I.
Увидѣвъ разъ, какъ яблоко упало,
Смущенный тѣмъ явленіемъ, Ньютонъ
Открылъ (хоть я ученымъ вѣрю мало)
Всемірный тяготѣнія законъ.
Когда молва не ложь распространяла,
То со временъ Адама первый онъ
Съумѣлъ найти звено соединенья
Межъ яблокомъ и слѣдствіемъ паденья.
II.
Отъ яблокъ пали мы; но этотъ плодъ
Возвысилъ снова родъ людской убогій
(Коль вѣренъ приведенный эпизодъ).
Проложенная Ньютономъ дорога
Страданій облегчила тяжкій гнетъ;
Съ тѣхъ поръ открытій сдѣлано ужъ много,
И вѣрно мы къ лунѣ когда-нибудь,
Благодаря парамъ, направимъ путь.
III.
Вы спросите: зачѣмъ вступленье это?
А потому, что въ сердцѣ пышетъ жаръ
И вдохновеньемъ грудь моя согрѣта.
Я міру не принесъ открытій въ даръ
И ниже тѣхъ, что, къ удивленью свѣта,
Изобрѣли и телескопъ, и паръ,
И противъ вѣтра шли; но къ ихъ союзу
Хочу пристать, призвавъ на помощь музу.
IV.
Я также противъ вѣтра плылъ и волнъ;
Бороться и до нынѣ продолжаю;
Про землю позабывъ, отваги полнъ,
По океану вѣчности блуждаю;
Средь грозныхъ волнъ плыветъ мой утлый чолнъ,
А бѣшенымъ валамъ не видно краю!
Но онъ, несясь впередъ, проходитъ тамъ,
Гдѣ гибель бы грозила кораблямъ.
V.
Вернусь къ Жуану. Свѣтлая дорога
Лежала передъ нимъ; онъ лишь вкушалъ
Завидный плодъ веселаго пролога,
Но злой судьбы превратностей не зналъ.
О, музы! (мнѣ всегда ихъ служитъ много)
За нимъ нейдите дальше пышныхъ залъ!
Скажу лишь, что Жуанъ, годами юный,
Осыпанъ былъ щедротами фортуны.
VI.
Но счастью можно ль ввѣриться вполнѣ?
Какъ птичка, упорхнуть оно готово.
Давидъ поетъ: .О, крылья дайте мнѣ,
Чтобъ, улетѣвъ, покой нашелъ я снова!*
Кто въ старости не плачетъ о веснѣ?
Кому не милы отзвуки былого?
И кто бъ не промѣнялъ, когда бы могъ,
Хрипъ старости на юношескій вздохъ?
VII.
Но молкнетъ вздохъ, хотя судьба коварна;
Слезъ (даже вдовьихъ) грустные слѣды
Стираются. Такъ затопляетъ Арно
Весною всю окрестность, а воды
Въ ней лѣтомъ нѣтъ. На почвѣ благодарной
Людского горя -- сочные плоды;
Они всегда обильны: счесть ихъ гдѣ же?
Но пахари работаютъ не тѣ же.
VIII.
Однакожъ многихъ губитъ жизни путь;
Былыя муки этому причиной;
Не вздохъ любви, а кашель сушитъ грудь
И раннія являются морщины.
Приходится глаза навѣкъ сомкнуть
До срока многимъ; тяжкій гнетъ кручины
Въ могилу сводитъ ихъ. О, счастливъ тотъ,
Кто кончилъ съ жизнью тягостный разсчетъ!
IX.
Но смерть Жуану вовсе не грозила;
Случайно возвеличенный судьбой,
Онъ ликовалъ; его и не страшила
Непрочность всякой радости земной;
За холодъ, Что декабрь несетъ уныло,
Возможно ль презирать Іюньскій зной?
Умнѣе запастись, конечно, лѣтомъ
На холодъ злой зимы тепломъ и свѣтомъ.
X.
Притомъ, Жуанъ былъ качествъ полнъ такихъ,
Что женщинъ среднихъ лѣтъ въ восторгъ приводятъ,
Но не дѣвицъ. Увы! любовь для нихъ
Загадка. Мысли ихъ въ туманѣ бродятъ;
Онѣ о страсти знаютъ лишь изъ книгъ
И томно глазъ своихъ съ небесъ не сводятъ.
По солнцу и годамъ нельзя, по мнѣ,
Ихъ возрастъ исчислять, а по лунѣ.
XI.
Измѣнчива луна и непорочна;
Вотъ почему такъ выразился я;
Причины не найдете вы побочной;
Но въ сказанномъ (правдивость не цѣня)
Всѣ будутъ тайный смыслъ искать нарочно,
Чтобъ такъ, какъ Джеффри, уязвить меня.
Но онъ -- мой другъ, я мстить ему не стану;
Зачѣмъ же растравлять больную рану?
XII.
