1* Je veux aimer ce Dieu. Je cherche en lui mon père;
On me montre un tyran, que nous devons hair 11.
Это можно сказать о богах языческих, а Бог Христианский есть совершенная и бесконечная любовь. Все Священное Писание, начиная от сотворения человека до воплощения Бога-Слова, есть цель повествований о благодеяниях Его человеческому роду. Самые наказания Его -- наказания детей от отца нежного и мудрого. Но в таинстве искупления любовь и милосердие Его превосходит всякое понятие. И сего ли Бога Вольтер не признает достойным названия Отца? Чтобы узнать, как мало Г. Вольтер заботится о истине и согласен всегда сам с собою, стоит только свести стихи сии с словами, которые он заставляет говорить Биртона: "Бог Христианский достойнее всех восточных и западных богов" (Жени, или Безбожник и мудрец)12. А в другом месте, говоря о сочинении Г. Мирабо: Système de la Nature, он сказал: "Автор с успехом ниспроверг бога Схоластиком; бога составленного из свойств противоречащих, бога, которому, как богам Гомеровым, придают страсти человеческие; бога своенравного, непостоянного, мстительного, лишенного разума; но он не может сразить Бога мудрых. Мудрые, созерцая природу, допускают могущество разумное и высочайшее". Dictionnaire philosophique. Art. dieu, dieux13. А Христиане разве не такие же свойства, как и мудрые созерцающие природу, приписывают Богу ими почитаемому?
2* Il créa les hommes à lui-même semblables,
Afin de les mieux avilir14.
Как! Вызвать тварь из ничтожества, одарить ее совершенствами: дать чувства, разум, волю, есть для нее унижение? И что же более, что совершеннее и драгоценнее мог дать Творец своему творению?
3* Il nous donna des coeurs coupables,
Pour avoir droit de nous punir.
Il nous fit aimer le plaisir,
Pour nous mieux tourmenter par des maux effroyables15.
На что запутывать понятия сами по себе ясные? Разве в том состоит должность философов -- просветителей человечества, чтобы все опровергать, ничего не созидая, как сделал Бель; или о всем заставлять сомневаться и ничего не решать, подобно Вольтеру? Кто не знает, что сердце человеческое по природе невинно и что все пороки суть плоды дурного воспитания и худых обществ? Кто при учинении первого преступления не чувствовал внутри себя скуки, мучительного терзания? Какая же тому причина, как не природная невинность нашего сердца, которое сотворено любить только добродетель. Правда, человек, будучи свободен и увлекаем страстями, может не слушать голоса разума, может делать зло; но он влечется к нему как бы против воли своей. И никогда пороки и худые действия не могут доставить ему истинного удовольствия и душевного спокойствия, которые суть удел одной невинности. Бесспорно, что Бог дал нам сердца, способные любить удовольствия, но не скоропреходящие, не ложные, пагубные для нас и вредные для частного и общественного блага, а удовольствия истинные, постоянные, испытанные разумом и одобренные совестью. Здесь можно привесть мнение одного из дерзостнейших Атеистов, как много он ценил природную невинность, утверждая, что менее расстояния от одного преступления ко сту других, нежели от невинности к первому преступлению. Myrabeau, Système de la Nature, par. 2.
4* Что вещество ни в каком расположении частей его не может получить способности мыслить, это истина неоспоримая. Как бы ни искусно устроена была машина, без содействия посторонней силы, она вечно останется без действия. Самая совершеннейшая по системе Галлевой устроенная голова16, со всеми материальными условиями, приличными великому гению, будет одною только искусною машиною, могущею способствовать к произведению удивительных действий. Но как для приведения механической машины в действие потребна сила, так равно, чтобы органическую машину привесть в состояние действовать по ее назначению, нужен дух, которой бы, одушевя сию машину, сообщил каждой системе органов возможность исполнять определенное ей действие и из бесчисленных частностей составил одно целое, то, что мы называем Я.
"То, что человек может иметь в своем умопредставлении Я, бесконечно возвышает его над всеми прочими на земле живущими существами",-- говорит Кант в начале своей Антропологии. "Я, из которого развивается Наука знания, есть не что иное, как торжество понимающего и понимаемого. От сего чистого Я, или созерцания в высочайшей его отвлеченности, начинается Наука знания" (Фихте). "Познание своего Яжества,-- говорит Бонстетен,-- из всех познаний есть самое ближайшее. Все что я знаю, получается мною от Я; я знаю Я через Я, тогда как всякой предмет не иначе познан мною, как посредством Я. Идеи внешних предметов суть только знаки сих предметов, тогда как ощущение представляется мне само; что дает ему истинную действительность, каковой внешние предметы иметь не могут. Одно только чувствование говорит мне без переводчика, тогда как внешние предметы не иначе говорят мне, как посредством Я". Etudes de l'homme, tom. II17.
