Рене де-л'Эсторадъ Луизѣ де-Шолье.
Октябрь.
Злая? Зачѣмъ мнѣ было писать тебѣ? Что я могла тебѣ сказать? Ты ведешь жизнь, оживленную праздниками и тревогами любви, любовнымъ гнѣвомъ или цвѣтами страсти, и я смотрю на нее, какъ на театральную пьесу; между тѣмъ, мое существованіе течетъ мирно и монотонно, какъ жизнь въ монастырѣ. Мы всегда ложимся въ девять часовъ и встаемъ съ разсвѣтомъ. Наши обѣды подаются съ приводящей въ отчаяніе точностью. Не встрѣчается никакихъ не предвидѣнныхъ случаевъ. Я привыкла къ такому порядку жизни и, надо прибавить, безъ большого труда. Быть можетъ, это естественно? Чѣмъ была бы жизнь безъ подчиненія опредѣленнымъ правиламъ, которыя, какъ говоритъ Луи, управляютъ мірами? Порядокъ не утомляетъ. Кромѣ того, я наложила на себя извѣстныя обязательства по отношенію къ моему туалету, которыя занимаютъ у меня все время до завтрака; я забочусь о, томъ, чтобы къ завтраку являться очаровательной; такимъ путемъ я исполняю одну изъ обязанностей жены, доставляю удовольствіе себѣ, а еще больше милому старику и Луи. Послѣ завтрака мы ходимъ гулять. Когда приносятъ журналы, я исчезаю, чтобы позаботиться о хозяйствѣ, или сажусь читать (я читаю очень много), или же пишу тебѣ. За часъ до обѣда я возвращаюсь въ общія комнаты, послѣ обѣда мы играемъ въ карты, принимаемъ визиты или сами ѣздимъ въ гости. Такъ я провожу время между довольнымъ старикомъ и человѣкомъ, для котораго я составляю счастье. Луи такъ блаженствуетъ, такъ что его настроене согрѣло и мнѣ душу. Счастье не должно быть для насъ наслажденіемъ. Иногда вечеромъ, когда я не составляю партіи и сижу на своей бержеркѣ, могучая сила мысли переноситъ меня въ тебя; Тогда я живу твоей чудной жизнью, полной богатой оттѣнками и волненіями; въ такія мгновенія я спрашиваю себя: къ чему приведетъ ее это кипучее предисловіе, не убьетъ ли оно самую книгу? У тебя, милочка, насчетъ брака могутъ быть иллюзіи, мнѣ же осталась только дѣйствительность супружеской жизни. Да, твоя любовь кажется мнѣ сномъ. Поэтому я не вполнѣ понимаю, почему ты придаешь ей такой романическій характеръ. Ты хочешь, чтобы въ мужчинѣ оказалось больше души, нежели страсти, больше добродѣтели и величія, нежели любви; ты хочешь мечты дѣвушекъ воплотить въ дѣйствительность; ты подвергаешь Фелипа испытаніямъ, желая узнать, прочны ли въ немъ страсть, надежда, любопытство. Но, дитя, за фантастическими декораціями возвышается алтарь, на которомъ приготовляются вѣчныя узы. На слѣдующій день послѣ свадьбы ужасный фактъ, превращающій дѣвушку въ женщину, а влюбленнаго въ мужа, можетъ разрушить всѣ твои изящныя постройки и разбить утонченныя предосторожности, принятыя тобой. Знай же, что двое влюбленныхъ, совершенно такъ же, какъ и люди, вступившіе въ бракъ, подобный нашему, среди брачнаго пира любви отыскиваютъ, по выраженію Рабле, великое "можетъ быть!"
Я не порицаю тебя, хотя разговаривать съ Фелипомъ въ саду, разспрашивать его, проводить ночи, стоя на балконѣ, и видя, что онъ стоитъ на стѣнѣ, немного легкомысленно. Однако, скажу, что ты играешь жизнью, дитя, и я боюсь, чтобы жизнь не стала играть тобой. Я не смѣю давать тебѣ совѣтовъ, подсказанныхъ мнѣ опытомъ; позволь мнѣ только изъ глубины моей долины повторить, что жизненная сила брака заключается въ двухъ словахъ: смиреніе и преданность. Вѣдь я вижу, что, несмотря на твои испытанія, твое кокетство и твои наблюденія, ты выйдешь замужъ совершенно такъ же, какъ я. Усиливая страсть, мы не много больше углубляемъ пропасть, вотъ и все.
О, какъ бы мнѣ хотѣлось видѣть барона и поговорить съ нимъ въ теченіе нѣсколькихъ часовъ! Я такъ желаю тебѣ счастья!