Когда сталъ другомъ врагъ -- безчестенъ онъ,
Вновь уязвляя стрѣлами своими;
Я злобою такою возмущенъ.
Какъ съ чеснокомъ, съ людьми ужиться злыми
Нельзя. Враговъ нѣтъ хуже новыхъ женъ
И отставныхъ любовницъ. Вмѣстѣ съ ними
Грѣшно идти тому, кто пересталъ
Быть недругомъ и клятву въ дружбѣ далъ.
XIII.
Гдѣ не клеймятъ отступничествъ позорныхъ?
Бобъ Соути, перебѣжчикъ, лжецъ,-- и тотъ,
Попавъ въ вонючій хлѣвъ пѣвцовъ придворныхъ,
Къ противникамъ наврядъ ли перейдетъ.
Нигдѣ измѣнъ не переносятъ черныхъ
И флюгеровъ вездѣ презрѣнье ждетъ;
Постыдно наносить тогда удары,
Когда лишился силъ противникъ старый.
XIV.
Не оставляя ничего въ тѣни,
Юристъ и критикъ видятъ только пятна;
Живя людскими распрями, они
Все замѣчаютъ и имъ все понятно.
Мы, большинство, свои проводимъ дни,
Не видя жизни стороны обратной;
Юристъ же, какъ хирургъ, ища изъянъ,
Старается извѣдать тайны ранъ.
XV.
Юристъ всегда въ грязи, того не скроемъ;
Какъ нравственности жалкій трубочистъ,
Всегда покрытъ онъ сажи толстымъ слоемъ;
Смѣнивъ бѣлье, онъ все жъ не будетъ чистъ;
Онъ превращенъ въ змѣю житейскимъ строемъ;
Но вы, о Джеффри, праведный юристъ
И носите (величья въ васъ такъ много!)
Плащъ адвоката цесарскою тогой.
XVI.
Теперь, загладивъ старые грѣхи,
Съ былымъ врагомъ, въ меня метавшимъ громы
(Насколько могутъ ссорить насъ стихи
И критика озлобленные томы),
Хочу я выпить за былые дни,
За Auld Lang Syne. Мы съ вами незнакомы;
Быть можетъ и не встрѣчусь съ вами я,
Но вашу честность не хвалить нельзя.
XVII.
Хотя не прочь поддаться я желанью
Васъ чествовать, но посвятилъ не вамъ
Мечты объ Auld Lang Syne,-- воспоминанью.
На половину я шотландецъ самъ
По крови и совсѣмъ -- по воспитанью.
Скептически прошу къ моимъ словамъ
Не отнестись,-- я не шучу ни мало;
Мысль о быломъ мнѣ душу взволновала.
XVIII.
Когда слова завѣтныя звучатъ,
Шотландіи родной мнѣ снятся горы;
Ея потоковъ свѣтлыхъ шумный рядъ;
Балгунскій мостъ надъ бездною; уборы
Красивыхъ дѣвъ и пестрый ихъ нарядъ;
Въ прошедшее я устремляю взоры,
И много дѣтскихъ грезъ и нѣжныхъ тайнъ
Мнѣ въ памяти рисуетъ Auld Lang Syne.
XIX.
Хотя, въ припадкѣ риѳмъ и озлобленья,
Шотландцамъ (юность мстительна всегда!)
Тяжелыя нанесъ я оскорбленья,--
Не въ силахъ мимолетная вражда
Въ насъ заглушить былыя впечатлѣнья;
Въ себѣ шотландца ранилъ я тогда,
Но не убилъ его, и съ прежнимъ пыломъ
О "краѣ рѣкъ и горъ" мечтаю миломъ.
XX.
Отчасти былъ идеалистъ Жуанъ,
Но на реальной почвѣ. Трудно очень
Намъ распознать, что -- правда, что -- обманъ;
Межъ тѣломъ и душой союзъ непроченъ.
Одной душѣ удѣлъ безсмертья данъ,
А человѣкъ и тѣломъ озабоченъ.
Что ждетъ его, узнать желаетъ онъ,
Но скрыты тайны будущихъ временъ.
XXI.
Жуана шло успѣшно обрусенье.
(Вотъ вамъ примѣръ слѣпой судьбы игры!)
Кто устоитъ предъ силой искушенья,
Когда она обильные дары
Несетъ съ собой? Двора увеселенья,
Побѣды, танцы, выходы, пиры!
Безъ счета деньги -- для него все это
Ледъ превращали въ рай и холодъ -- въ лѣто.
XXII.
Его ласкалъ, какъ прежде, Дворъ и свѣтъ;
Хоть постъ, имъ занимаемый, порою
И утомлялъ его -- бѣды въ томъ нѣтъ;
Легко мириться юношѣ съ судьбою,
И трудъ не въ трудъ, когда мы въ цвѣтѣ лѣтъ;
Тогда мы бредимъ славой и войною,
Любви невольно признавая власть;
Лишь въ старости въ насъ дышитъ къ деньгамъ страсть.