Заметим еще, что, несмотря на споры философов о происхождении наших понятий, в том, что при всяком чувствовании, представлении и понятии действующею причиною есть душа, согласны так называемые Идеалисты и Материалисты, именно: Платон (а), Аристотель (б), Цицерон (в), Локк (г), Кондильяк (д), Кант (е) и все его последователи {(a) Phoedon; Charmides; Timée. (б) De l'âme, liv. IL ch. I. (в) Tusculanes; Consolation; de la vieillesse, (r) Essai philosophique, tom. I. liv. II, ch. I. §§ 5 et 4. (д) Essai sur l'origine des connaissances humaines, par. I. ch. I. Extrait raisonné du traité des sensations. Logique, ch. I. (e) Kritik der practischen Vernunft.}. Авторитет сей для нас слишком важен.
Чтобы более увериться в том, что душа наша есть существо самостоятельное и от тела совершенно отличное, упомянем о главных ее способностях и действиях.
Душа может иметь понятие не только о внешних предметах, непосредственно действующих на чувства, но и о предметах чувствам не подлежащих, невещественных; может сравнивать получаемые его впечатления; замечать, что вещи имеют общего и что каждой из них принадлежит в особенности; и основываясь на сходстве и различии, делить их на роды и виды, и так далее, стремясь беспрестанно приводить все к безусловному единству. Она не только действует, но имеет сознание о своем действии; и действует не по принуждению, не от внешней сторонней силы, не по необходимости, а произвольно, по собственной воле, сама от себя, собственною своею силою, никогда неистощаемою и всегда неизменною. Она имеет могущество полученные ею посредством чувств образы разбирать, слагать по своему произволу, и составлять из них новые, и такие, какие ей угодно, и которым образца нет во всей природе; и таким образом творить для себя новый собственный мир -- мир свободной фантазии. Она может рассуждать о себе самой, о собственных своих силах, способностях и действиях, как о подлежащих, и из одной своей сущности и одною своею силою, состоящею в способности размышления, выводить начала и законы, которым нет ничего подобного в вещественном мире, с полною уверенностью, что сии начала и законы должны быть правилом для всех разумных существ; и таким образом распространять сферу своего Яжества до бесконечности. Она может из известных и ею же самою открытых истин, чрез одно простое и чистое умозрение, без всякого содействия опытности, познавать неизвестные; и хотя не всегда имеет возможность подвергать их опыту, однако тем не менее удостоверена в их действительности. Она имеет возможность для извлечения какого-нибудь правила или для открытия какой-либо истины переноситься мысленно из настоящего в прошедшее и проникать в будущее; или все сии различные времена: прошедшее, настоящее и будущее соединять в один момент, в один предмет умственного созерцания. Она имеет способность желать и силу противиться собственному своему желанию. Можно ли все это приписать действию материи?
5* Никто не может быть обязываем законом, кроме существа разумного и свободного. Ибо бесполезно было бы предписывать закон и вменять в вину неисполнение оного существам, не имеющим ни разума, ни воли. Но, допустя свободу, нельзя не допустить и злоупотребления оной. От сего раждается преступление, которое есть действие против закона существа разумного и свободного. Здесь открывается источник нравственного зла. Зло сие в настоящем порядке вещей не необходимо, а только возможно. Ибо если бы человек поступал во всем согласно своему разуму и не делал злоупотребления из своей воли, тогда б в мире никакого нравственного зла не существовало.
8* Имея одну цель -- быть полезным, я не боюсь порицания, что я сочинение мое обременил примечаниями.
"Рассматривая в совокупности все доказательства Христианской Религии, нельзя не почувствовать силы оных, которой никакой рассудительной человек противиться не может.
Пусть рассудят о ее основании, что Религия, столь противная природе, утверждалась сама собою без всякого насилия и принуждения; однако так, что никакие истязания не могли воспрепятствовать мученикам исповедывать оную; и все это сделалось не только без содействия какой либо власти, но вопреки желания всех властей, противящихся основанию оной.
Пусть рассудят о святости, высокости и смирении души Христианской. Языческие философы возвышались иногда над прочими людьми правильным образом жизни и чувствованиями, имевшими некоторую сообразность с правилами Христианства. Но они никогда не признавали за добродетель того, что Христиане называют смирением; они даже почитали его несовместным с прочими добродетелями, ими почитаемыми. Одна только Христианская Религия умела соединить вещи до того времени казавшиеся противными, и научила людей, что смирение не только совместно с прочими добродетелями, но что без него все добродетели не что иное, как пороки и недостатки.
