Луиза де-Шолье г-жѣ де-л'Эсторадъ.
Іюнь.
Дорогая замужняя козочка, твое письмо пришло какъ разъ вовремя, чтобы въ моихъ собственныхъ глазахъ оправдать одинъ мой смѣлый поступокъ, о которомъ я думала день и ночь. Во мнѣ кроется какое-то странное тяготѣніе ко всему неизвѣстному или, если хочешь, ко всему запрещенному; это чувство безпокоитъ меня; оно показываетъ, что въ глубинѣ моего существа живетъ борьба между законами свѣта и законами природы. Не знаю, сильнѣе ли во мнѣ природа или мысль о постановленіяхъ общества, однако, эти два могущества входятъ между собою въ сдѣлки. Словомъ, выражаясь яснѣе, я хотѣла поговорить съ Фелипомъ наединѣ, ночью, подъ липами въ концѣ нашего сада. Конечно, это желаніе могло придти только въ голову дѣвушки, которая заслуживаетъ названія бѣдовой барышни, какъ въ шутку называетъ меня герцогиня, причемъ отецъ поддакиваетъ ей. Однако, я нахожу, что мой проступокъ -- благоразумная предосторожность. Мнѣ кажется, что такимъ путемъ, возпаградивъ Фелипа за всѣ тѣ ночи, которыя онъ провелъ у моей стѣны, я теперь узнаю, что онъ будетъ думать о моей продѣлкѣ, и увижу, каковъ онъ. Я говорила себѣ: если онъ обоготворитъ мой проступокъ, я сдѣлаю его своимъ мужемъ, если же онъ не будетъ наединѣ еще боязливѣе и скромнѣе, нежели при встрѣчахъ въ Елисейскихъ Поляхъ, я никогда по увижусь съ нимъ. Что же касается свѣта, то при встрѣчѣ съ Фелипомъ въ саду я рискую менѣе подвергнуться его осужденію, нежели улыбаясь барону у г-жи де-Мофриньёзъ или у старой маркизы Босеанъ, въ гостиныхъ которыхъ мы теперь окружены шпіонами; Богъ знаетъ, какіе взгляды преслѣдуютъ дѣвушку, заподозрѣнную въ томъ, что она привлекаетъ на себя вниманіе барона де-Макюмеръ. О, если бы ты знала, какъ я волновалась, обдумывая свой планъ, какъ я была занятъ тѣмъ, чтобы онъ удался. Я жалѣла, что ты не со мной; мы въ теченіе нѣсколькихъ часиковъ поболтали бы съ тобой, исчезнувъ въ лабиринтѣ неувѣренности, и заранѣе пережили все хорошее и дурное, что могло принести съ собой первое ночное свиданіе, среди тьмы и тишины подъ прекрасными липами отеля Шолье, озаренными тысячами блестокъ луны. Я трепетала, говоря себѣ: гдѣ же ты, Рене? Итакъ, твое письмо подожгло порохъ и мои послѣднія сомнѣнія разлетѣлись. Я бросила моему пораженному поклоннику точный рисунокъ ключа отъ маленькой калитки въ концѣ сада и слѣдующую записку:
"Желаютъ помѣшать вамъ дѣлать бозумія. Сломавъ себѣ шею, вы отнимете честь отъ особы, которую, по вашимъ словамъ, любите. Достойны ли вы новаго доказательства уваженія и заслуживаете ли вы разговора наединѣ? Съ вами согласны говорить въ тотъ часъ, когда липы въ концѣ сада остаются въ тѣни".
Вчера, въ часъ, когда Гриффитъ собиралась лечь спать, я сказала ей:
-- Возьмите шаль и идите со мной, моя милая. Я хочу отправиться въ садъ и не желаю, чтобы это зналъ кто-нибудь.
Англичанка не произнесла ни слова и пошла со мною. Какія я пережила ощущенія, моя Рене! Я нѣсколько минутъ ждала его, испытывая очаровательное легкое волненіе; наконецъ, я увидѣла, что Фелипъ скользитъ, какъ тѣнь. Придя безъ помѣхи въ садъ, я сказала Гриффитъ:
-- Не удивляйтесь, подъ липами баронъ де Макюмеръ; именно изъ-за него-то я и позвала васъ съ собой.
Она ничего не сказала:
-- Что вамъ отъ меня угодно?-- спросилъ Фелипъ голосомъ, волненіе котораго говорило, что шелестъ нашихъ платьевъ въ тишинѣ ночи и шумъ нашихъ шаговъ по песку заставили его потерять голову.
-- Я хочу сказать то, что не могла бы написать вамъ,-- отвѣтила я ему.