XXIII.
Средь молодежи праздной и развратной
Герой мой жизнь разгульную повелъ;
Губя въ насъ свѣжесть чувства безвозвратно,
Такая жизнь плодитъ не мало золъ;
На нравственность она бросаетъ пятна,
Будя въ насъ эгоизмъ и произволъ
Даря страстямъ. Душа,тогда забыта
И какъ улитка въ раковинѣ скрыта.
XXIV.
О нѣжной связи дамы среднихъ лѣтъ
Съ поручикомъ красивымъ я не стану
Распространяться долго. Средства нѣтъ
Спастися отъ тяжелаго изъяна
Бѣгущихъ дней; царямъ покоренъ свѣтъ,
Одной природѣ дѣла нѣтъ до сана;
Гдѣ жъ демократовъ вы найдете злѣй
Морщинъ, враговъ и лести, и цѣпей?
XXXV.
Смерть -- царь царей и вмѣстѣ Гракхъ вселенной.
Ея законъ, не признающій кастъ,
Равняетъ всѣхъ. Бѣднякъ, трудомъ согбенный,
И властелинъ -- въ земли ничтожный пластъ
Обращены ей будутъ неизмѣнно;
И тотъ клочокъ земли лишь жатву дастъ,
Когда ихъ совершится разложенье.
Смерть -- радикалка, въ этомъ нѣтъ сомнѣнья.
XXVI.
Межъ тѣмъ Жуанъ веселый тѣшилъ нравъ,
Ища повсюду только наслажденій;
Случайно въ край медвѣжьихъ шкуръ попавъ,
Кружился онъ средь вихря развлеченій
И суеты. Хоть я и не лукавъ
И не терплю напрасныхъ осужденій,
Но думаю, что шкуры медвѣдей
Пугаютъ взоръ средь роскоши затѣй.
XXVII.
Ту жизнь, что велъ Жуанъ, боясь укора,
Не опишу, хоть съ нею я знакомъ,
Но я, увы! добрался ужъ до .бора",
Что Дантъ воспѣлъ. Кто очутился въ немъ,
Тотъ съ юностью проститься долженъ скоро
И, проливая слезы о быломъ,
Стремиться долженъ къ старости убогой,
Идя съ трудомъ пустынною дорогой.
XXVIII.
Поменьше разсуждать себѣ зарокъ
Я далъ; мнѣ философія постыла;
Но мнѣ такой обѣтъ пойдетъ ли впрокъ?
Порою думъ неотразима сила;
Къ намъ мысль бѣжитъ, какъ къ матери щенокъ,
Какъ травы льнутъ къ скаламъ, какъ къ губкамъ милой
Льнетъ поцѣлуй... Но такъ какъ жажду я
Читателей найти,-- сдержу себя.
XXIX.
Ухаживать всѣ стали за Жуаномъ;
Лишь онъ не увивался за толпой;
Какъ въ скакунѣ породистомъ и рьяномъ,
Въ немъ чистокровность видѣлась. Красой
И юностью плѣнялъ онъ, стройнымъ станомъ,
Отвагою, одеждой дорогой,
Но важный постъ, имъ занятый недавно,
Его успѣховъ былъ причиной главной.
XXX.
Онъ написалъ въ Испанію роднымъ.
Узнавъ, что онъ въ блестящемъ положеньи
И очень пригодиться можетъ имъ,
Они отвѣтъ, ни медля ни мгновенья,
Ему послали. Снилась ужъ инымъ
Въ Россію эмиграція. Въ волненьи
Они твердили: .шубу заведешь --
И Петербургъ съ Мадридомъ станетъ схожъ!"
XXXI.
Жуана мать, узнавъ, что денегъ мало
У своего банкира сынъ беретъ
(Расходы умѣряя), написала,
Что свой привѣтъ ему за это шлетъ.
Отъ тратъ она его остерегала
И прибавляла, что уменъ лишь тотъ,
Кто, бурныхъ удовольствій избѣгая,
Живетъ, безумно денегъ не мотая.
XXXII.
Мадоннѣ и Христу о немъ молясь,
Его просила въ папу вѣрить свято,
Отнюдь, однакожъ, явно не глумясь
Надъ ересью, соблазнами богатой.
Сказавъ, что вновь семьей обзавелась,
Поздравила его съ рожденьемъ брата;
Затѣмъ царицу стала восхвалять
За то, что обошлася съ нимъ какъ мать.
XXXIII.
Она ее за то вѣнчала славой,
Что молодежи ходъ она даетъ,
За Донъ Жуана не боялась нравы
Заботливая мать. Гдѣ солнце жжетъ,
Тамъ страсть порою льетъ свои отравы;
Въ странѣ жъ такой, гдѣ холодно весь годъ,
Гдѣ никогда почти не таютъ льдины,
И нравственности таять нѣтъ причины.
