89 —

гущества есть пре$лы. ДалеЬе тЬхъ крайнихъ предгьловъ

kakie обозначены манифестомъ 31 марта, идти

нельзя, было бы постыдной уступкой, — и горько обма-

нетса Европа, и сама горько обманетъ Польшу, если дерз-

нетъ насиловать снисходительность Руссваго государя, если

предъявить kakiH бы то ни была требоватпя, сверхъ дарован-

наго и общаннаго въ манифестЬ. При одномъ слухгђ объ

Европейскихъ угрозахъ, при одной мысли о

Польши въ границахъ 1772 года, вскишЬло и вскипитъ него-

во вствхъ слояхъ Русскаго HacueHiH, и если бы только

найдено было средство услышать голосъ Русской Земли, онъ

смутилъ бы Европу, привыкшую считать Руссм народъ нТ-

мою, бездушною силою. Bcrh мнимые или, Bipwhe сказать,

только на поверхности общества недуги —

восмополитизма, федерализма, коммунизма, всгЬ эти уродливыя

нашей общественной отскочутъ, снимутся

ваксь: рукой—при первыхъ призывныхъ звукахъ народнаго го-

лоса, всев и все увлекутся общимъ потокомъ народнаго чув-

ства" 45).

Съ своей стороны, Катковъ писалъ: „Когда надъ Польшею та-

гойла строгая и крТпкая рука, она была спокойна, ея выходцы

еихВли въ безсильной праздности по всТмъ угламъ Европы...

доброжелатели Польши хранили и пол-

нНшее кь судьбамъ этой страны... И вотъ, измгЬ-

нилс,а старый порядокъ... Польское чувство по-

лучило возможность дышать свободно... преступ-

ники возвращены изъ ссылки. Понадобилось въ школахъ учить

по-польски: стали учить по-польски; понадобился универси-

теть: дань университетъ; края предоставлена пол-

нал

. административныл должности поручены По-

лявамъ, и люди Русскаго уволены въ угоду

щекотливости; во главу гражданскаго

поставленъ челойкъ, маркизъ

въ ревностнМшимъ Польскимъ воспитаннымъ на

мысли о Польши, —одинъ изъ хКятелей возста-