Пусть рассудят о бесчисленных чудесах Священного Писания, о величестве и высокости предметов более нежели человеческих, в нем содержащихся, о удивительной простоте его слога, не имеющего ничего принужденного, ничего изысканного и носящего отпечаток истины, которой нельзя не признать.
Пусть в особенности рассудят о Особе Иисуса Христа. Какое бы ни имели об Нем понятие, нельзя согласиться, чтобы Он не имел величайшего и возвышеннейшего духа, которого признаки показал Он еще в своем младенчестве пред Учителями Закона; однако вместо того, чтобы стараться о усовершенствовании даров своих науками и беседами с учеными, Он тридцать лет своей жизни проводит в художественных занятиях, в совершенном удалении от света; и в продолжение трехлетней проповеди призывает в свое сообщество и избирает своими Апостолами людей без знания, без учения, без доверия, и делает себе врагами тех, которые почитались мудрейшими и ученейшими своего времени. Странное поведение человека, желающего основать новую Религию!
Пусть рассудят в особенности о сих Апостолах, избранных Иисусом Христом, о сих людях простых и неученых, и которые вдруг делаются столько учеными, что в состоянии заставить молчать самых искуснейших философов, и столько сильными, что в состоянии противоборствовать Царям и тиранам, противящимся основанию веры, ими проповедуемой.
Пусть рассудят о сем чудесном порядке Пророков, последующих один за другим в продолжение двух тысяч лет, и которые многоразличными образами предсказали все, до самомалейших обстоятельств жизни Иисуса Христа: Его смерть, воскресение, посольство Апостолов, проповедь Евангелия, обращение народов и многие другие вещи, относящиеся до основания Христианской веры и до оставления Иудейства.
Пусть рассудят о удивительном исполнении сих Пророчеств, которые так совершенно согласуются с Особою Иисуса Христа, что нельзя не признать того, по крайней мере не желая ослепить самого себя.
Пусть рассудят о состоянии Иудейского народа прежде и после пришествия Иисуса Христа; его цветущее состояние до пришествия Спасителя, и его бедственное положение с того времени, как он их отвергнул: ибо они еще поныне остаются без всякого знака Религии, без храма, без жертв, рассеяны по всей земле, в презрении и отчуждении у всех народов.
Пусть рассудят о всегдашности Христианской Религии, которая существовала непрерывно с начала света, или о святых Ветхого Завета, которые жили в чаянии Иисуса Христа, прежде его пришествия, или о тех, которые Его приняли и которые в Него уверовали по Его пришествии; тогда как никакая другая религия не имела всегдашнего существования, составляющего главнейший признак истинной Религии.
Наконец, пусть рассудят о святости сей Религии, о ее учении, которое все объясняет, всему показывает причину, не исключая самых противоречий, встречающихся в естестве человеческом, и о всех прочих вещах беспримерных, сверхъестественных и божественных, повсюду в ней открывающихся.
И после всего этого пусть рассудят, можно ли сомневаться, что Христианская Религия есть едина истинная и что никакая другая религия не имела никогда ничего ей подобного".
Паскаль, part. II. Art. IV.