XXXIV.
Хотѣлъ бы лицемѣрье я хвалить
(Прибѣгнувъ даже къ лести самой грубой),
Какъ добродѣтель -- пасторы. Имъ чтить
Лишь на словахъ ее, конечно, любо.
Для этого желалъ бы я добыть
Архангеловъ иль серафимовъ трубы
Иль даже старой тетушки рожокъ;
Чтобъ громъ хвалы пойти могъ людямъ впрокъ.
XXXV.
Не зная лицемѣрья, безъ сомнѣнья,
Старушка въ рай попала безъ труда.
Межъ праведными райскія селенья
Раздѣлятся въ день страшнаго суда.
Такъ раздробилъ саксонскія владѣнья
Вильгельмъ Завоеватель. Онъ тогда
Всѣ разомъ раздѣлилъ чужія земли,
Мольбамъ людей ему служившихъ внемля.
XXXVI.
Однако же не мнѣ тужить о томъ!
Мои два предка множество угодій
Себѣ пріобрѣли такимъ путемъ.
Сдирать въ тѣ годы шкуру было въ модѣ,
Не церемонясь съ попраннымъ врагомъ;
Мои жъ два предка при большомъ доходѣ
Съ имѣній тѣхъ церквей воздвигли рядъ,
Чѣмъ оправдали сдѣланный захватъ.
XXXVII.
Жуанъ и въ счастьѣ сходенъ былъ съ мимозой,
Прикосновеній не терпя ничьихъ.
(Такъ королямъ стихи тошнѣе прозы,
Когда не Соути славный авторъ ихъ!)
Возможно, что наскучили морозы
Герою моему; въ мечтахъ своихъ,
Быть можетъ, онъ стремился къ солнцу юга
И бредилъ красотой въ часы досуга.
XXXVIII.
Быть можетъ... Но догадокъ скуденъ плодъ,
Лишь въ фактахъ дѣло. Рѣдкій гость отрада;
Могильный червь всегда свое возьметъ;
Увы! ему невѣдома пощада.
Въ концѣ концовъ судьба представитъ счетъ;
Сердись иль нѣтъ, а заплатить все надо;
Безъ горя и тревогъ нельзя прожить:
То давитъ скорбь, то надо долгъ платить.
XXXIX.
Но вдругъ... (не знаю, какъ случилось это)
Слегъ Донъ Жуанъ, къ смятенію Двора.
Придворный врачъ, мужъ дѣла и совѣта,
(Который прежде пользовалъ Петра),
Упадокъ силъ считая злой примѣтой,
Рѣшилъ, что онъ опасенъ. Доктора
Удвоили микстуры; Дворъ смутился
И ликъ царицы скорбью омрачился.
XL.
Въ догадкахъ всѣ терялись. Слухъ прошелъ,
Что Донъ Жуанъ Потемкинымъ отравленъ
Болтали, что онъ самъ себя извелъ,
Всѣ силы истощивъ (трудомъ подавленъ,
Что для него былъ черезчуръ тяжелъ);
Иными же былъ иначе поставленъ
Вопросъ: по увѣреньямъ тѣхъ господъ,
Его сгубилъ Суворовскій походъ.
XLI.
Вотъ какъ врачи пеклися о Жуанѣ:.
Sodae sulphat. 3vj. 33ss. Mannae optim.
Aquae fervent, f. 3iss. 3ij. Tinctura Senna
(Тутъ врачъ ему поставилъ банокъ рядъ
R. Pulv. Com. gr. iij. Ipecacuanhae
(Сердить врача порой Жуанъ былъ радъ)
Bolus Potassae sulphurat. Sumendus
Et haustus ter in die caplendus.
XLII.
Такъ лѣчатъ и порою губятъ васъ
Врачи, secundum artem. Мы надъ ними
Посмѣиваться любимъ и не разъ
Язвили ихъ насмѣшками своими;
Когда же раздается смерти гласъ
И Лета насъ волнами роковыми
Готова поглотить, мы въ тотъ же мигъ
Къ себѣ на помощь призываемъ ихъ.
XLIII.
Жуану не на шутку смерть грозила,
Но крѣпкая натура верхъ взяла,
И сталъ онъ выздоравливать, но сила
Къ нему вернуться разомъ не могла,
И блѣдность лика ясно говорила,
Что не совсѣмъ болѣзнь его прошла.
(Врачи нашли, замѣтя ту истому,
Что южный зной необходимъ больному).
XLIV.
Среди снѣговъ -- увы!-- не можетъ цвѣсть
Привыкшее къ теплу растенье юга.
Царицу огорчила эта вѣсть,
Но, видя, что онъ гаснетъ отъ недуга
И климата не можетъ перенесть,
Рѣшилась, наградивъ его заслуги,
Торжественно его отправить въ даль,
Хоть бросить ей любимца было жаль.
