Той же. 25 ноября.
На слѣдующій день я нашла мое помѣщеніе въ порядкѣ, его убиралъ старый Филиппъ, онъ поставилъ цвѣты во всѣ вазы. Словомъ, я устроилась. Только никто не подумалъ, что пансіонерка кармелитокъ должна проголодаться очень рано и Роза съ большимъ трудомъ добыла для меня завтракъ.
-- Барышня легла, когда подавали обѣдъ и, встаетъ какъ разъ, когда ихъ сіятельство только-что возвратился,-- сказала мнѣ она.
Около часа отецъ постучался въ дверь моей гостиной и спросилъ меня, могу ли я его принять; я отворила ему дверь; онъ засталъ меня за письмомъ къ тебѣ.
-- Дорогая,-- сказалъ онъ,-- вамъ нужно одѣться и устроиться; въ этомъ кошелькѣ двѣнадцать тысячъ франковъ. Сговоритесь съ вашей матерью насчетъ новой гувернантки, если миссъ Гриффитъ не нравится вамъ, такъ какъ у герцогини не будетъ времени сопровождать васъ по утрамъ. Вамъ дадутъ карету и лакея.
-- Оставьте мнѣ Филиппа,-- сказала ему я.
-- Пожалуй,-- отвѣтилъ онъ.-- Но не бойтесь; ваше состояніе настолько велико, что вы не будете въ тягость ни вашей матери, ни мнѣ.
-- Не будетъ нескромностью съ моей стороны, если я спрошу у васъ, какое у меня состояніе?
-- Нисколько, мое дитя. Ваша бабушка оставила вамъ пятьсотъ тысячъ франковъ, представлявшихъ ея личныя сбереженія; она не хотѣла отнять отъ семьи хотя бы одинъ клочекъ земли. Благодаря наросшимъ процентамъ, эта сумма теперь даетъ около сорока тысячъ годового дохода. Я хотѣлъ съ ея помощью создать состояніе для вашего второго брата, поэтому вы испортили всѣ мои предположенія, но, быть можетъ, современемъ вы поможете осуществить ихъ; я буду всего ждать отъ вашей доброй воли. Вы кажетесь мнѣ благоразумнѣе, нежели я думалъ. Мнѣ не зачѣмъ говорить вамъ, какъ должна держаться m-lle де-Шолье; гордость, лежащая на вашихъ чертахъ, служитъ мнѣ порукой. Предосторожности, которыми мелкіе люди окружаютъ своихъ дочерей, были бы оскорбительны въ нашемъ домѣ! За сплетню на вашъ счетъ заплатитъ жизнью тотъ, кто позволитъ себѣ о васъ злословить или, если небо окажется несправедливымъ, одинъ изъ вашихъ братьевъ. Я ничего болѣе не скажу вамъ по этому поводу. Прощайте, моя дорогая малютка. Онъ поцѣловалъ меня въ лобъ и ушелъ.
Я не могу понять, почему они оставили свой планъ послѣ того, какъ девять лѣтъ лелѣяли его. Мой отецъ говорилъ вполнѣ ясно; это мнѣ нравится. Въ его словахъ не было ни малѣйшей двусмысленности. Мое состояніе необходимо для моего брата-маркиза. Кто же выказалъ нѣжность ко мнѣ -- мать, отецъ, или братъ?
Я сидѣла на диванѣ бабушки и смотрѣла на кошелекъ, который отецъ оставилъ на каминѣ; я была и довольна, и недовольна его вниманіемъ, которое заставило меня думать о деньгахъ. Правда, теперь мнѣ незачѣмъ слишкомъ заниматься мыслью о моемъ состояніи; всѣ мои сомнѣнія на этотъ счетъ разсѣяны, и я нахожу что-то благородное въ желаніи уничтожить во мнѣ всякія страданія самолюбія по отношенію къ денежному вопросу.
Филиппъ цѣлое утро бѣгалъ по разнымъ лавкамъ, отыскивая работницъ, съ помощью которыхъ совершится моя метаморфоза. Явилась знаменитая портниха Викторина, а также бѣлошвейка и сапожникъ. Я нетерпѣливо, какъ ребенокъ, желаю поскорѣе узнать, какой будетъ у меня видъ, когда я сниму мѣшокъ, представляемый нашимъ монастырскимъ платьемъ, но всѣмъ имъ нужно много времени. Корсетникъ говоритъ, что ему необходима недѣля, иначе я испорчу себѣ талію.
