.
"Я такъ разсмѣялась, милая мама, что совсѣмъ смутила Калиста, и онъ чуть не разсердился.
"-- Но,-- сказала я,-- этотъ пейзажъ, эта сцена составятъ въ моемъ сердцѣ неизгладимую картину, полную неподражаемыхъ красокъ.
"Ахъ! милая мама, я такъ люблю Калиста, что не могу даже притвориться злой или капризной. Калистъ всегда сдѣлаетъ изъ меня все, что захочетъ. Это его первая слеза, данная мнѣ, и насколько она дороже второго объясненія о нашихъ правахъ... Женщина безъ сердца послѣ сцены на пароходѣ сдѣлалась бы госпожей, повелительницей, я же опять потерялась. По вашей системѣ выходитъ, что, чѣмъ больше я замужемъ, тѣмъ болѣе дѣлаюсь похожа на "этихъ женщинъ", потому что я безсильна въ счастіи и не выдерживаю ни одного взгляда моего повелителя. Я не отдаюсь любви, но привязываюсь, какъ мать къ ребенку, прижимая его къ сердцу, пугаясь несчастія".