XLV.
Какъ разъ тогда, уловками богаты,
Какой то разбирали договоръ
Межъ Англіей и Русью дипломаты.
Торговые вопросы жаркій споръ
Межъ ними возбуждали и трактаты
О плаваньи причиной были ссоръ.
Морей мы никому не уступаемъ
И "uti possidetis" только знаемъ.
XLVI.
И вотъ Жуанъ назначенъ былъ посломъ,
Чтобъ какъ-нибудь уладить это дѣло.
Блеснуть своимъ могуществомъ притомъ
Царица горделивая хотѣла.
Ему чрезъ день назначенъ былъ пріемъ.
(Любимцевъ отличать она умѣла!)
Особою инструкціей снабженъ,
Жуанъ былъ ею щедро награжденъ.
XLVII.
Во всѣхъ дѣлахъ ей улыбалось счастье;
Но счастіе -- удѣлъ вѣнчанныхъ женъ
Какъ объяснить слѣпой судьбы пристрастье --
Не знаю, но таковъ судьбы законъ.
Открыто выражать свое участье
Царица не могла: безстрастенъ тронъ;
Но такъ ее смутилъ отъѣздъ больного,
Что постъ его не вдругъ былъ занятъ снова.
XLVIII.
Но время -- лучшій утѣшитель въ мірѣ
Забвеніе съ собою принесло,
И крѣпкій сонъ она вкусила въ мирѣ
Когда прошло часа двадцать четыре.
До сорока восьми межъ тѣмъ дошло
Ея вниманья жаждущихъ, число,
Она не торопясь ничуть избраньемъ, ,
Лишь любовалась ихъ соревнованьемъ.
XLIX.
Жуанъ готовъ; карета подана
Изящнаго и царственнаго вида;
Царица, съ Ифигеніей сходна,
Въ ней посѣтила нѣкогда Тавриду.
Жуану ей она подарена;
И вотъ онъ скоро скроется изъ виду,
Россію покидая. Экипажъ
Своимъ гербомъ герой украсилъ нашъ.
L.
Въ каретѣ, не враждуя межъ собою,
Съ нимъ были; чижъ, бульдогъ и горностай;
Животныхъ онъ любилъ, того не скрою.
(Кто хочетъ, эту странность объясняй!)
Такъ любятъ дѣвы старыя порою
Котятъ и птицъ, которымъ съ ними рай.
Но сходствомъ тѣмъ язвить его за что же?
Онъ не былъ старъ и дѣвой не былъ тоже.
LI.
Въ другихъ каретахъ чинно размѣстясь
(Секретарей и слугъ не мало было),
Жуана свита вслѣдъ за нимъ неслась.
Съ нимъ рядомъ помѣщалася Леила
(Малютку чудомъ онъ отъ смерти спасъ
Въ зловѣщій день погрома Измаила).
Хоть съ Музою не мало я бродилъ,
Жемчужины Востока не забылъ.
LII.
Серьезна и нѣжна была красотка;
Такіе типы поражаютъ насъ,
Какъ, по словамъ Кювье, дивитъ находка
Средь мамонтовъ костей погибшихъ расъ;
Опасно въ жизнь вступать съ душою кроткой
И любящей -- судьба заѣстъ какъ разъ.
Но десять лѣтъ всего малюткѣ было:
Невѣдома въ тѣ дни страданій сила.
LIII.
Любимый ей, Жуанъ ее любилъ.
Конечно, было свято чувство это,
Но рѣдко мы такой встрѣчаемъ пылъ;
Къ роднымъ другой любовью грудь согрѣта.
Чтобъ быть отцомъ, онъ слишкомъ молодъ былъ;
Въ своей семьѣ же братскаго привѣта
Онъ не встрѣчалъ. Жуанъ, сестру имѣй,
Какъ горько бъ тосковалъ въ разлукѣ съ ней!
LIV.
Жуанъ былъ чистъ душою, хоть не тѣломъ,
И думъ въ себѣ порочныхъ не таилъ.
(Развратникъ только льнетъ къ плодамъ незрѣлымъ,
Чтобъ возбуждать въ крови остывшій пылъ;
Такъ щелочи ключомъ вскипаютъ бѣлымъ
Отъ кислоты). Хоть онъ порой грѣшилъ,
Поддаться искушеніямъ готовый,
Но платонизмъ былъ чувствъ его основой.
LV.
Какъ патріоты любятъ край родной,
Такъ онъ любилъ невинное творенье,
Гордяся тѣмъ, что отъ неволи злой
Спасъ дѣвочку. Онъ думалъ путь спасенья
Ей указать при помощи святой
Благочестивыхъ лицъ. Предположенья
Порою и ошибочны: вѣрна
Традиціямъ осталася она
LVI.