Значитъ, у меня есть талія? Это дѣлается серьезно! Янсенъ, сапожникъ оперы увѣрялъ меня, что у меня такія же ноги, какъ у матушки. Пришелъ даже перчаточникъ и снялъ мѣрку съ моей руки. Я дала приказанія бѣлошвейкѣ. Въ часъ моего обѣда, совпавшаго съ завтракомъ матери, она сказала мнѣ, что мы вмѣстѣ съ нею поѣдемъ къ модисткамъ выбирать шляпы; это поможетъ образованію моего вкуса, и дастъ мнѣ возможность заказать то, что мнѣ понравится. Такое начало независимости смущаетъ меня, какъ смущаетъ слѣпого зрѣніе, возвращенное ему. Я могу теперь судить, что такое кармелитка въ сравненіи со свѣтской дѣвушкой; разница такъ велика, что мы никогда не могли бы постичь ее. Въ теченіе завтрака отецъ былъ разсѣянъ и мы не мѣшали ему думать; онъ хорошо знаетъ тайны короля. Меня онъ забылъ, но вспомнитъ обо мнѣ, когда я окажусь для него необходимой; я это поняла. Несмотря на свои пятьдесятъ лѣтъ, мой отецъ очень красивъ: онъ хорошо сложенъ, у него молодая фигура, прекрасная осанка, бѣлокурые волосы и могоговорящее, но вмѣстѣ съ тѣмъ нѣмое дипломатическое лицо; его носъ тонокъ и длиненъ; глаза коричневаго цвѣта. Какая чудная пара! Странныя мысли зашевелились во мнѣ, когда я ясно увидѣла, что эти два существа, одинаково знатныя, богатыя, высокія, живутъ отдѣльной жизнью, что кромѣ имени у нихъ нѣтъ ничего общаго, а между тѣмъ для свѣта они кажутся связанными. Вчера здѣсь собрался цвѣтъ дипломатіи и придворныхъ. Черезъ нѣсколько дней я ѣду на балъ къ герцогинѣ Мофриньёзъ и буду представлена свѣту, который такъ стремилась узнать. Каждое утро ко мнѣ будетъ приходить учитель танцевъ; черезъ мѣсяцъ я должна умѣть танцовать, подъ страхомъ не попасть на балъ. Передъ обѣдомъ ко мнѣ зашла матушка, чтобы поговорить о гувернанткѣ. Я оставила миссъ Гриффитъ, которую ей рекомендовалъ англійскій посланникъ. Эта миссъ дочь священника; она прекрасно воспитана; ея мать была дворянкой; ей тридцать шесть лѣтъ и она будетъ учить меня англійскому языку. Моя Гриффитъ настолько хороша собой, что у нея могутъ быть различныя притязанія; она бѣдна и горда; она шотландка, будетъ выѣзжать со мной, а спать въ комнатѣ Розы. Роза отдается въ распоряженіе миссъ Гриффитъ. Я сейчасъ же увидѣла, что буду управлять моей наставницей. Въ теченіе шестидневнаго пребыванія вмѣстѣ она отлично поняла, что только я одна могу ею интересоваться; я же, несмотря на ея неподвижность статуи, уразумѣла, что она окажется очень снисходительной ко мнѣ. Я думаю, что она доброе, но скромное существо: я не могла узнать, что говорили онѣ обо мнѣ съ моей матушкой.
Еще новость, которая кажется мнѣ очень неважной! Сегодня отецъ отказался отъ предложеннаго ему министерскаго мѣста. Раздумье по этому поводу и занимало его вчера. По его словамъ, онъ предпочитаетъ посольство непріятностямъ, сопряженнымъ съ обсужденіемъ общественныхъ дѣлъ. Испанія ему улыбается. Все это я узнала во время завтрака, единственнаго времени дня, когда между моими отцомъ, матерью и братомъ царитъ нѣкоторая интимность. Слуги входятъ въ столовую только когда ихъ звонятъ. Весь остатокъ дня мой братъ и мой отецъ отсутствуютъ. Моя мать долго одѣвается; ее никогда нельзя видѣть между двумя и четырьмя часами; въ четыре она выходитъ немного прогуляться; когда она обѣдаетъ дома, она принимаетъ отъ шести до семи, вечеръ посвящается удовольствіямъ: спектаклямъ, баламъ, концертамъ, пріемамъ. Ея жизнь такъ полна, что врядъ ли у нея находится свободная четверть часа въ день. Вѣроятно, она долго занимается по утрамъ своимъ туалетомъ, потому что она божественно прекрасна за завтракомъ, который бываетъ между одиннадцатью и двѣнадцатью часами дня. Я начинаю понимать