Гриффитъ отошла на нѣсколько шаговъ. Стояла теплая, полная благоуханій ночь; въ эту минуту я пережила опьяняющее блаженство отъ сознанія, что я почти наединѣ съ нимъ въ нѣжномъ сумракѣ липъ. Дальше весь садъ сіялъ тѣмъ ярче, что бѣлая стѣна нашего дома отражала свѣтъ луны. Этотъ контрастъ представлялся мнѣ прообразомъ таинственности нашей любви, которая должна закончиться блестящимъ бракомъ. Въ теченіе перваго мгновенія мы оба наслаждались новымъ для насъ положеніемъ и оба чувствовали удивленіе; наконецъ, я нашла возможность заговорить.
-- Хотя я не боюсь клеветы, но не я хочу, чтобы вы взбирались на это дерево,-- сказала я ему, указывая на вязъ,-- или на эту стѣну. Пусть наши чувства поднимутся до насъ. Если бы вы убились, упавъ со стѣны, я умерла бы обезчещенная...-- я посмотрѣла на Фелипа: онъ помертвѣлъ.-- А если бы васъ заставили, на меня или на мою мать пало бы подозрѣніе.
-- Простите,-- слабымъ голосомъ сказалъ онъ.
-- Проходите вечеромъ по бульвару, я буду слышать ваши шаги, и когда мнѣ захочется васъ видѣть, я открою окно; но я подвергну васъ и себя этой опасности только въ случаѣ серьезныхъ обстоятельствъ. Зачѣмъ своей неосторожностью вы принудили и меня сдѣлать неосторожность же, которая, быть можетъ, заставитъ васъ дурно думать обо мнѣ?-- Я замѣтила на глазахъ Фелипа слезы, которыя показались мнѣ самымъ лучшимъ отвѣтомъ на свѣтѣ.-- Повѣрьте,-- сказала я съ улыбкой,-- что я сдѣлала очень отважный шагъ...
Раза два онъ молча прошелся со мной подъ деревьями и, наконецъ, пересилилъ свое волненіе и произнесъ:
-- Вы, вѣроятно, считаете меня глупцомъ и я до того упоенъ счастьемъ, что дѣйствительно потерялъ всякій разсудокъ и даръ рѣчи; знайте же, по крайней мѣрѣ, что одно ваше слово согласія въ моихъ глазахъ освящаетъ все. Мое уваженіе къ вамъ равняется моему уваженію къ Богу. Кромѣ того, съ вами миссъ Гриффитъ.
-- Она здѣсь для другихъ, а не для насъ, Фелипъ,-- живо возразила я.
-- Я знаю,-- продолжалъ онъ, бросивъ на меня самый покорный взглядъ,-- и если бы ея даже не было, все между нами происходило бы такъ же, какъ на ея глазахъ. Здѣсь нѣтъ людей, но есть Богъ, и намъ такъ же необходимо наше собственное уваженіе, какъ и уваженіе свѣта.
-- Благодарю, Фелипъ,-- сказала я ему, протянувъ ему руку движеніемъ, которое ты, вѣроятно, видишь.-- Женщина -- считайте меня женщиной -- способна полюбить человѣка, который ее понимаетъ. О, только способна,-- сказала я, поднявъ палецъ къ губамъ.-- Я не хочу давать вамъ слишкомъ много надежды. Мое сердце будетъ принадлежать только тому человѣку, который сумѣетъ читать въ немъ и хорошо узнаетъ его. Хотя наши чувства и не вполнѣ одинаковы, но они должны имѣть одинаковую глубину и быть одинаково возвышенными. Я не стараюсь возвеличить себя, потому что въ томъ, что я считаю достоинствами, вѣроятно, есть и дурныя стороны; но если бы эти свойства отсутствовали во мнѣ, я была бы въ отчаяніи.
-- Позволивъ мнѣ быть вашимъ слугой, вы позволили мнѣ теперь любить васъ,-- сказалъ Макюмеръ, дрожа всѣмъ тѣломъ и съ каждымъ словомъ взглядывая на меня,-- я обладаю большимъ счастьемъ, нежели то, котораго просилъ раньше!
-- Но,-- возразила я,-- я нахожу, что ваша участь лучше моей, я съ удовольствіемъ измѣнила бы свою судьбу и это измѣненіе зависитъ отъ васъ.
-- Мнѣ теперь нужно благодарить васъ,-- отвѣтилъ онъ,-- я знаю обязанности честнаго влюбленнаго. Я долженъ доказать вамъ, что я достоинъ васъ; вы имѣете право испытывать меня, сколько вамъ будетъ угодно времени. Конечно, Боже мой, вы можете оттолкнуть меня, если я не оправдаю вашей надежды.