Никакъ не соглашалася Леила
Перемѣнить религіи своей;
Увы! святую воду мало чтила
И съ ужасомъ глядѣла на ханжей;
На исповѣдь къ аббатамъ не ходила
(Грѣховъ, быть можетъ, не было за ней)
И, относясь презрительно къ урокамъ,
Все Магомета славила пророкомъ.
LVII.
Она чуждалась назареевъ злыхъ;
Лишь для Жуана дѣлала изъятье;
Онъ замѣнилъ ей близкихъ и родныхъ,
Ей спасши жизнь,-- и онъ свои объятья
Какъ братъ ей открывалъ. Хоть годы ихъ
И разнились, а также и понятья,--
Отсутствіе межъ ними всякихъ узъ
Еще сильнѣй скрѣпляло ихъ союзъ.
LVIII.
Чрезъ Польшу, что подъ тяжкимъ стонетъ игомъ,
Въ Курляндію свой путь направилъ онъ;
Тамъ герцогомъ, благодаря интригамъ,
Бездушный Биронъ былъ провозглашенъ.
(Искусство въ томъ, чтобъ пользоваться мигомъ!)
Дорогой той же шелъ Наполеонъ,
Чтобъ въ дѣйствіе привесть свои угрозы;
Но взяли верхъ надъ кесаремъ морозы.
LIX.
"О, гвардія моя!" -- низринутъ въ прахъ,
Такъ восклицалъ богъ, слѣпленный изъ глины.
Тотъ ореолъ, что онъ стяжалъ въ бояхъ,
Похоронили снѣжныя равнины.
Но жизнь порой таится и въ снѣгахъ:
Кто видѣлъ Польши свѣтлыя картины,
Тотъ знаетъ, что рождаетъ пламя ледъ,
Какъ только о Косцюшкѣ рѣчь зайдетъ.
LX.
Въ богатый Кенигсбергъ, что Кантъ прославилъ,
Затѣмъ попалъ мой вѣтреный герой;
Но онъ, сознаюсь въ томъ, ни въ грошъ не ставилъ
Философовъ, и путь дальнѣйшій свой
Въ Германію, безъ отдыха, направилъ,--
Страну, гдѣ полный умственный застой,
Гдѣ гражданъ, все переносить готовыхъ,
Такъ шпоритъ власть, какъ жалкихъ клячъ почтовыхъ.
LXI.
Проѣхавъ черезъ Дрезденъ и Берлинъ,
Добрался онъ до древнихъ замковъ Рейна.
Какъ чуденъ видъ готическихъ руинъ!
Все дышитъ въ нихъ и прелестью, и тайной,
Кто бъ не хотѣлъ, глядя на рядъ картинъ,
Плѣняющихъ красой необычайной,
Узнать легенды этихъ мшистыхъ плитъ!--
И въ глубь временъ невольно мысль летитъ.
LXII.
Жуанъ Мангеймъ увидѣлъ величавый
И посѣтилъ затѣмъ красивый Боннъ,
Гдѣ Драхенфельсъ стоитъ, какъ призракъ славы,
Какъ грозный призракъ рыцарскихъ временъ.
(Но недосугъ мнѣ посвящать октавы
Тѣмъ временамъ). Былъ въ Кельнѣ также онъ;
Одиннадцати тысячъ дѣвъ невинныхъ
Тамъ кости спятъ на кладбищахъ старинныхъ.
LXIII.
Оттуда онъ въ Голландію попалъ
И видѣлъ Гаги пестрыя постройки.
Тамъ, что ни шагъ, плотина иль каналъ;
Народъ безъ можжевеловой настойки
Не можетъ дня прожитъ; но.я слыхалъ,
Что запретить ему хотятъ попойки;
Какъ перенесть ему такой запретъ?
Чѣмъ будетъ онъ насыщенъ и согрѣтъ?
LXIV.
Сѣвъ на корабль, вотъ къ острову свободы
Понесся Донъ Жуанъ, судьбой гонимъ;
Подъ кораблемъ, шумя, клубились воды
И вѣтеръ дулъ съ стенаніемъ глухимъ.
Морской недугъ, столь дружный съ непогодой,
Замучилъ всѣхъ. Жуанъ же свыкся съ нимъ;
На палубѣ бродя, онъ край желанный
Старался разглядѣть въ дали туманной.
LXV.
Вотъ заблестѣлъ какой то бѣлый валъ.
И мѣловыя скалы Альбіона
Жуанъ, смутясь, въ туманѣ увидалъ
На сѣроватомъ фонѣ небосклона.
Онъ видѣть торгашей давно желалъ,
Которые товары и законы
Повсюду разсылаютъ и съ морей
Взимаютъ дань, гордясь казной своей.
LXVI.
Я Англіи обязанъ лишь рожденьемъ,
И у меня причинъ особыхъ нѣтъ
Ее любить; но вижу съ сожалѣньемъ,
Что гибнетъ славный край, дивившій свѣтъ
И силою своею и значеньемъ.
