(Тѣ же стихи строфы LVII).
Сципіонъ Африканскій Старшій имѣлъ особую гробницу, если только онъ не былъ похороненъ въ Литернѣ, куда онъ удалился въ добровольное изгнаніе. Эта гробница находилась близъ морского берега, и разсказъ о надписи на ней -- "Ingrata Patria",-- давшій названіе позднѣйшему сооруженію, если и не вѣренъ, то удачно изобрѣтенъ. Если же онъ не былъ похороненъ въ Литернѣ, то онъ, во всякомъ случаѣ, тамъ жилъ {Vitam Literni egit sine desiderio urbis. Tit Liv. Hist. lib. XXXVIII, cap. 53.}.
In cosi angusta e solitaria vila
Era 'l grand' uorao che d' Africa s'appella
Perche prima col ferro al vivo aprilla *).
{* Trionfo della Castitа.}
Обыкновенно полагаютъ, что неблагодарность -- порокъ спеціально республиканскій, повидимому, забывая о томъ, что на одинъ извѣстный случай непостоянства народной массы мы имѣемъ сотню примѣровъ паденія придворныхъ любимцевъ. Кромѣ того, народъ часто и раскаивался, между тѣмъ какъ монархи -- рѣдко или никогда. Оставляя въ сторонѣ многія извѣстныя доказательства этого факта, мы разскажемъ только одну короткую исторію, изъ которой можно видѣть разницу между аристократіей и народнымъ большинствомъ.
Витторе Пизани, потерпѣвшій въ 1354 г. пораженіе при Портолонго и нѣсколько лѣтъ спустя въ еще болѣе рѣшительномъ сраженіи при Полѣ съ генуэзцами, былъ отозванъ венеціанскимъ правительствомъ и заключенъ въ тюрьму. Обвинители требовали для него смертной казни, но верховный судъ ограничился только тюремнымъ заключеніемъ. Въ то время, когда Пизани отбывалъ это незаслуженное наказаніе, сосѣдняя съ Венеціей Кіоза, съ помощью Падуанскаго синьора, захвачена была Петромъ Доріа. {См. выше, прим. VI.} При вѣсти объ этомъ несчастіи забили въ набатъ въ большой колоколъ на колокольнѣ св. Марка; народъ и солдаты съ галеръ были призваны для отраженія наступавшаго непріятеля, но заявили, что не сдѣлаютъ ни шагу, если Пизано не будетъ освобожденъ и поставленъ во главѣ войска. Тотчасъ же созванъ былъ верховный совѣтъ; узникъ былъ приведенъ въ засѣданіе, и дожъ Андреа Контарнни сообщилъ ему о требованіяхъ народа и государства, видѣвшихъ единственную надежду на спасеніе въ его усиліяхъ и теперь умолявшихъ его забыть о причиненной ему обидѣ. "Я безъ жалобы подчинился вашему приговору", отвѣчалъ великодушный республиканецъ; "я терпѣливо переносилъ страданія заточенія, потому что былъ ему подвергнутъ по вашему приказу: теперь не время разбирать. насколько я его заслуживалъ: вѣроятно, оно было нужно для блага республики, всѣ рѣшенія которой всегда мудры. Смотрите на меня, какъ на человѣка, готоваго пожертвовать жизнью ради спасенія своего отечества". Пизани былъ назначенъ главнокомандующимъ, и его стараніями, вмѣстѣ съ Карло Дзено, венеціанцы вскорѣ снова пріобрѣли перевѣсъ надъ своими соперниками на морѣ.
Итальянскія республики были не меньше неблагодарны къ своимъ гражданамъ, чѣмъ греческія. Свобода какъ здѣсь, такъ и тамъ, была, повидимому, достояніемъ національнымъ, а не личнымъ, и, не взирая на хваленое "равенство передъ закономъ", въ которомъ одинъ древній греческій писатель видѣлъ существенное отличіе между своими соотечественниками и варварами {См. послѣднюю главу II-й книги Діонисія Галикарнасскаго.}, охрана нравъ согражданъ, повидимому, никогда не была главною задачею древнихъ республикъ. Этому міру былъ еще неизвѣстенъ очеркъ автора "Итальянскихъ Республикъ", въ которомъ такъ остроумно указано различіе между свободою древнихъ государствъ и значеніемъ этого понятія въ болѣе удачной англійской конституціи. Какъ бы то ни было. итальянцы, переставъ быть свободными, со вздохомъ оглядывались назадъ, на эти смутныя времена, когда каждый гражданинъ могъ возвыситься до участія въ верховномъ правительствѣ, и никогда не могли вполнѣ оцѣнить преимуществъ монархіи. Спероне Сперони, на предложенный Францискомъ-Маріей II, герцогомъ Роверскимъ. вопросъ: "что предпочтительнѣе -- республика или монархія, правленіе болѣе совершенное, но непрочное, или менѣе совершенное, но за то и менѣе подверженное перемѣнамъ?" отвѣчалъ: "Наше счастіе слѣдуетъ измѣрять его качествомъ, а не продолжительностью", и прибавилъ, что онъ предпочитаетъ жить одинъ день, но по-человѣчески, чѣмъ жить сто лѣтъ, но подобно животному, дереву или камню. Этотъ отвѣтъ почитали и называли великолѣпнымъ до послѣднихъ дней итальянскаго порабощенія {"Е intorno alla inagnifica lisposta", etc Serassi, Vita del Tasso, lib. III, p. 149, tom. II, edit. 2, Bergamo.}.
XX.