-- Я знаю, чтовы любите меня,-- отвѣтила я,-- и до сихъ поръ (я жестоко подчеркнула эти слова) -- вы пользовались моимъ предпочтеніемъ, поэтому-то вы теперь здѣсь.
Мы снова стали, разговаривая, ходить по саду, и я должна тебѣ сказать, что, успокоившись, мой испанецъ выказалъ истинное краснорѣчіе сердца, онъ говорилъ мнѣ не о страсти, а о нѣжности и сумѣлъ, выяснивъ мнѣ свои чувства, сравнить ихъ съ божественной любовью. Его проникающій въ душу голосъ, который придавалъ особенное значеніе его и безъ того благороднымъ мыслямъ, походилъ на пѣсню соловья. Онъ говорилъ не громко, на среднихъ нотахъ своего восхитительнаго органа и одна фраза такъ и лилась за другой. Его сердце изливалось.
-- Замолчите,-- сказала я ему,-- иначе я пробуду съ вами дольше, нежели слѣдуетъ.-- И я жестомъ показала Энарецу, что ему пора уйти.
-- Вотъ вы и невѣста,-- замѣтила мнѣ Гриффитъ.
-- Можетъ быть, это было бы такъ въ Англіи, но во Франціи иначе,-- небрежно отвѣтила я ей.-- Я хочу выйти замужъ по любви и не ошибиться.-- Ты видишь, моя дорогая, любовь не шла Коринѣ. Я поступила, какъ Магометъ со своей горой.
Пятница.
Я видѣла моего раба: онъ сталъ боязливъ, онъ принялъ таинственный благоговѣйный видъ, который мнѣ нравился. Но ни его манеры, ни его взглядъ не позволятъ свѣтскимъ всевѣдущимъ вѣщуньямъ заподозрить, что въ немъ живетъ безконечная любовь, которую я чувствую въ его сердцѣ. Однако, моя дорогая, онъ не увлекаетъ меня, не подчиняетъ себѣ, не укрощаетъ; напротивъ, я укрощаю, порабощаю, увлекаю его... Словомъ, я разсуждаю. Ахъ, я хотѣла бы, чтобы ко мнѣ вернулся страхъ, который мнѣ: внушали чары учителя-буржуа, отвергнутаго мною! Есть два рода любви: одна любовь повелѣваетъ, другая повинуется; одна не похожа на другую и каждая даетъ жизнь особой страсти; чтобы прожить полную жизнь, быть можетъ, женщина должна испытать оба чувства? Не могутъ ли слиться эти двѣ страсти? Долженъ ли мужчина, которому мы внушаемъ любовь, непремѣнно вселить ее и въ насъ? Будетъ ли Фелипъ когда-нибудь моимъ повелителемъ? Буду ли я дрожать передъ нимъ, какъ онъ дрожитъ теперь передо мной? Это вопросы, заставляющіе меня трепетать отъ волненія. Онъ слѣпъ. На его мѣстѣ я нашла бы, что m-elle Шолье была подъ липами слишкомъ кокетливо холодна, разсчетлива. Нѣтъ, это не любовь, это не любовь, это игра съ огнемъ. Фелипъ продолжаетъ мнѣ нравиться; но теперь я спокойна, свободна. Болѣе нѣтъ препятствій! Какія ужасныя слова! Все падаетъ во мнѣ, все спускается, я боюсь углубляться въ себя. Напрасно скрылъ онъ отъ меня силу своей любви, онъ далъ мнѣ возможность владѣть собой.
Словомъ, я не наслаждаюсь моимъ проступкомъ. Да, милая, хотя и воспоминаніе о получасѣ, который я провела подъ деревьями, и пріятно, но оно не можетъ сравниться съ тѣми волненіями, которыя я испытывала, говоря себѣ: идти или не идти? Написать или не писать ему? Неужели со всѣми нашими удовольствіями будетъ то же самое? Можетъ быть, лучше отказываться отъ нихъ, нежели пользоваться ими? Можетъ быть, надежда лучше обладанія? Можетъ быть, богачи бѣдны? Можетъ быть, мы обѣ придали слишкомъ много широты чувству, чрезмѣрно развивъ его силой нашего воображенія? Бываютъ минуты, въ которыя эта мысль меня леденитъ. Знаешь почему? Мнѣ хочется придти въ садъ безъ Гриффитъ. До чего я дойду такимъ путемъ? У воображенія нѣтъ границъ, а удовольствія ограничены. Скажите мнѣ, милый докторъ въ корсетѣ, какъ согласовать эти два элемента существованія женщинъ?