Въ разлукѣ съ нимъ живу я много лѣтъ
И, позабыть успѣвъ вражду былую,
Жалѣю отъ души страну родную.
LXVII.
О, еслибъ только знать она могла,
Какъ за ея коварство всѣ народы
Ее клеймятъ! Проклятья безъ числа
Ей дружно шлютъ, надѣясь въ часъ невзгоды
Вонзить ей въ сердце ножъ; она жъ была
Когда то свѣтлой вѣстницей свободы;
Теперь не то: ей милъ лишь звонъ цѣпей;
Сковать и мысль отрадно было бъ ей.
LXVIII.
Ее, порабощенную, едва ли
Свободною назвать рѣшимся мы;
Всѣ націи въ оковахъ; не она ли --
Зловѣщій сторожъ мрачной ихъ тюрьмы,
Опора тѣхъ, что кандалы сковали?
Свобода жаждетъ свѣта, а не тьмы;
Тюремщика жъ плачевна такъ же доля,
Какъ и того, чью жизнь гнететъ неволя.
LXIX.
Корабль присталъ; кипѣла жизнь вокругъ;
Жуанъ увидѣлъ Дувра дорогого
Таможню; зданій свѣтлый полукругъ;
Пакботы, что ограбить васъ готовы;
Отель съ толпой снующихъ всюду слугъ
И, наконецъ... (увы, не можетъ слово
О немъ понятья дать!) длиннѣйшій счетъ,
Что въ день отъѣзда кельнеръ подаетъ.
LXX.
Хотя Жуанъ былъ не скупого нрава
И о богатой не тужилъ казнѣ,
Но счетъ отеля (плодъ мечты лукавой)
Его смутилъ. Съ нимъ не мирясь вполнѣ,
Все жъ долженъ былъ онъ расплатиться. Право
Дышать свободнымъ воздухомъ въ странѣ,
Гдѣ свѣтлый солнца лучъ хоть и рѣденекъ,
Конечно, если взвѣсить, стоитъ денегъ.
LXXI.
Эй, лошадей! Въ Кентербери впередъ!
Какъ кони быстро мчатся по дорогѣ!
Въ Германіи совсѣмъ не то васъ ждетъ;
Тамъ путника везутъ, какъ возятъ дроги
Съ покойникомъ; къ тому жъ, возница пьетъ
Все время шнапсъ; и какъ ни будьте строги,
Ферфлухтеромъ язвя его не разъ,
Быстрѣе все жъ не повезетъ онъ васъ.
LXXII.
Какъ красный перецъ вкусъ даетъ приправамъ,
Такъ кровь волнуетъ быстрая ѣзда,
Восторгъ и упоеніе даря вамъ.
Когда впередъ не горькая нужда
Васъ гонитъ, сладко пользоваться правомъ
Летѣть стремглавъ, не вѣдая куда,
И тѣмъ для насъ отраднѣй та утѣха,
Чѣмъ менѣе важна причина спѣха.
LXXIII.
Въ Кентербери соборъ имъ показалъ
Церковный стражъ, держась обычныхъ правилъ:
Плиту, гдѣ Бекетъ, другъ свободы, палъ,
И шлемъ, что Черный Принцъ въ бояхъ прославилъ.
Какой же результатъ громъ славы далъ?
Какіе по себѣ слѣды оставилъ?
Чредой промчались годы, и затѣмъ
Остался лишь скелетъ да ржавый шлемъ.
LXXIV.
Жуану шлемъ отважнаго героя
И Бекета унылый мавзолей
Напомнили великое былое;
За то погибъ служитель алтарей,
Что, міръ отъ зла спасая и застоя,
Хотѣлъ права умѣрить королей.
Леила, обративъ на храмъ вниманье,
Спросила: "для чего такое зданье?"
LXXV.
Сказали ей, что это Божій домъ;
Она нашла, что помѣщенье Бога
Красиво, но дивилася, что въ немъ
Невѣрныхъ терпитъ онъ, мечетей много
Разрушившихъ; жалѣла и о томъ,
Что Магометъ не взялъ того чертога,
Который брошенъ (такъ казалось ей),
Какъ жемчугъ передъ сонмищемъ свиней.
LXXVI.
Впередъ къ лугамъ! Живая зелень луга
Влечетъ къ себѣ. Поэтъ ей больше радъ,
Чѣмъ роскоши плѣнительнаго юга,
Что свѣтлыми картинами богатъ.
На лугъ, подобный саду, какъ на друга,
Глядитъ поэтъ и, нѣжностью объятъ,
Забыть готовъ, на немъ покоя взоры,
Снѣга, вулканы, пропасти и горы.
LXXVII.