звуки, доносящіеся до меня изъ ея комнатъ: сперва она беретъ почти совершенно холодную ванну и выпиваетъ чашку холоднаго кофе со сливками, затѣмъ одѣвается; моя мать никогда не просыпается раньше девяти часовъ, развѣ въ исключительныхъ случаяхъ, лѣтомъ она по утрамъ ѣздитъ верхомъ. Въ два часа она принимаетъ молодого человѣка, котораго я еще не видала. Вотъ наша семейная жизнь. Мы встрѣчаемся только за обѣдами и завтраками; но очень часто мы обѣдаемъ вдвоемъ съ матерью. Я предчувствую, что еще чаще я буду обѣдать, какъ бабушка, у себя съ миссъ Гриффитъ. Моя мать часто обѣдаетъ въ гостяхъ. Я перестала удивляться, что моя семья такъ мало заботится обо мнѣ. Моя дорогая, въ Парижѣ любовь къ окружающимъ насъ -- героизмъ, такъ какъ мы нечасто остаемся съ самими собой. Какъ быстро въ этомъ городѣ забываютъ отсутствующихъ! Я еще не выходила изъ дому, я ничего не знаю; я жду, чтобы меня отшлифовали, чтобы мое платье и мой общій видъ гармонировали со свѣтомъ, движеніе котораго меня поражаетъ, хотя я слышу его только издали. Я гуляю только ни саду. Черезъ нѣсколько дней начнется итальянская опера. У моей матери есть тамъ ложа. Я совсѣмъ обезумѣла отъ желанія послушать итальянскую музыку и увидать французскую оперу. Я начинаю нарушать монастырскія привычки и принимать свѣтскіе обычаи. Я пишу тебѣ по вечерамъ, передъ тѣмъ, чтобы лечь спать, я ложусь въ десять часовъ, т. е. въ то время, когда матушка отправляется въ гости, если она не ѣдетъ въ какой-нибудь театръ. Въ Парижѣ двѣнадцать театровъ.
Я невѣроятно невѣжественна, а потому много читаю, но безъ разбора: мнѣ все равно, что попадаетъ ко мнѣ въ руки. Одна книга указываетъ мнѣ на другую. На обложкѣ томика, который лежитъ передо мной, я прочитываю заглавія незнакомыхъ мнѣ сочиненій. Никто не руководитъ мною при выборѣ чтенія, такъ что иногда я беру очень скучныя книги. Всѣ прочитанныя много современныя произведенія толкуютъ о любви, т. е. о томъ предметѣ, которымъ мы съ тобой такъ сильно интересовались, такъ какъ вся наша судьба создается руками мужчины и для мужчины. Однако, насколько всѣ эти писатели ниже двухъ маленькихъ дѣвочекъ, называвшихся "бѣлой козочкой" и "милочкой", Рене и Луизой! Ахъ, ангелъ мой, какія у нихъ бѣдныя принноченія, сколько странностей и какимъ жалкимъ образомъ высказывается это чувство; тѣмъ не менѣе, двѣ книги понравились мнѣ чрезвычайно: одна называется "Коринна", другая "Адольфъ". Поэтому поводу я спросила отца, могу ли я увидѣть г-жу де-Сталь. Мать, отецъ и Альфонсъ разсмѣялись. Альфонсъ сказалъ:
-- Откуда она?
Отецъ же отвѣтилъ:
-- Какъ мы глупы! Она пріѣхала изъ монастыря кармелитокъ.
-- Дитя мое, г-жа де-Сталь умерла,-- кротко сказала мнѣ герцогиня.
-- Какъ можетъ женщина быть обманута?-- спросила я у миссъ Гриффитъ, оканчивая второй романъ.
-- Ее обманываютъ, когда она любитъ,-- отвѣтила мнѣ миссъ Гриффитъ.
Скажи же, Рене, развѣ можетъ случиться, чтобы мужчина обманулъ насъ? Миссъ Гриффитъ, наконецъ, увидѣла, что я только наполовину дурочка, что я получила никому невѣдомое воспитаніе, воспитаніе, которое мы давали другъ другу, занимаясь безконечными разсужденіями. Она поняла, что я невѣжественна только по отношенію къ внѣшнимъ вопросамъ. Бѣдняжка открыла мнѣ свое сердце. Я взвѣсила ея лаконическій отвѣтъ, сравнивъ его со всевозможными несчастіями и невольно слегка вздрогнула. Гриффитъ все твердитъ мнѣ, что я не должна допускать, чтобы меня ослѣпило что-нибудь, въ особенности то, что мнѣ понравится больше всего остального. Она не умѣетъ и не можетъ сказать мнѣ что-нибудь новое. Этотъ разговоръ слишкомъ однообразенъ. Она напоминаетъ мнѣ птицу, которая можетъ кричать только однимъ образомъ.