"Я должен сознаться, что величество Писаний удивляет меня, святость Евангелия говорит моему сердцу. Рассмотрите книги Философов: со всею их пышностью, как они ничтожны в сравнении с оным! Возможно ли, чтобы Тот, Которого историю оно описывает, был только человеком? Голос ли это энтузиаста или высокомерного основателя сект? Какая кротость, какая непорочность в Его нравах! какая трогательная благодать в Его наставлениях! Какая высота в Его правилах! Какая глубокая премудрость в Его наставлениях! Какое присутствие духа! Какая тонкость и какая точность в Его ответах! Какое владычество над своими страстями! Где человек, где мудрец, которой бы действовал, страдал и умер без слабости и тщеславия? Когда Платон описывает вымышленного ^своего праведника, покрытого всеми укоризнами преступления и достойного всех наград добродетели, он черта в черту описывает Иисуса Христа; подобие столь поразительно, что все Святые Отцы то чувствовали, и никак не можно в том обмануться. Но сколько надобно иметь предрассудков, какое надобно иметь ослепление, чтобы осмелиться сравнить сына Софрониски с сыном Марии! Какое расстояние между тем и другим! Сократ, умирая без болезни, без поругания, легко мог выдержать характер свой до конца; и, если бы сия тихая смерть не украсила жизни его, можно было подозревать, что Сократ со всем умом своим был не что иное, как Софист. Он, говорят, изобрел нравоучение; но другие прежде его исполняли оное на самом деле; он сказал только то, что они делали, и примеры их обратил в правила. Аристид был справедлив прежде, нежели Сократ сказал, чтО такое справедливость; Леонид умер за свое отечество прежде, нежели Сократ поставил должностью любить отечество; Спарта была воздержна прежде, нежели Сократ похвалил воздержность, и прежде нежели он похвалил добродетель, Греция изобиловала мужами добродетельными. Но где Иисус между своих заимствовал сию высокую и чистую нравственность, которой он один был наставником и примером? Из недр самого неистового фанатизма высочайшая мудрость заставила внимать себе; и простоту героических добродетелей почтил презреннейший из народов. Смерть Сократа, спокойно философствующего с своими друзьями, есть самая кроткая, какой только можно желать; смерть Иисуса, умирающего в мучениях, поруганиях, осмеяниях, проклятиях всего народа, есть самая ужаснейшая, какой только можно страшиться. Сократ приняв сосуд с ядом, благословил того, кто оной подавал, и плакал; Иисус посреди ужасных страданий молился за своих свирепых мучителей. Поистине, если жизнь и смерть Сократа есть жизнь и смерть мудреца, то жизнь и смерть Иисуса Христа есть жизнь и смерть Бога. Скажут, что Евангельская История выдумана для удовольствия? Нет! не таковы бывают выдумки. И дела Сократовы, о которых никто не сомневается, на столько засвидетельствованы, как дела Иисуса Христа. Впрочем, это значит удалять затруднение, не уничтожая оного. Никогда Иудейские писатели не могли изобресть ни такого тона, ни такой нравственности; а Евангелие имеет столь великие, столь поразительные и столь совершенно неподражаемые признаки истины, что изобретатель оного был бы удивительнее самого героя".
Ж. Ж. Руссо, Emile, part. 2.
9* Г. Вольтер с намерением помещает мнения, согласные с Христианским учением, чтобы между ими нечувствительно вместить и те, которые оному противны. Где в Евангелии написано, что невинность и чистосердечие неприятны Богу? Напротив, не везде ли они в нем превозносятся? Кто в пример нашего поведения избрал младенца, восставал ли против природной невинности? В котором месте говорит Евангелие, что одно название Христианина достаточно к приобретению всех милостей от Бога и к наследованию вечного блаженства? Нет! не довольно того, что одно название Христианина или знаменитое титло Первосвященника, без исполнения обязанностей, званиями сими налагаемых, не дают права на вечное блаженство; напротив, они еще послужат к большему их обвинению в день общего суда пред народами, неозаренными светом Евангелия. Не всякой говорящий Мне: Господи! Господи! войдет в царствие небесное; но исполняющий волю Отца Моего, который на небесах. Матф. гл. 7. ст. 21. Раб же тот, который знал волю господина своего, и не был готов, и не делал по воле его, бит будет много. Лук. гл. 12. ст. 47. Пусть приходят ко Мне дети; не препятствуйте им: ибо таковых есть царствие Божие. Лук. гл. 18. ст. 16.
10* "Боги действительно существуют. Бытие их очевидно. Но они не таковы, какими их представляют простолюдины. Не тот нечестивец, кто лишает их сей обманчивой формы, но гораздо справедливее тот, кто придает им страсти, противные высочайшему их естеству. Не тот благочестив, кто из страха Богов чтит всякой камень, всякой алтарь, орошает кровью жертв каждый храм; но тот, кто, созерцая все миролюбивою душою, имеет о Божестве справедливые понятия; тот, кто чтит их из глубины своего сердца за их бесконечные совершенства, а не из ожидания награды. Поклонение сие есть должность: оно должно быть подобно тому почтению и той любви, как мы имеем к своим родителям, без всякой примеси корыстолюбивых чувствований или продажных надежд".
Эпикур.
"Не довольно покоряться Богу, как повинуются тирану, и не только не должны бояться Его за Его величество, но еще должно любить Его за Его благость; это правила здравого разума, равно как наставления Священного Писания".
Лейбниц.
11* "Таинства суть Заветы Божий, точно так, как законы Заветы обладающих. Кто может требовать у властей ответа в Законах? -- Но как же дерзают допрашивать Бога в судьбах? Таинства не только не уничижают человеческого разумения, но еще возносят оное выше самого себя, научая его тому, чего он сам собою постигнуть не может".