О кружкѣ пива я бы вспомнить могъ;
Но нѣтъ,-- боюсь заплакать! Съ быстротою
Летитъ впередъ Жуанъ, красой дорогъ
Любуясь и свободною толпою,
Снующею по нимъ. Тотъ уголокъ
Какъ не назвать прекраснѣйшей страною?
И если злой зоилъ ее бранитъ,
То самъ себѣ онъ этимъ лишь вредитъ.
LXXVIII.
Люблю шоссе. Безъ всякаго мученья
И за свои не опасаясь дни,
Сходны съ орломъ парящимъ, въ упоеньи
Вы мчитесь по нему. Будь искони
Устроенъ этотъ путь, тамъ, безъ сомнѣнья"
Катаясь, Фебъ лучи бы лилъ свои!
Но васъ въ пути ждетъ легкая отраба:
Surgit amari aliquid -- застава.
LXXIX.
Для всякаго расплата -- острый ножъ.
Маккіавель, всѣхъ правящихъ учитель,
Гласитъ: "тяжелъ повинностей платежъ!
Вы съ подданнымъ не ссорясь жить хотите ль --
Его казны не трогайте. И что жъ?
Убей его семью, родныхъ властитель,--
Простить все это подданный бы могъ,
Но денежный онъ не проститъ налогъ".
LXXX.
Ложилась тѣнь, когда объятъ волненьемъ,
Жуанъ на холмъ взобрался, что глядитъ
На Лондонъ (имъ гордяся иль съ презрѣньемъ --
Загадку эту кто жъ намъ разъяснитъ?).
Жуанъ смотрѣлъ съ невольнымъ упоеньемъ
На Лондона необычайный видъ,
Дивясь его могуществу и силѣ...
О, гордый бриттъ! Жуанъ на Шутерсъ-Гиллѣ!
LXXXI.
Какъ изъ вулкана гаснущаго, дымъ
Надъ городомъ носился чернымъ паромъ.
Столицу съ видомъ сумрачнымъ своимъ
"Гостиной Сатаны" зовутъ не даромъ!
Хотя Жуанъ былъ въ Англіи чужимъ,
Но онъ не могъ не относиться съ жаромъ
Къ народу, что часть міра разгромилъ,
Другую часть лишивъ отъ страха силъ.
LXXXII.
Рядъ темныхъ крышъ, кирпичныхъ зданій кучи;
Гарь, копоть, грязь, царящія кругомъ;
Высокихъ мачтъ на Темзѣ лѣсъ дремучій,
Гдѣ парусъ скрытъ отъ взоровъ даже днемъ;
Огромный куполъ, цвѣта мрачной тучи,
Что схожъ вполнѣ съ дурацкимъ колпакомъ
На головѣ шута; рядъ темныхъ башенъ --
Вотъ Лондонъ, что всегда унылъ и страшенъ.
LXXXIII.
Но не таковъ былъ Донъ Жуана взглядъ:
Онъ находилъ, что эти тучи дыма
Вселенной благоденствіе сулятъ;
Что польза ихъ вполнѣ неоспорима;
Хоть солнца свѣтъ онѣ собой мрачатъ
И копоть ихъ порой невыносима,--
Онъ находилъ (счастливый оптимистъ!),
Что воздухъ свѣжъ, здоровъ и даже чистъ.
LXXXIV.
Какъ мой герой, здѣсь на минуту стану.
(Такъ дѣлаетъ команда корабля,
Готовя залпъ). Но скоро вновь къ роману
Вернусь; отчизнѣ время удѣля,
Ей много истинъ выскажу. Обману
И клеветѣ служить не въ силахъ я;
Язвить же буду всѣхъ лишь правдой голой,
Какъ миссисъ Фрей, но лишь другого пола.
LXXXV.
О, миссисъ Фрей! ошибоченъ разсчетъ
Учить добру преступниковъ Ньюгета;
Гораздо больше пользы принесетъ
Разоблаченье тайнъ большого свѣта.
Идея переучивать народъ
Безсмысленна вполнѣ, поймите это;
Сначала (не теряя даромъ словъ)
Его исправить надо вожаковъ.
LXXXVI.
Скажите имъ, что грѣшныя забавы
Одинъ позоръ приносятъ старикамъ;
Что время имъ свои исправить нравы,
Не предаваясь юношескимъ снамъ;
Что съ толку ихъ сбиваетъ сонмъ лукавый
Наемщиковъ продажныхъ; что шутамъ,
Фальстафамъ жалкимъ сгорбленнаго Галя,
Ввѣряться стыдно, родину печаля.
LXXXVII.
Скажите имъ, что надо позабыть
Тщеславіе, когда ужъ смерть готова
Похитить ихъ, и для добра лишь жить.
Скажите имъ... однакожъ, вы ни слова
Не скажете, а я ужъ, можетъ быть,
И лишнее сказалъ; но скоро снова
Раздастся голосъ мой, правдивъ и строгъ,
Какъ въ Ронсево Роланда мощный рогъ!