К. Бакон.
12* "Какой предмет представляется взорам моим! Это Он, это Христос во всем могуществе и славе. Близ Него в облаках знамя Его смерти,-- крест блестит пред моими очами. Под торжественными стопами Его лежит смерть попрана. Он с победою изшел из врат ада. Владычество Его предсказано Оракулами; Престол Его утвержден кровью учеников. Все шаги Святых Его суть чудеса. Он обещает им блага превосходящие их желания. Примеры Его святы, мораль Его божественна. Он утешает в тайне сердца им просвещенные; в самых величайших несчастьях предлагает им опору. И когда бы на обмане Он основывал свое учение, то и тогда какое бы было счастье быть от Него обманутым".
Вольтер.
"Стоит только прочесть сию божественную книгу, для Христиан необходимую и для каждого полезную, чтобы почувствовать любовь к Творцу оной и желание исполнять Его правила. Никогда добродетель не говорила с такою кротостью, никогда совершеннейшая мудрость не изъяснялась с такою силою и простотою. Не возможно оставить чтения сей книги, не почувствовав себя гораздо лучшим, нежели был прежде".
"Христианство в основании своем есть Религия всеобщая, не имеющая ничего исключительного, ничего местного, ничего такого, что бы приличествовало более одной, нежели другой стране. Божественный Учитель ее в беспредельном милосердии своем, обнимая равно всех людей, пришел поднять преграду, разделявшую народы, и соединить весь род человеческий в один народ братиев: ибо во всяком народе боящийся Его и поступающий по правде, приятен Ему. Таков истинный дух Евангелия".
Ж. Ж. Руссо.
Если все согласны, что Вера Христианская полезна и что, только живя сообразно предписанным ею правилам, можно быть счастливым и здесь на земле, то для чего с такою ненавистью и ожесточением вооружаться против сей благодетельной Веры? Какая нужда, кроме пустого и безрассудного любопытства, знакомиться с сочинениями врагов сей Веры, несправедливо величающих себя Философами, от чтения коих никакой пользы получить не можно, а вред непременно. Послушаем, что говорит о сих философах доброй и беспристрастной Ж. Ж. Руссо, которой очень хорошо знал все такового рода сочинения и которой, по несчастью, против своего желания и намерения, умножил число оных: "убегайте тех, которые, под предлогом истолкования природы, посевают в сердца людей пагубные учения и которых видимой Скептицизм во сто раз утвердительнее и повелительнее, нежели определительный тон их противников. Под высокомерным предлогом, что одни только они просвещенны, справедливы, чистосердечны, они самовластно подвергают нас своим всеразрушающим решениям и, вместо истинных начал вещей, стараются передать нам невразумительные системы, построенные в их воображении. Наконец, опровергая, разрушая, попирая ногами все, что люди имеют почтеннейшего, они отнимают у несчастных последнее утешение их бедности, у сильных и богатых единственную узду их страстей; они исторгают из глубины сердец угрызение преступления, надежду добродетели, и еще величают себя благодетелями человеческого рода! Никогда, говорят они, истина не может быть вредною людям. Я согласен с ними; и сие-то, по моему мнению, есть самое лучшее доказательство, что то, чему они учат, не есть истина". О сей-то Философии говорит Бель: "Философия подобна тем едким порошкам, которые, истребя больные части тела в ране, истребляют здоровые (части тела), проточивают кости и проникают до самого мозга. Она сначала опровергает заблуждения; но если ее не остановят там, она нападает на истину, и стремится столь далеко, что не знает более, где она находится и где ей должно остановиться".
13* Божественность Христианской Религии не подвержена сомнению. Здесь говорится условно, в намерении показать ее пользу и необходимость и чтобы дать почувствовать заблуждение Г. Вольтера и ему подобных, что, восставая против сей Религии, они восстают против общего и частного блага; и что мнимое их человеколюбие, которым они столько превозносятся, в самом деле есть не что иное, как ненависть; а благодеяние, какое они думают оказать учением своим человечеству, есть величайшее из всех возможных зол: ибо оно отнимает у человека блага настоящей и будущей жизни.
14* "Если я заблуждаюсь, веря бессмертию души, я люблю оное заблуждение: оно делает меня счастливым; и я не желаю, чтобы меня извлекали из него. Если напротив, как говорят некоторые бедные философы, смерть должна погасить во мне всякое чувствование, я не боюсь, что они будут смеяться моему заблуждению: ибо они сами будут то же, что и я".
Цицерон de la viellesse. кн. XXIII.